К а л и т и н Семен Петрович — пожилой рабочий, вдовец.
А л е к с а н д р а }
Г а л и н а } — его дочери.
Л я л и н а Лукреция Теодоровна — сестра жены Калитина.
А н д р е й — воспитанник семьи Калитиных.
Б а б а М и л я — старая нянька Александры и Галины.
К у з я — сосед Калитиных по квартире.
Большая общая комната-столовая в квартире Калитиных. Прямо вход из передней, по сторонам двери в другие комнаты. На первом плане, слева, буфет, обеденный стол, стулья; на втором, справа, — пианино, диван, кресла. Левая сторона резко скошена, и зрителям хорошо видна дверь за буфетом. Раннее утро, тишина. Входит б а б а М и л я и стучит в одну из дверей справа.
Б а б а М и л я. Семен Петрович! А ну, милок, вставай. Время уже… (Прислушивается.) Никакого тебе… дефекта. Даже на другой бок не ворочается… Все бывшие котельщики под старость глухари. Перепонные барабанки у них хоть вынь да брось, никуда не годятся. (Снова стучит.) Семен Петрович, вставай… Ну вот я тебя сейчас… (Идет к буфету, наливает из графина в чашку и набирает в рот воды, возвращается к двери, открывает ее.)
К а л и т и н (из-за двери). Эй! Ты чего, старая, а?
Б а б а М и л я (поперхнулась и облилась). Будь ты неладен!
К а л и т и н. Еще ведь и шести нет.
Б а б а М и л я. Сам приказал: поднять в пять. Сегодня ведь ваши, заводские, своих ребят ликвидируют.
К а л и т и н. Ты уж скажешь… Не ликвидируют, а на лето в лагерь отправляют.
Б а б а М и л я. А я разве говорю, что насовсем… Временно ликвидируют.
Звонок в передней.
Ну вот, довалялся! Сейчас же вставай и умывайся. За тобой, наверное.
К а л и т и н (на пороге двери, весело). Встаю, нянюшка, уже встаю! (О чем-то вспомнив, с тревогой.) А от Александры опять ничего? Ни письма, ни телеграммы?
Б а б а М и л я (с внезапной досадой). И что ты ко мне со своей Александрой как… лавровый лист? Ну что?.. Явится. Как миленькая. Куда ей теперь, вдове соломенной… стриженой, кошеной, на дороге брошенной.
К а л и т и н (тоже вспылив). Прекрати!
Б а б а М и л я. И не подумаю. Сама своими глазами видела, как ее этот самый… жентильмент!.. уже с другой под ручку по городу фигурирует.
К а л и т и н (сквозь зубы). Подлец!.. (Уходит к себе.)
Звонок в передней.
Б а б а М и л я. Да иду уже, иду! Кто там такой — ни свет ни заря… (Идет в переднюю, открывает кому-то.) Мать ты моя, пресвятая богородица! Лукерция Федосовна, наконец-то!..
С чемоданами, коробками и узлами в руках входит Л я л и н а.
Л я л и н а. Здравствуй, Малаша.
Б а б а М и л я. Здравствуй. А мы тут с Семеном Петровичем сейчас как раз про вас с Шурочкой… Легки на помине.
Л я л и н а. Только не Лукерция, а Лукреция. Сколько раз я тебя поправляла!
Б а б а М и л я (машет рукой). Что в бровь, что в глаз — какая разница… А Шурочка где же?
Л я л и н а. Едет следом. Через час-полтора должна быть тоже. Помоги мне, пожалуйста. Возьми вот это и это…
Б а б а М и л я. Как — следом? Не вместе с тобой, а сама по себе? В таком… расположении и сама по себе?
Л я л и н а. В каком еще расположении? Что ты имеешь в виду? Тебя, как обычно, сразу трудно понять.
Б а б а М и л я (волнуется). Ты из меня дурочку не строй! Я как-нибудь до девяти считать умею.
Л я л и н а. До десяти — ты хотела сказать.
