La famiglia

Часть 6

Господи, разве может быть так хорошо?! Этот запах везде, он оседает на языке, ложится на плечи, на губы. Этот запах знаком до одурения, и в нём есть мои нотки. Потому что он мой, для меня. Только для меня одного. Полностью, целиком весь мой.

Я обнимаю физическое воплощение этого запаха, дышу в шею, вылизывая такое вкусное-вкусное моё местечко, моё клеймо. Трусь о него стояком, приподнимаю бёдра, немного липко между ними и очень голодно и жарко. И пусто.

Постанываю, ощущая горячую руку на талии. Не гладит, не ласкает, а прижимает к себе, успокаивает. Но я не хочу успокаиваться. Я хочу, чтобы он проник мне под кожу. Я тоже хочу быть его.

— Лиам, — и голос у него такой сильный, красивый, уверенный, — малыш.

Я разлепляю глаза, когда меня щёлкают по носу, и со стыдом осознаю, что всё это время тёрся о Джейка подтекающим членом и вылизывал свою метку на его плече. Возбуждение от этого никуда не уходит, зато приходит здравый смысл.

Мы оба обнажённые. Видимо, я заснул, пока Джейк читал мне, а потом он просто сходил в душ и лёг ко мне уже раздетым. И сейчас мои руки на его жёстком теле. Я могу даже ощутить эту сухую кожу, где-то гладкую и нежную, где-то шершавую, где-то уже не такую упругую.

Бесцельно вожу ладонями по его телу. Глупо отрицать, насколько сильно я хочу его. С первой встречи хотел. А сейчас хочу ещё больше.

Только вот Джейк не спешит воспользоваться ситуацией. Прижимает моё тело к себе, прижимает губы к моей макушке. Успокаивает разбушевавшийся гормон. Давит, заставляя мою омега-сущность подчиниться его воле. Почти хочется скулить. От удовольствия… Подчиняться своему альфе, что может быть слаще…

Я и скулю, как маленький щеночек, утыкаясь в ароматное плечо.

— Лиам, — зовёт.

— Да? — не говорю, а поскуливаю.

— Ты проснулся?

Я вырываюсь ужом из рук Джейка, сажусь на постели, закусывая губу, и смотрю на него. Мой альфа лежит на спине, такой спокойный… Веду взгляд вниз и… Его это вообще хоть как-то трогает?! Я его чуть не изнасиловал, а ему хоть бы хны?!

Увесисто бью его в плечо, и Джейк ахает, а потом хохочет, потирая ушиб, чем даёт мне время на то, чтобы сорвать с него простыню. Смотрю на серые боксеры, сдерживающие не то чтобы откровенный стояк, но около того, и мысленно выдыхаю. Ну хоть что-то.

Джейк тоже садится, весь такой растрёпанный, но свеженький, красивый, что я невольно любуюсь. Берет за подбородок.

— Что не так, малыш? — а заботы-то сколько, интереса! Аж бесит. До мокрой жопы бесит!

Смотрю ему в глаза, жую губы и отворачиваюсь.

— Ничего, — цежу зло, рассматривая стену, но меня поворачивают обратно, сжимая подбородок уже сильнее.

— Так уж и ничего, — щурится Джейк. — Хочешь, чтобы я трахнул тебя?

Дёргаюсь, как от пощёчины, смотрю зло.

— А разве не заметно?! — рычу. — Я об тебя как давно трусь? Всю ночь? А тебе совсем насрать!

— Успокойся, — говорит тихо тоном, который я не способен ослушаться. Заглядывает в глаза. Внимательно, цепко. — Мне не насрать. Я тоже хочу. Я не могу не хотеть. Но это ты — тот, кто даёт зелёный свет. И не во сне. — Легонько встряхивает. — Понимаешь меня?

— Понимаю. Пусти.

Джейк сразу убирает руки, и смотрит так спокойно-спокойно, как чёртов терпеливый Будда. Точно. Это же не ему тут двадцать один и не у него едва началось созревание омега-гормона. Его спокойствие выбешивает меня до белого каления, и волнует тоже. Тоже очень сильно.

