— Да какая она американка? — громко фыркнул Гоша. — Кровь рязанская! Катька это из Кораблино, чтоб ей растолстеть!
— Ну-ка… Поподробнее, — я даже привстал с дивана, чтобы лучше видеть собеседника. — А тебе не кажется, что это письмецо — ловушка? Чтобы выманить тебя из логова.
— Я же не дурак! Послание это пришло месяц назад еще… Ты на дату на штампе глянь. Тогда на меня еще никто не покушался. И вообще, я в Литейске был, помогал тебе Литератора ловить. На благо фабрики трудился. Письмо мне туда Боцман-покойничек привез, думал, что-то срочное. А оказалась туфта…
— Как туфта? Брат же при смерти… И ты не поехал навещать своего двоюродного брата ещё тогда. Почему? Оно понятно, мне помогал, а потом же Светлицкий на тот свет отправился, не без помощи Варвары, и дело мы благополучно раскрыли и закрыли. И что?
— Хлопотно это… в Америку так просто не попадаешь, сам знаешь.
— Знаю, а еще я знаю, что Гоша Индия найдет способ попасть в хоть к черту на кулички, хоть на Луну, а хоть и в Штаты… Темнишь ты что-то, не договариваешь…
Я посмотрел на него с напором. Главное, и письмо показал, и не рассказывает.
— Ла-адно, — махнул рукой друг. — Сразу видно — мент, ничего от тебя не скроешь! Слушай, короче… Сержик, братец мой, всегда был, как это сейчас молодёжь придумала говорить, раздолбаем. Подставит и соврет — недорого возьмет. Я хоть и неверующий, но десять раз перекрестился, когда он свалил в эту свою грёбанную Америку.
Вот это да.
— Ты был врагом с собственным родственником?
— Еще чего… Не дорос он до врага моего! Всю жизнь я сопли ему подтирал и слушал его россказни, как он бахвалился, что, мол, сейчас все пучком у него будет и зашибись, надо только подождать ещё чуть-чуть. Сделает все путём и ка-ак взлетит! Знаешь таких, я думаю. А на деле пшик получался. Потому что палец о палец не ударил, чтобы жизнь изменить. В падлу ему было жопу от дивана оторвать. Уж шибко любил красоваться и цену себе набивать, а я-то его знал как облупленного, передо мной-то чего хорохориться было? Тем более, что жил на мои деньги зачастую, — усмехнулся Индия. — Ну и что же. В один прекрасный момент братец так меня достал, что я с ним и общаться перестал, когда он еще в Новоульяновске жил. Особенно когда он с Катькой сошелся — совсем для меня умер. Эта курва ему окончательно мозги промыла. Против меня настраивала, мол, мало я им деньжат подкидываю, как на такое жить, не зашикуешь. На бабки меня все развести пытались. Короче, фуфлыжные людишки — эти мои родственнички, вспоминать противно. Тьфу.
— М-да… Я бы такого тоже не навещал особо. Но все-таки при смерти же… Кстати, где Сергей работал?
— Да нигде… Так, сшибал по мелочи. То одного лоха нагреет, то у другого займет и не отдаст. Так и перебивался. Ему хватало.
— А в США-то как он попал? Это ж ещё суметь надо.
— Так у нас в семидесятые проще стало с эмиграцией. Она уже не приравнивалась к антисоветской деятельности, но все одно — повозиться ему пришлось, — Гоша произнёс это так, будто его такие трудности даже радовали. — Как-никак уезд из страны, один фиг, воспринимался как предательство. Помню, кучу бумаг и разрешений пришлось ему получить. Я своего водителя отправлял его возить по инстанциям, так что хорошо помню. Сам уже с ним не разговаривал и не хотел видеть. Вот шофер мне и рассказывал все эти перипетии. Знаешь, такое ощущение, что задача политработников была в том, чтобы специально палки в колеса пихать и всеми правдами и неправдами мешать оттоку мозгов из страны. Ха! Знали бы они, какой он никчемный, то ни секунды бы не препятствовали.
— Но у него же получилось? Раз он там…
— Ага… Мой балбес не зря слыл вруном, почище Мюнхгаузена. Наплел им что-то про воссоединение с семьей, мол, там его родичи какие-то, даже справку на английском языке где-то достал или подделал, я уж не знаю. И свалил с женой в буржуйский закат, скатертью дорожка…
— И чем же он там занимается? В Америке. Там, чтобы прожить, работать ведь надо.
Перед Гошей я мог не таиться, что знаю о мире за железным занавесом побольше среднестатистического советского гражданина.
