С того отвратного вечера проходит почти месяц. Очнувшись весь мокрый на диване, я первым делом пошёл давать дяде пизды. Впервые жалею, что из-за модельного бизнеса приходится держать процент жира под контролем. Будь я хотя бы немножко потяжелее, то уделал бы Стэна на одном только возмущении, но этот сраный зожник моё диетное тельце только так перекидывает.
— Псина ты сутулая! Гнида вонючая! — бешусь я и бьюсь безумной рыбёхой в дядином захвате. — Что б я ещё раз! Ещё раз с тобой дело имел! Как ты смеешь называться моим дядей! Ты же даже мой крёстный! Ты! Гнида сутулая! Псина вонючая! Сколько тебе заплатили, а? Сколько? Что ты получил за жопу любимого племянника?!
— Контракт с «Эджи»… Для тебя вообще-то!
— Сука ты! — Я замираю, глядя Стэну в лицо. — Больше даже не проси меня тебе помогать! И массаж тебе делать не буду! И печеньки мои! Больше не для тебя! Для всех! Кроме тебя!
Стэн закатывает глаза.
— Ладно тебе. Завтра подкатят к тебе твой Мерседесик последний…
— Шмэнтли! Как минимум! И я больше никогда, слышишь, никогда не буду развлекать твоих партнёров!
Стэн вздыхает и отпускает меня.
— Ладно. Шмэнтли, так Шмэнтли. Но знай, что даже я на таком не езжу.
— Я знаю на чём ты ездишь, сволочь!
Новенький Шмэнтли синего цвета немного меня утешил. Теперь мне все завидуют, хоть и шепчутся за спиной, мол, насосал. В целом, они недалеко ушли от истины.
Согласно словам всей моей родни, я таки оказался под мужиком. И над мужиком. Не прошло и месяца после первой овуляции. Это фиаско.
Итак. Целый месяц я посвящаю себя работе и бессмысленному и беспощадному сексу по пятницам. Мне уже всё равно, мужчина это будет или женщина, какая теперь разница? Меня уже распечатали! Дороги назад нет! Я теперь сладкая пассивка, или как там говорят…
Короче говоря, двое грозных шкафчиков, похожих на мафиози, ловят меня у заднего входа (какая ирония!) в бар, обжимающимся с каким-то скуластым блондинчиком, чьё имя я не удосужился уточнить.
Блондинчика заталкивают в мусорный бак, а меня в салон чьей-то тачки, и я вижу перед собой Похитителя Чужих Девиц, Виктора Ганби, и, по совместительству, моего недавнего насильника.
— Что, пустился во все тяжкие? — кисло ухмыляется он.
— Ах ты гнида! — У меня нет сил на достойный ответ, зато есть силы дать ублюдку по роже.
Какое-то время мы, как два дебила, боремся на заднем сидении, пока шкафы, переглянувшись, просто не скручивают меня в кренделёк, фиксируя руки стяжками.
Я зло молчу, пока пижон поправляет свой потрёпанный лук.
Затем мы куда-то едем, молча и зло. Я бы, конечно, задал пару вопросов, но буравить пижона взглядом мне предпочтительнее. Ему, видимо, тоже.
Наконец мы куда-то приезжаем, шкафы вытаскивают меня из салона и долго несут жопой вперёд, так что я не могу понять, где я нахожусь.
Я отчаянно брыкаюсь и сыплю проклятиями и на безразличных шкафов, и на идущего за нами элегантного Ганби.
Следующим этапом меня кладут на кушетку в светлой комнате, похожей на косметологический кабинет и срывают с меня штаны.
— Только посмей! — верещу я, отчаянно брыкаясь, но меня хорошо держат.
Сбоку походит какой-то человек с медицинской маской на лице и в перчатках. Видно, что он и сам напуган, даже голос дрожит:
— Пожалуйста, успокойтесь. Я всего лишь проведу для Вас процедуру удаления татуировки…
— Нет! — взбрыкиваю я. — Я не разрешаю!
