La famiglia

Часть 1

— Твой папа вообще предлагал мне сделать аборт, — сообщила мама, разглядывая пятно от котлеты на потолке, а я подавился компотом и упал со стула.

— Какого хрена, ма-ам?! — взвился я, словно змеюка, отряхивая с футболки капли грёбаного вишнёвого компота. — Из-за того, что я омега???

Мама кивнула.

— Ну вот скажи, кто хочет, чтобы его милого маленького ангелочка забрал какой-то термоядерный мужик и сношал потом в попку? — От маминых слов меня передёрнуло от отвращения. Могла бы хоть при мне так не выражаться! — Для папы это вообще удар ниже пояса. Что его сына кто-то будет… — Мама демонстративно откашлялась. — Ты понял в общем. Но ты не обижайся, дорогой. Аборт то мы не сделали. Как видишь.

— Ну спасибо! — закатил глаза я. — Но и никакой, как ты выразилась, термоядерный мужик меня так и не унёс! И! Чтоб ты знала! Жопа моя только моя!

— Это пока, — мама пожала плечами и сделала «страшные» глаза.

Я застонал.

— Это пиздец, ма. Что мне делать то теперь?

— Тебя ко врачу за ручку вести или сам сходишь?

Я закатил глаза.

— Сам схожу, — буркнул. И больше с ма не разговаривал до утра. А утром под звон посуды и взгляды отца на манер «боюсь, нитрож!» пошёл к доктору и от него прямиком домой.

Кто ж, блять, мог подумать, что я начну течь жопой прямо на работе? В двадцать один год? Это был удар по яйцам. Потому что всю свою жизнь, все эти двадцать лет, я считал себя абсолютно нормальным. Встречался с девочками. Дружил с пацанами. Гонял в мяч и играл в «КС». Даже папа, кажется, уже уверился, что я бета. Но не тут то было.

И, главное, для чего эти люди… ладно, родители. Для чего родители скрывали от меня, что я омега? Зачем? Чтобы я вырос, сформировался как личность, считая себя бетой? Планировал завести семью… Ну… если быть честным, не планировал, но вот под старость, лет эдак в тридцать пять… уже было бы вполне можно начать искать серьёзных отношений, съезжаться там и всё такое. Чтобы я с самого детства обращал внимание только на девочек? И привыкал к их сочным телам? Привыкал вести себя как мужчина? Ну, как мужчина — это, вроде как, платить за неё, двери там открывать, цветы дарить и всё такое. Вступаться за неё. И потом. Потом, блять, узнать, что я. Я. Я — грёбаная насадка для какого-то альфача! Мужика!!! Ну уж нет. В этом мире, где у бет есть множество вариантов для выбора, у альф и омег выбор только один — тот, что нарисован на его теле. Я вообще всегда думал, что моя корона на жопе — это родинка! А оказывается, это метка, по которой так называемый истинный должен найти меня. И что? Правильно. Выебать в зад!!!

Нет уж. Решено. Я продолжаю жить, как жил. На работе уж лучше скажу, что у меня понос случился, а не внезапная овуляция, чтоб её.

Что вообще за глупости с этим истинным? Как его искать вообще? Альфы и омеги же совсем как обычные мужики. Разве что у альф обычно сила при том же объёме мышц потенциально выше (альфы — это редкость, но только не в спорте!), а омеги обычно небольшие и жир набирают по женскому типу. И вот я как раз таки небольшой. Сто семьдесят четыре примерно. Как стал моделью, непонятно. Видимо, благодаря своей божественной красоте. Ну и дяде-владельцу модельного агентства. И относительно субтильный. Но это опять же, потому что часто приходится сниматься для азиатских брендов, а им нравятся худые. А так меня от того же Джо не отличить, хотя Джо-то точно бета.

В общем, если и объявится этот истинный или ещё какой другой альфач, я его просто нахуй пошлю и всё. No hay problema, как говорит Джо. А сам, как и планировал, буду жить, как нормальный мужик лет до сорока, а потом обзаведусь постоянной девушкой (помоложе, желательно, я же красавчик, мне можно) и заведу отпрыска. Вот.

— Если Вы найдёте себе постоянного партнёра-альфу, будет замечательно, но и без этого жить вполне себе можно. Скажите, Вы уже встретили своего истинного?

— Док, я узнал, что я омега, только вчера.

— Хм. Вот как. Что ж. Хм.

У меня задёргался глаз.

— Док, давайте Вы мне просто скажете, как не протекать на работе и какие сдавать анализы.