— А я почем знаю. Мне этот вопрос вообще не уперся. Жив и ладно… Хотя, какой жив теперь? Вот письмецо прилетело. Кондратий ему в спину дышит. Наверное, вискаря много глыкал, и печёнка отказала.
Он махнул рукой — мол, там ничего хорошего и не жди.
— Слушай… А может, с братцем твоим полный порядок? Вдруг это не Катерина писала? А кто-то другой? Тот, кто прознал о твоих заморских родственничках?
— Да она это писала, к бабке не ходи… — Гоша помолчал, потёр подбородок и добавил веско: — Я ее почерк знаю…
И последние слова Гоша произнес, как мне показалось, с некоторой тоской или даже обидой.
— Откуда?
— От верблюда…
И отвернулся.
— Так, друг ты мой катрановый, говори уже всё как есть. Живо! Мне надо знать, откуда ветер дует, чтобы опасность возможную предотвратить. Дело есть дело. Все версии надо проработать. Если ты помнишь, мы так и не выяснили, кто послал Сухого и почему вообще тебя хотят убрать.
— Ну, родственники-балбесы точно не могут меня заказать. Тяму нет и надобности не имеется.
— Все одно, говори, как есть. Вижу, глазки твои забегали, врешь ведь!
— Да шашни я крутил раньше с Катькой! — выпалил Гоша, будто наболевшее. — Не хотел говорить. Доволен?
— Как это крутил? С женой-то брата? Не по-людски как-то…
— Да с чего с женой-то? У меня работала Катька. Бумажки по линии черной бухгалтерии вела. С цифирью у нее здорово получалось обращаться, — глаза Гоши на миг блеснули, когда он заговорил о прошлом. — Помню, как мы с ней запремся в кабинетике и… А, впрочем, неважно. А потом братец мой на горизонте нарисовался. Наплел ей, какой он важный птах. Мол, Гоша-то у меня на посылках. Та сдуру к нему и переметнулась. Хотя уже на сносях была. Представляешь? Вот хохма была, когда все вскрылось. А когда поняла, что лапшу на уши Сержик ей вешал — поздно было. Попыталась, конечно, ко мне вернуться, даже на ребеночка указала… Дескать, твой, но я ей — от ворот поворот. Она к Серёге обратно проситься пошла, тут уж выбора не было. Тот принял, ему что об стенку горох.
— А ребенок?
— Так ребенка я забрал и воспитал, — голос Гоши стал тихим и глухим, будто доносился из колодца, а глаза заволокло грустью. — Только не уберег потом…
— Погоди! Так эта Катя — мать Зины? Ты же вроде говорил, что мать её умерла?
— Если она умерла для меня, значит, она умерла и для остальных. Я всем так говорил…
— Во дела… И она преспокойненько умотала в США, оставив дочь?
Я вспомнил красивую, свободолюбивую, дерзкую Зину. Страстная была девушка, яркая. Кто знает, как жила бы, если б не новоульяновский душитель.
— Бог ей судья, как говорится. Мать из нее никакая, а как жена — для Сержика сойдет. Но, видно, тоже неважная оказалась, раз тот кочуриться собрался. Раз допустила такое…
Индия снова махнул рукой, но, кажется, его уже немного отпустило. Сколько лет прошло, а вспоминать про единственную и любимую дочь ему всё ещё тяжело. Ведь он и меня чуть за неё не убил ошибочно, на всё был готов ради Зиночки и её памяти.
— Это же твой брат, — аккуратно покачал я головой. — Конечно, ваши отношения — не мое дело, но не стоит о нем так категорично отзываться.
— Не брат он мне, гнида хитрожопая, — улыбнулся Гоша, проговорив это, впрочем, без особой злобы. — Свалил в свою Америку, вот пускай там сам со своими проблемами разбирается. А мне недосуг туда-сюда мотаться. Дела, понимаешь ли… Я лучше в бункере посижу, чем его рожу еще раз лицезреть буду.
— Согласен, сейчас не лучшее время для путешествий… Скажи, а кто еще знал, что у тебя в Штатах родственнички?
— Да никто… Зина даже не знала, они по первости писали нам из Америки, а я письма в топку, даже конверт не разрывал. Не фиг мне дочуру портить, и так генетика скомпрометирована. Кто ж знал, что так обернется, — Гоша зашмыгал носом. — Эх… лучше бы я Зинку с ними отправил. Самым быстрым самолетом… Глядишь, и жива бы была сейчас.