Б а б а М и л я. До девяти!.. (Считает по пальцам.) Четыре, а то и все пять месяцев здесь, дома… флюс три с лишним, что сейчас с тобой разъезжала…
Л я л и н а (смеется). Да не флюс, а плюс!
Б а б а М и л я. И выходит — вот-вот быть ей уже с маленьким.
Л я л и н а (роняет на пол все, что держала в руках). Что-о?! Это тебе… Это тебе про Шуретту кто-нибудь, да?
Б а б а М и л я. Зачем мне кто-нибудь, когда я и сама как-нибудь.
Л я л и н а (успокаиваясь). Ф-фу-у!.. Налей, пожалуйста, воды.
Б а б а М и л я. Это можно. (Наливает и подает.) Вот…
Л я л и н а. Выпей.
Б а б а М и л я. Я?!
Л я л и н а. Да, ты. У тебя жар, и ты бредишь.
Б а б а М и л я. Лукерция Федосовна!..
Л я л и н а. Лу-кре-ци-я!
Б а б а М и л я. Обратно ты из меня дурочку строишь?!
Л я л и н а. Господи! Этого еще бедной Шуретте не хватало, чтобы в родном доме старая нянька ее такой сплетней встречала! И именно сейчас, когда к ней… едет Андрей!
Б а б а М и л я. Я? Шурочку? Сплетней?!
Л я л и н а. Довольно! Семен дома? Он знает, что ты тут выдумала?! Вот я ему все про тебя доложу!.. (Хватает вещи и уходит в дверь слева.)
Часы бьют шесть.
Б а б а М и л я (обескураженно). Как же так? Ведь по всем предметам должен быть у Шурочки маленький. Куда же он мог… реализоваться?!
Радио: «Говорит Москва! С добрым утром, товарищи…»
(Вздрагивает от неожиданности.) Будь ты неладен!.. И тебя так же. Взаимно… (Пьет воду, уходит.)
Радио: «Начинаем наши передачи…»
Входит Л я л и н а.
Л я л и н а. Опять это радио!.. (Подходит к репродуктору, выключает и возвращается к себе.)
Звонит телефон.
Входит К а л и т и н — намыленный, с бритвой в руке, берет трубку телефона.
К а л и т и н. Слушаю… А-а, Сергей Михайлович! Явился все-таки ребят проводить? Ну то-то!.. Да если хочешь знать, так это нам с тобой самое что ни на есть ответственное и почетное партийное поручение! Да, сейчас буду… Обязательно с музыкой! А как же иначе? Это ж тебе не кто-нибудь, а наши наследные принцы республики в летнюю резиденцию отбывают! (Кладет трубку и возвращается к себе.)
Л я л и н а (приоткрывает дверь). Опять эти бесконечные телефонные звонки и партийно-профсоюзные разговоры! (Закрывает дверь.)
Со стуком и грохотом распахивается еще одна дверь справа. Г а л и н а, в майке и спортивных брюках, с полотенцем через плечо, марширует по комнате, на ходу раздвигая мешающую ей мебель.
Г а л и н а. «Шагай вперед, комсомольское племя!..» (Открывает пианино и, не присаживаясь к нему, «тянет гамму».) До-ре-ми-фа-соль-ля-си-до!.. (Выглядывает в переднюю и машет полотенцем.) Баба Миля, физкультпривет! Постучи там в стенку Кузе: на зарядку!.. А где Пушок? Так и не видно его со вчерашнего? Он же голодный, ему надо дать молока… Не смей сама поднимать самовар! Подожди!.. (Включает репродуктор, убегает.)
Радио: «Передаем последние известия…»
Входит Л я л и н а — уже в домашнем халате и таких же туфлях.
Л я л и н а. Господи! Не дом, а агитпункт какой-то! (Выключает репродуктор и возвращается к себе.)
Г а л и н а вбегает, издает возглас недоумения, включает репродуктор и убегает.
(На пороге двери.) Назло, что ли?
За сценой уже два голоса поют: «Шагай вперед, комсомольское племя!..» Входит К у з я — в трусах, в кедах и в боксерских перчатках.
