«Б» - значит беглец

18

В пять тридцать я стучала в дверь Шаны Тимберлейк, уже убежденная, что никого нет дома.

Ее зеленого «плимута» не было на месте. Окна коттеджа были темны и задернутые шторы имели глухой вид необитаемости. Я безуспешно подергала дверь, всегда заинтересованная в инспекции чужой собственности без свидетелей. Уж такая у меня особенность.

Я быстро обошла дом, чтобы проверить заднюю дверь. Шана вынесла еще один мешок мусора, но через кухонное окно я видела новые кучи грязной посуды и незастеленную постель. Дом выглядел, как ночлежка.

Я вернулась в мотель. Больше всего на свете мне хотелось преклонить голову и поспать, но это никак не получалось. У меня было слишком много работы, чтобы сделать, и слишком много неприятных вопросов, чтобы задать.

Я вошла в офис. Как всегда, за стойкой никого не было, но я слышала, как Ори разговаривает по телефону в гостиной. Я проскользнула под стойкой и вежливо постучала по косяку.

Ори подняла глаза, увидела меня и приглашающе махнула рукой.

Она резервировала помещение для семьи из пяти человек, обсуждая спальное место на диване, кроватку для ребенка и раскладушку, с разными вариантами стоимости.

Максин, уборщица, пришла и ушла, с очень малыми доказательствами своей эффективности.

Все, что она сделала, насколько я могла видеть, это протерла несколько поверхностей, оставив следы масла для мебели, на которых собиралась пыль. Покрывало больничной кровати Ори теперь было замусорено газетами, вырезками и старыми журналами, вместе с таинственной коллекцией купонов и рекламных объявлений, которые аккумулируются на краю стола везде. Мусорная корзинка у кровати уже была переполнена. Ори машинально сортировала и выбрасывала, не переставая говорить. Она покончила с бизнесом и убрала телефон в сторону, обмахиваясь большим конвертом.

— Ох, Кинси. Что за день. Я чувствую, что у меня что-то начинается. Только Господь знает, что. У всех, с кем я говорила, грипп. У меня все кругом болит, а голова вот-вот взорвется.

— Очень жаль. Энн дома?

— Она проверяет комнаты. Каждый раз, когда у нас новая горничная, мы должны проверить и перепроверить, чтобы убедиться, что все сделано правильно. Конечно, как только она научится, она уходит, и нужно начинать все сначала. О, что у вас с рукой? Разбили окно?

Я посмотрела на свои костяшки, пытаясь придумать что-нибудь убедительное.

Не думаю, чтобы меня наняли, чтобы нокаутировать жену местного доктора. Нехорошо, и мне самой теперь было стыдно, что потеряла контроль над собой. К счастью, мои болячки представляли только мимолетный интерес, и до того, как я смогла ответить, Ори уже вернулась к своим.

Она почесала руку.

— У меня сыпь, — сказала она, заинтригованная. — Видите маленькие бугорки? Чешется. Это сведет меня с ума. Я никогда не слышала о таком гриппе, но что еще это может быть?

Она протянула руку. Я посмотрела, но ничего не увидела, кроме следов, которые она оставила, когда чесалась. Ори относилась к тем женщинам, которые в любой момент могут произнести длинный монолог о своем кишечнике, должно быть, думая, что это может кого-то очаровать. Как могла Энн выжить в этой атмосфере медицинского нарциссизма, было за пределами моего понимания.

Я посмотрела на часы.

— Ой, я лучше пойду наверх.

— Нет, я вас не отпущу. Вы посидите здесь и поговорите со мной. Когда Ройса нет и мой артрит разыгрался, не знаю, куда делись мои манеры. У нас никогда не было возможности узнать друг друга получше.

Она похлопала по краю кровати, как будто я была счастливым щенком, которому наконец разрешили забраться на мебель.

— Я бы рада, Ори, но знаете, я должна…

— О, нет, не должны. Уже после пяти часов и даже не время ужина. Почему вам надо бежать в этот час?

