Кто ищет…

Глава 34

В дверном проеме Аня столкнулась с Сергеем, уткнулась ему в грудь и разревелась, размазывая слезы и кровь по лицу. Он крепко обнял ее, погладил по волосам широкой ладонью.

— Ну, хватит, успокаивайся, — произнес нарочито жестко, прижимаясь щекой к Аниной голове. — Все пройдет…

— Нет… Это всегда будет со мной, — с трудом выговорила она. — Сережа…

— Это что у тебя? — резко оборвал он, заметив кровь на ее ладонях.

Спрятать руки Аня не успела — Сергей с силой притянул их поближе, нахмурился, рассматривая порезы. Внутренне сжалась, готовясь выслушать ругань и воззвания к совести, но он не проронил ни слова. Так же молча провел ее в комнату и усадил в кресло, залез в тумбу, извлекая пузырек перекиси и бинты. Аня следила за его размеренными движениями, разглядывала Сережино сердитое лицо… Оно действовало, как горькая микстура — может, неприятно на вкус, зато целебно. Внезапно захотелось все ему рассказать, довериться даже в большей степени, чем несколько часов назад. Слова скатывались с языка, унося с собой частицу той боли, что клокотала в груди. Ощущение безнадежной прострации истлевало под напором Сережиных заботливых рук, бинтовавших располосованную ладонь.

Перестав говорить, Аня уткнулась Сергею в плечо, будто пряталась от чувства вины, просыпавшегося под его строгим взглядом. Он затянул тугой узелок, обрезал махровые края повязки, задержался, согревая ее руки своими. Потом снял с себя футболку и одел на нее, как на ребенка.

— Это того не стоит, — после нескольких минут раздумий произнес Сергей.

— У меня теперь ничего не осталось, — на глаза опять запросились слезы. — Ни семьи, ни любимого человека…

— Нет, — Сергей решительно мотнул головой. — Есть ты. Значит, ты должна жить ради себя.

Аня кисло улыбнулась.

— Тебе легко говорить… — отвернулась, разглядывая лакированный подлокотник кресла.

— Анют, почему ты так уверена, что только тебе бывает плохо? — Сергей резко перешел на грубый тон, вырывая ее из очередной волны саможаления. — Откуда этот малолетний эгоизм? Вроде уже взрослая девчонка, а все думаешь, что у всех текут молочные реки с кисельными берегами, кроме тебя!

— Можно подумать, ты испытывал нечто подобное! — огрызнулась Аня, но тут же пожалела. Желание отговариваться и сыпать гадостями невольно захватывало верх над здравым смыслом.

— Не совсем. Но было. Не надо замыкаться на себе — оглянись, и увидишь, что в душе у каждого тонет камень, круги от которого никак не перестанут бежать… Да, тебе досталось от старухи-жизни, но у нее же припасено до хрена предательств для других.

Сергей встал и вышел из комнаты. Вскоре из кухни донесся щелчок чайника и хлопанье холодильника. Бесприютная тишина повисла над Аниной головой. Казалось, что в густоте беззвучия слышно, как бьется тугими толчками ее сердце. Без Сережиной опеки стало сиротливо и зябко. Поежившись, Аня тоже отправилась на кухню. Сергей стоял около раковины и ополаскивал кружки. На плите грелся ковшик с молоком.

— Тебя тоже предавали? — спросила, присаживаясь на уголковый диван.

— Да, — не поворачиваясь, ответил Сережа.

— Кто? — это не было любопытством. Ане и впрямь казалось необходимым знать, что не ей одной пришлось пройти через подобное.

— Моя девушка, — с вымученной улыбкой ответил он, ставя чистые кружки на стол. — Но это было давно, когда я служил еще. История банальная, так что с твоей никак не сравнима.

Сергей выключил конфорку, разлил пышущее жаром молоко по бокалам, подвинул к Ане деревянную крынку с медом.

— Угощайся.

— Не дождалась? — продолжала допытываться она, запуская ложку в мед.