Человек в маске переглядывается с Ганби.
— Будешь брыкаться, я тебя трахну, сучёныш! — шипит он мне на ухо. — И в этот раз рядом не будет дедули, чтобы меня остановить! А ещё Грэг вчера расстался с девушкой и он очень…
— Удаляй, блять!
Это оказывается больно. Я дёргаюсь от вспышек, и мастер спрашивает меня, не нужно ли сделать перерыв.
— Давай в темпе, какой перерыв! — возмущается Ганби.
Я стаскиваю зубы и терплю. Это продолжается ещё довольно долго, и, наконец, мастер отстраняется от моей бедной-несчастной жопки.
— Готово, сэр.
Ганби отодвигает мастера от меня, и я чувствую лёгкое прикосновение тёплой руки.
— Черт, — ругается пижон и отходит, звоня кому-то по телефону, а я грозно смотрю на шкафов.
— Могу я теперь одеться?!
Следующим этапом нашего путешествия становится огромный загородный дом, почти поместье, куда Ганби уже почти сам волочит меня за собой за шкирку, потому что я, чуя неладное (я видел о-о-очень стрёмное порно, которое начиналось так же), принимаю брыкаться и извиваться так, что даже шкафам уже трудно меня держать.
— Да успокойся ты! — Блондинчик уже совсем не знает, что делать, а я и рад ему поднасрать. — Никто тебя не тронет!
— Да, конечно! — кричу я, извиваясь подмышкой у одного из шкафов (второй держит мои ноги).
В конце концов, меня вносят в красиво обставленную комнату в светлых тонах, судя по всему — кабинет, сажают на диван и хватают, удерживая за плечи.
Ганби уходит и возвращается со своим дружком по перепиху с невинными омегами.
Трейси, или мистер Вкусная Шея, еб его в рот, садится напротив меня, внимательно оглядывая. А я внимательно оглядываю его. Красивый мужик, хоть и старый. Хочу так же выглядеть в сто-пятьсот.
— Вико, — зовёт он Ганби, и тот наклоняется над мужчиной, но не садится рядом. — Разве этому я тебя учил? Ты же перепугал мальчика до смерти.
— Перепугал? — шипит Виктор, убивая меня взглядом. — Да он Дику чуть глаз не выбил в дороге!
Я гордо киваю, мол, так-то! То-то же!
Трейси качает головой и затыкает Виктора жестом руки.
— Вико, оставь нас, — вздыхает мужчина. Он обращается к Ганби довольно ласково, но при этом командует, хотя они вроде как партнёры по бизнесу. Или нет? — И попроси своих ребят развязать мальчика.
— А если он…
— Мы разберёмся. — Джейк переводит спокойный мягкий взгляд на меня. — Правда, Лиам?
Я пытаюсь набычиться для приличия, но выходит слабо. Какая разница, в конце концов? Я всё равно без позволения хозяев дома отсюда уйти не смогу.
— Да-да… — бормочу я недовольно. — Развяжите меня уже! — рычу в сторону Грэга и Дика (еб твою мать, надо же так своего ребёнка назвать), а потом уже совсем с другой интонацией добавляю, грустно глядя Трейси в глаза: — Бо-ольно…
Я вижу, что Ганби хмурит свои изящные брови, но молча выполняет указания. Грэг (или Дик?) срезает стяжки с моих рук, а затем, пока я потираю покраснения на запястьях, они уходят.
Трейси дожидается, когда захлопнется дверь, а затем внезапно поднимается и садится рядом со мной так близко, что я чувствую тепло от его тела. Он-то грелся в своём огромном поместье, конечно! Это меня тащили по холоду в одной футболке!
