Круговерть бытия

Глава 15

К полудню следующего дня мы прибыли в Петково. Уютно здесь было как в тюрьме для миллионеров, больных туберкулезом. Карательная операция уже шла вовсю. Здесь творилась кровавая вакханалия.

Помаков из группировки под названием "Выбитые зубы" в селе было как блох на Шарике. И они шустрили во всю. И не имело никакого значения, что их привычки кто-то мог счесть политически некорректными.

Ситуация становилась сложнее, чем ожидалось. Жители селения были убиты один за другим, с эффективностью, столь же точной, как тикающие часы. Уже валялось две дюжины убитых, а палач только разогревался. Он набирал ход.

Сцена резни была полна ужаса: вонь свежей крови, приторный запах тел, плавающих в коричневом пруду, вязкое мозговое вещество, разбрызгивающееся и густеющее на выжженном солнцем мостках, на которых здесь обычно местные женщины стирали белье.

Холмистый склон над местом бойни сверкал в полуденном зное, зеленые флаги ислама теперь висели на городской площади, и они развевались с крыш крестьянских хат. Село было до отказа набито разношерстными молодыми бородатыми мужчинами в грязной дешевой одежде и размахивающими старым оружием, с дикими глазами, полными рвения к их отвратительному культу смерти.

Здесь, у пруда, между изломанным склоном холма и водой, проходила узкая береговая линия из глины и зеленовато-коричневого кустарника. Сорок три приговоренных к смерти крестьян опустились на колени, оставшиеся из шестидесяти семи, которых привели сюда всего час тому назад.

Пленников окружили бойцы в потрепанных чалмах, державшие ружья наготове; запястья несчастных крестьян были связаны грубой веревкой спереди, и все они были связаны вместе длинной веревкой. Это исключало шанс, что кто-то из них встанет и уйдет, хотя вряд ли это имело значение. Никто не собирался убегать. До Дуная было почти шестьдесят километров по отчужденной земле раздираемой войной Болгарии, так какие у них были бы шансы, если бы они побежали?

Никто, сплетенный и стоящий здесь на коленях, не устоял бы перед ожидающей его судьбой. В этом не было никакого смысла, и практически все эти люди понимали, что последние несколько мгновений, оставшихся им на этой грязной Земле, лучше было бы потратить на молитву.

Главный убийца носил пару кинжалов на поясе, но это было просто для вида. Настоящим орудием убийства были не кинжалы; это был огромный ятаган, острый как бритва, который держал в руках палач в красной феске, стоявший в конце мостков.

Как было заведено в течение последнего часа, двое охранников поставили очередного заключенного на колени рядом с палачом, человек в феске взмахивал своим ятаганом, а затем, без паузы, комментариев или секундного колебания, резко бросал его на череп жертвы.

Брызги крови брызнули из головы пленника, и тело дернулось вперед, изуродованное лицо указало путь вниз, к воде. Он врезался в поверхность пруда, как и многие другие до него, и как и многие другие, ожидающие на берегу своей очереди умереть.

Сокращающийся ряд заключенных оставался пассивным, стоя на коленях на берегу пруда, более дюжины вооруженных помаков наготове стояли со всех сторон от них.

Некоторые вздрогнули от хруста черепа; другие вздрогнули от звука всплеска, зная, что их изуродованные мертвые тела через мгновение последуют этому примеру; и вскоре двое вооруженных боевиков спустились по деревянным мосткам длиной в четыре метра, ступили на глиняную береговую линию и взяли ближайшего мужчину в крестьянской одежде за плечи.

Еще двое карателей только что перерезали веревку, обвязанную вокруг его талии, поэтому ходячая команда подняла осужденного с колен на ноги и повела его обратно по мосткам, подталкивая его вперед, если он замедлялся на мгновение.

Обреченный тихо молился по-болгарски, когда он шел, сцепив руки перед собой, его глаза были устремлены на деревянные доски у его ног, а не на воду, не на десятки тел, плавающих недалеко от конца мостков… не на его мертвых друзей и товарищей.