— Да. Причем, я ведь не знал ничего. Просто погано как-то стало на душе. Вот и написал ей: «Что, сука, натрахалась?», а она в ответ всего два слова… «Как узнал». Вот и вся любовь…

Сергей мешал молоко, забыв положить туда меда.

— Ты ее до сих пор любишь? — замирая от страха, спросила Аня. Боялась не того, как он отреагирует на подобные расспросы, ответ был важен для нее самой. Она словно примеряла на себя Сережину боль, взвешивая, сумеет ли пережить свою?

— Нет, — чересчур резкий ответ. Будто оторвал и бросил от себя еще кровоточащий кусок плоти. — Я ее похоронил в тот самый день. И тогда мне тоже не хотелось жить, казалось — больше ничего не будет и не было никогда. Но потом опомнился — оставалась мать, отец, который еще не погряз в беспробудном пьянстве. Но вот возвращаться домой я не торопился. Остался служить. Тогда как раз начался путч, вся эта грызня с развалом СССР. А потом — Чечня… Вот где понимаешь, что нет ничего дороже жизни. Там все другое теряет смысл…

Аню распирало узнать побольше о Сережиной службе, но глядя в его подернутые задумчивой пеленой глаза, удержалась. Да и не станет он рассказывать про пережитое на войне.

— Ты убивал? — все-таки не смогла справиться с любопытством.

Сережа рассмеялся. Кажется, он даже обрадовался такому вопросу.

— Тебе это знать не обязательно.

Аня тоже улыбнулась, вспомнив, как в тот день, когда Сережа спас ее, спрашивала нечто подобное. Да, теперь нападение Васькиной шайки казалось таким далеким, зыбким. Если бы все забывалось столь же быстро и легко! Отхлебнула горячего молока, пахнущего липой и акацией, наверное, все и впрямь наладится. Когда-нибудь… Но что ей делать сейчас?

— Сережка, а что делать мне? Тоже их похоронить?

Обжигаясь, Аня сделала еще глоток. Сережа ответил сразу, видимо, для него все было просто и очевидно.

— Конечно, нет. Как бы то ни было — они твои родные люди. Марина… Не знаю, о чем она думала, почему не отдала тебя родному отцу? Знаю одно — неизвестно, что с тобой случилось бы на безлюдной улице, если бы не она. Она тебя вырастила, воспитала, выучила… И нельзя так просто вычеркнуть ее из жизни. Все равно она — мать. Пусть и не родная по крови. А вот Андреич… Пока видишь в нем мужчину — не стоит пересекаться. Надо остыть, подумать, отвлечься… Не знаю. Тут я тебе вряд ли советчик.

— А ты как… отвлекался… когда с армии вернулся? — задала щекотливый вопрос, до сих пор вертевшийся на языке.

— Мужикам проще — пошел девок портить направо и налево. Мстил, — ироничная усмешка сорвалась с его губ. — А потом успокоился и просто стал жить. Но для тебя это не выход, — тут же добавил строго. — Узнаю что плохое — уши оторву.

— Я бы уехала, но куда? У меня теперь и документов-то нет.

— Все у Марины?

— Да.

— Я заберу. А про уехать, — Сереже потер подбородок, — найдем куда. У меня тетка живет в Подмосковье. Отправлю к ней в качестве дамы сердца. Заодно и откормит тебя козьим молоком.

Он перешел на шутливый тон, но в голосе все еще проскальзывала грустинка.

— Спасибо. — Аня положила свою руку на его.

— Да не за что. Иди — поспи, а я пока смотаюсь на работу. Сегодня моя первая смена после отпуска.

Аня послушно отправилась в комнату, забралась с ногами в широкое кресло и забылась. В этой дреме не было ни снов, ни печалей. Только ощущение, что кто-то большой и сильный смотрел на нее с неба. И этот кто-то, в отличие от нее, точно знал — все пройдет. Пройдет и это.

