«Б» - значит беглец

25

Мотель на Оушен стрит был всего в четырех кварталах. Полиции не понадобится много времени. Я двигалась по тротуару, пока не услышала звук поднимающейся в гору машины.

Я нырнула в кусты. Черно-белые промчались мимо, направляясь прямо к дому Дуайта. С мигалками, но без сирен. Вторая машина последовала за первой. Паразиты. Полицейскому во второй машине было, наверное, двадцать два. Перед ним лежала большая карьера службы во Флорал Бич. Наверное, это был лучший момент в его жизни.

Ключ к решению множества проблем кажется очевидным, когда ты знаешь, куда смотреть.

После разговора с Дуайтом у меня в мозгах что-то щелкнуло и, кажется, у меня появились ответы на вопросы, которые имели смысл. По крайней мере, некоторые из них. Мне нужно было подтверждение, но, хотя бы, было над чем работать.

Джин Тимберлейк была убита, чтобы защитить Дуайта Шейлса. Ори Фаулер умерла, потому что должна была умереть… чтобы убраться с дороги. А Шана? Думаю, я поняла, почему она умерла. Бэйли должны были обвинить во всем этом, и он на это попался. Если бы у него хватило ума не бежать, на него бы не вешали все, что случилось.

Я подошла к мотелю сзади, через пустую площадку, заполненную сорняками и битым стеклом. Многие окна были освещены. Представляю, какой шум поднялся из-за присутствия полицейских машин. Я подозревала, что до сих пор где-нибудь дежурит полицейский, возможно, прямо перед моей комнатой. Я подошла к задней двери квартиры Фаулеров. В кухне горел свет, и была видна чья-то тень, двигающаяся в этой части квартиры. Маленький черно-белый телевизор стоял на столе, показывали местные новости. Китана что-то говорил на ступеньках суда. Должно быть, сегодня днем. Потом показали фотографию Бэйли Фаулера. Его вели, в наручниках, к ожидающей машине. Затем перешли к прогнозу погоды.

Я подергала кухонную дверь. Заперта. Мне не хотелось стоять там и пытаться открыть замок отмычкой. Я огибала здание, проверяя темные окна, нет ли открытого. Вместо этого я обнаружила боковую дверь, которая находилась напротив лестницы в заднем коридоре. Ручка повернулась в моей руке, я осторожно открыла дверь и заглянула внутрь.

Ройс, в ветхом халате, шел по коридору в моем направлении, ссутулившись и глядя на свои шлепанцы. Я могла слышать его всхлипывания, прерываемые вздохами. Он выгуливал свое горе, как ребенок, туда и сюда. Он дошел до своей комнаты, развернулся и направился к кухне, шаркая ногами. Время от времени он бормотал имя Ори сдавленным голосом.

Везет тому супругу, который умирает первым, и не знает, что выносит оставшийся.

Ройс, наверное, выписался из больницы после того, как преподобный Хоуз исполнил свой долг. Посли смерти Ори ему стало не за что бороться. Какая ему разница, если он встретит смерть в одиночку?

Свет из гостиной создавал неуютное ощущение других людей неподалеку. Я слышала голоса двух женщин в столовой, разговаривающих негромко. Миссис Эмма до сих пор была с Энн?

Ройс приближался к кухне, где, я знала, он повернет обратно.

Я прикрыла за собой дверь, подошла к лестнице и поднялась по ней, безшумно шагая через ступеньку. Я должна была сложить два и два, когда увидела, что универсальный ключ уборщицы не открывает комнату номер 20. Эта комната, возможно, была запечатана, часть квартиры Фаулеров наверху.

На втором этаже было темно, кроме окошка на лестничной площадке, через которое пробивался желтоватый свет. Я потеряла ориентировку. Почему-то все выглядело не так, как я ожидала. Слева от меня был короткий коридор, заканчивающийся дверью. Я подошла, остановилась и прислушалась. Тишина. Нажала на ручку и дверь со скрипом открылась. Ворвался холодный воздух. Передо мной был наружный коридор, который вел прямо к моей комнате. Я видела продуктовый автомат и наружную лестницу. Сразу слева была комната 20, рядом с комнатой 22, где я провела первую ночь. Дежурного полицейского не было видно.