Прогулка длилась десять секунд, а затем ноги крестьянина в чувяках остановились в луже крови у края деревянных досок. Здесь ждал главный палач, его ятаган уже был весь покрыт кровью.

Палач ничего не сказал. Крестьянин опустился на колени; он не выказывал никаких эмоций, а только продолжал молиться, теперь его глаза были закрыты. Обреченный был христианином и находил утешение в том факте, что его смерть станет мученической, как и у всех остальных.

Двое мужчин, которые доставили его сюда, сделали шаг назад; их собственные башмаки и штаны были покрыты брызгами крови, словно у работников боен. Охранники держали свое оружие поднятым, стволами прямо за ушами своего пленника, но они не стреляли. Они наблюдали, как палач поднял свой ятаган, а затем сделал очередной взмах с хекающим звуком.

Половина головы мужчины отвалилась под действием острого лезвия; тело крутанулось, накренилось вперед и упало в кроваво-красное озерцо лицом вперед со всплеском, который был идентичен двадцати пяти другим всплескам, которые предшествовали этому.

Группа сопровождения уже отвернулась, чтобы взять следующего человека в быстро сокращающемся ряду жителей злополучного села.

Сейчас сорок два.

Меня подвели к здоровенному мужику с рязанской мордой, русой бородкой и голубыми глазами. Лишь бритая голова в чалме и фасон бороды не позволяли принять его за русского. Это и был знаменитый предводитель помаков Ак-Хасан-бей.

Эти башибузуки имели такую же родственную часть с турецким этносом, как английская королева Елизавета со своими собачками.

Как известно, с точки зрения антропологии болгарский народ состоит из двух компонентов. Различная степная шваль, которую предки казаков погнали с берегов Дона и которая вместе с ханом Аспарухом сбежала за Дунай. И славянские Семь Родов, выходцы с севера. Самым большим племенем там были смоличи или смоляне, которые пришли сюда откуда-то из района будущего Смоленска. То есть русские.

Степняки в этом союзе стали главными, быстро заняли все плодородные долины. А поскольку у начальства всегда больше детей и возможности их пристроить на теплые местечки, то основная часть болгар - смуглые, чернявые брюнеты, которые внешне не слишком отличаются от тех же турок. Только что христиане. Такими были большинство из жертв.

Но в горах коннице делать было нечего. Поэтому там сохранился русский генотип во всей своей красе. Благодаря изоляции помаки сохраняют в неприкосновенности свой изначальный язык, древний облик и старые обычаи, хотя и живут рядом с современным миром. Живут они высоко; суровый горный фракийский климат переносят стойко, как дикие горные козы.

В тоже время, из-за скудности горных земель, помаки быстро стали незначительной частью болгарского народа. Правда, мусульманами. Так что среди карателей-бородачей было довольно много блондинов. Такой же внешностью обладал и сам Ак-Хасан-бей.

Вот кажется, что нам с ними делить? Однако хитросплетения большой политики развели нас по разную линию баррикад. Мы защищаем чуждых нам смуглых болгар, каких-то "двортерьеров", в чьих жилах течет кровь враждебных степных кочевников. Только за то, что они христиане и говорят на похожем нам языке.

И воюем с нашими генетическими близнецами под предлогом, что те мусульмане. Хотя те говорят на том же языке. Но почему бы им не быть мусульманами? Ведь они пока свободны, а РПЦ хочет превратить их в рабов. В крепостных.

В нашей армии ходят разные слухи, но думы о Задунайской губернии и о закрепощении болгар под сенью русского флага имеют место быть. Мы же не идиоты и не долбанутые альтруисты, чтобы рисковать своей жизнью просто так. А тут уж любой стал бы отстаивать свою свободу.

Так что, сейчас Ак-Хасан не стал бросаться мне в объятия, как это было бы в Болливудских фильмах. Брат не узнал брата по родинке. Напротив, говорящий по болгарски Хасан, так что я все понимал, приказал и меня казнить. Для полного благолепия.

