La famiglia

Часть 2

Голова болела один день, жопа — неделю, гордость… не восстановится никогда.

Бармен-байкер-мастер-по-тату, после того как закончил бить маленькую агрессивную змею на моей жопе, ещё немного меня полапал, сунул листочек с номером и как джентльмен подвёз до дому.

Номер я, разумеется, выбросил. Ещё мне альф в моей жизни не хватало. План остаётся планом. И то, что я омега, ничего не изменит.

В понедельник Мотти снова улизнула прямо из-под носа, а других привлекательных объектов для симпатии поблизости не оказалось: визажист была слишком мрачной, заказчик слишком мужик, а фотограф слишком замужем. К тому же позвонил дядя и попросил моего добровольно-принудительного присутствия на Мероприятии. С большой буквы, да. Потому что на Ме-ро-при-я-ти-ях обычно собирались старые и очень старые, богатые и очень богатые хрычи, охочие до юных девочек. И мальчиков частенько тоже. До того, как мне исполнилось восемнадцать, дядя меня на них не таскал. А вот после — за милую душу. Хорошо хоть в обиду не давал. Так что я на Мероприятиях больше сидел, как красивая картиночка с искусственной улыбочкой. Дядя считал, что я хорошо поднимаю боевой дух. Боевой дух, ага. Вот если бы он приводил обеспеченных шугар мамми, тогда я, может быть, и задумался бы насчёт того, чем занимаются остальные ребята, которых дядина протекция не касается! Но нет, так нет.

— Вообще-то у меня планы на пятницу, Стэнчик. — Вообще-то планов не было, но цену набить стоило. Я знал, что идти всё равно придётся. Дядя, хоть и казался человеком мягким, но отказов не терпел. — Никак не смогу быть.

— Да ладно тебе, — дыхание дяди в трубке было тяжёлым и прерывистым. Ну да, утро ведь. По любому, этот кач на пробежке. — Будет один альфа…

— Чего-о-о?! — заорал я в трубку. — Ты совсем… Да кто… Да что… Кто тебе рассказал?! Тебе мама рассказала?!

Динамик передал вкрадчивый дядин смех.

— Джим сказал.

Я сжал губы в одну полоску. Папа! Да как он мог! Сдал шурину{?}[брат жены] с потрохами! Вот от кого не ожидал…

— Да не злись ты, — голос Стена стал мягче, когда он понял, что пауза затянулась. — Хочешь, тебе тачечку обновлю.

Я надулся и закусил губу. Тачечку давно пора было обновить.

— Мерседесик, например? Позапрошлого года?

— Этого года!

— Ладно.

— И я не стану спать с мужиками!!!

— Ага-ага, да, — пробормотал дядя не очень убедительно. Они все свято убеждены, что омега предпочтёт альфача (да хоть и бету-мужчину) женщине. — Оденься там посексуальнее, мелкий.

— Я и так сексуально одеваюсь, — возразил я тихо, но дядя уже отключился.

День Хэ настал слишком быстро. Я достал из закромов сумочку с косметосом, намутил себе относительно незаметный тон (и заодно слегка подзагорел, хе-хе), сделал свои прозрачные ресницы темнее, подвёл глаза и даже намазал губы маминым тинтом (они у неё настолько скучные, что подойдут даже мужчинам). Синие джинсы в обтяжечку и свободная белая футболка оказались достойными кандидатами в членоподнимательные войска, а потому были выбраны и надеты. Я долго думал, накидывать ли сверху пиджак, ибо с одной стороны, в нём тепло и модно, а с другой — меньше оголённых частей тела, и дядя будет смотреть волком… и решил, что пиджак я могу и снять, а вот морозить своё тельце прохладными ночами не желаю. К тому же машину придётся оставить, а такси в такой час пик хрен дождёшься.

— Молодец. — Дядя похлопал меня по плечу, да так, что я чуть в стену не влетел. — Только пиджак сними.

— Ага. — Я закатил глаза. — Где остальные жертвы директорского произвола?