Осмелюсь ли я просто подойти, воспользоваться ключом и войти в комнату? А вдруг полицейский ждет внутри? Я подошла и попробовала дверь снаружи. О, заперта. Если я выйду из этой двери, то не смогу войти назад, если не оставлю ее открытой.

Дверь слева оказалась незапертой. Я проскользнула внутрь, вытаскивая фонарик. Как и все помещения Фаулеров, это когда-то было обычной комнатой мотеля, сейчас преобразованной в офис. Раздвижные стеклянные двери открывались на балкон, выходивший на Оушен стрит.

Шторы были раздвинуты, и я могла разглядеть письменный стол, вращающееся кресло, книжные полки и настольную лампу. Я обвела комнату узким лучом фонарика. Книги были наполовину беллетристикой, наполовину учебниками по психологии. Энн.

На столе стояла фотография Ори в юности. Она действительно была красивой, с большими блестящими глазами. Я обыскала ящики стола. Ничего интересного. Проверила закрытый альков, наполненный летними вещеми. В ванной ничего не было. Дверь, соединяющая эту комнату с комнатой 20, была заперта. Запертые двери всегда интереснее, чем другие.

На этот раз я достала свой набор отмычек и приступила к работе.

В телевизионных шоу люди вскрывают замки с удивительной легкостью. Все не так в реальной жизни, где вы должны обладать терпением святого. Я трудилась в темноте, держа фонарик в зубах, как сигару, отмычку — в левой руке и проволоку — в правой. Иногда у меня получается результативно, но при хорошем освещении. Сейчас это заняло целую вечность и я вся вспотела от напряжения, когда замок, наконец, сдался.

Комната 20 была дупликатом той, которую занимала я. Это была спальня Энн, которую Максин не разрешалось убирать. Теперь было ясно, почему. На полу встроенного шкафа лежало приспособление для набивки патронных гильз и два резервуара для пороха, наполненные каменной солью. Я подошла к шкафу и присела на корточки, изучая предмет, напоминающий что-то среднее между кормушкой для птиц и машиной для капучино и предназначенной, чтобы набивать патроны чем вам угодно.

При выстреле каменной солью с близкого расстояния она попадает вам под кожу и кусает, как сукин сын, но не делает ничего больше. Тэп убедился, как неэффективна соль для задержания полицейских.

Я по-настоящему нашла клад. Рядом на полу лежал маленький магнитофон с пленкой.

Я прослушала знакомый замедленный голос, делающий отвратительные угрозы. Перемотала, изменила скорость и послушала еще раз. Голос был явно Энн, высказывавший свои намерения по поводу топора и бензопилы. Все это звучало глупо. «Я до тебя доберусь…» Мы в детстве занимались подобной ерундой. «Я тебе отрежу голову»…

Я мрачно усмехнулась, вспоминая ночь, когда были сделаны звонки. Меня тогда ободряло, что через две двери кто-то не спит, как и я. Квадрат света выглядел таким уютным в тот час.

Все это время она была здесь, звоня из комнаты в комнату, часть кампании психологического террора. С этого момента я даже не помню, когда спала без перерыва. Меня несло на волне адреналина и нервов, движущая сила событий волей-неволей подхватила меня. В ту ночь, когда в мою комнату вломились, все, что ей надо было сделать, это использовать свой универсальный ключ и заклинить стеклянную дверь, чтобы она выглядела, как место взлома. Я поднялась на ноги и проверила верхнюю полку.

В коробке из-под обуви я нашла конверт, адресованный Эрике Далл, содержащий квартальные дивиденты и суммы налогов за акции IBM. Там должно было быть больше ста таких конвертов, аккуратно упакованных в коробку, вместе с карточкой социального страхования, водительскими правами и паспортом с фотографией Энн Фаулер. Квитанция показывала, что за акции IBM уплачено 42 тысячи долларов, в 1967 году. За прошедшие годы акции более чем удвоились в цене. Я заметила, что «Эрика» аккуратно, из года в год, платила налоги на полученную прибыль. Энн Фаулер была слишком умной, чтобы быть пойманной налоговой инспекцией.