Сопровождающие меня Иван и Мурад попытались было спорить, но помаки их бесцеремонно погнали прочь. Конец дискуссии.

Ак-Хасан был в табеле о рангах на более высокой ступени, так что проблемы Николай-бека и его бойцов его не волновали. Совсем. Дан приказ зачисть село и наказать всех виновных - он его и выполнял. Что тут спорить, разговоры вести?

Главарь помаков был суров, как будто в его венах текло несколько литров крови барракуды. К тому же, это реальный мир и люди здесь непредсказуемые.

Так что меня притащили к ряду обреченных и поставили в конец цепи. Сорок третьим.

Надо ли говорить, что подобный прием меня обескуражил? Чего уж говорить, я находился в сумеречном состоянии, словно кто-то ударил меня в солнечное сплетение. Аж сбледнул с лица.

Так не пойдет. Я же носитель ценной информации! Есть предмет для торга. Конечно, точную дату я не помню, но канва уже вырисовывается. Повелитель Египта Мухаммед Али ведет переговоры с Францией и лягушатники обещают ему всяческую поддержку. И через пару- тройку лет Али отложится вместе с египетским пашалыком от султана. А заодно и Сирию с собой прихватит.

А учитывая, что в египетский пашалык входит еще и Хиджаз с Меккой и Мединой, то султан автоматически потеряет титул Повелителя Правоверных. Турки сразу прекращают для всех мусульман считаться столпами веры и опорами шариата.

Кроме того, в египетские владения включена еще Нубия и восточная Ливия. И тогда вся остальная северная Африка отвалится, как отрезанный ломоть.

А что же тогда останется султану? Беспокойные Балканы и Малая Азия? Возможно еще Месопотамия, если ее персы не заберут. Или вообще ничего не останется, так как Мухаммед-Али будет предлагать русскому царю (только лишь за невмешательство) Дунайские княжества, Румелию (Болгарию и Македонию), базу в Стамбуле, то есть контроль над проливами, а также всю Армению и Колхети до Трабзона.

И все это я, понятное дело, узнал из конфиденциальных источников в верхах.

Так как помаки прекрасно понимали русский (напомню, что церковнославянский язык по большому счету болгарский и есть), то я начал орать своим стражникам, не склонным потакать капризам обреченных, "слово и дело". И проситься к Ак-Хасану. Позарез. Стесняться не приходилось, так как я был уже тридцать седьмым.

Меня били, но я не успокаивался и грозил помакам всяческими карами от султана, если они меня не выслушают. В глубине души я знал, что правда на моей стороне, и это придавало мне силы и убежденности. Наконец, когда я был уже двадцать шестым, меня решили перепроводить к своему главарю. Ух, пронесло.

Меня подвели к Ак-Хасану и я без особых церемоний стал излагать свое дело. Но моя ставка не сыграла. Я с блеском сел в лужу. Сейчас война, слухи ходят разнообразные, на любой вкус и цвет. Кроме того, стороны пытаются активно лить дезинформацию в уши противника. Да и честно сказать, где главарь банды помаков и где высшая политика империи?

Что же, если ты проиграл первый кон, это еще не повод бросить карты и выйти из игры. Больно уж сейчас моя ставка высока. Особенно учитывая, что палачу уже осталось обработать менее двух десятков болгар. А затем наступит моя очередь. На веселый водевиль здесь ничто не походит.

Что может заинтересовать Хасан-бея? Деньги, деньги и еще раз деньги. Не даром же он на такую работу подрядился? Решил в наступившей войне отхватить свою долю. Причем мелкие суммы, как людям Николай-бея, ему лучше не предлагать. Не польстится. Его люди уже с утра пытали селян на предмет спрятанных семейных "захоронок". А у таких суровых ухорезов любой расколется до самой жопы.

Кроме того, помаки отобрали полтора десятка девушек и молодых женщин. Их они продадут богатым туркам в гаремы на базарах Стамбула. А это уже совершенно другой уровень доходов. Добавлю, что за май месяц это село у Хасан-бея уже не первое. И таких месяцев впереди еще не мало. Как говорится: Кому война, а кому - мать родна.