— Что ж. Кхм-кхм. — Доктор, представительный мужчина с седыми висками, смущенно поправил очки. — Обычно у омег не бывает проблем с протеканием. Анальное отверстие увлажняется примерно так же, как и влагалище у женщин. Но при сильном возбуждении такое возможно. Вероятно, Вы увидели своего истинного или…

Я закатил глаза. Ну что за сексист. Кажется, он прямо сейчас меня возьмёт на ручки и отнесет на кухню варить трахание или в спальню заниматься борщом.

— …я бы посоветовал Вам обратиться к психологу или психотерапевту, потому что омегам, воспитанным как беты, обычно бывает сложно принять свою сущность…

Ага, щас. Мне и не надо ничего принимать. Все остаётся по-старому. Только придётся чаще мыть свою расчудесную попку.

Я взял из рук доктора распечатку с рекомендациями, поднял на него глаза… и понял, что док на меня пялился. Как на секси-чику обычно пялятся! Так вот! Вот так вот! Как будто вот прямо сейчас готовы сбросить штанишки и присунуть поглубже! Боже!

Я выдернул листок из рук дока и, не попрощавшись, выскочил из кабинета. М-да, треш.

— Ма-а-а-а…. — ныл я в трубку вечером после съёмок для «Версоси», — твой доктор чуть меня на столе не изнасиловал! Он так на меня смотрел, я не могу! И всё, потому что я омега! — тут я приглушил голос, потому что был возле здания фотостудии и не хотел, чтобы коллеги меня услышали. — Я теперь боюсь дома ночевать один… приедь с котлетками, а… ну ма-а-а. — Котлетки у ма действительно самые замечательные. Ради них можно и королеву драмы включить.

Мама в трубке предательски щелкала семечки.

— Теперь-то ты знаешь, каково приходится нам, женщинам, родной! — злобно захохотала она. — Карма, родной, карма!

Я повесил трубку злой. Карма! Ну и что, что я пару раз поматросил и бросил? Мне положено, я красивый. К слову о поматросил и бросил…

Из здания вышла Мотти, престарелая модель двадцати семи лет, умница, красавица и всё такое. Мы с ней сегодня поболтали на съёмках. Оказалось, что из возраста Мотти спокойно вычитает себе любую сумму, чтобы получалось восемнадцать. Выглядит она, конечно, очень молодо, поэтому ей можно. И чем только лицо мажет? Я это уже хочу! Куплю за любые деньги! Надо только будет расспросить, когда пойдём с ней на свидание.

Я уверенной походкой подваливаю к Мотти, которая уже направляется к припаркованной на стоянке тачке F-класса. Ничего себе, у девочки зарплата, конечно.

Замечая меня, она останавливается и расплывается в красивой улыбке.

— Уже домой? — улыбаюсь в ответ одной из своих особых улыбок, и Мотти тает, как мороженое в летний день.

— Нет, поеду отмечать удачное завершение съёмок с другом, — щебечет она, мило краснея.

— О, вот как, — улыбка пытается поползти вкривь, но я её убеждаю, что друг — не ёбарь — это раз, и, даже если и ёбарь, то не факт, что долгосрочный — это два. Хотелось бы, конечно, сегодня уже с кем-нибудь зависнуть, но нет, так нет, просто подготовлю почву на следующий раз. Улыбка внемлет моим словам и становится искреннее. — Жаль, я как раз тебя ждал… может быть, ты подскажешь мне свой…

В тот момент, когда я, обаятельно заглянув в глаза девушки, уже собирался выпросить у неё номерочек, за спиной раздался голос настолько до ужаса мягкий и красивый, что у меня аж мурашки по жопе пробежались.

— Солнышко, ты как? Готова? — Обладатель вкрадчивого голоса вышел из-за моей спины, демонстративно приласкал девушку за подбородок, и, окинув меня оценивающим взглядом, направился к водительскому сидению.

Тут я мысленно отвесил себе фэйспалм, потому что мог бы и сам догадаться, что Мотти направляется к пассажирской двери, и что хозяин тачки, только вышедшей с конвейера, явно будет побогаче даже такой успешной модели, как Мотти.

Пока этот похититель чужих девиц обходил машину, я успел его как следует разглядеть. Красивый блондин за тридцать, ростом немного выше меня, с осаночкой аристократа и в вычурном пижонском костюмчике в светлых тонах. Золотые часики, золотая серёжечка в ухе, запонки, япона мать, тоже золотые, причёсочка модненькая, укладка. Пижон короче. Не то чтобы я не любил выебнуться своей внешностью. Всё таки я тоже блондин, и тоже красивый (и даже покрасивее некоторых, меж прочем), но надо ведь меру знать. В его-то возрасте!