— Покажи мне руки, малыш, — просит мужчина, и я просто протягиваю ему свои ладони. Мне становится как-то спокойно. Драться и убегать совсем не хочется. Ещё и Трейси так приятно растирает запястья. И пахнет он приятно. Наверное, это оттого, что сейчас уже ночь, и он ещё не был в душе: я могу почувствовать его, не приникая носом к коже.
Я вспоминаю, как вкусно пахла шея Джейка, а потом вспоминаю, в каких обстоятельствах мне пришлось её понюхать, и хмурюсь. Передо мной его почти полностью седая макушка, причёска волосок к волоску, мягкие, волнистые волосы и загорелый кусочек кожи в вырезе белоснежной сорочки.
— Сначала трахнули, как шлюху, в два члена, а теперь притащили хер знает куда, — говорю я обиженно и зло. — Не хотите объясниться? В этот раз вас будет больше?
Трейси поднимает голову, но мои руки не отпускает, а кладёт себе на колени и прикрывает своими ладонями.
— В этот раз никого не будет, — он отвечает спокойно, размеренно, но чувства вины я в нём не наблюдаю ни на грамм. — Вико привёл тебя по другой причине.
У меня холодеет загривок. Какой ещё другой причине???
— Видишь ли, Лиам, — начал он успокаивающим тоном, видимо, заметив, что я на грани побега в окно, — в тот вечер ты оставил мне один прелестный подарок…
— Я здоров! — перебиваю я, но рук не отнимаю, хоть и хочется ими помахать в панике. — Только недавно проверялся! Это не я!
— Успокойся, малыш. Я говорю о метке.
Я смотрю на него с недоумением.
— Чего?
— Ты знаешь, что такое метка?
— Ну-у-у… это когда альфа кусает омегу и у него шрам остаётся. А что? — Я закусываю губу, глядя в водянисто-голубые глаза. Я напуган этой ситуацией (а кто не был бы, а?!), но глаза Трейси словно бы внушают мне, что я в безопасности.
— Да, верно. Только омеги тоже могут оставлять метки, — подтверждает мужчина, сжимая мои руки в своих руках. — А ещё метки пропадают через неделю-две. Если эту метку не поставил истинный.
Я молча смотрю на него, собирая в голове пазл с пару мгновений.
— Ну не-е-ет… — криво усмехаюсь я, выдёргиваю свои руки из его рук и резко встаю. — Где здесь вых…
— Хочешь роллексы, малыш?
Я сажусь также стремительно, как и подскочил. Ну кто я против крутых часиков? Верно, тварь дрожащая. Но всё же вот так вот просто сдаваться не собираюсь!
— Чем докажете? — Скрещиваю руки на груди.
Трейси мягко улыбается мне.
— Твой укус до сих пор на мне. — Трейси отворачивается и отодвигает край воротника, демонстрируя окружность от моих зубов. — А ещё корона на твоей прелестной попке…
Я пристально слежу за тем, как Трейси расстёгивает пуговицы на сорочке. Мне нисколечко не страшно. Он ведь сказал, что не тронет меня, верно? Вообще, если уж быть честным мальчиком, то я вроде бы и не против, чтобы Джейк меня «тронул». Всё же мой пятничный секс так позорно обломился…
Наконец Джейк открывает часть своей груди. На ней, справа, между редких светлых волосков, я вижу точно такую же маленькую корону, как у меня.
Ну пиздец. Мой истинный — дед. А ещё мой истинный меня изнасиловал вместе со своим бизнес-партнёром. По приколу. Класс.
Придирчиво рассматриваю Джейка, который, продемонстрировав свою корону на груди, принялся застёгивать сорочку обратно.
Ну. В целом, могло быть и хуже. Пусть он дед, но он красавчик, и усики у него здоровские, и даже все волосы на голове есть. А мог бы оказаться жирным уёбком. То есть… Джейк всё-таки уёбок. Но богатый уёбок. А я ведь и сам не вершина добродетели и принципиальности.
— Ладно, — наконец говорю я, чувствуя себя… лидером положения, что ли. — И что ты предлагаешь? Зачем было меня тащить сюда, как дагестанскую невесту?
