Первая мысль: я напился. Это было единственным возможным объяснением моего состояния. Мне казалось, что настало утро, и я просыпаюсь, как обычно, дома, но с той раскалывающей болью в голове, какая бывает у меня от виски или бурбона. Я знал, что вылечить меня могут две таблетки аспирина и кварта апельсинового сока, а затем еще полчаса сна, но выбраться из постели, чтобы заняться лечением, было очень трудно. Пожалуй, даже невозможно, а, как вы понимаете, невозможное занимает чуть больше времени.
Вероятно, самым тяжелым моментом будет тот, когда я открою глаза. Яркий свет уже бился в веки, пытаясь вонзиться сквозь них прямо мне в мозг. Я жмурился даже с закрытыми глазами. Потом осторожно приподнял для пробы одно веко. То, что я увидел, заставило меня широко распахнуть оба глаза и резко вскочить.
Я лежал в чужой постели, в незнакомой спальне; была глубокая ночь; горел верхний свет, и какая-то девушка в бюстгальтере и трусиках, стоя спиной ко мне, что-то доставала из ящика комода.
— Детектив Голдерман! — вскричал я.
Девушка обернулась. Это была Эбби.
— Извини,— сказала она.— Я тебя разбудила? Я думала, что ты отключился на всю ночь.
Не торопясь она подошла к шкафчику и набросила халат.
У меня было слишком много причин, чтобы растеряться. Я произнес:
— Почему я это сказал?
Завязывая пояс халата, Эбби спросила:
— А как ты меня назвал, кстати?
— Детектив Голдерман,— ответил я, все еще смущенный.
Она тоже смутилась. Оглядела себя и переспросила:
— Детектив Голдерман?
И тут я понял.
— Комната,— сказал я.— Это спальня Томми.
— Ну да.
— Я был здесь один-единственный раз,— объяснил я,— когда детектив Голдерман допрашивал меня после… Это кровать Томми!
— Конечно.
Я выпрыгнул из постели.
— Ты голый, Чет,— сказала Эбби.
Я тут же нырнул обратно.
— Что… что…
— Мы с доктором тебя раздели,— пояснила она.— Он помог мне перенести тебя сюда.
— С доктором?
Мое замешательство становилось все сильнее и сильнее. Я поднес руку к голове, и мои пальцы коснулись ткани. Ощупав всю голову, я обнаружил, что она обмотана бинтами и еще чем-то вроде пластыря.
— Что за черт? — спросил я.
— В тебя стреляли.
Тогда я все вспомнил. Машина остановилась, я открыл дверь, зажегся свет, потом раздался выстрел, и я -увидел дырку с трещинами в лобовом стекле, у меня зашевелились волосы; потом — крик Эбби, и наконец резкая тьма, как будто я смотрел телевизор и у него внезапно погас экран.
Я затрепетал, ощутив настоящее благоговение перед самим собой.
— Значит, в меня стреляли?
— В голову,— уточнила она.
Это вдруг показалось мне невозможным.
— Нет, нет,— возразил я.— Если бы мне выстрелили в голову, я бы умер. Или, по крайней мере, находился бы сейчас в больнице.
— Пуля только содрала кожу.
— Содрала кожу?
Какой ужас.
— Она не попала тебе в голову,— терпеливо объясняла Эбби.— Она просто как бы скользнула сбоку. Вот здесь, над твоим левым ухом.
Я дотронулся до головы над левым ухом и почувствовал очень сильную боль. Под повязками моя голова отозвалась на прикосновение резким «бам-м-м».
— Ох,— выдохнул я и оставил свою голову в покое.
— Доктор сказал, что пуля сорвала немного кожи и оставила крошечную вмятину на твоем черепе, но ты будешь…
— Вмятину?
Все мое участие в диалоге ограничивалось изумленным повторением отдельных слов Эбби. Но я слышал сразу столько всего, повергавшего меня в недоумение, что просто не знал, о чем спросить в первую очередь.
— Просто маленькая вмятина,— повторила она успокаивающе.— Почти незаметная. Доктор сказал, чтобы ты полежал в постели день или два, а потом какое-то время старался не перенапрягаться, вот и все.