К у з я. С добрым утром, тетя Луша! С приездом! Салют-ура!
Л я л и н а (сразу даже опешила). Что такое? (С возмущением.) В таком виде?!
К у з я (оглядывает себя и не находит ничего предосудительного). В каком?
Л я л и н а. Уйдите отсюда сейчас же!
К у з я. Тетя Луша, но…
Л я л и н а. Молодой человек! Кому — тетя Луша, а вам — Лукреция Теодоровна! И прошу вас немедленно удалиться. Здесь женщины, девушки. Являться сюда в таком виде — это по меньшей мере неприлично, безнравственно, аморально!
Входит Г а л и н а.
Г а л и н а. О! Тетя Луша, здравствуйте! А где Шура?
Л я л и н а (не отвечая на вопрос). Галочка, сейчас же к себе!
Г а л и н а. Она с вами или (понимающе)… она задерживается, да?
Л я л и н а. Немедленно к себе!
Г а л и н а. Зачем? У нас с Кузей сейчас зарядка. Спортивная гимнастика… (Сбрасывает с себя брюки и остается в трусах и майке.)
Л я л и н а (в ужасе). Галина! Если у твоего отца не хватает времени, чтобы следить за твоим поведением, это еще не значит, что тебе можно все, даже такое!..
Г а л и н а. Тетя Луша, о чем вы?.. Папа знает. Кузя — наш сосед по дому, мой ровесник и друг, тоже комсомолец.
Л я л и н а (с издевкой). Ах, тоже комсомолец! Тогда конечно! Прошу прощения! (Уходит к себе, хлопает дверью.)
К у з я. Гм!.. Может, мне действительно… уйти?
Г а л и н а. Почему?
К у з я. Да слышишь, что она говорит: аморально…
Г а л и н а. Одну минутку. Присядем и разберемся… (Садится на стул, хмурится, думает.) Все!.. Тетя Луша говорит вздор.
Радио: «Московское время шесть часов пятнадцать минут. Начинаем урок гимнастики. Станьте правильно. Не надо горбиться…»
(Вскакивает.) Становись!
Радио: «Шагом марш!..»
Галина и Кузя маршируют по комнате.
Левой! Левой!.. Вдох, выдох… Кузёма, стой! Откуда у тебя боксерские перчатки?
К у з я. Купил. Решил заняться.
Г а л и н а (выключает репродуктор). А я?.. А мне?..
К у з я. Гм!.. А тебе зачем? Девчонкам не полагается.
Г а л и н а. Одну минутку. Разберемся… Какая же я тебе девчонка? Мне уже почти семнадцать. Я через год-полтора техник-строитель. Я на практике прораба участка замещала… (Полушутя-полусерьезно.) У меня уже даже собственный племянник есть, Илюшка, ты же знаешь. Как тетя Луша, я тоже тетя! Давай перчатки…
К у з я. Все правильно, логично, но… А как же я?
Г а л и н а. Купи еще пару. (Достает из ящика буфета деньги.) Держи. Я вчера стипендию получила. Разобрались?
К у з я. Да ты разве не разберешься!
Г а л и н а. Ну вот… (Отбирает у него перчатки и натягивает на себя.) Ты настоящий друг, Кузёма! За это я тебя и люблю.
К у з я (даже захлебывается от избытка чувств). Гальча! Да я для тебя — все!
Г а л и н а. Проверим!.. Ну-ка, дай я тебя поколочу! А ты меня не смей — ты без перчаток. Р-раз, два, три!..
Л я л и н а (распахивает дверь). Это уже слишком! Это больше чем безобразие! Меланья!..
Г а л и н а. Что случилось, тетя Луша?
Л я л и н а. У меня под кроватью что-то круглое, серое, волосатое!
К у з я. Не волосатое, а из иголок?!
Г а л и н а (пританцовывает от радости). Нашелся, нашелся!.. Тетя Луша, успокойтесь. Это Пушок. Ежик!