— Принцессу ждут.

— Что?

— Ничего. Пошли. Обрати особое внимание на старичка с усиками вот такими, он крупный банкир.

Я изобразил желание сблевать, но дядя в ответ лишь как-то коварно хмыкнул и шепнул на ухо это своё: «там будет альфа», так что пришлось отодвинуть от себя его охуевшее лицо ладонью.

— Да-да, а я сразу прыгну ему на член, пусть снимает штанишки… — договаривал я уже в одном из вип-помещений, куда дядя приводил своих партнёров, но, отвернувшись от этого придурка, встретился взглядом с придурком иного толка — с Похитителем Чужих Девиц.

— Вот как, — ухмыльнулся тот недобро и весьма коварно. — Какие омеги пошли нынче шустрые.

Я слегка, ладно, весьма прихуел. Значит, Стэн тут всем направо и налево рассказывает, что я, дескать, омега, мать его за ногу! Я храню свою тайну, как зеницу ока, вон даже змею на жопе набил! А он!

Кажется, что моё лицо на мгновение, но исказилось сначала испугом, а потом гневом, потому что блондин посмотрел на меня как-то внимательно, но всё же дядя (хуйло, на самом деле, он, а не дядя) не зря в меня вкладывался, ведь актёр из меня отменный.

Я быстренько состряпал улыбку до ушей, от которой эти маразматики обычно падали с оргазмическими инфарктами, и оглядел обстановку.

М-да.

Это просто подстава межгалактического масштаба. Их было двое. Благопристойного вида пожилой мужчина с довольно глупыми британскими усиками и этот Похититель Чужих Девиц. Мало того, что дядя разболтал двум незнакомым престареликам о том, что я омега, так ещё оказалось, что я должен развлекать их один. Ненавижу. Он, сука, одной тачкой у меня не отделается! Ещё и предыдущую модель хотел подсунуть, ха!

Я окинул дядю убийственным взором, тот не менее убийственно улыбнулся в ответ, мол: «только попробуй что-нибудь исполнить», и мы разошлись по своим ролям. Дядя надел маску успешного, очень-не-совсем белого бизнесмена, а я — доброжелательного обольстителя. Очень доброжелательного. Прям доброжелательность из всех щелей.

Я весело рассмеялся, словно этот красавчик пошутил что-то смешное, и опустился между ним и старичком аристократического вида, который, к слову, для своих запредельных (или запердельных, вот умора) лет выглядел ну просто очешуительно. Хотел бы я так выглядеть в его сто пятьсот. Или сколько ему там.

— У нас со Стэном свои шутки… — протянул я, окинув присаживающегося в кресло дядю взглядом из серии маниак-убийца-насильник-людоед, а затем остальных присутствующих мужчин одарил улыбочкой уже из серии маниак-сексуальный-осторожно-горячо. — Лиам Шелби. — Первым делом протянул руку старичку.

Старичок мягко улыбнулся, принимая руку, и пожал тоже мягко, как девочке, хорошо, что не потянул к губам, как они часто любят делать. К мальчикам для услады глаз иначе и не относятся. А к мальчикам для услады глаз, которые ещё и омеги… Страшно подумать, как меня тут целиком ещё не облобызали… Кстати. Не этот ли старичок — тот самый альфа? Вот жил себе, не тужил. Не знал, кто из мужчин альфа, кто — омега, а кто — бета. Просто мужики. Пацаны. Мальчики. Мужчины. И так далее. И тут, на тебе. Сам оказался омегой, так ещё и целых двух альф за неделю повстречал. И ничего, что количество альф на количество бет по соотношению примерно один к тысяче. Как, к слову, и омег.

— Джейк Трейси. Можно просто Джейк. — Ну хоть имя у старичка нормальное. Не какой-нибудь там Уильям или Рональд… — Когда Стэнли сказал, что нашу компанию разбавит очень соблазнительный юноша, то не соврал.