А у меня Рокфеллеров и Вандербильтов в родне не имеется. И денег они мне не займут. Но это же не может нас остановить? Так что представим, что я наследник главных русских олигархов Демидовых и Строгановых. А заодно и Шереметьевых.

— Даю выкуп за свою жизнь в шесть тысяч серебряных рублей.

От стоящих рядом подручных главаря послышались одобрительные возгласы, только сам бей был не согласен: он скрестил на груди руки и презрительно фыркнул.

— Пятнадцать, — сказал как отрезал "Белый" Хасан.

Торгуясь, мы сошлись на десяти. К этому времени палач закончил свою работу, а я, выходит, остался жив.

Помаки, ходя гоголем, не торопились покидать село. Тут у них еще много дел. К примеру, развлекаться с женщинами. Большой секс-тур.

Конечно, такие картины вызывали шок. Но все находится в пределах здравого смысла. Помаки, преимущественно - горные пастухи. И турки тоже изначально скотоводы. А здесь, на равнинах земля очень плодородная. Это вам не Россия с ее вечными недородами. Голода здесь никогда не бывает.

Так что скотоводы, как они и привыкли, периодически производят "выбраковку скота". Вырезают самых агрессивных и непокорных христиан. Сейчас вырезали половину села, а лет через десять Петково вновь станет многолюдным. Только жители его будут более слабодушными и мягкотелыми. Так сказать турки так улучшают породу. В свою пользу.

А я решил бежать этой же ночью. К чему тянуть? Решил прыгать в пропасть - не затягивай. Бьют меня каждый день, того гляди что-то нужное отобьют. Да и посадят на цепь в зиндане, как я оттуда буду выбираться? Тем более глупо покорно ждать, когда все прояснится и мне перережут глотку.

А тут все складывается вполне прилично. Помаков в отряде Хасана наберется с полсотни. Но все же с наступлением ночи караулы они выставили. С дюжину человек.

Мало ли кого упустили и тот сбежал. А ночью придет мстить. Им такого не надо. Более того, реки пролитой крови их опьянили. Да мусульмане не пьют, но химические процессы в организме при виде массовых убийств вызвало у многих из них опьянение, не хуже чем от алкоголя. Впрочем, некоторые из бандитов, чтобы снять стресс, не побрезговали и крестьянским вином. День-то был суматошный. К тому же, если пьешь под крышей дома - Аллах не видит.

Кроме того, многие помаки продолжали насиловать женщин, которых решили не брать на продажу, а оставить в селе. А поскольку выбор был, то народ трудился не покладая... Причиндалов.

Помимо всего, обычно в селе обитает множество собак. А эти сторожа, унюхав чужака, поднимают такой шум - хоть святых уноси. А тут из-за запаха крови и обилия чужаков псы словно посходили с катушек. Так что помаки кого из собачек зарубили, кого застрелили, а остальных просто прогнали. Те лают за околицей, не переставая, организуя шумовое сопровождение.

Меня на ночь, вместе с Иваном и Мурадом, расположили в одной из пустых хат. Обстановка почти спартанская. У печки, на которой хозяева обычно готовили себе еду, я заметил некоторое количество дров. В том числе щепу для растопки. Отлично.

Сейчас у нас достаточно тепло, конец мая на Балканах уже лето, так что на ночь огонь не разжигали, печкой не пользовались. А от подготовки в таком деле, как побег, зависит, останешься ли ты в живых.

Меня на ночь связали, но без фанатизма. Не слишком туго, чтобы кровообращение не нарушить. А то останусь без рук и без ног. Я, не теряя времени даром, сразу же постарался уснуть, поставив внутренний будильник своего организма на полночь.

Где-то в это время я и проснулся. Мои охранники уже спали, издавая богатырский храп. В остальном все тихо, лишь где-то вдалеке пищали мыши. Свой побег я уже тщательно спланировал. Пора продемонстрировать профессионализм и серьезность намерений. Второго шанса мне уже не представится, и я хотел воспользоваться своим правом пленника.

