Куда глядят глаза василиска

Глава 13. ИГРЫ СЫТОГО КОТА

Добравшись до леса, Амальрик первым делом стянул и так уже в клочья изодранную ночную сорочку и попытался превратить ее в нечто более функциональное. Один лоскут он обернул вокруг бедер, двумя другими обвязал ноги, чтобы уберечь их от ран: кругом в избытке валялись разные острые сучки, а под слоем опавших листьев таились щербатые камни. Что бы там ни говорил принц, прежде всего он попытается выбраться из леса.

Амальрик прикинул по памяти протяженность леса и покачал головой. За оставленное ему время отсюда до границы не добраться. Но попытаться стоило. Он не из тех, кто, сжавшись в углу, покорно ждет исполнения приговора. Его народ искони был лесным, и лес ему — дом родной. Все необходимые для выживания, хотя и утраченные за тысячу лет власти, что он провел во дворцах, замках и укрытиях, навыки записаны в его генетическом коде.

Он обвел глазами окружающую местность, отыскивая ориентиры.

Солнца не было, и это существенно осложняло его задачу: деревья, безлистные, застывшие вокруг него, как скелеты в хороводе Смерти, казались одинаковыми. Черные, с искривленными узловатыми сучьями и корой, сплошь покрытой шишковатыми наростами. Мертвый лес. Яркий ковер под ногами. Амальрик прикинул, сколько лет назад осыпались эти листья. Гниение не коснулось их. Вот уж поистине была хорошая работа. И все же он, как эльф, как представитель народа, исстари находящегося в дружбе со всем растительным и животным, помощи должен искать именно здесь.

— Лес, — сказал он, озираясь, — я эльф, и я нуждаюсь в твоей защите. Прошу тебя, укажи мне кратчайший путь к границе, и, клянусь принадлежностью к своему народу, я не забуду услуги.

Насколько он знал, подобная просьба в любом ином лесу Волшебной Страны не осталась бы без ответа: флора прислушивается к голосам эльфов. Но тут не шелохнулась ни одна ветка, и не был подан ни один знак, указывавший, что лес услышал его. Возможно, он был совсем мертв?

Холод давно пробирал его до самых костей, и Амальрик тесно обхватил себя за плечи. Мороз, казалось, поселился в костном мозге и шел изнутри. С этим надо было что-то делать. Он развернулся спиной к Поляне Источника, откуда пришел, и побежал прочь от нее, стараясь твердо придерживаться выбранного направления.

Сперва на него навалились все неприятности, связанные с сидячей работой: одышка, сердцебиение, колотье в боку. Но все это было преходяще и вполне уравновешивалось чувством возвращения в мышцы живительного тепла. Члены становились все более гибкими, неприятные ощущения сглаживались, дух воспарил, а быстрое движение дало ему иллюзию свободы.

Время от времени за его спиною или сбоку, видимое лишь уголком глаза, что-то срывалось с деревьев и с шумом проносилось мимо. Он предположил, что это — ушастые летуны, шпионящие за его передвижением и доносящие охотникам о его местонахождении. Пусть следят. Бежать лучше, чем сидеть на месте, медленно окоченевая, тем более, что каждый шаг, уносящий его от Поляны, мог быть рассмотрен как шанс. Амальрик был почти уверен, что и сам принц сидит сейчас за палантиром с кружечкой бодрящего кофе и наблюдает за его метаниями, как сытый кот за мышью, высчитывая час, когда сможет спустить на него свою свору. Амальрик не позволил этой мысли парализовать свою волю и продолжал бежать.