Л я л и н а (в ужасе). Еж?!
К у з я. Лукреция Теодоровна, мы поймали его за городом.
Л я л и н а. Что за фантазия — тащить в дом всякую дрянь!
Г а л и н а. А он вовсе не дрянь, а хороший. Даже мышей ловит. Я взяла его для Илюшки. Илюшка будет с ним играть. Не сразу, конечно, а когда подрастет.
Л я л и н а. Какой Илюшка?
Г а л и н а. Ну… Шурин мальчик. Мой племянник. Я решила назвать его Илюшкой, и я буду настаивать…
Л я л и н а. Что-о?! (Так и остается с раскрытым ртом.)
Из комнаты Лялиной в столовую выкатывается ежик.
К у з я. Вот он, Гальча, вот он!
Л я л и н а (взвизгивает). Уберите его, уберите!
Г а л и н а (поднимает ежика с пола). Тетя Луша, да он совсем смирный.
К у з я. Он не бросается.
Л я л и н а (истошным голосом). Меланья! Семен!..
Входит К а л и т и н, уже готовый к выходу из дому, в парадном костюме с орденом и медалями на пиджаке.
К а л и т и н. Кто здесь кричит? В чем дело?
Г а л и н а и К у з я (весело переглядываются и маршируют через переднюю на кухню). «Шагай вперед, комсомольское племя!..»
К а л и т и н. Лукерья! Явилась наконец… Чего кричишь?
Л я л и н а. Во-первых, да, явилась. А во-вторых, это просто издевательство, и ты обязан вмешаться. Они подбросили мне в комнату ежа.
К а л и т и н. Какого ежа? Кто подбросил?
Л я л и н а. Галина и этот… голый Кузя.
К а л и т и н (недоуменно). Голый?
Л я л и н а. А ты что, не видел?.. Твоя младшая дочь, которую ты решил воспитывать сам, без моего участия…
К а л и т и н (вдруг яростно). А-а!.. За мою старшую я бы тебе не ежа подбросил, а дикобраза, крокодила!.. (Бьет кулаком по столу, тяжело опускается на стул.) Где Александра? Почему не едет домой? Я ведь передавал, Галочка ей писала…
Л я л и н а (очень расстроенная, жалобно). Семен! За что ты на меня так? Ведь ты обещал покойнице Матильде…
К а л и т и н. Матрене, а не Матильде! Себя как хочешь переиначивай, а ее не смей!
Л я л и н а. Она взяла с меня слово, что я помогу тебе с девочками, а ты обещал ей, что не будешь ссориться со мной, грубить мне. И ты знаешь, я отказалась от личной жизни, осталась здесь, с вами, посвятила себя если не всей вашей семье, то, во всяком случае, Шуретте… За что же ты на меня так?
К а л и т и н (с прежней яростью). Из-за тебя Александра с завода ушла. Ты ее с толку сбила. Ты и этот тип в зеленой шляпе!
Л я л и н а. Почему ты так говоришь? С моей помощью Шуретта нашла более интересное занятие и зарабатывает больше любой вашей лаборантки.
К а л и т и н. Да разве только в заработке счастье?!
Л я л и н а (пожимает плечами). А в чем? У нас ведь, к сожалению, еще не коммунизм.
К а л и т и н (снова бьет кулаком по столу). Не смей про коммунизм! Не для тебя это слово!.. Ты свела Александру с этим типом, а он…
Л я л и н а (оскорбленно). Семен! Есть же другие, приличные выражения: не свела, а познакомила.
К а л и т и н. А он обманул ее, глупую, и бросил.
Л я л и н а. О! Первое замужество как первый блин. Разве в этом можно кого-либо винить? Я ведь хотела как лучше.
К а л и т и н (еще раз бьет кулаком по столу). Пусть Александра немедленно едет домой! Пусть будет ребенок! Вырастим, воспитаем… и без отца-подлеца!
Л я л и н а (подпрыгивает на месте). Что?! Да вы что здесь все… Какой ребенок?!
К а л и т и н. Как это — какой?