— С самоедством завязывай. От тебя ничего не зависело. Прими это, как рок судьбы.
— Да принял уже давно… Вот только щемит иногда здесь, — Индия приложил ладонь к груди. — И такая тоска берет… Только бизнес и спасал меня. В дела с головой — и печальки долой. А теперь и в дела не могу погрузиться. Потому что, как крыса здесь прячусь.
Я придумал, чем подбодрить Гошу.
— Хочешь, Свету к тебе привезу, вы поговорите о твоих проблемах? Она же психолог.
— Чего? — встрепенулся Гоша. — На кой ляд мне психолог? Я что — псих?
— Знаешь… За рубежом есть такая практика, посещают психологов вовсе не психи, а обычные люди. Они делятся своими проблемами, страхами, и им становится легче.
— Ну уж нет… — Гоша выпрямил спину и приосанился. — В порядке я. А проблема у меня только одна — убить меня хотят, а в этом ни один психолог не поможет. Да и бабе жаловаться, скажешь тоже, как-то совсем стрёмно. Пусть даже твоей умной и распрекрасной Свете…
— Ну вот и ладненько, рад, что ты в порядке, — я хитро посмотрел на него. — В порядке же?
— А то! Щас коньячку с тобой жахнем, и вообще жизнь наладится.
— Не-е, я пропущу сегодня. С тобой спиться можно.
— Лидочка, — я зашел в ресторан «Октябрь» и улыбнулся администраторше. — Дай-ка мне журнал заказов. Никто сегодня не резервировал столик на странную фамилию?
— Звонил один чудак, — женщина протянула мне подобие амбарной книги. — Просил записать его на смешную такую фамилию.
— Какую? — я уже листал журнал.
— Так и не вспомню сразу… Что-то, извиняюсь, с попой связано и с папуасом одновременно.
— Антонопулос! — я остановил палец на строке с записью оговоренного с Филином пароля.
— Ну да, точно… Я же говорю — популус. А что? Это особый гость какой-то? Фамилия как у литовского актера. Георгий Вадимович ничего не говорил насчет литовцев. А они свинину едят?
— Вычеркни запись, — велел я. — Георгий Вадимович как раз сказал, что литовец не придет.
— Да? Ну ладно, как скажете…
Каждый день я наведывался в ресторан, чтобы проверить выход со мной на связь тренера каратистов Филина. Пока все было впустую, и вот сегодня этот момент настал.
Я поспешил в ДК. Припарковался с лицевой стороны, обошел здание, прошёл туда, где находился вход в подвал.
Постучал…
Постоял с полминуты, никто не открывал. Ударил сильнее. Кулаком, а потом еще и ногой добавил. Дверь, обитая железом, громыхала под моими ударами на всю улицу. Случайный прохожий недобро на меня покосился и прибавил шагу.
Никто не открывал. Нет никого…
Я посмотрел на часы — вечернее время, как раз для тренировок, куда же усатенькие запропастились? Странно… Насколько я помню их расписание, сегодня у них должна быть тренька.
Ладно… Попозже еще заеду. Или завтра. Так-то я Артемия и без их помощи нашел. Зачем Филин встречи ищет со мной? Нашел Сухого? Было бы слишком хорошо, но очень вряд ли такое случилось. У них нет ни фотки, ни имени, ничего, кроме скудного описания внешности Сухого: прямой, как палка и холодный взгляд колючих глаз. Все… Ах, да… Еще — что он вооружен может быть.
Но встретиться с Филином надо в любом случае. Есть у меня для каратистов новое задание. Гоша даже предложил взять их к нему на постоянную основу. Сказал, мол, найдет им заделье. Я лишь фыркнул, дескать, не фиг ОПГ плодить, а Гоша заверил, что все в рамках закона — как всегда у него, почти. Мол, ему нужны курьеры и телохранители в свете последних событий. Я сказал, что их проверить сначала надо, и не время сейчас набирать новых сотрудников, когда утечка информации смерти подобна, повременить надо. На том и порешили.
Я сел в мерс и тронулся. По привычке, когда выруливал на дорогу, глянул в боковые зеркала, затем в зеркало заднего вида, снова в боковые.
С тех пор, как над Гошей нависла опасность, я стал постоянно следить, нет ли за мной хвоста. Свою дружбу с каталой я никогда не скрывал, значит, об этом мог узнать и киллер. И, проследив за мной, мог выйти на Гошу. Поэтому приходилось проявлять бдительность.