Аня бестолково сновала по Сережиной квартире. Насидевшись у Виктора, она больше не хотела замыкаться в четырех стенах. Если бы у нее было, что одеть — пошла бы прогуляться, подумать. А так… Оставалось только смотреть «зомбоящик». Звонок в дверь заставил вздрогнуть. Нехорошее предчувствие закопошилось в животе, будто кто-то поселился внутри. Нерешительно потоптавшись, Аня отправилась к двери. Может, Сергей забыл ключи?

Глазок представил взору смутно знакомого парня — кудрявого с раскосыми глазами. Где же она видела его раньше? Но Аня не стала тратить время на воспоминания. Чутье подсказывало, что открывать не стоит. Отойдя от двери, села в прихожей, обхватив колени. Очередной настойчивый звонок, за ним — еще один. Страх сменился раздражением. Он что, так и будет стоять, вдавливая пальцем кнопку?

— Откройте! Я знаю, что вы там!

Аня молчала.

— Прошу, откройте! Я частный детектив, искал вас по просьбе вашего отца! Виктора Андреевича!

Аня вздрогнула, но только сильнее подтянула ноги к груди, будто на полу разлили кислоту и она боялась в нее вляпаться.

— Я все знаю! Простите его, прошу! Он очень вас любит и искал двадцать лет! Понимаю, сейчас вы не захотите с ним разговаривать, но, может, потом решитесь на новую встречу? Прошу вас, откройте!

Послышались глухие толчки в дверь.

— Уходите! — не выдержав, закричала она. — Я никого не хочу видеть!

По ту сторону двери послышалось шуршание, а потом приглушенный топот удаляющихся шагов.

Осторожно, будто ступая по стеклу, Аня подошла к двери. Прислушалась — тишина. Замирая от волнения, открыла замок, выглянула. Безлюдный лестничный пролет с клетчатой плиткой на полу и гнутыми железными поручнями. Взгляд упал на белый листок, валявшийся под ногами. Наверное, выпал из-за ручки двери.

Аня нависла над ним, будто размышляла — брать или нет, а потом молниеносно схватила, беспощадно комкая, и юркнула обратно за спасительную преграду.

Ниже — телефоны и адреса — Московские и Тверские.

Скомкав листок, Аня отправилась на кухню. Выбросить. Нет, лучше сжечь! Еще раз столкнуться с Виктором… Нет! Аня предпочла бы броситься в огонь, чем оказаться с ним рядом. По крайне мере, настоящее пламя должно быть более милосердно, чем геенна стыда и ненависти к самой себе.

Аня села к окну и стала ждать, когда придет Сережа. Угасающее вечернее солнце отползало со двора, и вместе с ним редели мамочки с колясками и карапузами на детской площадке. Вчерашние бабули чинно вышли из подъезда и устроились на скамейке, по-хозяйски оглядывая двор. Аня готова была наблюдать даже за разноцветной кошкой, разлегшейся на капоте разбитой «девятки». Лишь бы не думать ни о чем другом и ничего не вспоминать…

Сергей пришел только к девяти. Вымотанный, понурый, будто работал гладиатором и только что побратался со львом. Аня обрадовано крутилась рядом, как щенок, наконец-то дождавшийся хозяина. Рассказывать было нечего, поесть она ничего не приготовила, поэтому звать на кухню тоже не имело смысла. Осталось только преданно заглядывать в глаза.

— Держи, — Сергей протянул широкий раздутый пакет. — Там паспорт и кое-какие вещи, мобильный.

Аня прижала авоську к груди.

— Ты был у нее? — язык присох к небу.

— Не совсем. Заходил, но Марины не было дома. Думаю, вам лучше пока не видится. Хорошо, если ты уедешь завтра с утра.