— Я зубы не чистил, — бормочу. — И отлить бы не мешало.

Джейк смеётся так счастливо, улыбается во все свои зубы (уж не знаю, сколько их там у него), и гладит по щеке нежно, и от этой нежности мне хочется только больше, низ живота словно прошивает жаром. Я утыкаюсь в его сухую крепкую ладонь. От рук нет запаха, но зато они такие тёплые и заботливые…

— Иди первый, раз проснулся, — говорит Джейкс улыбкой, и я смотрю в его глаза. Да, он выдержит все мои истерики. Не просто выдержит, а исчерпает их. Успокоит, дав возможность быть под защитой. Может быть, этот божественный чувак, распределяющий истинных действительно был прав, когда поставил на нас один и тот же рисунок?

Я умываюсь с чувством приятного опустошения внутри. Меня хотят. Меня защищают. Меня гладят по головке и исполняют все мои капризы. Я словно первая принцесса, всё для меня, и всё по-моему.

Из зеркала на меня смотрит здоровый молодой человек, без следов усталости или расстройства на лице, хотя ещё ночью я ревел, сидя в холодной ванне. И он кажется мне немного другим, немного более зрелым, наверное. И привлекательным кажется, несмотря на отсутствие загара, тоже ещё больше.

Я провожу в ванной, пожалуй, слишком много времени, потому что вспоминаю, что на первом этаже есть ещё одна, но, по большей части, потому что люблю за собой ухаживать. Хобби у меня такое, ну. В идеале мне бы ещё в зал сгонять, а то почти неделю не залился. Мне не нужны банки там склянки, но бренды нижнего белья меня очень любят, поэтому нужно быть подтянутым и желательно загорелым. А ещё желательно, чтобы загорелым было всё, потому что однажды мы снимали купальные костюмы французские, а там не плавки, а хуйня какая-то: одна ниточка, и та непонятно за что держится. Так вот, моя белая жопа рядом с загорелыми по лету спиной и ногами смотрелась ну очень тупо. Визажист заебался красить, а фотограф — фотошопить. Хотя мне то что? Не загорать теперь? Пф.

К слову, нужно бы обзвонить родственников. Маму, папу, Стэна, в рот его еби.

В комнате Джейка уже не находится, чему я вполне себе рад, мне нужны минуты наедине. И я не торопясь надеваю свободную лёгкую рубашку и шорты спокойного серовато-зелёного цвета. М-м, люблю хороший хлопок. Где там мои очеллы?

Пристраиваю очеллы в вырезе рубашки, который вполне мог не открывать, но уж очень хочется выебнуться перед Джейком. К слову, что ему вообще нравится? Судя по анамнезу: и женщины, и омеги. А мужчины? Альфы там, беты? Если я раскачаюсь, он меня бросит?

Смотрю на свою жопу в зеркале недовольно. Шорты не очень-то обтягивают, надо подобрать другие…

Мои метания прерывает трель мобильника. Звонит пёс сутулый, в которого я недавно переименовал Стэна.

— Блять. — Тяну вверх зелёную кнопочку. — Да, Стэн?

— Лиам, мать твою… — Недовольный голос Стэна как всегда прорывается сквозь тяжёлое дыхание. Опять он свою километровую жопу качает или на пробежке колени мучает. — Ой, прости, я имел ввиду… А-а, Иисусе… Ты какого чёрта мне не перезваниваешь?

— А что? — спрашиваю холодно и сухо, как девочка-обиженка. В кино такое видел.

— Тебя на роль утвердили, что-что.

— Какую роль? — бормочу тихо, потому что сохранять образ обиженки совсем забываю. Неужели роль в кино?! Обкончаться!

— «Нескафэкликс» заказал компании подростковый сериал. Тебя уже утвердили на роль краша главной героини. Придётся похудеть, Лиам, ты играешь старшеклассника. Ты слышишь меня? Приём!

— Приём-приём, — отвечаю на автомате и остервенело тру глаза, пытаясь снять наваждение. — Прямо сильно похудеть? Когда пробы?