Голубые глаза старичка смотрели с нескрываемым интересом. Да уж, этот явно вознамерился посадить меня на свой член, если не сегодня, так когда-нибудь…

И тут я со страхом осознал, что если старичок реально и настойчиво вознамерится это сделать, дядя и пальцем не шевельнёт, чтобы его отговорить. Потому что и эта комната, и эта тесная компашка… и дорогая… дорогущая картинка, приглашённая скрасить вечер, выступить своеобразной бизнес-смазкой… всё это не делается для простых клиентов.

Я изобразил на лице смущение, хотя внутри поднапрягся.

— Ну что Вы…

Джейк нежно погладил меня пальцем по запястью, прежде чем отпустить мою руку, которую уже задержал дольше, чем позволяли приличия. Самое отвратительное, что мне понравилось. Я аж вздрогнул, и на мгновение поплыла идеальная маска, но лишь на мгновение. И я снова был на коне, решив, что с реакциями грёбаного омежьего тельца разберусь потом.

— Виктор Ганби, — представился второй мужчина. Этот пожал руку уже без выкрутасов с прикосновениями, зато его ехидненькая ухмылка сказала всё за него. И я, в целом, его понимал. Как тут не поехидничать, если какой-то мальчишка сначала клеил твою добычу на ночь, а потом ещё и оказался омегой. Омегой для развлечений. Блеск!

Когда со слишком любезными любезностями было покончено, Стэнчик принялся обсуждать с остальными мужчинами, не считая меня, их важные дела. А у меня были свои важные дела. Мне нужно было красиво сидеть, красиво улыбаться, красиво подливать гостям напитки, кокетничать и держать лицо, когда ко мне прикасались. И если Джейк Трейси и лапал, то лапал, как джентльмен, то вот Виктор Ганби лапал, как крыса сутулая. В чем разница? Во взглядах. Я ведь существо почти безмолвное. Моё дело тихо сидеть и принимать сальные шуточки с улыбкой. Поэтому есть время и гостей хорошенечко поразглядывать, и алкоголя побольше подлить в нужный момент, и уши погреть… За это меня Стэн и ценит. За профессионализм, который проявляется не только перед камерой. Я ещё и его личная ищейка, если уж на то пошло.

Так вот, сидя между двух огней, я заметил, что Трэйси с Ганби почти не переговариваются. Словно они уже друг с другом всё решили, а потому можно и не общаться. Они были похожи на понимающих друг друга родственников, что, кстати, нельзя исключать. И оба пытались вежливо Стэна продавить. Как там турки говорят? Не торгуешься, значит, не уважаешь, верно? Так вот, если с Ганби Стэнчик ещё был на равных, то старикашка, разумеется, его по всем очкам уделывал, да так хитро и красиво, что я уже не совсем понимал, как он умудрился отвесить мне такой тупой комплимент в начале знакомства. Может, не привык общаться с потенциальными постельными грелками? Легче купить? Вполне возможно.

В общем, теперь понятно стало, почему именно Джейка мне поручили обхаживать с особым вниманием. Не так уж важно, кто из этих двоих альфа, а кто — просто педик, важно то, что нужно ослабить сильного игрока, а с остальным разберётся и сам Стэнчик.

Ослабить сильного игрока оказалось непросто. Мужика не брал ни алкоголь, ни поглаживания коленки. Ну… на то он и сильный игрок. В конце концов, когда старикашка призывно расположил руку на спинке дивана, я понял: вот он, мой шанс! — и скользнул ему на плечо, попутно ловя на себе проницательный взгляд. Улыбнулся (Стэн как раз продуманно отошёл перекурить с красавчиком-блондином) ему широко и почти даже искренне, прижался сбоку, заглянул в глаза.

Джейк хмыкнул, отчего его глупые усики смешно дёрнулись и ласково поиграл со светлой прядкой у меня на лбу, что выбилась из укладки. Не прерывая контакта. Это было… весьма и весьма странно, потому что я почувствовал, что не против вот так вот с ним флиртовать. А ещё я, кажется, покраснел.