Хвоста не было. Только колымага какая-то за мной плелась. Какой-то древний жигуль рыжего цвета.
Я выехал на асфальт, жигуль тоже. Я свернул на светофоре, жигуль за мной… О-па… А вот и хвост, похоже. Сейчас проверим — не случайность ли…
Я остановился возле «Универсама». Вышел из машины и направился в магазин. Огромная витрина из стекла от фундамента до крыши — подходящее зеркало. Не сбавляя шага и не оборачиваясь, я глянул в отражение. Жигуль, а это была копейка, тем временем тоже подрулил к «Универсаму», но встал чуть поодаль, за киоском «Союзпечать». Случайно? Нет, конечно. Тем более, пока я шел, из машины никто не выходил. Потом я скрылся в магазине и уже не видел, что происходит.
Внутри я оказался в просторном торговом зале с длинным прилавком из холодильной витрины. Полупустые полки встретили пирамидками из рыбных консервов и прочей не особо востребованной бакалеей.
Я взял бутылку лимонада «Буратино» и пошел обратно. На крыльце скосил взгляд в сторону киоска. Машина по-прежнему там рыжела. Есть внутри кто-то или нет — не видно. Но скоро это будет понятно.
Сел, завел, поехал. Развернулся и специально неспешно продефилировал мимо киоска. Пришлось завернуть глаза так, что заболели, не хотелось голову поворачивать и выдавать, что я спалил слежку. Но машина оказалась пустая. Во всяком случае, так мне показалось боковым зрением. На просвет стекол я не разглядел силуэта.
Однако, проехав метров пятьдесят, вновь увидел в зеркале позади себя рыжее пятно.
Вот гад! Пригнулся в салоне, спрятался и теперь за мной поехал. Я не спешил, изображал прогулочную беспечность. Пусть плотнее сядет на хвост. Так-с… Куда же тебя привести? Где крутить?
Первой мыслью было подъехать прямо к ментовке и взять там его тепленьким, сразу в КАЗ. Но… Во-первых, кто там внутри — я не знаю. Отбрехается запросто, мол, катил не тужил, а тут товарищ милиционер набросился и в отделение затащил. И что я ему при коллегах сделаю? Ни в морду дать, ни стволом ткнуть. А во-вторых, если чухнет, что к УВД приближаемся, сразу свернет. Ведь там ловить ему нечего… Значит, надо брать его одному и без свидетелей, в пустынном месте.
Чуть поразмыслив, я свернул в сторону городской окраины. Тем временем рыжее пятно приблизилось. Слишком близко — либо дурак, либо… Твою мать! Это ж «Москвич», а не копейка! А где же жигуль? Нет его… Получается, рыжий «Москвич» случайно поехал за мной после универсама, а я принял его за преследователя?
Будто в подтверждение моих слов, «Москвич» зафырчал движком и обогнал меня. За его рулем я разглядел какого-то дедушку в старенькой помятой шляпе.
А где же жигуль? Не верится, что он просто так за мной ехал и остановился возле универсама.
Тем временем асфальт оборвался, и под колесами зашуршала грунтовка. Нужно разворачиваться и ехать домой. Я совершил разворот, пропуская мимо другой жигуленок, синего цвета. По привычке глянул, кто внутри, но солнце бликовало на его стеклах, ничего не видно, да и какая разница? Он же не рыжий, а синий.
Направил машину в сторону дома. Уже хотелось есть, надеюсь, Настя наварила борща, как обещала. Света готовить не любила, и Настя частенько нас баловала своими постряпушками. Хоть какой-то бонус от её проживания с нами в одной квартире.
Я и сам не заметил, как взгляд на автомате скользнул по боковым зеркалам, а затем по центральному, приближая картинку за спиной. И лишь когда в мозг поступил сигнал — «синее пятно сзади, вероятность опасности высока», до меня дошло, что этот жигуленок с бликующими стеклами развернулся и теперь едет прямо за мной.
Хитрый, сволочь! Думали меня провести… Я понял, куда делся рыжий автомобиль. За мной просто-напросто ехали сразу две машины. Рыжий впереди, а синий поодаль, на расстоянии — где я его не видел. Когда рыжий спалился возле «Универсама» — эстафету принял синий. Я его сразу и не заметил, так как меня с толку сбил дед на рыжем москвичонке.
Посмотрел направо, налево. Пустыри, засохшая лебеда, вдалеке бараки. Из живых лишь свора бездомных собак рыщет по помойке. Подходящее место, чтобы познакомиться с преследователем.
Я свернул на обочину и стал ждать.