— Проб не будет, дурачина. Я же сказал, тебя утвердили. Похудеть, ну… слушай, а ты ведь недавно у нас для показа худел… может наоборот тебя откормить? С щёчками будешь помоложе смотреться…

Я закатываю глаза. Кто о чем, а Стэн, еби его раком, о диетах.

— Короче понятно. Остаюсь в своём весе и не набираю объем. Насяду на кардио. Окей?

— Да, верно. — Слышу треск и звуки глотков: Стэн остановился попить водички. — Короче, через три недели надо быть на чтении. Ты где вообще? Я к тебе домой приходил, тебя не было. Вышлю тебе сценарий, прочти и не опозорь дядюшку.

— Хуядюшку, — бормочу я.

— А?

— Ничего, Стэн, я тебя понял, давай.

— Ага…

А может джоки? Он потеряет контроль, если я надену джоки?

Мысль посещает абсолютно не в тему и ещё до того, как успеваю бросить трубку. Я отмахиваюсь от неё точно так же, как от счастливого тумана при мыслях о том, что меня взяли на одну из главных ролей в сериале. Надо бы найти Джейка и попросить его почитать мне ещё. Роланд, говорящий его голосом — это нечто.

Истинный ожидаемо находится внизу. У плиты. Джейк оборачивается на звуки соприкосновения моих голых пяток с деревянной лестницей. Он успел привести в порядок свои британские усики, и, кажется, даже подправил виски. Но это не главное, а главное то, что он в той самой моей кремово-жёлтой рубашке!

— А тебе идёт, — говорю, проглатывая неожиданное смущение, и медленно ступаю на прогретый солнышком настил. — Как ты понял, что я взял её тебе? Она лежала в моих вещах.

Пахнет жареным беконом, и я, последний раз евший ещё в самолёте, сглатываю слюну.

— У тебя совсем другой стиль, малыш.

Джейк орудует лопаточкой, и я заглядываю ему через плечо. Яйца с беконом. Чем-то посыпаны. И… пахнет жареным хлебом из тостера. И немного пахнет Джейком.

Я обнимаю его за талию и кладу подбородок на плечо. Он запомнил, какой у меня стиль. Он в моей рубашке. Он готовит мне покушать.

— Тебе идёт, — бормочу в его плечо. — Подчёркивает цвет глаз. Как я и думал.

Джейк кладёт свободную ладонь на мои сомкнутые руки. Рассеяно гладит большим пальцем по голой коже, покрытой пушистыми светлыми волосками.

— Спасибо, малыш. Мне нравится. Сваришь кофе?

Пойти варить кофе и отпустить его? Что за бред. Я уж лучше повишу немного на Джейке, а потом съем его кулинарный шедевр, а потом заставлю его читать. Ну и намазать мне зад кремом бы не мешало.

— М-м-м… нет, — даже не делаю вид, что думаю над его просьбой.

— Засранец, — ругается, запрокидывая руку назад, чтобы потрепать меня по волосам. — Есть ты тоже не будешь?

— Почему это?! — возмущаюсь, крепче стискивая его талию. — Сейчас съем твой бекон и кофе твой выпью. — Повинуясь внезапному порыву, легонько прикусываю свою метку в вороте кремово-жёлтой рубашки. Джейк вздрагивает, и я внутри — весь ликование. — И кровать твою заберу.

Он усмехается, перебирая светлые короткие локоны у меня на макушке.

— Как это ты собрался спать без моего запаха на подушке, м? — Подкалывает зараза.

— А ты будешь днём там валяться, — не растерялся я. И задумался на мгновение. — Ты же почитаешь мне?

— Конечно, малыш.

— И кофе сваришь?

— Детка, не капризничай, свари кофе. Я пока закончу с завтраком.

Я вздыхаю. Ладно, кофе так кофе.

Нахожу зёрна и кофемолку.

— Куба, Мьянма… Марагоджип? — смеюсь. — Да я таких стран даже не знаю!