И я хотел было оторваться от Джейка и налить ему выпить (или себе), пока ещё не стало поздно спасать свою ориентацию и свою мужественность, но его пальцы вдруг освободили прядку моих волос и мягко скользнули на лицо, и я так и застыл с полуоткрытым ртом, не понимая, что со мной. Ощущения сузились до тонкого аромата чужого одеколона, до двух рук: одной, крепко обнимающей за плечи, и второй — нежно поглаживающей подбородок. До водянисто-голубых глаз, держащих меня в плену. Я словно превратился в рыбку-желе, поплыл, как безвольная водоросль, растворился в душной похоти.

Потом, кажется, я посмотрел на его губы. Ненамеренно, словно мой взгляд решил действовать отдельно от меня. А затем, увидев, что его лицо приблизилось, эти два предателя, мои глазоньки, закрылись, а третий предатель, мой рот, наоборот пригласительно раскрылся. Всё тело предало меня, не смея даже пошевелиться.

Я не думал ни о том, что может войти Стэн с этим Ганби, который уж точно не должен меня увидеть в объятиях мужика, ни о своём обещании самому себе продолжать жить свою гетеросексуальную жизнь… точнее я думал. Конечно же, появление дяди с красавчиком и собственные планы на жизнь мгновенно всплыли в голове, но как-то внезапно подёрнулись дымкой, отошли на периферию, спасовав перед доминантной на данный момент потребностью организма. Более того, я был уверен, что зайди кто-то сейчас, я и пальцем не поведу, чтобы прекратить эти нежные касания и…

Когда чужие сухие губы наконец коснулись моих, сразу мягко вбирая, и толкнулся язык, я словно взорвался мелкими искорками. Между ягодиц стало так мокро, как было в тот раз пару недель назад, когда началась овуляция, член неприятно зажало узкими джинсами. Я вцепился в пиджак Джейка мёртвой хваткой, застонав в этот странный поцелуй, в котором мой язык словно действовал сам по себе, выгнулся, стараясь прижаться ближе. Мне безумно хотелось ощутить его кожа к коже. А почувствовав, как его рука сползла мне на поясницу, крепко прижимая к себе, я, кажется, испытал помутнение.

В этом помутнении я зарычал, вызывая у Джейка короткий смешок. Мне было плевать. Я хотел, чтобы этот человек трахал меня. И мысли, орущие о том, что нужно остановиться, что я не гей, что я не такой, что кто-то может увидеть, что этот человек для меня уж слишком зрел, в конце концов! И что он вообще обо мне подумает… Все эти мысли были, но их полностью подавляла одна, вышитая красными нитками по полотну моего сознания. Мог ли я противиться ей?

Я забрался на Трейси сверху, целуя его настойчиво и страстно, уже не просто позволяя себя нежно облизывать, а словно бы яростно забирая своё. Я ёрзал по его бёдрам, не понимая, что делаю, тянул за тёмные с отчётливой проседью волосы, сжимал руками плечи.

Трейси лениво поглаживал меня по спине, по бёдрам, щекотал шею, позволял насиловать свой рот, изучал не спеша моё тело под футболкой, пока я был отвлечён этим крышесносным поцелуем и его запахом. А потом напористо огладил между ягодиц, поверх джинс, и всё же я не удержал себя в рамках (хотя какие тут, к лешему, рамки?), уткнулся Джейку в сгиб плеча лбом, застонал протяжно и громко, выгнулся, напрашиваясь на… на что?

— Ш-ш-ш… тише, малыш, — шепнули мне в шею. — Потерпишь до вечера?

На этом вопросе наконец-то и очнулось моё сознание. Я осознал себя сидящим на коленях у мужчины. Цепляющимся за его шею. А ещё его руки лежали на моей дражайшей попке. Которую я ни за что и никогда не подвергну… подобному!