— Вико — довольно несдержанный молодой человек, как ты мог заметить, — отвечает Трейси скучающе. Он берёт со стола сигару и закуривает. — Будешь?
Я качаю головой. Я в рот ничего себе совать не собираюсь. Наверное. Пока что.
— А предлагаю я тебе остаться, раз уж Вико тебя выкрал. Переночуешь, а утром мы что-нибудь придумаем.
— Что-нибудь придумаем?
— Да. Съездим вдвоём на остров или куда-нибудь ещё…
Кажется, мои глаза готовы выскочить из орбит. Но я не обманываюсь. Джейк не то, чтобы не рад тому, что меня сюда притащили, но и не визжит от счастья. К тому же, подозрения в истинности не помешали ему меня изнасиловать (а я считаю это именно изнасилованием!) в тот вечер у Стэна. Так что всё это очень странно. Зачем осыпать едва знакомого парня подарками и вниманием, пусть он хоть трижды истинный и четырежды красавчик, как я?
— Зачем тебе это? — Смотрю на него из прищура.
Джейк спокойненько себе дымит, и лишь одна бровь заинтересованно ползёт немного вверх. У меня возникает стойкое ощущение того, что до этого вопроса меня считали необратимо тупым. В принципе, небезосновательно…
— Признаюсь честно, малыш, довольно… страшно встретить истинного почти на закате жизни, — он выдыхает дым в сторону от меня, — но мне интересно узнать, чем же так примечательна эта связь. Такое случается только один раз, понимаешь? И не с каждым. Разве тебе не любопытно?
Я пожимаю плечами.
— Я не хочу ничего этого, — говорю зло. — Меня устраивало быть бетой. Никто не пытался мной воспользоваться. — Тут я, конечно, вру, но слова сами слетают с губ: больше всего мне хочется задеть и вывести на эмоции этого человека, заставить испытывать вину за мои страдания.
— И больше не попытается, если будешь со мной, — парирует Трейси с улыбкой. Вина и стыд — это, видимо, не про него. — Пойдём, я покажу тебе, где ты можешь переночевать.
Трейси поднимается и протягивает руку. Я всячески пытаюсь взрастить в себе сопротивление, но выходит слабо: гнева остаётся только на сарказм.
— Кроме тебя, ага? — бурчу я, вкладывая свою руку в руку мужчины, и поднимаюсь с дивана. В тот раз я этого не заметил, но мы с Трейси примерно одного роста. Ну, может быть, у него есть преимущество в два-три сантиметра, но не более. Видимо, альф в его детстве совсем не кормили.
Трейси внезапно смеётся весело и легко, не выпуская мою руку. У него ладонь шершавая и сухая, и я не вырываюсь, потому что… ну не знаю, какая разница?
— Скорее это ты будешь меня использовать, малыш.
Мы обходим парочку спален, и я чуть ли не пищу, но увидев ЭТУ, понимаю, что останусь именно в ней. Эта спальня ничем не отличается от остальных, она не самая большая, со стандартной кроватью, вообще все стандартно, кроме больших арочных окон с видом на сосновый лес и собственной ванной комнаты. Но здесь я необъяснимым образом ощущаю уют. Мне хочется обнюхать, облизать и оботрогать все поверхности, раскидать здесь свои шмотки и больше никогда и никуда не выходить.
— Я буду спать здесь! — радостно сообщаю Джейку и с разбега ныряю в кровать. Да так и не выныриваю, потому что простыни пахнут просто абалденно. А-бал-ден-но.
Трейси ничего не говорит в ответ, зато я слышу щелчок двери, и блаженно растекаюсь по кровати, занюхивая аромат простыней. Здесь есть и запах дорогой отдушки для белья, он вкусный, но едва уловимый запах под ним — ещё приятнее. Надо бы пойти прочекать ванную комнату, но я не хочу вставать и подумываю, что уснуть прямо вот так в одежде — не самая плохая идея.
