Куда глядят глаза василиска

Глава 7. НИКТО, КРОМЕ МЕНЯ

Рэя и Расти объединял чемпионский характер, в равной степени свойственный и тому, и другому, и это стало для принца настоящим благословением — подгонять коня у него не было никаких сил. Ему удалось подтянуться и сесть верхом, но это оказалось все, на что он в теперешнем своем состоянии был способен. Удар оглушил его, и Рэй на некоторое время потерял чувства равновесия и боли, и если первое очень его обеспокоило, то последнее в некотором отношении сыграло на руку. Когда воздух вокруг наполнился свистом стрел, он ощутил лишь несколько резких толчков, и только благодаря панцирю Расти, звоном откликавшемуся на попадания, запоздало догадался, что те достигли цели.

Бравый конь, преданный хозяину, пустился с места в бешеный галоп, и, боясь свалиться, Рэй упал к нему на шею, крепко обхватив ее руками. Он слышал за собой звуки погони, но серый туман беспамятства с кровавыми прожилками боли постепенно затягивал его сознание, и он с трудом, как через какую-то вязкую субстанцию, проталкивал сквозь него мысли. Жизнь его зависела от того, удастся ли ему уйти, а для этого требовалось как минимум удержаться в седле. Они не догонят Расти, если в их распоряжении не окажется какой-нибудь волшебный скакун, а всех обычных Расти превосходил силой и быстротой, как сам он, Рэй, любого из обычных людей превосходил воинским искусством. Второй его мыслью была та, что никогда раньше его не ранили столь тяжело. Боль пришла через несколько минут бешеной скачки, немного прояснив сознание и в клочья разорвав туман. Теперь он всеми нервами ощущал каждый шаг коня, невыносимо страдая от тряски. В нем засело как минимум с полдесятка стрел, кровь, смешиваясь с дождевой водой, стекала по лошадиной броне на землю, оставляя след, по которому эльфы могли идти, как гончие псы. Боль была безумной, единственным спасением от нее казалась потеря сознания, и только сам Рэй знал, как он к ней близок. Но потеря сознания в его теперешнем положении означала плен и немедленную смерть, а потому он вслушивался в свою боль и разве что не умолял ее остаться, жечь его еще и еще, чтобы не дать сомкнуться этому коварному туману, несущему лживое избавление.

Расти уходил по краю постепенно повышавшегося и наконец ставшего обрывистым берега, верхняя кромка которого густо поросла кустарником. Конь мчался напролом, колючие ветки соскальзывали по его великолепной броне, а вот всадник был для них желанной добычей. Ветки вцеплялись в оперение торчавших из бока, плеча и бедра Рэя стрел, и шевеление их в ране заставляло его думать обо всех муках ада, в который верили в мире, где он прошел обучение воинским искусствам. Впрочем, если его кто-то удосужился придумать, значит, он где-то есть. Взбешенный этой невыносимой болью, Рэй попытался вырвать стрелы, но древки одно за другим обламывались под его нетвердой неловкой рукой, а жала оставались в теле. Скверно!

Ветки хлестали его по лицу, впивались в волосы и отцеплялись с явной неохотой, каждый раз грозя лишить его глаз или скальпа. Рэй, как мог, прикрывал лицо сгибом локтя и отчаянно цеплялся за отступающую под напором кровавого тумана боль. Она уходила все дальше, наверное, вместе с кровью, покидавшей его тело, и вместе с уходящим сознанием. Потом его крепко ударила земля, гулко, словно бубен, отзывавшаяся на удаляющийся стук конских копыт. Ветви прибрежного кустарника не выдержали его тяжести, прогнулись и подались, и Рэй покатился вниз по глинистому склону, загоняя жала сидевших в нем стрел еще глубже и разрывая ими свою и без того истерзанную плоть, придя в себя от дикой боли и страстно желая лишь одного: умереть сию же минуту, чтобы не попасть беспомощным в руки врагов.