— Бери Кубу, тебе понравится, он довольно крепкий и терпкий. А Марагоджип — это сорт, который выращивают в Никарагуа.

Джейк достаёт две большие плоские тарелки и вскрывает упаковку помидорок.

— А ты разбираешься в кофе? — Посматриваю на его запястья, оголённые для того, чтобы помыть помидоры. Крепкие.

— Конечно. Это один из наших заработков.

— Ваших? — Округляю глаза. — Мне Стэн вообще сказал, что ты банкир или что-то такое.

Джейк смеётся.

— Твой дядя мало, что понимает в большом бизнесе, малыш. Нам принадлежит плантация в Мексике, если тебе интересно. Эта плантация, по сути, отмывает деньги. Но кофе выходит отличный.

Я застываю, так и не включив кофемолку.

— Отмывает деньги с чего? — спрашиваю осторожно, и Джейк поворачивается ко мне. Наши глаза встречаются, и мне немного не по себе оттого, как много всего я вижу в его взгляде.

— С кое-каких других плантаций в Мексике.

Я с мгновение залипаю, широко раскрыв глаза, а потом только и выдаю, что короткое «о». И перемалываю зёрна.

— Так ты типа… — усмехаюсь криво, присаживаясь за стол с тарелками в руках. — Наркобарон?

Джейк подходит к столу и ставит на него наши кружки.

— Разве я похож на мексиканца? — спрашивает с лёгкой улыбкой.

— Нет, но…

— Малыш. — Джейк мягко берёт меня за руку через стол, а затем также мягко целует пальцы. — Я тебе всё-всё расскажу. Если буду уверен, что ты не пойдёшь с этой информацией к кому-то другому.

Я фыркаю, но не отнимаю руку. От прикосновений тело немножко подрагивает и словно тает, и это чертовски приятно.

— Как будто мне есть дело до твоих… плантаций! — Я отворачиваюсь, посматривая в окно на безмятежный пляж. Бекончик стынет, но чтобы его съесть придётся забрать свою руку. — И как ты можешь быть в таком уверен?

Джейк хмыкает, снова нежно целуя пальцы, а затем отпускает мою ладонь, и берётся за приборы.

— Есть много способов быть уверенным в верности человека.

— Ну? — нетерпеливо подталкиваю я, расчленяя желток на глазунье. Пусть выльется на бекон и на хлебушек. — В моём случае это что будет?

— В твоём — метка, например.

Подозрительно кошусь в его сторону.

— Не беспокойся. Я не собираюсь её ставить.

— Почему? — обиженно дую губы. Не собирается он!

— Ты знал, что метка лишает альфу или омегу физического интереса к другим особям, кроме той, что эту метку поставила? — и спокойно ест свой бекон, устроенный на куске тестового хлеба.

А я смотрю на него, как на призрака.

— То есть… в смысле… вообще?

— Да.

— Эм. Я… Поэтому Виктор меня искал? Потому что любимый дедуля не может трахаться?

Джейк умудряется ухмыльнуться с набитым ртом. Лицо у него спокойное. И я не понимаю, почему.

— Не то, чтобы не могу, малыш, — отвечает он, прожевав. — На химическом уровне пропадает желание к другим. И да, Вико именно поэтому искал тебя. Не потому, что ты — мой истинный.

— Пиздец. А ты?

— Что я?

— Ты искал меня, потому что не с кем потрахаться.

— Я не искал тебя, малыш.

— Почему?

Джейк вздыхает.

— Потому что развлечься с молодым омегой — это одно, — говорит он так спокойно, словно мы сейчас обсуждаем рынок ценных бумаг. — А преследовать его и лишать выбора — совсем другое. — Джейк отпивает кофе. — Наверное, я немного старомоден, но я бы не стал так поступать с Истинным.

— Как же ты бесишь! — зло запихиваю в себя остатки бекона, а следом залпом глотаю свой кофе. С Истинным он бы не стал так поступать. Козёл. Значит, Истинного можно трахать без согласия. Истинного можно выбросить на обочину. А потом говорить, что не хочешь с ним так поступать. — Налей мне ещё кофе, — командую холодно, громко ставя кружку на стол.

