La famiglia

Часть 5

В самолёте я скучающе глушу апельсиновый сок, развалившись в кресле, и лениво провожаю глазами гребни облаков, а Джейк с серьёзным видом работает за ноутбуком, лежащим на коленях. Даже очки нацепил, такие стильные, с тонкой оправой. С этими очками даже его усики кажутся серьёзными. Когда-нибудь я эти усики сбрею. Не потому что они мне не нравятся, нет, напротив, Джейку они, как ни странно, к лицу, а потому что хочу отмщения. Глаз за глаз, так сказать, усики за девственность и всё такое.

Продумываю свой коварный план в деталях, и вздрагиваю от вибрации мобильника. Приятно летать частным рейсом. Тут даже связь где-то ловит. Хотя сколько там уже до земли? Дохуя?

Беру телефон и вижу пропущенный от Стэна, а затем несколько сообщений. Просит позвонить, как освобожусь. А не пойти бы тебе нахуй, пёс предательский?

Злюсь пару секунд, а потом напоминаю себе, что это дядя даёт мне работу, и общаться с ним всё же придётся, хоть он и оказался грёбаным сутенёром. Нет, я, конечно, и до этого знал, но чтобы сутенёрить собственного племянника — это, конечно, да…

— Малыш, передай зелёную папку, пожалуйста.

Я молча двигаю Джейку его папку, запоздало возмущаясь собственной покорности. Ну надо же, меня трахнули без прямого согласия, потом привели в дом одного из насильников против воли, а я преспокойно ласкаюсь на ручки, знакомлюсь с семьёй (с женой, блять!), папочки передаю, теку весь, как кошка по весне… Жесть. И что со мной не так?

Бросаю на Джейка беглый взгляд исподлобья. Трейси сосредоточен на работе и абсолютно спокоен. Я бы даже сказал, умиротворён. А может быть даже счастлив. Сука. Делает там что-то на своём компьютере, смотрит в бумажки, трогает мою лодыжку своей время от времени. Ну не козлина ли?

Меня бесит, что ему хорошо. Я хочу, чтобы он страдал и преклонял передо мной колени, выл и просил прощения. Но пока что тот, кто встаёт на колени (в метафорическом, разумеется, смысле) — это я, и это бесит ещё больше.

Проходит минут пятнадцать, когда я понимаю, что бычиться можно вечно: Джейк ушёл в работу и не обращает на меня внимания, а долго быть в говнистом настроении я не люблю, поэтому, когда он снимает с носа очки, а с колен — ноутбук, явно собираясь устроить перерыв, я уже тут как тут, весь из себя свободный для разговора, даже игрушку на телефоне отложил.

— Ты закончил?

— Это не то, что можно когда-либо закончить, но на сегодня хватит. — Он протирает очки маленькой салфеточкой из микрофибры, что до того сиротливо выглядывала из серого чехла. — Остальным займётся Вико. — Джейк откладывает натёртые линзы и поднимает на меня усталый взгляд. — Чем ты занимаешься?

— Ничем. Злюсь, играю в «желе сплэш». — Скрепляю руки в замок и смотрю на него в упор, провоцируя на разговор, но совсем не пытаюсь отодвинуть ногу от его лодыжки. Это приятно. Я люблю, когда приятно.

— Что тебя злит? — спрашивает спокойно, хотя наверняка знает, что может нарваться на истерику в стиле «как ты мог, свинья поганая». Смелый мужик. Уважаю. И ненавижу тоже. И, наверное, благодарен. Потому что Джейку лет дохуя. И он их явно не на нарды тратил. Мозги у него, как швейцарские часы. Работают как надо, в смысле. Я знаю, что он знает, что я чувствую. И он мог бы с лёгкостью меня, малолетнего щеночка с неустаканенными гормонами заткнуть и на место поставить. Или выстебать тонко и со вкусом. Чтобы я уже не мог ничего вякнуть. Молчал в тряпочку до конца. Но нет, спокойно терпит и выслушивает. И даже ништяками кормит: шмотки оплатил, на остров взял.