— И можно не ложиться в больницу?
— Конечно. Честное слово, Чет, это совсем легкая рана. Доктор сказал, что пролетевшая пуля сразу как бы прижгла ее, к тому же она сильно кровоточила, и кровь ее промыла, и поэтому…
— Я не хочу ничего об этом слышать,— прервал я ее. Потом осторожно приложил руку к голове — впереди, не слева — и сказал: — Больно.
— Доктор дал мне таблетки для тебя.
Эбби вышла.
Пока ее не было, у меня наконец появилось свободное время, чтобы немного разобраться в ситуации, и когда Эбби вернулась, я уже обдумал несколько вопросов, которые хотел бы задать ей. Я проглотил две маленькие зеленые таблетки, запил их водой, вернул ей стакан, поблагодарил и спросил:
— А полиция?
— Что полиция?
Она поставила стакан на столик и присела на край кровати.
— Ты их не вызывала?
— Боже праведный, нет,— ответила она.
— Боже праведный, нет? Боже праведный, почему нет?
— Потому что мафия пыталась убить тебя,— объяснила Эбби.
Я опять пришел в замешательство.
— Прошу прощения,— пробормотал я,— но мне кажется, что это как раз чертовски подходящая причина, чтобы их вызвать. Хотя бы потому, что только так можно получить защиту полиции.
Она покачала головой.
— Чет, ты разве не знаешь, что происходит, когда мафия кого-то преследует, а он обращается в полицию за защитой?
— Он эту защиту получает,— ответил я.
— Нет. Чаще всего его выбрасывают из окна. Ты что, никогда не слышал о взяточничестве? О подмазках? О купленных полицейских? Ты думаешь, Томми мог заниматься букмекерством на виду у всего Манхэттена, и полиции при этом постоянно не платили? Ты думаешь, что в распоряжении боссов Томми нет легавых, которым регулярно платит мафия?
— Да брось,— сказал я.— Ты опять впадаешь в паранойю. Ты все время…
— В последний раз, после того как ты это говорил,— напомнила она,— ты едва не получил пулю в голову.
Мне стало не по себе, хотя, конечно, это было нелепо. Смешно принимать всерьез такие вещи, это вроде старого суеверия насчет третьего, прикуривающего от одной спички. А с другой стороны, ведь сколько людей тем не менее зажигают новую спичку для третьей сигареты? Таких сотни. И я — один из них.
И все-таки то, что она говорила, в самом деле казалось мне довольно диким. В меня стреляли. В голову. Как я вообще могу думать о том, чтобы не обращаться в полицию?
— Что же мне тогда делать? — спросил я.— Боже мой, да они снова примутся стрелять, как только опять меня увидят. Я не могу пойти ни домой, ни на работу, я не могу даже пройтись по улице.
— А тебе и не надо этого делать,— успокоила она.— Доктор сказал, что ты должен оставаться в постели, так что оставайся здесь, и будешь в полной безопасности. Никто ведь не знает, что ты здесь. Никто даже не знает, что я здесь.
— Ну да,— согласился я.— Я буду лежать здесь два дня, а потом пойду, и меня застрелят.
— Нет, не застрелят, Чет,— уговаривала она.— К тому времени они прекратят тебя преследовать.
— Очень приятно это слышать. Правда, у меня есть кое-какие сомнения.
— Да не сомневайся,— сказала она.— Ты только задумайся об этом на минутку.
— Лучше не надо.
— Чет, не будь глупеньким. Спроси себя, почему они пытались тебя убить?
— Я не хочу задавать себе такие вопросы. Я не хочу об этом думать.
— Ответ заключается вот в чем,— не отставала она.— Они все еще думают, будто ты имеешь отношение к смерти Томми. Они думают, что ты работаешь на этого Наполи, или как его там, и что ты убил Томми. Поэтому они хотят отплатить Наполи, убив тебя.
— Наполи?
— Это они так думают,— пояснила она.— Глаз за глаз.
— Да, но это мой глаз, а не его.