Л я л и н а. Семен! Клянусь всем для меня святым: памятью покойницы сестры, любовью к Шуретте, моей жизнью в искусстве…
К а л и т и н. Чего?! А что же, нянька зря болтает, что ли?
Л я л и н а. Господи! Нашел кого слушать… перепонную барабанку!
К а л и т и н (с сомненьем). Ой, Лукерья!.. Не верю я уже тебе ни на копейку.
Л я л и н а. Можешь верить, можешь не верить, только, пожалуйста, не мешай.
К а л и т и н. Кому и в чем?
Л я л и н а. Сейчас я тебе все объясню: едет Андрей…
К а л и т и н. Ну?..
Л я л и н а. А он, по-моему, всегда был влюблен в Шуретту…
К а л и т и н. Ну и что?
Л я л и н а. Это вполне естественно: они с детства вместе, в одной семье…
К а л и т и н. Ну и что, спрашиваю?!
Л я л и н а. Раньше я была против. Подумаешь, летчик! Но теперь он, оказывается, уже не просто летчик, а летчик-испытатель, почти космонавт!..
К а л и т и н. А при чем тут это?
Л я л и н а (многозначительно). О-о-о!..
Б а б а М и л я и уже одетая в брюки Г а л и н а вносят и ставят на стол самовар.
Б а б а М и л я. А-а, Семен Петрович…
Г а л и н а. С добрым утром, папа.
Б а б а М и л я. Насилушку я тебя сегодня это самое… разбудировала. Совсем ты уже глухарь глухарем.
К а л и т и н. Чего?.. Ага, старая… (Показывает на Лялину.) Вот я ее как раз про Александру и спрашиваю.
Б а б а М и л я. Ну и что она тебе про нее?
Г а л и н а (пританцовывает). А я знаю, а я знаю!
Б а б а М и л я. Что ты знаешь?
Л я л и н а. Что ты можешь знать?
Г а л и н а (закрывает рот рукой). Ой! Ничего…
Звонит телефон.
К а л и т и н (берет трубку). Слушаю… Уже? Иду, Сергей Михайлович, бегу!.. (Кладет трубку.) Старая, шляпу…
Б а б а М и л я. А чай?
К а л и т и н. Некогда. Наследные принцы уже в автобусы садятся. (Хватает у нее из рук шляпу и бежит в переднюю.)
Л я л и н а. Семен! А когда же ты теперь обратно?
К а л и т и н (на ходу). Не знаю. Может, с ребятами до самых лагерей придется… (Убегает.)
Б а б а М и л я. Ну что ж… сами попьем. Садитесь.
Л я л и н а. Благодарю. Я — у себя… (Наливает в стакан чаю, кладет на тарелку пару бутербродов и уходит к себе.)
Б а б а М и л я. Ну и пожалуйста. Была бы тебе… твоя часть предложена. Садись, Галочка.
Г а л и н а (садится к столу). Ой! Ну чуть было не проговорилась. Еще бы немножко и…
Б а б а М и л я. Про что это ты?
Г а л и н а. А?.. Так. Ни про что… Про Илюшку.
Б а б а М и л я. Про какого Илюшку?
Г а л и н а. Да ни про какого… Про Шуриного.
Б а б а М и л я. Про какого — Шуриного?
Г а л и н а. Ой!.. (Бьет себя по губам.)
Б а б а М и л я. Галина! А ну говори, что знаешь!
Г а л и н а (отрицательно трясет головой). Нет, бабуля.
Б а б а М и л я. А я говорю: говора!
Г а л и н а. Нет-нет. Раз Шура решила сделать нам сюрприз…
Б а б а М и л я. Какой сюрприз?
Г а л и н а (не в силах больше молчать). Ну… слушай! В прошлое воскресенье мы с Кузей решили поехать на мотоцикле к Шуре, в Светлановку. Это ведь всего тридцать два километра по спидометру. Ни Шуры, ни тети Луши на квартире не застали. Хозяйка сказала, что тетя Луша ушла в косметический кабинет выжигать бородавки…
Л я л и н а (на пороге двери со стаканом чая в руках, с возмущением). Галина!..