Я заламываю пальцы, притворяясь, что мне нравится, как хрустят суставчики, смотрю на облака, потом снова на Джейка.

Тот молчит, но наблюдает. Ждёт ответа.

— Что вообще даёт эта истинность? — выпаливаю внезапно. — Для чего она? Я что-то я не чувствую к тебе большой любви, — говорю невпопад. Ну и ладно.

Джейк вздыхает устало, обнимая мои лодыжки своими, и это хорошо. Просто хорошо. Наверняка, он чувствует тоже. Все наши прикосновения хороши. Неважно, кожа к коже или через одежду. Неважно с сексуальным подтекстом или без. И это немного пугает.

— Истинность не предполагает любовь, — говорит Джейк без намёка на раздражение или скуку. — Она предполагает влечение и генетическую совместимость. — Он смотрит на меня своими красивыми голубыми глазами. Наверное, немало кисок на них в своё время повелось.

— А ты кого-нибудь любил?

— Конечно.

— Кого? — спрашиваю требовательно, почти что ревниво.

— Я люблю своих детей.

Я закатываю глаза. Кто вообще не любит своих детей? Да и мы не о той любви. А о… ну, о другой, наверное.

— И всё? А как же Мэган?

— А по нам заметно, что мы любим друг друга? — Он весело усмехается и тянется к стакану с коктейлем на столе. К слову у Джейка в его девчачьем сладком коктейле даже затесался крепкий алкоголь. Я проверил.

— Как-то не очень, — фыркаю я с удовлетворением. Эти усики только мои. И плевать, что однажды я их подло сбрею.

— Возможно, мы и любили когда-то, — говорит он меланхолично, потягивая свою сладкую бурду, — но я уже давно не обманываюсь. Любовь проходит быстро, и остаётся бизнес. Даже дружба проходит. Неизменна только выгода.

Я закатываю глаза. В этом весь Джейк. Он совсем не романтичен. Даже истинного захапал из чистого любопытства.

— Ты ужасен, — резюмирую, отбирая его бокал.

Джейк послушно позволяет забрать свою сладкую сине-розовую бурду и смотрит так мягко, нежно, но немного печально.

— А ты прекрасен.

И в этом простом комплименте столько уверенности, что я вспыхиваю и глупо ухмыляюсь.

— Как-то ты не в тему, — тяну его коктейль, поглядывая лукаво исподлобья.

— Я думал, мы обмениваемся фактами.

Я хмыкаю себе под нос, и какое-то время мы сидим молча друг напротив друга. Я думаю о ГГ (Говнюке Ганби), о том, любил ли кого-нибудь сам, о Джейке и ещё о множестве разной ерунды, но уже вскоре откидываю все эти мысли, ставлю бурду Джейка на стол и перебираюсь к нему. Опираюсь плечом о его плечо, подгибаю под себя ногу и заглядываю в глаза.

Трейси тут же кладёт руку на спинку сидения, и я слегка морщусь, вспоминая, как производил те же жесты с девчонками. Теперь за девчонку я сам. Не взбеситься от этой мысли помогают лишь пальцы Джейка, касающиеся оголённого участка кожи в вырезе футболки. Слишком волнующе приятно, чтобы бунтовать.

— Так ты говоришь, что любить можно только детей?

— Почему же, — усмехается он, глядя на мои губы. — Люби кого хочешь, малыш.

— Но…

— Я имел в виду, что никто не был дорог мне так, как моя семья. И особенно дети. Заведи своих, и поймёшь, о чём я говорю.

— А ты только и ждёшь, когда я сделаю тебе ещё парочку спиногрызов, — говорю ядовито, провоцирую, заглядывая в глаза, ища хотя бы намёк на агрессию или раздражение. Но их нет. Зато есть смешинки и интерес.