Мой мозг был пустым и чистым. Я молча уставилась на нее, неспособная придумать правдоподобную причину. У меня был приятель, по имени Лео, у которого развилась фобия по поводу старушек, после того, как одна из них завернула в бумагу какашку и положила в его мешок на Хэллоуин. Ему было двенадцать лет и он говорил, что это не только испортило ему праздник, но и убило все удовольствие от конфет. После этого он никогда не мог доверять старикам. Я всегда стариков любила, но сейчас у меня развивалось похожее отвращение.

В дверях появилась Энн. Она рассеянно посмотрела на меня. — О, привет, Кинси. Как дела?

Ори тут же вмешалась, не желая позволить кому-либо завести разговор. Она снова протянула руку.

— Энн, милая, посмотри сюда. Кинси говорит, что в жизни такого не видела.

Энн поглядела на мать. — Подожди минутку, пожалуйста.

Ори не обратила внимания и продолжала. — Тебе с утра надо будет сходить в банк. Я заплатила Максин наличными и почти ничего не осталось.

— Куда делись пятьдесят долларов, что я дала тебе вчера?

— Я только что сказала. Я заплатила Максин.

— Ты ей заплатила пятьдесят долларов? Сколько она здесь пробыла?

— Не надо разговаривать таким тоном. Она пришла в десять и не уходила до четырех и ни разу не присела, только поесть ланч.

— Могу поспорить, она съела все вокруг.

Ори, кажется, обиделась. — Надеюсь, тебе не жалко немного еды для бедной женщины.

— Мама, она работала шесть часов. Сколько ты ей платишь?

Ори начала теребить покрывало. — Ты знаешь, ее сын болеет и она говорит, что не знает, как сможет продолжать уборку за шесть долларов в час. Я сказала, что можно поднять до семи.

— Ты повысила ей плату?

— Ну, я не смогла сказать ей нет.

— Почему нет? Это смешно. Она медлительная, как улитка, и плохо работает.

— Ну, извини. Что с тобой такое?

— Со мной ничего. У меня и так достаточно проблем. В комнатах наверху бардак, и мне пришлось убирать две снова.

— Нечего нападать на меня. Я тебе говорила не брать эту девицу. Она похожа на иностранку с этой черной косой.

— Почему ты делаешь это? Только я вошла, ты уже на меня набрасываешься. Я просила дать мне хотя бы отдышаться! Но нет…то, что ты хочешь, это самая важная вещь в мире.

Ори послала мне взгляд. Вот как относятся к старой больной женщине.

— Я только пыталась помочь, — сказала Ори дрожащим голосом.

— О, перестань! — крикнула Энн и вышла из комнаты. Через минуту мы услышали, как она на кухне хлопает дверцами шкафчиков. Ори вытерла глаза, уверившись, что я заметила, как она расстроена.

— Мне нужно позвонить, — пробормотала я и выскочила из комнаты, до того, как она начала искать моей поддержки.

Я поднялась наверх, чувствуя себя совсем разбитой. Я никогда в жизни не работала на таких неприятных людей. Заперлась в комнате и легла на кровать, слишком обессиленная, чтобы двигаться и слишком выбитая из колеи, чтобы спать. Напряжение дня накапливалось и в голове у меня начало стучать от недосыпа. С опозданием я поняла, что с утра не ела. Умирала от голода.

— Боже, — произнесла я вслух.

Встала с кровати, разделась и отправилась в душ.

Через пятнадцать минут, в чистой одежде, я выходила из дома. Может быть, хороший ужин поможет мне прийти в норму. Было еще рано, но я никогда не ем в положенные часы, так что и в этом городке не буду отступать от традиции.

Во Флорал Бич был выбор ресторанов. На Палм стрит находилась пиццерия, а на Оушен — «Брейкуотер», «Галеон» и кафе, которе было открыто только на время завтрака.

Перед «Галеоном» стояла очередь. Я решила, что скидки для «ранних пташек» могут привлечь толпу за два квартала. На вывеске было написано «Семейный ресторан», что значило — никакого алкоголя и вопящие дети на высоких стульчиках, стучащие ложками.

Я отправилась в «Брейкуотер», вдохновленная упоминанием о полном баре.