— А как же универ? — Аня невольно цеплялась за прежнюю жизнь, от которой у нее ничего не осталось. — Хотя, видеть его… Нет. Но и прогуливать тоже не очень…

— Пиши заявление на академотпуск. Я отнесу. Я взял билеты на двенадцатичасовую электричку до Можайска. Можно и раньше, но хочу тебя проводить, если не против…

— Конечно… Спасибо, Сереж, — Аня поцеловала его в щеку. Только сейчас осознала, что до сих пор комкает листок с Витиными адресами в руках. — Только… Я не поеду в Можайск.

— Как? Тебе надо…

— Да, но я поеду в другое место. Думаю, еще есть родня, которая будет рада меня видеть. По крайне мере, хочу на них посмотреть. А уже потом — к твоей тете.

— Тогда ладно. Ты ела чего?

Аня отрицательно мотнула головой.

— Зря, в холодильнике навалом харчей. Я, собственно, уже отчаливаю — на работу так и не попал, а ты голодом не морись — и так одни глаза остались. Поешь и спать. Да, заявление в деканат напиши, не забудь.

— Хорошо.

Сережа чмокнул ее в макушку и ушел, опять оставив в одиночку разглядывать стены квартиры и изученный вдоль и поперек двор. Аню лихорадило, внезапно вспыхнувшая идея пугала и одновременно притягивала. Конечно, только в мечтах все гладко, но разве от этого люди перестают мечтать?

Новый день настал слишком быстро. Аня не успела стряхнуть остатки дремы, как Сережа уже вез ее в выпрошенной у друга напрокат Митцубисси Паджеро цвета мокрого асфальта. Машина послушно вплывала в виражи, замирала на светофорах. Но Ане казалось, что она едет слишком медленно и в то же время чересчур быстро. Может, потому, что ей самой и хотелось оказаться подальше от бывшего дома, и нет?

Толпы людей, толкавшихся на перроне, смущали ее. Вот что, значит, неделю просидеть взаперти — начнешь шарахаться от собственной тени. Одергивая себя от желания спрятаться за Сережиной спиной, Аня шла рядом с ним и разглядывала возможных попутчиков. Мужчины, женщины, дети… Бесконечные кутули и сумки на колесиках… Расслабленные и наоборот, напряженные лица… Интересно, как выглядит она? Аня вздохнула. Ей и сейчас не хотелось смотреться в зеркало, не то, что вчера вечером или сегодня с утра…

— Пришли.

Сергей остановился, поставил на асфальт перрона спортивную сумку с Аниными вещами. Часть из них те, что он привез вчера от мамы, другую они купили буквально час назад в ближайшем к дому торговом центре.

— Ты звони, если что. Да и просто так…

Аня прижалась к его груди, потерлась щекой, вдыхая запах, ставший родным.

— Спасибо.

— Я это… Симку тебе новую купил — на себя записал. Но старая тоже в пакете с телефоном — перепишешь оттуда номера, какие посчитаешь нужным, — показалось, или он смутился? Похоже, Сергей не хотел с ней расставаться…

— Я буду скучать, — искренне улыбнулась, а потом, озорно сверкнув глазами, дотянулась до его губ и поцеловала.

Сережа не отпрянул, но и не ответил на прикосновение.

— Иди уже, — натужно рассмеявшись, произнес он и хлопнул ее по попе.

— Иду! Вот прямо не терпится тебе от меня избавиться!

Аня зашла в вагон, устроилась у окна, кинула сумку в ноги. Народу было немного — несколько мужчин в костюмах и с портфелями, бабушки с корзинками и с сумками, одна женщина в легком платье… Через несколько секунд раздался зычный женский голос, объявивший следующую остановку. Сережа не махал на прощание — просто не сводил с нее глаз все то время, что электричка, медленно разгоняясь, отползала от перрона…

— Прощай, — сдерживаясь, чтобы не заплакать, сказала сама себе.

Московские высотки замелькали перед глазами, словно кто-то отматывал назад пленку кинофильма. Вся эта насыщенная суета останется позади, а что ждет впереди — об этом пока не знает никто. Но стоило вылезли из подростковой скорлупы, чтобы узнать это.