Г а л и н а. А Шура вообще еще не возвращалась из роддома.
Б а б а М и л я. Откуда?
Л я л и н а (роняет на пол стакан). Боже мой!..
Г а л и н а. Тогда мы с Кузей сели и поехали в роддом. К Шуре нас не пустили, но дежурный врач нам сказал…
Л я л и н а. Галина, замолчи!
Г а л и н а. Дежурный врач нам сказал, что все благополучно, родился… Илюшка!
Б а б а М и л я. Что?
Г а л и н а. Бабуля! В таких случаях говорят — кто, а не что.
Б а б а М и л я (радостно). Мальчишка, значит?!
Г а л и н а. Три килограмма пятьсот пятьдесят граммов!
Л я л и н а (растерянно). Это… Это какое-то недоразумение! Да-да, недоразумение!
Г а л и н а. Какое же может быть недоразумение, тетя Луша? У них там на специальной доске черным по белому было написано: «Калитина Александра… мальчик… три целых и пятьдесят пять сотых!..»
Б а б а М и л я (решительно). А ну, жалуй сюда, Лукерция Федосовна! (Хватает ее за руку и тащит к столу.) Жалуй, жалуй, не упирайся. Садись.
Л я л и н а. Куда ты меня? Зачем?.. Я не хочу, я уже пила.
Б а б а М и л я. Сиди!.. А ты, Галочка, выйди на время. Я с нею… тет-на-тет потолковать хочу.
Г а л и н а. Но, бабуля…
Б а б а М и л я. Выйди, я сказала!
Галина нехотя поднимается из-за стола, уходит.
Л я л и н а (пытается перехватить инициативу). Ах, Малаша! Это просто ужасно, что позволяет себе Галина! Как вы с Семеном допускаете, чтобы молодая девица, совсем еще девочка, носилась с голыми — пусть даже и комсомольцами — на мотоциклах, бывала в таких местах, интересовалась такими вещами?! Это по меньшей мере неприлично, безнравственно, аморально.
Б а б а М и л я (грозно). Слушай, Лукерция! Ты мне пуговичку не крути, а давай выкладывай все, как оно есть на самом деле. Давай выкладывай или… (Ставит полоскательницу под кран самовара, открывает кран.) Или я тебя из этой посудины от макушки до самых пяток крутым кипятком ошпарю!
Лялина делает движение бежать. Баба Миля загораживает ей дорогу.
Л я л и н а (испуганно). Я все скажу, Малаша, все… У Шуретты действительно родился ребенок. Но, Малаша… его может еще и не быть. Только пойми меня правильно! Я предлагаю, чтобы о ребенке позаботился отец. Должны же и отцы заботиться о своих детях!
Б а б а М и л я. Тот самый жентильмент?!
Л я л и н а. Да-да, тот самый… Я говорила с ним, и он не отказывается. Он даже советовался уже со знакомым юристом: абсолютно законно ребенка можно очень хорошо устроить… в Дом младенца.
Б а б а М и л я (ожидала всего, только не этого). Что-о?! Нашего, калитинского, мальчишку в Дом младенца?! При живой матери и прочих сродственниках?!
Л я л и н а. А что в этом такого?.. Ты, Малаша, хоть и читаешь газеты и слушаешь радио — даже телевизор каждый день смотришь, — все-таки какая-то отсталая и рассуждаешь в высшей степени странно. Ну посуди сама… Если государство наряду с родильными домами считает нужным учреждать и дома младенцев, так должны же быть в них младенцы!
Б а б а М и л я. Что ты мелешь… передовая!
Г а л и н а появляется в передней.
Г а л и н а. Как вы смеете?.. Вы плохая, гадкая!..
Л я л и н а. Что такое?! А ты что, подслушиваешь? Вас в комсомоле этому учат?!
Г а л и н а. И Александра гадкая! Мы не позволим вам, не позволим!..