С мгновение я переваривал случившееся и выстраивал дальнейший план действий, сидя своими булочками на чужой ширинке и смотря в водянисто-голубые глаза. Возможно, что это всё алкашка. Всё же и мне пришлось немного, но выпить. А ещё тупое омежье тельце. На бармена-байкера я тоже среагировал и, как оказалось, он был альфой. А ещё у меня довольно давно не было секса. Да, точно, скорее всего, в этом всё и дело. А ещё в дурацком давлении со стороны родственников. Вот я и сорвался. Хочется, конечно, этому усатому немножко вмазать сейчас, однако дядю подводить нельзя. Так что улыбаемся и машем.

Нацепляю на лицо вежливую улыбку и сползаю с колен Трейси. Стыд-то какой, боже.

Стэн и Ганби возвращаются, и всё начинается по новой, правда, теперь все уже порядком навеселе. Стэн с Трэйси — где-то в середине по степени алкогольного отравления, Ганби почти не пьян, а вот я, пожалуй, что даже в зюзю. Как так вышло, хер его пойми, ведь пил я меньше всех. С другой стороны, я ведь и просто меньше всех! Ха-ха! Иногда модельная карьера так утомительна! Вот сколько, скажите на милость, я выжрал калорий, выпивая этот дорогущий коньяк? Правильно! Очень! Очень много! Можно завтра на одном салате после такого сидеть. А знаете, из чего будет салат? Нет! Не из капусты с майонезом. И даже не из огурцов-помидоров. Из салата! Салат из салата! Суп из салата! Жаркое из салата! Десерт из салата! Кофе… из чего? Правильно! Из салата!

Я понял, что говорю это вслух, когда меня утешительно погладили по спине сразу с двух сторон. Кто-то даже произнёс «бедный мальчик», и, скорее всего, это был Джейк, потому что это звучало мило. Если бы ту же фразу сказал Ганби, звучало бы скорее как издевательство!

Я замечаю, что Стена нет рядом, когда меня утыкают мордочкой в чьё-то плечо. Он бы такого не допустил (наверное), да и я бы не допустил, но я слишком пьян, да и пахнет от этого плеча, даже сквозь пары одеколона, очень приятно и успокаивающе.

Я фактически сижу на чужих коленях, пристроив голову на чужом плече, и нюхаю чужую шею.

Сзади начинается шевеление, я чувствую, как с меня стягивают одежду.

— Черт, узкие… — жалуется голос за моей спиной.

Я, было, дёргаюсь, но тот, на ком я лежу, успокаивающе гладит меня по спине и по волосам.

— Ш-ш-ш, детка, всё хорошо…

Если человек с таким запахом говорит, что всё хорошо, значит всё хорошо. Я расслабляюсь, и с меня в два счёта стаскивают всё, что ниже пояса.

— Холодно, — бормочу я в ароматную шею.

— Сейчас будет тепло, малыш, — успокаивают меня, поглаживая по бокам. — Он течёт? — голос становится деловым, почти холодным.

— Как проверить?

— Пальцами, Вико, пальцами.

— Ну это как-то…

— Давай. Тебе понравится.

Кто-то осторожно касается моих ягодиц, а затем я чувствую неуверенные касания между ними и дёргаюсь, но руки мужчины подо мной удерживают меня.

— Всё хорошо, малыш, — снова говорит мне ласковый голос, и я затихаю. — Чёрт возьми, мальчишка так пахнет… проверь его метку.

— А как?

— У омег она обычно на бёдрах, на ягодицах… должна быть не больше пары сантиментов.

— У него татуировка на заднице.

— Ясно… два пальца свободно входит?

— Сейчас проверю.

Я чувствую, как в меня что-то пропихивают, и это неожиданно приятно. Я выдыхаю в ароматную шею и трусь о неё носом, отклячивая зад.

— Вот теперь точно потёк… — говорит голос того, что сзади меня.

— Тогда вставляй. Главное, надень себе на узел, чтобы сцепки не произошло.