Моим мечтам не суждено сбыться, потому что я слышу шуршание ткани, открываю глаза, оглядываюсь и вижу, как Трейси складывает пиджак, который ещё недавно был на нём.
— Ты почему всё ещё здесь? — Да, я обнаглел, наверное. Ладно, какие, блять, наверное? Я обнаглел! Но я в своём праве! А ещё… а ещё это же Джейк! Я могу тиранить его, сколько захочу. По крайней мере, у меня есть такое ощущение. Что я могу. А если могу, значит буду.
— Это моя спальня, малыш. — Кажется, моё лицо вытянулось, потому что он рассмеялся, глядя на меня. — Кстати, загляни в ванную. Ты ещё много чего не видел. И не нюхал.
Мы смотрим друг другу в глаза, и я отлично осознаю, что меня и подъебали, и наебали (а когда-то ещё и выебали), но ответить ничего не могу, а потому просто рычу что-то неразборчивое и ракетой залетаю в ванную комнату, не забыв хлопнуть дверью. На всякий случай не очень громко.
И замираю, потому что в таких ванных я ещё не мылился. Тут вам и огромная ванна с кучей каких-то режимов, и окно в охуенный пейзаж, и куча разных штучек для мужского ухода… готов поспорить, у Джейка есть какой-нибудь мега-дорогой пептидный крем, иначе я ни за что не поверю, что он просто хорошо сохранился, а не пил кровь младенцев на шабашах…
Я открываю все шкафчики и, кроме всякой фигни для подравнивания растительности на лице (ну надо же, а я думал, он свой пропуск в трусики в салоне стрижёт, как нормальный богач, а оно вон оно как оказывается) всё-таки нахожу заветный крем. Так значит, Трейси тоже тот ещё пижон.
Я толсто намазываю крема себе на лицо, но он противно не впитывается. И правда, у Джейка ведь кожа суше, чем у меня. Придётся смывать.
Я ещё немного шастаю по полочкам, а потом мучу себе ванну с какой-то солью и долго в ней кипячусь. Минут тридцать точно. Мылюсь вкусным гелем, мочалюсь приятной к телу мочалкой, чем-то снова мажу лицо.
Когда моё высочество, румяное и распаренное, наконец выползает из ванной, предварительно намотав полотенце на бёдра, то застаёт Джейка Трейси флегматично читающим книжку на кровати.
Джейк поднимает глаза, оглядывает меня сверху вниз и обратно, а затем делает в книге закладку.
— Ложись, малыш, я тоже скоро приду.
«Можешь и не приходить», — думаю мстительным тоном, наблюдая, как Джейк скрывается в ванной, но вслух ничего не говорю.
Думаю, где бы мне раздобыть новые труселя, и уже было собираюсь лечь, в чём мать родила, но потом решаю прошерстить гардероб Джейка. Мы примерно одного роста и одной комплекции, разве что я буду похудее из-за вечных диет.
Выуживаю из ящика серые боксеры и, о чудо, они мне почти как раз!
Не удерживаюсь и прочёсываю ящики в гардеробной. Здесь целая коллекция крутющих часиков, галстуки всех цветов радуги и не только, запонки и, о, боже мой, раритетные подтяжки! Сейчас такое уже не носят, но вообще на Джейке бы смотрелось органично. Я его видел всего-то пару раз, может быть, он иногда их и надевает, просто при мне такого не случилось…
В общем, я бы и тут заночевал спокойно. Сделал бы себе лежбище из пиджаков и рубашек, обложился бы часиками и заснул. Или не заснул, а просто над златом чах.
Когда я, нанюхавшийся подмышек на чужих сорочках, вышел из гардеробной, Трейси уже снова занимал место на кровати справа и читал.