Он упал в ледяную воду, освежившую и приведшую его в себя настолько, что он попытался выбраться на сушу, и ему удалось вытянуть свое тело по пояс, прежде чем силы и сознание окончательно оставили его, и он уронил голову в намытую дождем грязь.

Камыши, печально мокшие у берега, были изломаны его падением и покрыты пятнами крови. Кровяное пятно расплывалось и на воде, пузырившейся под дождем, однако человеку, потерявшему сознание, пусть даже сколь угодно Могущественному, было все равно.

* * *

Туман перед его взором расползался на клочки, но то, что ему удавалось разглядеть в его промежутках, было ненатуральным и странным. Ему чудилось, что его скачка продолжается, но мелькающие фрагменты леса были разорваны, бессвязны, перетасованы и перевернуты, как в калейдоскопе, и он не знал в точности, отдается ли в его ушах стук копыт Расти или же биение собственного пульса. Боли не было, и это заставило его заподозрить, что он, возможно, уже попросту умер. Не торопясь, спокойно, насколько это возможно, он обдумал эту версию и, чтобы утвердиться в ней или отвергнуть, попробовал пошевелиться. Бесполезно. Он не ощущал боли, но не ощущал и собственного тела. Однако мелькание остаточных галлюцинаций сменилось иной картиной. Клочья тумана остались, они плыли перед его глазами, но вокруг было темно, как будто он находился в помещении, расположенном под землей, и где-то вне его поля зрения горел огонь, дававший знать о себе лишь благодаря отбрасываемым бликам. Рэй подумал, что, возможно, потерял чувствительность из-за слишком тугих пут, что означало плен.

Меж бликами огня и клочьями тумана, которые, кстати, с равной вероятностью можно было бы истолковать как ищущий выхода дым очага, мелькнуло лицо, и он всеми силами души вцепился в этот образ, осознав, что только тот способен все связать воедино и придать смысл происходящему. Все равно, какой это будет смысл. Хотя, возможно, это был просто какой-то мимолетный дух.

Голову духа украшали длинные, круто вьющиеся волосы, что выдавало в нем женщину. Тонкий склоненный профиль был виден нечетко, но на белом лбу поблескивали бисеринки пота, а полные губы были плотно сжаты и оттого несколько бледны. Это склонившееся создание что-то делало с ним, Рэем, что-то достаточно трудное и важное для него, и Рэю удалось увидеть, как изящная кисть с длинными пальцами взметнулась утереть пот. Это худенькое личико сердечком, тонкие, надломанные в усилии брови. Клочья дыма, проносясь куда-то, где был, вероятно, выход, затуманивали казавшиеся знакомыми черты. Интересно, на кой черт ей с ним возиться?

— Сэсс?! — позвал он.

Существо вздрогнуло, прервало свое занятие и придвинулось ближе. Лицо, немного испуганное, но полное ожесточенной решимости, оказалось совсем близко, и он понял свою ошибку.

— Солли?

Королева эльфов прижала ладонь к его губам, запрещая говорить, но он сердито мотнул головой и обрадовался тому, что это движение ему удалось.

— Я, конечно, — быстрым шепотом сказала она. — Ну кто, кроме меня, протянет тебе руку помощи?

— Почему я не могу шевелиться?

— Я одурманила тебя.

— Что за… черт?

— А как, ты думаешь, иначе я могу вытащить все то железо, которым тебя нашпиговали, словно цыпленка — салом? Тут же надо резать! Успокойся, тут ты в безопасности.

Она внимательно поглядела в его глаза, с явным неудовольствием покачала головой и высыпала на стоявшую у ее ног жаровню еще горсть белесых лепестков. Те вспыхнули, воздух наполнился сладким, пряным, слегка удушливым ароматом, и благоуханный дым вновь заволок взор Рэя, на этот раз — более основательно.