Сзади снова шуршание, потом скользкий звук, как от раскатываемого презерватива. В задний проход что-то тыкается, и я ахаю, пытаясь насадиться, но когда это что-то начинает действительно входить, мне становится как-то не очень.

— Ну как? — спрашивает тот, на котором я лежу, бережно прижимая к себе мою голову.

— Охуенно… — шепчет голос сзади, и он такой низкий и хриплый, что я вздрагиваю от возбуждения.

В меня толкаются глубже, и я начинаю похныкивать.

— Больно… — говорю я вкусной шее. — Мне больно…

— Ш-ш-ш… — одни тёплые руки гладят меня по спине и по голове, а другие, горячие, крепко держат за зад, медленно пропихивая, — всё хорошо…

— Стэн говорил, что мальчишка с опытом… — сообщает голос сзади, — разве ему должно быть больно?

— Стэн соврал. — Меня ласково погладили по волосам. — Можешь быть польщён, — говорит мужчина с усмешкой, — ты явно забрал его первый раз.

Мужчина сзади меня в ответ на это лишь стонет.

— Я не могу больше…

Я задыхаюсь, когда нутро пронзает боль. Моих ягодиц касаются чужие бёдра, и именно так я сквозь алкогольный дурман понимаю, что меня сношают в жопу.

Я, было, принимаюсь вырываться из рук мужчины снизу, но он внезапно оказывается довольно сильным, или это я слишком пьян, но на месте меня удерживают.

— Полегче, Вико.

— Блять, я не могу, так пахнет… — Мужчина сзади склоняется ко мне, вылизывая шею и плечи, засаживает размашисто, нетерпеливо.

— Сдерживай себя, — холодно говорит второй. — Ты человек, а не животное. Дай мальчику привыкнуть.

Мужчина сзади останавливается, тяжело дыша мне в шею.

— Я сейчас… Это невозможно… С омегами всегда так?

— Почти.

Меня гладят по спине, елдак внутри больше не ходит поршнем и даже начинает приносить тихое удовольствие, а шея передо мной становится ещё ароматнее. Я почти расслабляюсь, когда член внутри меня начинает увеличиваться, и это больно. Я впиваюсь ногтями в плечи мужчины под собой и всхлипываю.

— Вытаскивай, — командует нижний.

— Ещё чуть-чуть… — стонет тот, что сверху, задвигая внутрь меня ещё глубже.

— Вытаскивай, если не хочешь порвать.

Я слышу за спиной тягостный вздох, и член с разбухшим основанием выскальзывает из моего тела. Это приносит облегчение от боли и дискомфорта, но мне будто бы становится только хуже. Я хочу что-то внутрь.

— Нет… — ною я, подаваясь назад, но на меня никто не обращает внимания.

— Теперь сожми узел рукой, Вико. Да, вот так. Молодец.

Сзади меня раздаются стоны, и я обнимаю мужчину под собой покрепче, потираюсь носом о его шею, а пахом о его пах.

— Тебе, видимо, ничего сегодня не светит.

— Почему это? — усмехается мужчина снизу.

— У него там сейчас так разработано…

— Это омега, Вико. Ткани прямой кишки у них такие же эластичные, как и ткани влагалища у женщин. — Меня поглаживают по пояснице, по копчику, а затем тонкие пальцы скользят внутрь. Я постанываю от удовольствия. — А сейчас смотри, как надо.

Когда в меня входит член второго мужчины, боль остаётся уже лишь отголосками. Я постанываю, двигаюсь уже сам, в своём ритме, нюхаю чужую кожу, вылизываю, прижимаюсь.

Мой член принимается ласкать мозолистая ладонь, и я отстраняюсь, чтобы мужчине было удобнее мне дрочить. Водянисто-голубые глаза пристально смотрят на меня, пока руки умело доводят до оргазма, и я снова падаю Джейку на грудь, ощущая, как вновь набухает член внутри меня. И внезапно это так хорошо, и так сладко пахнет его шея, что я, не отдавая себе отчёта, впиваюсь в неё зубами, глубоко и крепко.