— Я бы не отказался, — хмыкает Трейси, подхватывая меня за подбородок. — Я бы даже сделал всё возможное и невозможное, чтобы прожить подольше и вырастить их.

— Фу, — резюмирую я, хотя его слова странным образом будоражат.

Джейк пожимает плечами.

— Не думай об этом, малыш, — говорит, поглаживая по щеке. — Зачем тебе дети так рано?

— Я и не думаю, — дуюсь и смотрю в сторону, на столик с ноутбуком, папками и напитками, — просто было интересно. Как это, любить кого-то.

— Это когда твой интерес распространяется не только на тебя самого. Когда заботишься и оберегаешь другого так же, как и себя.

— И никаких бабочек в животе?

— Бабочки — это про другое.

— Про что? — смотрю на него круглыми глазами, почти не замечая, как близко находятся наши лица.

— Про глистов, — улыбается Джейк, и я хохочу.

Мне нравится домик. Здесь солнечно и уютно, и, хотя немного пахнет пылью, мне это даже импонирует. Я внаглую прошу Джейка разобрать мои вещи, а он послушно соглашается, и это странно греет. Я вновь и вновь чувствую себя желанным, даже не в физическом плане, а просто так. Джейк ведёт себя так, словно история диснея не знала принцессы лучше меня, и я чувствую тупое счастливое удовлетворение от этого. Вот он я — красная шапочка, которая просит волка испечь ей пирожки, и вот Джейк — старый волк, который млеет от капризов красной шапочки и делает всё, что бы она ни попросила.

В сказке, конечно, не так всё было… ну да похер. Мне же нужно как-то систематизировать наши отношения? Потому что прошёл от силы один день, а я уже чувствую себя втянутым по самые шары. А если уж в дело втянуты шары, то до мозга там уже недолго, по сути, осталось. Всего ничего.

Я беру из сумки несколько своих баночек с кремами, лосьонами и умывашками и важно орудую ногами в ванную. У меня есть вся херня для стопятьсотступенчатого ухода. В целом, я не обязан так париться. Всё равно на съёмках меня отштукатурят по самые не балуйся, а потом ещё и отфотошопят, но всё же всегда остаётся маленький шанс, что визажист сжалится и не станет делать из моего лица черти знает что. Зачем, если из недостатков моей кожи можно отметить только небольшой жирный блеск (к слову азиатские бренды от него кипячёной струёй кончают, ещё и сверху жирочка примажут), да и едва заметную синеву под глазами, если пришлось рано вставать. В остальном я — паинька. Ни тебе прыщей, ни аллергии, ни нездорового цвета. Я даже когда блюю красавчик, просто не полнокровный, а аристократически-бледный и страдающий. К слову меня однажды так выцепили после отравления. Совершенно случайно, я просто документы заходил занести, а там какой-то европейский фотограф, Ярослав или типа того, как заметил меня, так сразу предложил сняться для бренда их этно-одежды. Мне понравилось. Было здорово. И Ярослав этот прикольный. Все спрашивал, не омега ли я. Я тогда оскорбился, разумеется. А сейчас даже смешно немного.

А здесь светло.

Я тупо улыбаюсь, наслаждаясь видом на море. Ну где я ещё могу помыться, глядя на синие волны и белую пену, ласкающую берег… а всего-то на всего надо было оказаться пьяным и овуляшным рядом с двумя альфами, не омрачёнными моральными предрассудками. И укусить одного из них.

Я вздыхаю. Нет, этот треш я им никогда не прощу. Самое ведь ужасное было в чём? Не в том даже факте траха, а в том, что мной воспользовались как вещью. Сразу трое человек. Стэн, который хотел заполучить контракт. И Джейк с Виктором, которые хотели поразвлечься. А я так. Игрушка.

Думаю об этом, и даже волны уже не кажется такими красивыми. И этот прекрасный остров. И даже Джейк, который сейчас покорно разбирает мои носочки с трусишками, кажется очень лишним.