* * *

В бреду он снова вез ее по лесу в своем седле, и запах ее распущенных кос кружил ему голову, а под рукой прощупывались ее тонкие, как у птицы, ребрышки. Он слышал ее голос, но не разбирал слов, а Расти выступал медленным шагом и тянулся к одуванчикам.

Здесь было нечто несообразное. Во-первых, откуда бы здесь, в его мертвом лесу, взяться одуванчикам? Во вторых, когда он подвозил Солли, ничего подобного он не испытывал: волосы ее, как будто, ничем особенным не пахли, и его вовсе не трогала хрупкость ее скелета. Эта теперяшняя была какой-то совсем другой Солли, не той потешной малявкой, какую он знал с трехлетнего возраста. Эту он не знал. Знал только, что она сидит здесь потому, что хочет этого сама, и что нет закона превыше ее прихоти.

Потом он вновь вернулся туда, где уже был, в какую-то полутемную комнату, где при первом его пробуждении горел яркий и жаркий огонь. Но сейчас здесь было все по-другому. Огонь, по-видимому, погас, а белый дневной свет лился из полукруглой дыры, приходившейся напротив его лица, и был смягчен массой вьющейся зелени, драпирующей отверстие по краям.

Рэй огляделся, насколько это позволила его туго забинтованная шея. Его ложе стояло в пещере, чьи стены сплошь были затянуты цветами и зеленью, возле своего изголовья он обнаружил холодную жаровню, а у другой стены, противоположной той, где лежал он сам, громоздилась охапка ароматных луговых трав с явным преобладанием колокольчиков и васильков, а поверх сена — легкие покрывала из разноцветного шелка. Сам он был старательно перебинтован, но не закован в кандалы, и боль, напоминавшая о себе при каждом движении, казалась лишь отдаленным воспоминанием о той, прежней боли. Но обстановка была незнакомой, а следовательно таила в себе неведомые опасности. Рэй, с трудом согнув руку, пошарил у себя на груди и подскочил бы, если бы мог. Листа — ключа к его Могуществу — не было на привычном месте. Несколько секунд он дико озирался, пока не увидел его висящим на деревянном столбике, что крепил свод пещеры. Рядом висела Чайка. Вопрос, сможет ли он до него в случае нужды дотянуться, представлялся ему более, чем академическим. Он поразмыслил и пришел к выводу, что паниковать рано. Если его заботливо лечили и не побоялись оставить нескованным и при оружии, значит, пока ему ничего не угрожает. Кроме, может быть, опасности умереть от голода.

Ветви, скрывавшие Убежище от нескромного взгляда снаружи, раздвинулись, и в пещеру шагнула его Хозяйка, которую он, несмотря на то, что стояла она против света, тут же узнал.

— Здравствуй, Королева, — сказал он.

За ней оставались крохотные лужицы воды, видимо, она отлучалась искупаться. Босая, как почти всегда, Соль, Королева эльфов, скользнула к его лежанке, сделанной из того же душистого сладкого сена, что и ее собственная, и опустилась на колени.

— Моя власть над травами чего-то стоит, — удовлетворенно заметила она. — Лихорадка прошла, и раны уже не кровоточат. Здорово ты меня напугал. Я опасалась, что ты либо уже умер, либо отдашь концы у меня на руках.

— Пожалуй, в этом я готов с тобой согласиться, — кивнул он. — Где это мы?

— В моем тайном Убежище, — пояснила Королева.

— Тайном — для кого?

— Даже для эльфов, мой беглец. Таких у меня множество по всей Волшебной Стране, и только сама я знаю, где они спрятаны. Местечко это я, к тому же, накрыла колпаком-невидимкой, так что даже в палантир тебя никто не найдет. Так что ничего не бойся. Я намерена поставить тебя на ноги и отпустить с миром.

Рэй молча некоторое время рассматривал ее.

— Несмотря на то, что у меня война насмерть с твоим народом?

Она пожала плечами.