И Джейк молча наливает мне ещё. Когда он возвращается за стол, я выхватываю напиток из его рук и прижимаю кружку к груди. Смотреть на него нет сил. Опять. Меня уже порядком заколебала эта смена ощущений от нежности до ненависти. Я снова чувствую себя уставшим.

— Зачем тогда всё это? — поднимаю голову и встречаюсь с его спокойным взглядом. Сложно сказать, трогают ли Джейка мои страдания, ведь он просто молчит, и даже язык его тела ни о чём не говорит мне. — Зачем ты удержал меня?

— Я уже говорил тебе, малыш. Мне было любопытно. Я увидел тебя, уже зная, что ты мой Истинный, а не предмет обмена для заключения сделки. Найти Истинного страшно, но это и большое чудо, и я просто решил попробовать. — Он молчит с пару мгновений, словно что-то выискивая в моём взгляде. — К тому же ты не был против.

Мне нечего сказать на это. Я действительно повёлся, как идиот. На бабки и на ощущения, что я испытываю в присутствии Джейка.

Опускаю глаза и молчу, отстранённо ковыряя остатки яичницы на тарелке. Ко второй кружке кофе я так и не притронулся.

Джейк встаёт с места и обходит стол, чтобы сесть рядом со мной. Я продолжаю молчать, когда он берёт меня за руки и кладёт их себе на колени. Как в тот раз. И как в тот раз вырываться не хочется.

Тупо смотрю на его крепкие бёдра и круглые жёсткие коленки, обтянутые тонкой тканью. Наверное, обычно он питается здоровой пищей, а не жареными яйцами с беконом. По крайней мере, на животе у него жира не намного больше, чем у меня. А у меня его там нет вообще. Я ведь проверяю. Каждую неделю щиплю кожу на боках. Джо мне рассказал этот лайфхак. Чем тоньше выходит защипнутая складка, тем меньше под ней жира. Это удобно. Не нужно вечно искать швейную ленту, чтобы замерить параметры.

Одну из моих ладоней Джейк отпускает, но я не поднимаю её с его бедра. Мне нравится, какое оно жёсткое.

Он мягко берёт меня за подбородок, приподнимая. Так я вынужден смотреть ему в глаза. И это приятно. Слишком приятно. Прикосновения действуют на меня, как наркотик. Я весь в его власти, стоит лишь прикоснуться.

— Я понимаю тебя, — говорит Джейк тихо. — Ты не знаешь, как вести себя в этой ситуации. Тебе больно и обидно. И ещё хуже оттого, что не можешь сопротивляться нашей связи. — Его ладонь ласково переползает на щеку, обнимая, как мягкая подушка, и я совсем таю, неосознанно прикрывая глаза. — Просто доверься мне. — Мозолистый большой палец оглаживает внешний уголок глаза. — Я старше и знаю больше. Я могу выдержать все твои чувства.

Открываю глаза и смотрю на него в упор. Сжимаю бёдра под своими ладонями, опираясь на них, и наши лица оказываются, возможно, слишком близко.

— Зачем тебе это? — спрашиваю с прищуром который раз за день. — Зачем носиться со мной, как с писаной торбой?

— Затем, что это моё желание, — невозмутимо отвечает Джейк. — Затем, что я не могу по-другому. Умиротворение, удовольствие, что я испытываю рядом с тобой, заслуживают усилий. Мне хорошо, когда ты рядом, и я буду отстаивать это.

Усмехаюсь.

— Ты эгоист.

— Это так, — просто говорит он. — И ты такой же.

Джейк гладит меня по виску, разглядывая лицо. Глаза, волосы, губы, нос, шею. И я думаю, что невозможно быть настолько нереально безумным, словно вернувшимся в не такой уж далёкий, но всё же завершившийся подростковый период, потому что раздражение и обида в который раз отступают, как отступает депрессивная фаза у биполярщика, и остаётся спокойствие, интерес, предвкушение.