— Уже иду, — Мотти посмотрела на мужика восхищённым взглядом. Вот это уже плохо. Хоть и ожидаемо. Всё же девушки обычно любят постарше, а не помладше. — Увидимся в понедельник, Лиам.

Она мягко приобняла меня и по-дружески чмокнула в щёчку, как бы намекая, чтобы я не отчаивался, а брал талончик и вставал в очередь.

— До понедельника, Моть. — Я помахал ей ладошкой, пока девушка садилась к своему кавалеру на этот вечер. Ну и ночь, похоже.

Кавалер, к слову, окинул меня насмешливым взглядом и наградил коварной усмешечкой. Вот же гондон старый.

Этим вечером я, разумеется, после трех маргарит, начал сношать мозг бармена в местном клубе своим нытьём. Я рассказал ему про то, что в двадцать один год узнал о том, что я омега, и судьба мне подставлять зад, о том, что мама меня не слушает, а папа стесняется, и о том, как мою добычу на сегодняшнюю ночь украл какой-то старый хер на крутой тачке.

Бармен чистил стаканы, наливал другим клиентам пойло, но потом всё равно возвращался ко мне и с постной мордой лица выслушивал моё пьяное нытьё.

— Так я знаю, как твою проблему решить, — внезапно сообщил бармен, впервые заговорив, хотя проторчал я тут до закрытия. Я аж подскочил. Голос у него был о-очень низкий. Аж страшно стало.

— Ну? — Я приподнял бровь. Видимо, слишком сильно приподнял, потому что бармен как-то странно усмехнулся.

— Сейчас закрою бар. Подожди у чёрного входа.

Только тут я заметил, что в клубе уже почти никого нет.

Я прождал минут пять, не больше. Свежий воздух немного протрезвил, но ровно настолько, чтобы я мог сохранять вертикальное положение, и всё, собственно.

Когда этот мужик вышел, я протёр глаза, прищурился, а потом снова протёр. За баром этого видно не было, но мужик оказался здоровенным амбалом в кожаной безрукавке. Почему безрукавке? Потому что вместо рукавов у него были татуировки.

Мужик откинул в сторону тёмные волнистые волосы, ухмыльнулся и молча подхватил меня поперёк талии. Да так основательно, что я аж застыл пойманной тушкой в чужих руках, вытянулся в лице, позволил усадить себя на пыльный байк и одеть на голову шлем.

Когда я чутка опомнился, бармен-байкер уже стартанул, и пришлось в срочном порядке хватать его за талию. Бармен-байкер приятно пах, и поддатым сознанием я как-то пропустил мимо внимания своё возбуждение. Тело привыкло, что после клуба обычно получает трах, и потому не возражало. Условные рефлексы, мать их так.

По окончанию поездки меня так же деловито подхватили под рученьки и завели в какой-то ларёк. Ларёк оказался татуировочной.

— Ох, бля-я-я, — протянул я, оглядывая пыточные аппараты, — охуе-е-е-еть…

Проходя мимо, бармен смачно обжмякал мою задницу, а я почему-то даже не вякнул.

— Ну. Что бить будем? — спросил.

И тут до меня дошло. Точно! Татуировка! И не страшен мне больше никакой истинный!!!

Я радостно взвизгнул.

— Ты же гений, чувак! — воскликнул я, выпутываясь из штанов, и лёг перед ним на кушетку. — Коли! Режь! Кромсай! Уха-ха!

Бармен-байкер как-то нежно погладил голую ягодицу.

— Жаль, не как у меня, — вздохнул. — А то такой красивый… мочи нет…

— Чё ты? — обернулся я, подозрительно сощурившись. — Альфа что ли?

Бармен-байкер кивнул.

— Ну ты на мою жэ не смотри, — я вольготно уложил голову на руки. — Точнее смотри! Как бить то иначе… Но не надейся!

Бармен издал непонятное мычание, а затем начал копошиться, что-то мыть, что-то искать.

— Что бить будем? — спросил и добавил с усмешкой. — Может бабочку?

— Охуел?!

Альфа заржал, а я задумался. Надо что-то банальное, но красивое. И опасное! Меня осенило.

— Бей змею. Чтоб она так в сторону очка моего пасть разевала, типа: не трожь!