Б а б а М и л я. Галочка, выйди.
Г а л и н а. Нет.
Б а б а М и л я. А я говорю…
Г а л и н а. Нет, баба Миля, нет! (Со слезами в голосе.) Илюшка, наш Илюшка должен быть у нас!
Звонок в передней.
Л я л и н а. Это — Шуретта!.. Малаша, Галочка… Не надо ей пока ничего… Пусть она сама поговорит с отцом. С отцом и с Андреем. Слышите?.. Будьте человечны: она так переживает, так страдает!
Снова звонок. Баба Миля идет в переднюю открывать. Часы бьют семь. Входит А л е к с а н д р а.
А л е к с а н д р а (молодая, красивая, модная. Довольная и веселая, будто ничего особенного с нею не произошло). Здравствуй, нянечка! Галочка, здравствуй! А папы, конечно, уже и след простыл. О, вы без меня даже не садитесь за стол? Благодарю. Я с удовольствием выпью чаю и съем что-нибудь с дороги… Кстати, сестричка, сразу, чтобы не забыть. У меня к тебе просьба. К тебе и к твоему Кузе. (Роется в сумочке.) Съездите, пожалуйста, на вокзал, в камеру храпения, и привезите мне мой багаж. Вам на вашем мотоцикле это ведь ничего не стоит. Вот квитанции а на всякий случай, если спросят, паспорт. Держи… (Отдает Галине квитанции и паспорт.) Ну как вы тут? Что у вас нового? Да! А когда именно приезжает Андрей?
Г а л и н а (бросает квитанции и паспорт на стол). Никуда и ни за каким твоим багажом я не поеду!
А л е к с а н д р а (удивленно). Что? Почему?!
Г а л и н а. Так!
А л е к с а н д р а (настороженно). Тетя Лукреция, что здесь такое? Что случилось?
Л я л и н а. Ах, Шуретта!.. (Делает ей какие-то знаки.)
Г а л и н а (с горечью и возмущением). Багаж! Твой багаж!.. А где твой ребенок?!
А л е к с а н д р а (понимающе). А-а…
Б а б а М и л я (сокрушенно). Ах, Шурочка, Шурочка… (Всхлипывает.)
Г а л и н а. Отвечай: где?!
А л е к с а н д р а. Слушай, Галина… Этот вопрос мне вправе задать отец. Была бы вправе задать мать, если бы была жива. А ты… Ты еще девчонка, птенец желторотый, и ничего не понимаешь в этих вещах.
Г а л и н а. Мне уже почти семнадцать! И это не вещь, а живой человек. Маленький, беспомощный, но человек! И он наш, родной и должен быть здесь, у нас.
А л е к с а н д р а. В общем, об этом я буду говорить с отцом, только с отцом.
Л я л и н а. Правильно! Это сугубо личный, интимный, весьма деликатный, а не какой-нибудь профсоюзный вопрос, чтобы обсуждать его на общем собрании!
Г а л и н а (горячо). Ты сейчас же, немедленно отправишься обратно и привезешь его сюда!
А л е к с а н д р а. Что-о?!
Г а л и н а. Да-да! Если ты его не любишь и не хочешь, чтобы он у тебя был, если он тебе в тягость, мы сами — я, баба Миля, папа…
А л е к с а н д р а. Я и без твоих подсказок знаю, что, когда и как мне делать!
Г а л и н а. Ты не имеешь права!.. Как же он там, где-то, без тебя? Кто его будет кормить?
Л я л и н а. Галина, перестань. Ты действительно не понимаешь. Шуретта все равно не может. Она должна подумать о своей фигуре…
Б а б а М и л я (взрывается). При чем тут эта самая фигура?!
Л я л и н а. А ты, Меланья, ничего не смыслишь в искусстве. Фигура для эстрады — все!
Б а б а М и л я. Чего-о?!
К у з я вбегает уже одетый в форму учащегося ПТУ.
К у з я. Семену Петровичу Калитину! Телеграмма. Из Москвы… Я уже расписался.