— Наверное, я теперь понимаю, как чувствуют себя девушки во время ПМС, — хмыкаю, отдаваясь ласке уже двух тёплых рук на лице, шее, волосах.

— Всё хорошо, — шепчет Джейк, и я приподнимаю веки.

Мы встречаемся взглядами. Глаза у него, наверное, как небо в ясный день, светлые, большие. И смотрят так… пристально.

Я переношу на его бёдра ещё больше веса, наклоняясь ближе, прерывисто дышу, касаясь губ губами, и чуть только он приоткрывает рот, как беспомощно падаю в чужие руки, что тут же крепко прижимают к себе, усаживают на колени, ложатся на ягодицы, чуть сжимая, чуть растягивая в стороны.

Я вздыхаю, мгновенно увлажняясь, и кладу голову Джейку на плечо, потираясь задницей о его пах.

— Джейк…

— Да, малыш? — Он гладит меня по спине, по волосам, по жопе, чуть стискивая, зацеловывает подставленную шею.

— Я не сплю.

В ответ мне раздаётся гортанный смешок.

— Хочешь заняться сексом, малыш?

— Очень хочу… — Поднимаю голову, чтобы смотреть глаза в глаза. Сейчас он может попросить меня сделать, что угодно. Хоть пригласить Виктора и повторить наш первый раз. Я словно пьян. Я сделаю все, что Джейк попросит. — Пожа-алуйста… — тяну жалобно, и трусь щекой о его гладковыбритую щёку. — Джейк… — Дышу в ароматную шею, чувствуя, как мне в промежность упирается его стояк. Ухмыляюсь беззвучно. Да-а, Джейку, похоже, очень нравится, когда его умоляют.

Он прижимается губами к моей шее, пространно водя по телу руками, словно в раздумьях, потом мягко, небольно прикусывает за плечо, отчего я невольно издаю короткий хриплый стон: это то место, где он мог бы поставить метку, и оно ликует, отдаётся невероятным наслаждением по всему телу от одного только невинного укуса.

И, хоть мой заточённый в желание и страсть разум кричит о том, что нельзя давать Джейку оставить на мне метку, я выгибаюсь на его коленях, потираюсь о стояк и подставляю шею, которую Джейк тут же вознаграждает серией мокрых поцелуев, укусов, скорее скользящих, нежели действительно впивающихся.

— Встань, — говорит он тихо, и я соскальзываю с чужих тёплых бёдер, про себя запоздало возмущаясь тому, что подчиняюсь командам. — Животом на стол.

И я просто ложусь, вытягивая руки и отклячивая зад. У меня будет секс. Сейчас, наконец-то, у меня будет секс. Секс с Истинным. Он возьмёт меня, как сам захочет, но очень приятно и нежно, и он обязательно повяжет меня узлом и пометит, пока я буду стонать под ним от удовольствия…

Скользящие по бокам тёплые руки, как ни странно, отрезвляют. Нет. Никаких узлов. Никаких меток, тем более. Узел, возможно, но точно не метка.

— Джейк… — зову жалобно, и пальцы, уцепившиеся за край шорт, замирают.

— Что, малыш? Ты передумал? — большой палец успокаивающе гладит косточку, а я только больше взрываюсь желанием изнутри от этого его терпения и заботы в голосе.

— Только не кусай меня… — хнычу, прижимаясь задом к его паху.

— Не буду, — говорит тихо, а пальцы залазят под бельё и тянут его вниз.

Кожи на ягодицах касается прохлада кондиционера. До мурашек касается. А затем их растягивает в стороны, и мокрый горячий язык лижет прямо между, где влажно, тепло и очень-очень хочется.

Я всхлипываю больше от неожиданности. Член, перенапряжённый и налитой, как спелая ягода, трётся о край стола, и яйца готовы взорваться, хотя ещё только начало, однако я не хочу дрочить. И не хочу, чтобы Джейк мне дрочил. Я хочу взять всё, что он мне даст, а потом кончить тонкой струёй, не трогая себя и признавая чужую власть над своим телом.