— Ты делаешь то, что должен делать. Амальрик и Белый трон — тоже. Это их и твои дела. А я делаю только то, что мне хочется. Мне хочется, чтобы ты был жив и здоров, и не подумай, будто я такая благородная. В конце концов у меня насчет тебя шкурные планы.

Рэй продолжал смотреть на нее, все больше укрепляясь в том, что он не знает эту четырнадцатилетнюю девушку, хотя, как это ни парадоксально, знает ее с детства. Где-то в глубине его души шевельнулся холодок настороженности: никто лучше него не знал, что она — фальшивая Королева, но тем более непонятным было некое окутывающее ее дрожание воздуха. Тут присутствовало какое-то волшебство, непонятное, а потому опасное. Он даже моментом подосадовал на то, что Волшебная Страна полна героев, и многие из них даже симпатичные, а вот именно его угораздило вскружить голову малолетней Королеве. Но при воспоминании о волшебстве ток его мыслей принял иное направление.

— Какой я был дурак! — воскликнул он. — Я же должен был… ну, то есть, я мог догадаться!

— Не дергайся, — предупредила его Королева. — А не то швы разойдутся, и снова начнется кровотечение. О чем ты должен был догадаться?

— О том, что твой паразит-Регент способен колдовать, пользуясь чужой энергией. Подумать только, доверься я одним своим кулакам, я преспокойно бы до него добрался! Хотя тогда меня срубила бы леди Джейн. Похоже, в тот день у меня не было шансов. И впредь не будет, если я не удосужусь изобрести нечто нетрадиционное. Так что, Солли, мне, можно сказать, засчитано самоубийство. Умнее буду.

— Тебе этого мало? — Солли указала на бинты. — Бросил бы ты эту затею.

— А что прикажешь делать? Цветочки собирать?

— Я не оставляю надежды в будущем приохотить тебя к этому безобидному занятию.

Рэй перевернулся на бок, но сделал это, кажется, чересчур резво и подавился вскриком боли. Нельзя ли воспользоваться тем, что она вроде как влюблена в него?

— Солли, солнышко, — сладко сказал он, — Амальрик ведь твой подданный, верно? Почему бы тебе не выдать его мне для скорого и справедливого суда за совершенные преступления, и не замять все дело миром?

Она насмешливо поцокала язычком.

— И лишить тебя цели и смысла жизни? И ты, надо полагать, свершив свое скорое и справедливое мщение, охотно примешься собирать вышеупомянутые цветочки?

— А я серьезно.

Рэй смотрел не мигая, одержимый внезапным и острым желанием подчинить себе волю самого независимого из духов Волшебной Страны. Он знал, что бесы, живущие в его глазах, вполне справляются с делом, когда оно касается любой из обычных девушек, тех, что существовали для него во множественном числе.

— А если серьезно, — задумчиво сказала Солли, — какая я, к черту, Королева, если вот так возьму и выдам на расправу своего подданного, будь он хоть тысячу раз виновен? Рэй, я не отдала бы и самого завалящего, но Амальрик для меня бесценен… хотя я терпеть его не могу! Рэй, на это я не пойду никогда, и прошу тебя удовольствоваться тем, что я спасла тебе жизнь.

— Спасибо, что напомнила.

Он откинулся на свою подушку, перехватив брошенный в свою сторону искрометный взгляд.

— Я знаю способ нас помирить, — со смехом в голосе сказала Королева Соль. — Посмотри-ка сюда.

Она исчезла где-то в глубине своего схорона и вернулась с подносом, где горделиво возвышался накрытый белой салфеткой кувшин, испускавший парной молочный дух, лежал ломоть сыра, горбилась круглая булка хлеба и пузатился горшочек, откуда доносился сводящий с ума запах меда.

— Ты был без сознания три дня, — напомнила она. — Мак знает свое дело. Но теперь ты голоден. Чем лучше ты будешь есть, тем скорее затянутся твои раны.

Уговаривать Рэя, впрочем, не приходилось, и Королева улыбалась, наблюдая его зверский аппетит.