Поэтому, стараясь не шуметь, стал изображать из себя резинового гимнаста. Скорчился в три погибели и протолкнул связанные позади руки себе под задницу. Безрезультатно.

Еще одна попытка. Есть! Потом долго и нудно пропихивал кончики ступней. Наконец, мне удалось извернуться и теперь связанные руки находились впереди меня. Значит, я мог ими пользоваться. Приметив печку, я осторожно, стараясь не производить никакого шума, стал перекатываться в том направлении. Скоро в своих руках я держал здоровенную острую щепку. Ну что, начнем?

Что же, как аукнется - так и откликнется. Вы к нам со злом - от зла и погибнете. Иван меня поставил на край гибели, значит свалится в пропасть самолично. И с профессиональной точки зрения это будет правильный поступок. Я намерен вершить закон по-своему.

Я подкатился к Ивану, приподнялся и вонзил острую щепку прямо в ухо дезертира. Да еще и ударил ладонью изо всех сил, стараясь, чтобы деревянное острие проникло прямо в мозг. Ладонь я разодрал до мяса, но утешался тем, что Ивану еще больнее. Из горла дезертира, словно из поврежденных кузнечных мехов, вышли пару тихих, но судорожных вздохов. И какой-то слабый всхлип. Это из легких выходил воздух

Тут же я выхватил у Ивана из-за пояса кинжал и перекувыркнулся через плечо ( а заодно и через тело бывшего русского солдата), пружинисто, как молодой леопард в прыжке, оттолкнулся ногами и, вытянув руки, обрушил трофейный кинжал на грудь татарина. Как военный, я отличался экономными и точными движениями. Татарин от шума проснулся, автоматически всплеснул руками, но я сумел продавить кинжал так, чтобы лезвие вонзилось в грудь Мураду. Окровавленное клинок, выйдя наружу, уперся острием в пол.

Не теряя времени, я подполз ближе и перехватил злобному татарину горло, чтобы он не закричал. Есть! Старый должок этому чернозадому я вернул! Теперь контроль Ивана, у которого задние ноги все еще слабо дергались. И ему я тоже перерезал горло, чтобы не мучился. И этот готов! Великолепная работа!

Теперь я снял путы с рук и с ног. Немного нашумел я, кончая охранников, но это не важно. Село Петково сейчас - филиал ада на земле. Кричат от избытка чувств некоторые помаки, насилуя женщин, в ответ им кричат от боли болгарские женщины, лают до хрипоты за околицей собаки.

Так что я могу не торопиться. Я, нащупав у бывшего солдата огниво, зажег светильник, плошку с фитилем, наполненную жиром. Поплевал на израненную щепкой ладонь. Теперь надо переодеться и вооружиться. Подготовиться к рывку. У татарина я нашел легкую саблю, напоминавшую по весу привычную мне шашку. У Ивана обнаружил кремневый пистолет. Тщательно зарядил это оружие. Осмотрев два кинжала, выбрал лучший. Чувствуется, что здесь кинжальные заводы без дела не стоят. Ножик мне тоже пригодится. Выбрал сапоги, переобулся и переоделся. Нож заложил за голенище.

Часа два ночи, пора идти. Село успокоилось. Через три-четыре часа уже начнет светать.

Я осторожно открыл дверь, стал всматриваться в ночь, стараясь, чтобы глаза привыкли к темноте. Пешком убираться - дохлое дело. Нагонят и обнаружат. Чингачгуки хреновы. К чему рисковать? Мне отчаянно нужна лошадь.

Мои зоркие глаза вбирали каждую деталь. Теперь Петково выглядело сонным или даже мертвым. Только в центре села горел костерок, возле которого ходил часовой-помак. Рядом с постом находился дом, где расположился Ак-Хасан с подручными, конюшня, где находятся лучшие лошади. Нам туда.

Воспользовавшись тем, что высокий кустарник часто скрывал меня от любопытных взглядов, по пути, в тех домах, где я предполагал наличие помаков, подпер двери какими-то граблями или тяпками. Впрочем, таких домов было всего два.