Я на всякий случай щёлкаю замком, хотя знаю, что он ко мне не зайдёт. Теперь, когда оказалось, что я его истинный, он уважает мои желания, моё личное пространство. Но пока я не был таковым, точнее, пока Джейк не знал об этом, я был просто вещью. И диссонанс выплавляет мозги.

Я набираю ванну и сижу в ней долго, рассматривая синие волны. Думаю, а скорее даже не думаю, а просто отпускаю поток мыслей, ни на чём не задерживаясь как следует.

Выползаю из этого состояния рывком, когда вода уже совсем остыла, размазываю слёзы (оказывается, я поревел, надо же), наконец моюсь как следует, мажусь всем, чем надо и где надо, оборачиваю бёдра тем же полотенцем, которым вытирался и выхожу.

Джейк задумчиво курит, сидя на кровати и оборачивается несколько поспешно, немного, едва заметно хмурится.

— Иди сюда. — Голос мягкий, но я знаю, что это не просьба. Что он задумал? Что это за лицо?

Послушно иду и сажусь на кровать, капая водой с ещё влажных волос.

Он нажимает мне на плечо, а я почему-то не могу сопротивляться и ложусь. И когда он разматывает полотенце, под которым ничего нет, тоже лишь помогаю, приподнимая таз, чтобы он мог вытащить махровую ткань.

На мои вялые прибамбасы Джейк не смотрит. Мне всего лишь любопытно, что будет дальше, и я спокойно слежу за его действиями.

Он осторожно отжимает полотенцем мои волосы, а затем укладывает мою голову себе на колени. И гладит. Просто гладит, зарываясь пальцами в волнистые из-за влаги волосы.

— Тебе не холодно, малыш?

Я качаю головой. Мне хорошо и уютно. Моему телу. И мне самому отчасти. Но есть и та часть, которой хочется выть. Опять.

Я закрываю глаза и медленно выдыхаю.

— Хочешь, я почитаю тебе?

Думаю, что это странно: читать кому-то. Но у Джейка красивый голос. Среднего диапазона, глубокий, медовый. А ещё выразительный. Такому голосу не нужно много чего из себя строить, он всё даёт понять тончайшими нотками эмоций. А ещё я бы хотел послушать историю. Пусть даже и знакомую.

— Хочу. — Обнимаю его за колено. — Почитай мне «Стрелка».

— Кинга? — Я, признаться, удивлён, что он знает о короле ужасов. Смотрю в водянисто-голубые глаза и киваю. — Я тоже люблю эту серию.

— Мне нравится только первая книга, — говорю я, водя пальцем по его колену.

— Почему?

— Не знаю. Мотив странника, отшельника, одиночки. Мне это всегда казалось романтичным.

— А ведь по тебе и не скажешь. — Пятерня чешет мне голову. Приятно. — Ты такой эмоциональный. А хочешь казаться поверхностным.

Я замираю в его руках. Мне часто говорили, что я поверхностный, даже мама. Настолько часто, что я и сам так считаю. Приятно знать, что хоть кто-то думает иначе.

Я фыркаю.

— Ты говоришь, как психотерапевт, — жалуюсь я не столько из недовольства, сколько из смущения. — У тебя есть с собой эта книга?

Поднимаюсь с его колен и требовательно смотрю в глаза. Запоздало вспоминаю, что я абсолютно голый, но отчего-то совсем не робею.

— Уже нашёл. — Джейк показывает экран своего телефона с обложкой книги. — Ложись.

И я ложусь, укрываясь белой простыней. Ложусь к нему на плечо, и Джейк начинает читать, вводя меня в мир суровой дороги.

— Человек в черном ушел в пустыню, и стрелок двинулся следом…

Комментарий к Часть 5

Арт, вдохновивший на создание Лиама:

https://ibb.co/93c0XjQ