Он ровно и быстро бежал до тех пор, пока не споткнулся об узловатый корень, выставленный на его пути неохватным дубом, и не покатился кувырком. Листва смягчила падение, но все же несколько саднящих царапин багровыми полосами вспыхнули на его изнеженной коже. Это было неслыханное дело — чтобы эльф споткнулся о корень! Обычно деревья предусмотрительно убирают с дороги все, что может помешать или поранить Добрый Народ. Это походило на подлую подножку. Амальрик поднял голову и укоризненно поглядел на дуб, имевший самый невозмутимый вид. Если он мертв, какие могут быть к нему претензии? Потом он огляделся по сторонам и ахнул. Это было то самое место, откуда он начинал свой бег, отмеченное оторванной батистовой оборкой. Итак, он дал круг по лесу. Лес закружил его. Эльфа! Это было нечестно. Это отняло у него драгоценное время, бесценные силы… и блаженную уверенность в том, что у него есть шанс.

Охваченный паникой уходящего времени, Амальрик кинулся в бега, стараясь по возможности отклониться от взятого прежде направления, чтобы вновь не описать круг. Он, как безумный, продирался сквозь кусты, оставляя на их колючих ветвях клочья легкой ткани, а когда везло меньше — то и собственной шкуры. Ветки хлестали его по глазам, и через час он рухнул наземь почти без дыхания… на том же месте, отмеченном клочьями рваной оборки.

Тогда он плюнул на уходящее время, перевернулся на спину и стал смотреть в небо, клубящееся над ним и перечеркнутое паутиной черных, словно обугленных сучьев. Лес не откликнется на его мольбу, потому что играет вместе с принцем в его кошачьи игры.

Небо скрывалось под плотным покровом туч, и движение солнца не могло указать ему время. Лишь когда рисунок ветвей на темнеющем небе стал менее четким, Амальрик понял, что роковой час наступил. Преодолевая слабость отчаяния, он поднялся на ноги. Они его, конечно, растерзают. Речь шла не о спасении жизни, но о сохранении достоинства. В одной руке он сжал нож, в другой — подобранный с земли обломленный сук, и встал так, чтобы дуб защищал его спину. Потом в его голову пришла лучшая мысль, он бросил дубинку, зажал нож в зубах и полез наверх, на дерево.

Это не было легкой задачей, и когда он, наконец, угнездился в удобной развилке, все тело его было сплошной ссадиной. Тьма сгущалась вокруг, становясь непроглядной, наполняясь шорохами и звуками, которые трудно было бы принять за естественные голоса колеблемых ветром крон и перестук веток. Внизу, под дубом, собирались охотники. Амальрик отыскал рядом с собой подавшуюся ветку и вооружился ею вместо той, что ему пришлось бросить на земле перед штурмом дуба.

— Он здесь, — довольно сказал кто-то снизу, и блеснула пара желтых глаз.

— Пахнет страхом.

— Пари, что не продержится до полуночи!

— На что? — хором поинтересовались еще несколько голосов.

— На костный мозг и глазные яблоки.

— Принято, — подумав, отозвался чей-то зверский голос. — Ну что, уже можно?

— Принц велел передать — пора! — каркнул из ветвей над самой головой Амальрика голосок с ехидцей, явно принадлежавший летуну, и Регент подавил желание стукнуть его дубиной, ориентируясь на звук: силы следовало поберечь для более серьезных противников.

Толпа под деревом огласила лес долгим торжествующим воем, и по фосфоресценции их глаз Амальрик определил, что их собрались тут сотни, многими рядами окружившие его убежище.

— Он там мерзнет, — предположил кто-то. — На нем же нет шкуры. Он, может, сам свалится, как созревшая груша.

Амальрик пожалел, что у него в руках лишь нож, а не лук, а за спиною нет колчана с полусотней добрых ореховых стрел. Как бы славно он бил их с этой позиции по блеску глаз!

— Он не сторожевик и не воин, — продолжали рассуждать под деревом. — Он — кабинетный работник, и должен быть нежным на вкус.

Прошло еще некоторое время, в течение которого свора под деревом обсуждала вкусовые качества Регента и его шансы продержаться лишние четверть часа. Кто-то робко предположил, что, если повезет, тот может протянуть до рассвета, но был тут же грубо высмеян и стыдливо смолк.