Я передвигался неясной тенью, скользил летучей мышью, как опытный диверсант. Очередной тяпкой я, с солдатской тщательностью, подпер дверь дома, где квартировал самолично Ак-Хасан. Все прошло без сучка без задоринки.

Мой план может показаться простым и даже глупым, но в этом и заключается его сила. Человеческие существа на деле до противного предсказуемы. Помаки в этом не отличаются в лучшую сторону.

К этому времени часовой, словно Будда, присел к костру ко мне спиной и не обернулся. Тупая башка, которая по прошествии ночного времени стала еще тупее. Но все же площадь довольно велика, к нему незаметно не приблизиться, а мне надо в конюшню. По любому каратель меня заметит. Свет от костра был предательским, разоблачающим...

На попятную идти уже поздно. Придется уходить с шумом. Я, ощущая себя асом до кончиков ногтей, подполз к плетенной оградке, прицелился и с силой метнул кинжал в спину часового. Тот вскрикнул. Я спешно побежал к конюшне, развивая поистине спринтерскую скорость. Когда я приближался туда, из проема вышел заспанный конюх. Увидел меня, он вытаращил глаза и ловко схватился за ручку своего кинжала. Глаза конюха вот-вот выскочат из орбит, круглое лицо раскраснелось, подбородок, украшенный короткой бородкой, трясется от волнения.

Начался танец смерти. Укол. Я распластался и достал врага кончиком шашки. Продолжая двигаться, я нанизал помака на лезвие, а потом со всей дури ударил плечом, стараясь отбросить пораженного врага с дороги.

Мусульманин вскрикнул, отлетел и попал под горячую руку своего товарища, который размахнулся шашкой и угодил в тело коллеги. Еще один укол, под немыслимым углом, поразивший темный силуэт. Короткий крик, что сразу оборвался. Ух! Сердце стучало в горле.

Сразу возле входа, куда еще падали отблески костра, я приметил лошадь. Вроде нормальная. На вид зверь молодой, здоровый. Конским бракеражем мне сейчас заниматься некогда, каждое мгновение на счету.

Не теряя времени, я рубанул шашкой по коновязи, освобождая поводок. Потом свяжу его узлом. Открыл загородку, схватил коня за гриву и махом взлетел ему на спину. Слава богу, что в этом теле я, как цирковой джигит, могу ездить без седла. Тут же взлетающей птицей выскочил из конюшни.

Из домика на другой стороны площади, напротив, вышел один из помаков, которому сильно не понравились крики на улице. Увидев меня, он ошпарил мою фигуру бешеным взглядом, и заорал как резанный. Сейчас все село сюда выскочит.

Я вытащил заряженный пистолет, мигом добавил щепоть свежего пороха на полку, неуловимым движением вытянул руку и молниеносно выстрелил. Кремневый пистолет не подвел, из дула вырвался сноп огня и дыма, а орущий мусульманин тут же упал, как подрубленное дерево. Это называется урок менеджмента.

Я развернул коня на север и помчался в ночь. Вру, не помчался.

Некоторое время, пока еще отблески костра разгоняли темноту, поехал на рысях, а потом вынужден был перейти на шаг. Не хватало еще сломать в темноте себе шею. Это был бы номер.

На выезде из села, превратившегося в дикий муравейник, я наткнулся на часового.

- Что там у вас творится? - спросил он, приняв меня за одного из своих.

Я же переоделся, а ночью все кошки серы. Я молча подъехал к нему и с быстротой молнии рубанул шашкой, снеся помаку половину головы. Обезглавленное тело рухнуло на землю. Стремясь двигаться в направлении Полярной звезды, я пустил коня шагом, понадеявшись на чутье и звериные инстинкты животного.

Так мы миновали один из скрытых пикетов помаков. Из темноты раздалось два выстрела, пуля дернула меня за рукав. Больно, но терпимо. Большая царапина, не более того. Я поспешил миновать пикет, пока они не перезарядили свои ружья. Свобода! А всем кому я был что-то должен - всем прощаю!