Интерьер был смесью морского и раннеамериканского: кленовые капитанские стулья, салфетки на столах в бело-голубую клетку, свечи в толстых красных банках, вставленных во что-то вроде пластиковой паутины. Над баром располагалась драпировка из рыбачьих сетей вокруг корабельного штурвала. Хозяйка была одета в карикатурный пилигримский костюм, который состоял из длинной юбки и тугого корсажа с большим декольте. Она, видимо, была облачена в раннеамериканский бюстгальтер, потому что ее дерзкие маленькие груди оказались прижатыми друг к другу, как два расплющенных пирожка. Если она слишком сильно наклонялась, одна из грудей была готова вывалиться. Пара парней в баре не сводили с нее глаз, не теряя надежды.

Не считая этих двух, место было практически пустым, и хозяйка казалась обрадованной, что у нее появилась работа. Она усадила меня в секцию для некурящих, которая находилась между кухней и телефоном-автоматом. Меню, которое она мне принесла, было огромных размеров, перевязанное плетеным шнуром с кисточкой, и важнейшее место в нем отводилось стейку и говядине. Все остальное было сильно поджарено. Я колебалась между «крупными креветками, сервированными с соусом по секретному рецепту нашего шефа» и «нежными морскими гребешками в кляре, сервированными с кисло-сладким соусом», когда Дуайт Шейлс материализовался у моего столика. Он выглядел, как будто принял душ и переоделся, приготовившись к большой, жаркой ночи в городе.

— Я подумал, что это вы. Не возражаете, если я сяду?

— Располагайтесь, — сказала я, указав на пустой стул. — Что это за заведение? Может, лучше было поесть в «Галеоне»?

Он отодвинул стул и уселся. — Одни и те же владельцы.

— Но тогда, почему там такая очередь, а здесь — никого?

— Потому что сегодня четверг, и «Галеон» предлагает бесплатные ребрышки-барбекю в качестве закуски. Обслуживание всегда паршивое, так что вы ничего не потеряли.

Я снова просмотрела меню. — Что здесь хорошего?

— Не очень много. Все морепродукты мороженные, а рыбная похлебка — из банки. Стейк — сносный. Я всегда заказываю одно и то же, когда здесь бываю. Филе миньон, среднеподжаренное, с печеным картофелем, салат с сыром и яблочный пирог на десерт.

Если перед этим выпить два мартини, можно подумать, что это четвертая лучшая еда, которую ты когда-либо ел. Лучше только любой гамбургер с сыром.

Я улыбнулась. Он флиртовал, неизвестный доныне аспект его личности.

— Надеюсь, вы ко мне присоединитесь.

— Спасибо. Буду рад. Не люблю есть в одиночестве.

— Я тоже.

Подошла официантка и мы заказали напитки. Признаюсь, я лечила свою усталость посредством мартини, но это было быстро и эффективно, и я наслаждалась каждым моментом. Пока мы говорили, я произвела ему скрытую оценку. Интересно, как меняется облик человека, когда мы узнаем его лучше. Первое впечатление, возможно, самое точное, но бывают случаи, когда лицо претерпевает изменение, которое кажется почти магическим.

Что касается Дуайта Шейлса, то казалось, что более молодая персона обитает в пятидесятипятилетней оболочке. Его скрытая личность становилась более видимой для меня, когда мы говорили.

Я слушала двумя глазами и одним ухом, пытаясь распознать, что происходит на самом деле.

Мы, как будто бы, обсуждали, как проводим свободное время. Он склонялся к пешим походам, я же развлекалась изучением уголовного кодекса Калифорнии и пособий по угону машин. Пока его рот издавал звуки о нападении клещей в недавнем походе, его глаза говорили что-то другое. Я отключила мозг и включила на полную мощность свой приемник, настраиваясь на его волну. Этот мужчина был эмоционально доступен. В этом заключалось подсознательное послание.

Кусок салатного листа свалился с моей вилки, и рот закрылся на пустых зубцах. Я постаралась действовать так, будто предпочитаю есть салат таким способом.

Посередине трапезы я изменила тему разговора, поинтересовавшись, что будет, если мы поговорим о личном.

— Что случилось с вашей женой? Я так поняла, что она умерла.

— Рассеянный склероз. У нее несколько раз была ремиссия, но потом все возвращалось.