— Но что, если они узнают,— продолжала она,— что ты не имеешь никакого отношения к убийству Томми? Тогда они больше не будут тебя преследовать.
— Дай Бог,— вздохнул я.— Только как же они узнают эту хорошую новость?
— От меня,— ответила она.
— От тебя?
— Я же собираюсь выяснить, кто убийца. Я все еще думаю, что Луиза имеет к этому какое-то отношение…
— Не имеет.
— В любом случае я уверена, что она действовала не одна. В этом деле, разумеется, замешан мужчина, который нажал на курок. Его-то я и собираюсь найти.
— Неужели?
— Да. Его арестуют. Тогда мафия тоже узнает, что это не ты, и они оставят тебя в покое.
Я покачал головой.
— Я что-то не понял,— сказал я ей.— Значит, в течение этих двух дней ты найдешь убийцу Томми, докажешь его вину и выдашь его полиции. И тогда гангстеры больше не будут пытаться меня убить.
— Правильно,— подтвердила она.
— Эбби…— Ее рука лежала на одеяле рядом с моим коленом, я накрыл ее ладонью и сказал: — Эбби, я не хочу, чтобы ты сомневалась в моем бесконечном уважении к тебе и так далее, но взгляни правде в глаза. Ты не детектив, ты только банкомет в «двадцать одно».
— Не волнуйся, Чет, я его найду,— пообещала она.
Потом Эбби встала, осторожно высвободив руку.
— Теперь спи. Мы еще поговорим завтра утром.
— Я не хочу спать.— сказал я.— Я не устал.
— Доктор сказал, что таблетки тебя усыпят.
Вообще-то таблетки меня уже почти усыпили, но я с этим боролся.
— Я не хочу спать,— уверял я.— Я не хочу говорить утром. Я хочу сейчас. Я хочу поговорить о…
— Чет,— перебила она,— извини, может, ты и не хочешь спать, но я хочу. Я собиралась принять душ, когда ты проснулся. Мне это действительно нужно. Я вымоталась, у меня все болит после того, как я помогала тащить тебя сюда, и я все еще липкая.
— Липкая? — переспросил я.
— Понимаешь, ты все залил своей кровью, Чет,— объяснила она.— Видел бы ты машину. Не знаю, что скажут люди из «Эвиса».
— Ох,— произнес я.
Неожиданно я почувствовал себя очень слабым и совсем сонным. Я моргал изо всех сил, потому что мои глаза очень хотели закрыться, а я хотел, чтобы они открылись.
— Я загляну к тебе, когда выйду из душа,— пообещала Эбби.— А утром мы поговорим. Что бы мы ни решили, Чет, это может подождать до утра.
— Хорошо.
Я больше не мог бороться, я засыпал. Лег поудобнее и натянул одеяло до подбородка.
— Пока,— пробормотал я.
— Пока,— ответила Эбби, и уже сквозь смеженные ресницы я увидел, как она остановилась в дверях, улыбаясь мне.
— У тебя классная задница,— сказала она и вышла.
Это меня чуть не разбудило опять. В течение нескольких секунд я смотрел на дверь, пока мои веки снова не отяжелели. Ну и манеры. Что ж, девушка работает банкометом в Лас-Вегасе. Вы же не станете ожидать, что она окажется непорочной, как Святая Дева. Нет, не святая, и не дева.
Мои глаза медленно закрывались, и тут я заметил, что подсчитываю месяцы. Сколько времени прошло с тех пор, как я был в постели с Ритой? Шесть месяцев? Семь. С тех пор, как она в последний раз отказалась поехать со мной на ипподром.
Это довольно много, семь месяцев. Я лежал, размышляя обо всем этом, прислушиваясь к плеску воды в душе, представляя себе женское тело, на которое льется эта вода, мечтая, что, может быть, когда-нибудь смогу любоваться этим телом; и так, пребывая в весьма хорошем настроении, что довольно странно для человека, в которого совсем недавно выпустили несколько пуль, постепенно и плавно я погрузился в спокойный сон без сновидений и не просыпался до тех пор, пока Эбби не закричала.