— Теперь тебе, я полагаю, нечего желать? — поинтересовалась она.

— Кроме разве что доброго куска мяса, — шутливо посетовал Рэй, чем несказанно смутил свою Хозяйку.

— Я — вегетарианка, — сказала она с вызовом. — Как бы я могла требовать подчинения от зверей и птиц, если бы ела их мясо?

— Ясно.

Там, за входом в пещеру, солнце опускалось к горизонту, окрашивая воды реки в цвета расплавленного золота. Королева встала со своего места и принялась собираться в путь.

— Разве ты не останешься? — спросил немало удивленный пациент.

Она покачала головой.

— Я была здесь неотлучно, пока ты валялся без чувств, но мне нужны причины, чтобы оправдывать длительное отсутствие. Один раз я как-нибудь отболтаюсь, но если я каждую ночь буду проводить неизвестно где, Амальрик встревожится и, чего доброго, возьмется за мною следить. Разумеется, он сделает это ненавязчиво и тактично, но мне, тем не менее, не хотелось бы осведомлять его о каждом своем шаге.

— Не ты ли пару часов назад толковала о том, что вольна делать все, что твоей душе угодно.

Солли вздохнула.

— Ну да. Но Амальрик всегда в курсе делишек своих Королев, и его вмешательство в них, практически, традиционно. Я могу скрыться от глаз его шпионов, но не от его логики. О да, он не смеет указывать Королеве, что и как ей надлежит делать, но никто не запрещает ему таким образом направить течение событий, чтобы Королева вынуждена была поступать так, как это выгодно ему. Он утверждает любовников своих Королев и избавляется от них, если считает это необходимым. Старый лис, разумеется, не пойдет на открытый конфликт, но если он всерьез примется гадить, мне, я думаю, придется очень туго. Иногда я думаю, что в его лице обзавелась деспотичным папочкой.

— Царствуешь, но не правишь, рыжая Королева?

Она кивнула и направилась к выходу.

— Я не опасаюсь теперь за твою жизнь, — сказала она. — Завтра я приду снова.

— Как ты доберешься до своего замка, или что там у тебя? Он настолько близок, что ты готова идти пешком?

— Не выведывай у Королевы ее тайн, принц. Я не скажу тебе, где спрятан мой дворец. А что до транспорта… Подумаешь, кликну единорога, он отвезет.

— Единорога! — со значением повторил Рэй, и Солли покраснела, но не опустила королевского взгляда.

— Я спасла твою шкуру потому, — с вызовом сказала она, — что надеюсь: придет время, и ты станешь первым моим мужчиной. Но я не собираюсь обещать, будто ты останешься единственным!

С этими словами она растворилась среди зелени, завешивающей вход, и Рэй, еще очень слабый, с видимым облегчением закрыл глаза и погрузился в целительный сон.

* * *

Стоя посреди выбранной ею поляны, Королева Соль нетерпеливо ждала, когда появится единорог, услугами которого она намеревалась воспользоваться. Животное возникло из кустов, бесшумно, как и всегда, разливая вокруг себя ореол мягкого белого света, испускаемый шкурой. Шерсть его представляла собой не грубый остевой волос, как у лошадей или, скажем, коз, а напоминала скорее птичий или кроличий пух, и столь же нежной была наощупь.

Солли махнула ему рукой, но животное остановилось в нескольких ярдах от нее и задумчиво и недовольно принюхалось.

— У тебя странный запах, Королева, — сказал единорог. — Ты общалась с человеком, который мне неприятен.

— У меня разные знакомства, — небрежно бросила Солли, хотя сердце ее замерло. Не хватало еще, чтобы единорог настучал Амальрику, а у того хватит ума сложить два и два.

— Ну так что с того?