Около часа затем под деревом слышалось только хриплое нетерпеливое дыхание, и Амальрик морщился, обдаваемый смрадом этих глоток. Потом к кому-то пришла мысль, что можно попытаться забраться на дерево и снять оттуда жертву. Идея быстро распространилась, и, невзирая на яростные протесты тех, кто ставил на более длительный срок, самая нетерпеливая тварь принялась лепиться по стволу вверх. Когда она достигла нижних ветвей, дело у нее пошло быстрее. Амальрика в его развилке опахнуло зловонным дыханием, и, собравшись с духом, он что есть силы опустил узловатый сук на поднимавшуюся башку прямо меж мерцающих желтых глаз.

Удар сопроводился устрашающим хрустом, тварь сорвалась и рухнула вниз, в кишащую толпу своих соплеменников, добрая половина которых приветствовала акт самозащиты Амальрика возмущенным ревом, словно он совершил нечто, выходящее за рамки правил игры, а другая — та, что на него ставила — столь же громко его одобрила. Как бы то ни было, череп чудища оказался проломлен, коллеги со смачным чавканьем разделили между собой его бренные останки, и противостояние (противосидение?) продолжилось.

Хуже всего был холод, одуряющий, сводящий с ума и лишающий воли к жизни. Амальрик с иронией подумал о том, что хваленое эльфийское бессмертие, коему страшно завидуют люди, есть всего лишь невозможность умереть от старости. Он наверняка подхватит чудовищное воспаление легких. Впрочем, не успеет. Идиотская надежда заставляла его безотчетно считать часы до рассвета. Но что ему это даст? Здесь они не боятся дня, поскольку в этих краях они в своем праве. Ни один из них не уберется с первым проблеском дня, а день не принесет с собой тепла. Через какое-то время они, вероятно, додумаются поджечь дерево, и тогда он задохнется в дыму.

Но не огонь и не дым ждали его на этот раз, а нечто совсем иное. Уже некоторое время его слух щекотал еле слышный свистящий звук… и скрежет, напоминающий сыплющийся песок. А потом… Смертельный ужас оцепенил его, лишил языка, так что он не смог бы издать даже вопля, когда по его обнаженной коже заскользило что-то длинное, холодное, липкое. Как будто его облизывал чей-то язык. Или это змея опоясывала его. Это продолжалось какое-то мгновение, но это время, когда он утратил саму способность дышать, показалось ему длиннее всей оставшейся за плечами жизни. Оно исчезло с тем же шипящим звуком, и Амальрик смог, наконец, судорожно выдохнуть. И в тот же миг, словно привет напоследок, острые зубы впились в его колено. Он невольно вскрикнул, толпа внизу отозвалась заинтересованными голосами. Хватка невидимых зубов отпустила.

Трясущимися руками Амальрик ощупал свое колено. Оно стремительно распухало, и саднящая боль в нем была совсем иной, нежели от простого укуса. Яд! Когда эта поднимающаяся волна достигнет сердца, он умрет! Он действовал, не думая. Разулся, сделал из обмоток жгут и перетянул им бедро, не позволяя крови идти вверх. Стиснув зубы, ножом рассек место укуса и, сложившись в три погибели, принялся отсасывать отравленную кровь, сплевывая, когда набирался полный рот. Сердце неистово колотилось, и весь эльф был сгустком ужаса и боли. Он даже забыл о холоде. Зато вспомнил о Светлом Совете. Подонки! Они его сдали, сдали! Наверняка о его похищении уже всем известно, но пока они сподобятся отправить Черному трону ноту протеста, он уже двадцать раз успеет перевариться. Нота протеста! Он вполне представлял, как долго Рэй способен вести забавляющую его игру в переговоры о выдаче пленника, которого давно нет в живых. Одна лишь Джейн может выказать в этом деле некоторую твердость и добиваться своего. Не из теплых чувств лично к нему, а из принципа. Остальные равнодушно, а может быть даже и с некоторым облегчением скажут: «Эльф проиграл! Ну что ж, не вечно ему быть на коне.» Глупцы! Потом, от скуки, принц возьмется и за них. Черный трон питается войной. О войне вопит каждая черточка в облике их предводителя. О, как подвела его Королева!