Он на меня даже не взглянул, и я молча скользнул под одеяло, устроился подальше от него, повзбивал подушку, поперекручивал свой край одеяла скромно, а потом не выдержал, вздохнул и котиком подполз к нему. Уткнулся носом в предплечье, и Джейк поднял локоть, чтобы я мог лечь ему на плечо, пока он читает.
Я устроился на Джейке, закинув на него руку и ногу, и чуть ли не замурчал от едва слышного после душа запаха. Притёрся всем телом, почесался носом о шею, отчего Трейси как-то хмыкнул и зарылся рукой в светлые завитки у меня на голове, и, найдя идеальное положение в соотношении шкал удобство-тактильность, блаженно замер, подставляясь под ленивые прикосновения к волосам.
Вообще я немного ожидал сарказма в свою сторону, мол, артачился-артачился, а потом понюхал там, понюхал здесь и превратился в ласкового котика, но Джейк, видимо, оттого, что лет ему было раза в три больше, чем мне, просто миролюбиво читал, бездумно поглаживая моё тельце. Словно мы уже лет пять как любовники, и всё у нас заебись.
— Что ты читаешь? — спросил я сонно.
— Диккенсона. «Домби и сын». — Рука Джейка на мгновение замерла в моих волосах, но продолжила массировать кожу. — Мне нравится перечитывать его книги.
— Почему?
Джейк аккуратно закрыл книгу и положил её на прикроватный столик.
— От его историй я чувствую успокоение. Они очень близки мне. Особенно эта. — Съехав на постели вниз, он обхватил меня руками и прижался носом к макушке. Я услышал, как Джейк долго вдыхает запах моих волос. Мы оказались лежащими на боку лицом друг к другу: я утыкался Джейку в шею, а он мне — в макушку.
— Тоже не знаешь, кому спихнуть свой бизнес перед смертью?
Лежать так было душно, но я не хотел двигаться.
Трейси хмыкнул.
— После моей смерти бизнес получит Виктор. Он уже заправляет большинством дел.
Я поднял голову и посмотрел на него.
— Он твой…
— Он мой первый внук.
— Ну нихуя ж себе. — Я погрыз ноготь. — Получается, что… о, боже.
Я сначала напрягся, словно пытаясь вырваться из его рук, но потом как-то смиренно обмяк. Снова вспомнился тот вечер, где они разложили меня на двоих. Дед с внуком. И один из них мой истинный. И это ещё я не говорю о том, что его внук старше меня.
— Пиздец. — Я утыкаюсь лбом Джейку в грудь. К горлу подкатывает большой ком — не проглотить, не пережевать. — Пиздец, — я бормочу шёпотом, потому что внезапно меня душат слёзы. Целый месяц я справлялся без слёз, трахался по подворотням, работал как не в себя, а стоило только поговорить о ситуации с одним из насильников, как начал истерить, словно пятилетка.
Прикрываю лицо руками и тупо реву, сжимаясь в комочек. От запаха Джейка, что окутывает меня, и лучше, и хуже. Аромат истинного успокаивает, дарит ощущение безопасности, но он же и возбуждает воспоминания, бередит рану, которая, казалось бы, уже зарубцевалась, но, о нет, оказывается, под сотней швов, что наложили на неё случайные возлюбленные из баров, зрел нарыв.
Джейк гладит меня по спине, и от этого внутри какой-то диссонанс. Как он может быть таким спокойным, после того как сотворил подобное? Как так происходит, что его утешающие ласки — искренние, но и то, как он без спроса брал чужое тело — тоже было искренне? Как может он сейчас быть таким добрым, если совсем недавно поступил, как последний ублюдок? Как он может быть со мной таким человечным, если ещё недавно я был всего лишь вещью для него?
— Я не сожалею, — говорит Джейк мне на ухо, когда я немного успокаиваюсь. — Но больше такого не будет. Ты со мной в безопасности.
— Только не думай, что я прощу тебя, — говорю я, утирая нос.
— Конечно, нет, мой мальчик. Ты и не должен такое прощать.