— Ты пахнешь так приятно, — жалобно сказал единорог. — Ты пахнешь лучше, чем кто бы то ни было в Волшебной Стране, и любой из нас готов служить тебе с радостью и гордостью. Но этот прилипший к тебе запах! Он, как ложка дегтя, отравляет твое благоухание.

— Ну что, мне вымыться, что ли? — Королева была раздражена.

— Или позвать другого, кто не будет столь щепетилен?

Единорог отвернул голову и опустился на колени, подставляя ей спину. Ноздри его шевелились и раздувались, словно он старался разделить ноты смешавшихся запахов. Солли, пользовавшаяся услугами этих созданий почти с рождения, решительно направила его в сторону одного из своих тайных летних дворцов.

* * *

Не раз еще проделывала она этот путь, радуясь то ли выздоровлению Рэя, то ли тому, что ей удалось обвести Регента вокруг пальца. Старательно, хотя и неумело, она привела в порядок его изорванную стрелами и испачканную кровью одежду, и когда он смог, наконец, встать, они вместе подолгу сидели у самой воды, у входа в пещеру, скрытые от посторонних глаз зачарованной пеленой Королевы эльфов. Она рассказывала ему о своей жизни среди эльфов, о нравах этой среды, откуда он почерпнул много полезного, а он ей — об отце и брате, которых ему суждено было узнать лучше, чем ей. Когда она уставала, то засыпала прямо посреди его рассказа, прислонив голову к его плечу, обтянутому черной кожей куртки: нечто среднее между ребенком, женщиной и иллюзией. Тогда он брал ее на руки, уносил в пещеру, укладывал на ее цветочное ложе, а сам возвращался к реке и думал о том, что же все-таки все они видят в нем такое, что пока еще не ощутил он сам, почему его чернота и титул вызывают неоправданные им пока в полной мере ненависть и страх, и о том, что если бы все это на самом деле в нем было, Солли не спала бы в его присутствии столь безмятежно, и сам он не чувствовал бы к ней робкой, не окрашенной чувственностью нежности. Он смотрел на нее, как на котенка, свалившегося с ног от усталости посреди игры, которому невозможно причинить вред и при виде которого хочется улыбаться. Сколько он помнил, так он смотрел на Солли всегда, и знать не хотел о ее завиральных идеях. Но все же ему приходилось признать, что пока он носился по мирам, получая образование, набираясь опыта и поднимая трон, она выполняла свою угрозу — росла, и вероятно, всерьез рассчитывала испытать на нем обретенную власть и покуситься на его свободу.

* * *

Когда ему настало время уходить, когда Чайка вновь раскинула свои крылья над его правым плечом, а Лист занял привычное место в ножнах на груди, Королева в последний раз накормила его молоком и медом и, признаться, он ожидал от нее напоминаний, какими всегда оканчивались их встречи, но она промолчала, и в тот момент, когда он только собирался подняться от стола, поцеловала его в губы с такой нежностью, о существовании какой он, занимаясь любовью между делом, до сих пор просто не знал.

— Ты очень, очень красивый, — сказала она, рассмеялась над его растерянностью и исчезла в ореоле дрожащего света.

А когда он вышел из пещеры, готовый пуститься в путь, его ожидал еще один сюрприз. У входа, кося на него сконфуженным глазом, стоял Расти в полном лошадином обмундировании, за исключением аккуратно сложенной рядом брони.

— Духи земли и неба, животное, как ты позволил сотворить с собой такое?

Расти виновато потупился. Его хвост и грива были любовно заплетены в множество мелких косичек, каждую из которых украшал яркий цветок или ленточка, и весь вид его был, словно у первого парня на деревне, где один двор.

— И не вздумай заявить, будто все это тебе по вкусу!

Делая зверское лицо, Рэй принялся расплетать все эти замысловатые узелки и бантики, выдирая и выбрасывая прочь мишуру, делавшую нелепым его боевого коня. И, может быть, ему только слышалось это сдавленное хихиканье, раздававшееся совсем рядом, слышалось потому, что в глубине души он хотел его услышать.