Я посветила фонариком в ее гостиную и кухоньку, разворачиваясь на 180 градусов. Когда узкий луч скользнул по кровати, я заметила белый овал и осветила это место снова.

Энн сидела на кровати и смотрела на меня. Ее лицо было смертельно бледным, глаза огромными и наполненными таким безумием и ненавистью, что моя кожа покрылась мурашками. Я чувствовала, как будто в меня вонзилась ледяная стрела, холод распространялся от позвоночника до кончиков пальцев. На коленях у нее была двухстволка, которую она подняла и нацелила прямо мне в грудь. Наверное, не каменная соль. И вряд ли с ней сработает уловка с пауком.

— Нашла все, что нужно?

Я подняла руки вверх, чтобы показать, что знаю, как себя вести.

— Эй, ты молодец. Тебе почти удалось выйти сухой из воды.

Энн ехидно улыбнулась.

— Теперь, когда ты в розыске, я могу это сделать, как думаешь? Все, что мне нужно, это спустить курок и заявить о вторжении.

— И что потом?

— Это ты мне скажи.

Я еще не обдумала историю до конца, но знала достаточно, чтобы догадаться. Мы заводим беседы с убийцами в подобных обстоятельствах, потому что надеемся, вопреки всему, что (1) отговорим их от этого, (2) протянем до прихода помощи, или (3) насладимся еще несколько минут этим драгоценным предметом потребления, под названием жизнь, которая состоит (в большой части) из вдохов и выдохов. Что трудно сделать, если твои легкие вылетели через спину.

— Ну, — сказала я, надеясь сделать короткую историю длинной, — думаю, когда твой папа умрет, ты избавишься от этого места, присоединишь выручку к доходам от сорока двух тысяч, которые украла, и отплывешь в сторону заката. Возможно, с Дуайтом Шейлсом, по крайней мере, ты на это надеешься.

— Почему бы и нет?

— Вот именно, почему бы и нет? Звучит, как отличный план. Он уже об этом знает?

— Он узнает.

— Почему ты думаешь, что он согласится?

— Почему же ему не согласиться? Он теперь свободен. И я буду свободна, когда папа умрет.

— И ты думаешь, что этого достаточно для отношений?

— Что ты знаешь об отношениях?

— Эй, я дважды была замужем. Это больше, чем ты можешь сказать.

— Ты развелась. Ты ни черта не знаешь.

Я попыталась пожать плечами.

— Могу поспорить, Джин пожалела, что доверилась тебе.

— Очень. Под конец она сильно сопротивлялась.

— Но ты победила.

— Я должна была. Я не могла допустить, чтобы она сломала Дуайту жизнь.

— Если считать, что это был его.

— Ребенок? Конечно, его.

— О, прекрасно. Тогда нет проблем. Ты полностью оправдана. Он знает, как много ты для него сделала?

— Это наш маленький секрет. Твой и мой.

— Откуда ты узнала, где будет Шана в среду ночью?

— Просто. Я за ней проследила.

— Но зачем было убивать женщину?

— По той же причине, по которой я собираюсь убить тебя. За то, что трахала Дуайта.

— Она пришла туда, чтобы встретиться с Джо Дюнном. Никто из нас Дуайта не трахал.

— Вранье!

— Это не вранье. Он хороший парень, но не в моем вкусе. Он сам мне говорил, что они с Шаной просто друзья. Это было совершенно платоническим.

— Ты врешь. Думаешь, я не знаю, что происходило? Ты приехала в город и начала возле него крутиться, разъезжать в его машине, устраивать уютные обеды…

— Энн, мы просто разговаривали. Вот и все.