Где-то вдали, на самой грани слышимости безутешно рыдала баньши, привидение-плакальщица. В общем-то сама по себе она довольно безобидна, и ничего другого по сути своей сделать не способна, но все же ее отчаянный плач сильно действовал на нервы.

Волчий хвост рассвета высветлил небо на востоке. Та, меньшая часть, что ставила на него, взвыла, приветствуя свой выигрыш и облизываясь. Скоро кто-то сыграет польку на дудках из его костей. Нога отекла, и Амальрик едва мог шевелить ею, но признаков отравления не чувствовалось. Он снял повязку и принялся осторожно массировать ногу. Нечисть под деревом казалась сонной. Интересно, принц у палантира тоже бодрствовал всю ночь? Впрочем, это риторический вопрос. Он не настолько проворен, чтобы воспользоваться отсутствием чьей-то бдительности. Да и лес не позволит. Лес, не простивший обиды и не понявший, что так было нужно. Никто не склонен к самопожертвованию, все — эгоисты. Даже сейчас Амальрик не сожалел ни о чем. Он взвесил нож в своей руке. Теперь надеяться было не на что, а он не хотел, чтобы они разорвали его на куски живьем. Каково-то это будет, когда смерть вонзит в него свой холодный острый зуб?

Он чуть не свалился с дерева, когда почувствовал прикосновение чьих-то пальцев к своему запястью. Первым его побуждением было вскрикнуть, вторым — пустить в дело нож, третьим — преклонить колено. Измученный, он ничего этого не сделал.

Она сидела рядом с ним, верхом на ветке, одетая по-мужски для быстроты и ловкости движений.

— Кар… — хрипло прошептал Амальрик и закашлялся. — Королева!

Она цыкнула, и он понял, что от глаз и прочих сенсоров своры она укрыта иллюзией.

— Тебе придется пошевелиться, любезный Регент, — заявила она. — Я скрою нас обоих, и мы поспешим добраться до границы.

Ее слова на пути от губ к его ушам словно преодолевали какую-то преграду, и вместо того, чтобы внимать им, он сидел и тупо смотрел на нее. Менее всего он рассчитывал на помощь с ее стороны. Может быть, это колдовской морок, насланный жестоким принцем? Наваждение?

Наваждение протянуло руку и крепко, причинив боль, встряхнуло его.

— Если ты думаешь, что мне приятно сидеть рядышком с тобой на дереве, то очень ошибаешься. И эти хари внизу тоже мне не очень-то симпатичны.

Все-таки это была она, собственной августейшей персоной. Новая ее ипостась, с угрюмой озабоченностью в глазах.

Поляну сотряс вопль обиды и злобы, когда исчез дуб, стоящий в кольце армии нечисти. Они вскочили и заоглядывались, но прежде, чем кто-либо сошел со своего места, тот леший, которому Рэем было поручено руководство всей операцией, и бывший сообразительнее прочих, а может, более других дороживший своей шкурой, громогласно велел замереть и не сходить с места.

— Надо немедленно доложить принцу! — визгливо крикнул он. — Эй ты!

Летун спланировал к нему на перепончатых крыльях.

— Лети в Замок и доложи.

— Если принц следил в палантир, он уже знает…

— Не пререкаться!

Летун мигом снялся с места и скрылся по направлению к Замку. Стало уже совсем светло, и происшедшее мигом сняло со своры всякую сонную одурь. Потом дуб нарисовался снова, но, совершенно очевидно, никто более не искал укрытия на его обнаженных ветвях. Свора взвыла, полагая, что провинилась, и теперь не избежать децимации.

Прошло совсем немного времени, мерзлая земля донесла до них гулкую дробь, и верный Расти вынес к подножию дуба Рэя со следами бессонной ночи на лице, все еще украшенном, правда, уже смазанной ритуальной раскраской.

Предводитель своры пустился в сбивчивые объяснения, из коих следовало, что лично он не смыкал глаз, но принц отмахнулся.