Это продолжалось двадцать лет. В конце она ничего не могла делать самостоятельно. Если подумать, ей повезло больше, чем другим. Некоторые очень быстро выходят из строя, а она была в инвалидном кресле только последние шестнадцать месяцев.

— Мне очень жаль. Это звучит ужасно.

Он пожал плечами. — Это так и было. Иногда казалось, что она выздоровела. Долгие периоды без симптомов. Паршиво то, что ей вначале поставили неправильный диагноз. У нее были небольшие проблемы со здоровьем и она обратилась к местному костоправу, с жалобой, как она думала, на подагру. Конечно, когда она попала к нему в руки, он наметил полную программу всякой ерунды, что только отложило нормальное лечение. Подвывих третьей степени. Вот что у нее было, по его словам. Мне надо было подать на эту сволочь в суд, но что бы это дало?

— Она, случайно, не была пациенткой доктора Дюнна?

Он покачал головой. — Я в конце концов заставил ее показаться специалисту в городе, а он отправил ее на обследование. Думаю, это не имело значения для окончательных анализов.

Возможно, в любом случае, все бы кончилось одинаково. Она переносила все гораздо лучше, чем я, это уж точно.

Я ничего не могла придумать, чтобы ему сказать. Он немного поговорил о ней, потом перешел на что-то другое.

— Можно вас спросить о ваших отношениях с Шаной Тимберлейк?

Он, кажется, немного поколебался.

— Конечно, почему нет? Она стала для меня хорошим другом. С тех пор, как умерла моя жена. Я провел с ней много времени. У нас нет интрижки, но мне нравится ее компания.

Я знаю, что языки в городе болтают, но черт с ними. Я слишком старый, чтобы переживать из-за таких вещей.

— Вы ее видели сегодня? Я ее искала.

— Нет, не думаю.

Я подняла глаза и увидела входящую в дверь Энн Фаулер.

— О, Энн пришла.

Дуайт повернулся и с удовольствием помахал ей. Когда она подошла, он встал и позаимствовал стул у соседнего столика.

Энн по-прежнему пребывала в скверном настроении. Она излучала напряжение, рот был крепко сжат. Если Дуайт это заметил, он не подавал вида.

Он придержал ее стул. — Хотите что-нибудь выпить?

— Да, шерри. — Она помахала официантке, до того, как он успел это сделать. Он сел. Я заметила, что Энн избегает встречаться со мной взглядом. Энн пьет? Это казалось странным.

— Вы ели? — спросила я.

— Вы могли бы сказать, что не будете ужинать с нами сегодня.

Я почувствовала, как щеки мои вспыхнули от ее тона.

— Извините. Это даже не пришло мне в голову. Я собиралась поспать, когда вспомнила, что не ела весь день. Я быстренько приняла душ и пришла прямо сюда. Надеюсь, я вас не подвела.

Энн не позаботилась на это ответить. Я видела, что она бессознательно усвоила стратегию своей матери, держаться за свое страдание и доить его. Я не в восторге от такой модели общения.

Появилась официантка и спросила у Энн, чего она хочет. До того, как она ушла, к ней обратился Дуайт. — Привет, Дороти. Шана Тимберлейк приходила сегодня?

— Нет, я не видела. Обычно она приходит обедать, но могла поехать в Сан Луис. По четвергам она ходит по магазинам.

— Ладно, если ее увидишь, пожалуйста, передай, чтобы мне позвонила.

— Хорошо.

Дороти отошла и он повернулся к нам.

— Как поживаешь, Дуайт? — спросила Энн с форсированной приятностью. Было ясно, что она хочет от меня избавиться.

Я слишком устала, чтобы играть в эти игры. Допила кофе, положила на стол двадцатку и извинилась.

— Вы нас покидаете? — спросил Дуайт, быстро взглянув на часы. — Еще даже нет половины десятого.

— Это был долгий день, и я очень устала.

Мы прошли через прощальные маневры, Энн была только чуть более вежлива, чем раньше.

Ей принесли шерри, когда я отошла от стола и направилась к двери. Дуайт казался немного разочарованным моим уходом, но я, наверное, морочила себе голову. Мартини пробудили во мне скрытого романтика. И еще — головную боль, если кому интересно.