— Никто не станет на моем пути, Кинси. Никто, после всего, через что я прошла. Я слишком много трудилась и слишком долго ждала. Я пожертвовала всей своей взрослой жизнью, и ты не испортишь все сейчас, когда я почти свободна.

— Ладно, послушай, Энн… если я могу так сказать, ты совсем свихнулась. Не обижайся, но ты полностью ку-ку.

Я что-то говорила, думая о своем пистолете. Мой маленький Дэвис все еще был в кобуре, притиснутой к моей левой груди. Что мне хотелось, так это вытащить его и законопатить ей прямо между глаз или в какое-нибудь фатальное место. Но пока я доберусь до него под своей водолазкой, вытащу, наведу и выстрелю, ее ружье разнесет мою физиономию. И как я собираюсь его доставать, симулировать сердечный приступ? Не думаю, что Энн на это купится. Мои глаза привыкли к темноте и, поскольку я прекрасно видела ее, можно было догадаться, что она точно так же видит меня.

— Можно мне выключить фогнарик? А то батарейки садятся.

Луч упирался в потолок, и мои руки начали уставать. Возможно, ее тоже. Такое ружье весит килограмма три — нелегко держать ровно, даже если ты привык поднимать тяжести.

— Стой на месте и не шевелись.

— Вау, Элва говорила то же самое.

Энн потянулась и включила прикроватную лампу. При свете она выглядела хуже. У нее было злое лицо, теперь я это видела. Слегка срезанный подбородок делал ее похожей на крысу.

Ружье было двенадцатого калибра, и она, кажется, знала, с какого конца стрелять.

Вдруг я услышала шаркающие шаги в коридоре. Ройс. Когда он успел подняться?

— Энн? О, Энн, я нашел мамины фотографии, которые тебе понравятся. Можно войти?

Ее взгляд метнулся к двери.

— Я спущусь через минуту, папа. Тогда мы их посмотрим.

Слишком поздно. Он толкнул дверь и заглянул в комнату. Он держал в руках фотоальбом, а его лицо было таким невинным. Глаза казались очень голубыми. Ресницы были редкие, до сих пор мокрые от слез, нос красный. Пропала его резкость, высокомерие, желание доминировать. Болезнь сделала его хрупким, а смерть Ори послала в нокаут, но вот он снова, старик, полный надежды.

— Миссис Мод и миссис Эмма ищут тебя, чтобы попрощаться.

— Я сейчас занята. Ты можешь об этом позаботиться?

Ройс заметил меня. Наверное, его заинтересовало, что я делаю с поднятыми вверх руками.

Его внимание привлекло ружье, которое Энн держала на высоте плеч. Я подумала, что он сейчас повернется и уйдет. Он колебался, неуверенный, что делать дальше.

Я сказала, — Привет, Ройс. Угадайте, кто убил Джин Тимберлейк?

Он взглянул на меня и отвернулся.

— Так.

Он посмотрел на Энн, как будто она могла отвергнуть обвинение. Она встала с кровати и дотянулась до двери позади него.

— Иди вниз, папа. Мне надо кое-что сделать, а потом я спущусь.

Ройс казался растерянным.

— Ты ей ничего не сделаешь?

— Нет, конечно нет.

— Она собирается застрелить меня! — сказала я.

Ройс посмотрел на дочь, ожидая возражений.

— Как вы думаете, что она делает с этим ружьем? Она собирается убить меня, а потом заявить о вторжении. Она сама мне так сказала.

— Папа, я поймала ее, когда она рылась в моих вещах. Полиция ее ищет. Она снюхалась с Бэйли и пытается помочь ему бежать.

— О, что за глупости. Почему бы я это делала?

— Бэйли? — спросил Ройс. Впервые за весь вечер я увидела понимание в его глазах.

— Ройс, у меня есть доказательства, что он невиновен. Это Энн убила Джин…

— Ты врешь! — вмешалась Энн. — Вы вдвоем пытаетесь отобрать все у папы.

Боже, я не могла в это поверить. Мы с Энн пререкались, как маленькие дети, каждая из нас пыталась убедить Ройса перейти на свою сторону.