— Я понял, — сказал он. — Знаю этот фокус. Все отойдите на двадцать шагов назад. Не смейте ничего делать. Всякому, кто хотя бы случайно причинит ей вред, будет хуже, чем эльфу.

Его приказ был немедля и в точности исполнен. Не говоря ни слова более, Рэй тронул Расти и пустил его шагом, осторожно следуя за изменениями знакомого ему ландшафта. Так он ехал некоторое время, чуткий, как борзая.

Солли размашисто шагала по лесу, таща за руку спотыкающегося эльфа. Он продержался дольше, чем ожидалось от такого хлипкого тщедушного существа, но сейчас наступила релаксация, и он превратился в то самое хнычущее ничтожество, каким так хотел увидеть его Рэй.

— Я не могу, — шептал он чуть слышно. — Позволь мне отдохнуть!

— Не позволю! — отрезала Королева. — Шевелись.

Он упал.

— Подымайся! — в ее голосе не было жалости. — Духи, сколько с тобой хлопот! Прибереги истерику для дома!

Он покачал головой.

— Зачем? — спросил он. — Тебе проще было оставить все как есть. Ты же не питаешь ко мне привязанности?

— Верно, — ухмыльнулась она. — Но я — твоя Королева! И делаю, что хочу. Подымайся! Не тащить же мне тебя на руках, чтоб тебя черти взяли! Просто Рэй перестает мне нравиться, когда играет в такие игры. И я предпочитаю, чтобы он развлекался со мной, а не с тобой. В определенном смысле я его к тебе ревную.

— Все равно ни один замок мне теперь не защита.

— Тогда отправляйся в этот ваш священный Хайпур, чтобы Джейн приютила тебя. Твой-то век немерянный.

Она резко смолкла и приложила палец к губам. Амальрик, лежавший на земле, еще раньше, чем она, ощутил, как та дрожит под конскими копытами. И тут же Королеву окликнули по имени.

— Солли! — кричал Рэй, озираясь. — Солли, покажись!

Она почти перестала дышать.

— Солли, я знаю, это твоих рук дело. Больше никто на этот трюк не способен. И не заинтересован в нем.

Амальрик с тревогой смотрел на Королеву Соль. Эти люди! Сплошные комки эмоций. Что она сделает в следующую секунду?

— Солли, прошу тебя, перестань меня дразнить!

Губы Солли шевельнулись, и Амальрик прочитал по ним: «Ты просишь!»

— Верни мне его сейчас же!

«Ты требуешь!»

— Солли, прекрати валять дурака! Ты не можешь так со мной поступить!

Она закусила запястье, и лицо ее выражало столь интимные, совершенно неприкрытые чувства, что Амальрику стало неловко, и он опустил глаза на жухлую траву. Она изнемогала от внутренней борьбы, и игравшие ею страсти сравнимы были по силе лишь с обидой, мольбой и гневом, которыми гремел голос Рэя.

— Солли!

Ему надо было нанести всего лишь еще один удар, чтобы рухнула крепость ее решимости. Если сейчас он скажет: «Я люблю», она выдаст его. Несмотря на жалкое положение, Амальрик презрительно скривил губы. Люди! Как много значит для них определенное сочетание звуков! Как будто недостаточно взгляда, интонации, жеста! Если бы она поглядела на своего принца, вооружившись разумом, она бы прочла те два слова, не вынуждая его к этой капитуляции. Пока же он дорожит своею свободой, и пока ее манит сладкий пряничек власти, и пока она готова выполнять сопряженный с нею долг, выигрывать здесь будет Амальрик.

— Дрянь! — бессильно выкрикнул Рэй, разворачивая коня.

Солли отшатнулась, будто ее ударили по лицу.

— Будь ты проклята! Хочешь настоящей войны? Ты ее получишь! Сама в этом виновата.

Конь и всадник скрылись в лесу. Солли шмыгнула носом и помогла своему Регенту подняться.

— Тебе и в самом деле лучше убраться в свой Хайпур, — сказала она, не глядя ему в глаза. — Мне тошно видеть твою физиономию.