Юркий сильный язык с трудом толкается внутрь, в сжатое отверстие, и я попискиваю, выгибаясь. Я весь теперь сосредоточен в одном колечке обнажённых нервов, там, где мой альфа жадно глотает мою смазку и мой запах, где он пьёт меня, игнорируя наверняка багровый член, где он до боли растягивает в стороны две ягодицы и покусывает, и сосёт, и лижет, как блюдо после домашнего обеда.

— Джейк… — В анус проскальзывает большой палец, и я закатываю глаза, словно по команде прекращая сжиматься, когда до меня долетает строгое «расслабься». — Ещё!

Но слишком короткий, слишком тонкий палец лишь движется туда-обратно, зализываемый сверху языком.

— Пожалуйста, Джейк, я хочу ещё…

Он больно прикусывает меня за ягодицу, а я едва ли замечаю это.

— Что ещё, детка?

— Ещё пальцев! — Выгибаюсь, толкаюсь навстречу. Я чувствую только голод, сминающий моё недовольство, мою ненависть, недостаток. Недостаток внутри, между моих ног, где всего один палец и всего один язык. И ещё переизбыток. Там же, только ниже, в ноющем, воющем о пощаде члене, который хочет, но не может кончить.

— Сколько пальцев? — спрашивает Джейк, и я не могу понять, то ли это просто интерес, то ли настоящая провокация. А скорее всего, где-то между.

Я думаю с одно мгновение.

— Два. И глубже!

Джейк молча награждает меня двумя пальцами, длинными, крепкими, так хорошо и правильно раздвигающими неподатливые после долгого перерыва стенки. Так хорошо, что колечко обнажённых нервов становится маленьким тоннелем обнажённых нервов. Маленьким текущим тоннелем, чей хозяин стонет, причитает, зовёт своего альфу и внезапно воет в голос, когда язык, что до этого лизал маленькую аккуратную дырочку, принимается с не меньшей жадностью вылизывать поджавшиеся гладкие яйца.

— Папочка… — тонко зову я, подёргиваясь от долгого оргазма, что никак не может прекратиться из-за отсутствия руки на стволе.

Я падаю Джейку на руки, утирая лицо от слёз, и утыкаюсь носом ему в плечо, пока две тёплые руки гладят меня по спине и по волосам. Вздрагиваю ещё какое-то время, успокаиваясь. Всё же трах с Истинным — это круто. Особенно по трезваку. Особенно когда он такой спокойный и опытный, но-о…

— Почему ты меня не трахнул? — спрашиваю не без наезда, пока лежу у него на руках, как огромный сытый кот, и смотрю снизу вверх удовлетворённо и с фальшивой обидой.

Запах Джейка стал сильнее, он витает по помещению, заставляя меня испытывать уютное опустошение. Его голубые глаза, как всегда спокойные, сейчас со смешинкой внутри, с тихой радостью, что собирает морщинки по уголкам век. И эти красивые глаза кажутся такими лучистыми, такими добрыми.

Прежде чем Джейк успевает ответить, тянусь вверх и целую его нежно-нежно, поглаживая языком и губы, и язык, и мягкую плоть под ним, посасываю самозабвенно, прикрыв глаза, сжимая руки за чужой спиной. И мне отвечают так же ласково, так же неторопливо, словно не было этой бешеной, развратной дрочки моей жопы минуту назад.

Отстраняясь, я не встаю с чужих колен и не снимаю рук с источающей аромат шеи. Шеи с моей меткой. Зато дую губы и смотрю требовательно. Так требовательно, что даже ласково трусь о твёрдую грудь своей.

— Почему?

Джейк приглаживает прядь волос на моей причёске.

— А ты бы дождался, пока я бегаю наверх за презервативом? — улыбается мягко, как настоящий победитель по жизни.

— Хм. — Казнить нельзя помиловать? — Резонно. — Помиловать. — Но в следующий раз я хочу твой хер.

— Хорошо, — смеётся Джейк. — Почитаем у воды?

— Да!