Ройс приложил дрожащий палец к губам.

— Если у нее есть доказательства, может, нам надо послушать, что это, — сказал он, разговаривая почти сам с собой. — Ты так не думаешь, Энни? Если она может доказать, что Бэйли невиновен?

Я увидела, как ярость охватывает Энн при упоминании его имени. Я испугалась, что она выстрелит, а после будет спорить с отцом. Такая же мысль, видимо, пришла в голову Ройсу.

Он потянулся к ружью.

— Положи его, детка.

Она резко отшатнулась.

— НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ!

Мое сердце заколотилось, я испугалась, что он уступит. Вместо этого он, кажется, сосредоточился и собрался с силами.

— Что ты делаешь, Энн? Так нельзя.

— Давай. Уходи отсюда.

— Я хочу послушать, что скажет Кинси.

— Делай, что тебе говорят, и убирайся отсюда!

Ройс схватился за ствол. — Дай мне это, пока ты никого не поранила.

— Нет!

Энн выдернула ружье. Ройс схватил его снова. Они боролись за обладание ружьем.

Я застыла, мое внимание было приковано к большой черной восьмерке двух стволов, которая указывала сначала на меня, потом на потолок, пол, мелькая в воздухе.

Ройс должен был быть сильнее, но болезнь истощила его, а ярость Энн придавала ей сил.

Ройс дернул ружье за ложу.

Из ствола вылетел огонь, и выстрел наполнил комнату запахом пороха. Ружье упало на пол, и Энн закричала. Она смотрела вниз и не верила глазам. Большую часть ее правой стопы разнесло в клочья.

Я почувствовала, как жар рванулся через меня, как будто ощущение было моим. Я отвернулась, не выдержав этого зрелища.

Боль, должно быть, была мучительной, кровь вытекала толчками. Краски ушли с лица Энн.

Она опустилась на пол, обхватив себя руками, ее трясло. Ее крики перешли в низкий непрестанный вой.

Ройс попятился от нее, повторяя слабым голосом, — Извини. Я не хотел. Я пытался помочь.

Я услышала людей, поднимавшихся по лестнице. Берт, миссис Мод, молодой полицейский, которого я никогла не встречала. Еще один ребенок. Придется ждать, пока он в этом разберется.

— Вызывайте скорую! — крикнула я. Стащила наволочку с кровати, скомкала и прижала к ране, пытаясь остановить брызгавшую кругом кровь. Полицейский возился со своей рацией. Миссис Мод бормотала, заламывая руки. Миссис Эмму втолкнули в комнату вслед за ней и, увидев, что происходит, она начала визжать. Максин и Берт, с побелевшими лицами, держались друг за друга. В конце концов, полицейский вывел их всех в коридор и закрыл дверь. Даже через стену я слышала пронзительные крики миссис Эммы.

Энн теперь лежала на спине, Ройс держал ее за руку, раскачиваясь взад и вперед. Она плакала, как пятилетний ребенок.

— Ты меня никогда не любил, никогда…

Я подумала о своем папе. Мне было пять, когда он меня оставил…пять, когда он ушел.

Картина предстала передо мной, воспоминание, запретное много лет. В машине, сразу после аварии, когда я была зажата на заднем сидении, под стоны моей матери, которые продолжались и продолжались, я дотянулась до края переднего сиденья, где нащупала отцовскую руку, пассивную и мягкую. Я обхватила ее пальцами, не понимая, что он мертв, просто думая, что все будет в порядке, пока он у меня есть. Когда я поняла, что он ушел навсегда? Когда Энн поняла, что Ройс никогда не будет отцом, о котором она мечтала? А Джин Тимберлейк?

Ни одна из нас не перенесла ран, нанесенных нашими отцами годы назад.

Любил ли он нас? Мы никогда не узнаем. Он ушел, и он больше никогда не будет для нас таким, каким представляется в наших воспоминаниях.

Если любовь это то, что нас ранит, как мы можем исцелиться?