Г а л и н а. Дай сюда… (Берет телеграмму, вскрывает, читает.) «Буду двадцатого. Андрей».
К у з я. Завтра, значит. Вечером. Оба московских поезда приходят вечером.
Г а л и н а. Все равно, кто бы к нам ни ехал…
А л е к с а н д р а. Довольно! Мы не одни — здесь посторонние!.. (Резко поворачивается и уходит в дверь слева.)
Л я л и н а. Правильно!.. (Уходит вслед за Александрой.)
Звонит телефон.
Г а л и н а (берет трубку). Да… Папа! Слушай! Слушай, что я тебе скажу!.. Что?.. Будешь только завтра утром? Но слушай… Да слушай же!.. (Кладет трубку.)
Б а б а М и л я (встревоженно). Укатил со своими принцами да принцессами?
Г а л и н а. Да.
Б а б а М и л я. Ну что ты скажешь-будешь делать!..
Г а л и н а (садится к столу, думает. Хватает паспорт Александры, вскакивает). Кузя! Едем!
К у з я. Куда? На стадион?
Г а л и н а. В Светлановку!
К у з я. Опять в роддом? За тридцать с лишним километров?
Г а л и н а. Тридцать два по спидометру.
Б а б а М и л я. Зачем это?
Г а л и н а. За Илюшкой.
Б а б а М и л я. Да ты что?.. А что тебе отец… Семен Петрович скажет?
Г а л и н а. Что бы ни сказал!
Б а б а М и л я. Хм… Так тебе его и выдадут. Посылку на почте и ту зря не получишь, а тут…
Г а л и н а. Пусть попробуют не выдать! Это же наш Илюшка!.. И у меня вот… (Показывает паспорт Александры.)
К у з я. А может… еще присядем, разберемся?
Г а л и н а. Я уже сидела… Поехали!
Галина идет в переднюю, Кузя за нею.
Б а б а М и л я. Ребята, стойте! Нельзя же так — без ничего… (Мечется по комнате, достает из ящика буфета салфетки, полотенца, скатерть, хватает с дивана теплую шаль.) Что делается, а!.. Чекарда какая-то… бредлам! (Убегает вслед за Галиной и Кузей.)
Входит Л я л и н а, оглядывает комнату, прислушивается.
Л я л и н а. Слава богу, кажется, образумились и успокоились.
З а н а в е с.
Декорации те же. И такое же тихое раннее утро. Часы бьют шесть.
Радио: «Говорит Москва! С добрым утром, товарищи…»
Г а л и н а проходит из своей комнаты к репродуктору, выключает его и возвращается к себе.
Входит Л я л и н а.
Л я л и н а. Гм! Странно… (Включает репродуктор и возвращается к себе.)
Радио: «Передаем последние известия…»
Б а б а М и л я входит, вытирая мокрые руки о передник.
Б а б а М и л я. Тсс! Нишкни, милок… (Выключает репродуктор и уходит.)
Входит Л я л и н а.
Л я л и н а. В высшей степени странно!..
Звонит телефон. Лялина делает движение к нему, но слышит чьи-то голоса и возвращается в свою комнату.
К у з я в передней вырывается из рук бабы Мили.
К у з я. Пустите, баба Миля! Ну что вы?..
Б а б а М и л я. Да тише ты, труба… ериконская! И не пинай меня своими кулачищами! Нашел с кем в боксы играть. Незачем тебе сюда сегодня.
К у з я. Как — незачем? Почему — незачем?
Б а б а М и л я. А вот так и потому.
Входит Г а л и н а.
Г а л и н а. Ш-ш-ш!.. Кузя, что ты? Только тихо…
Кузя смотрит на часы и, вместо того чтобы отвечать, включает репродуктор.
Радио: «Московское время шесть часов пятнадцать минут. Начинаем урок гимнастики…»
Г а л и н а. Выключи сейчас же!.. Илюшка еще спит.
К у з я. Значит, не будет сегодня зарядки? И завтра?.. Мне теперь вообще не приходить, что ли?
Г а л и н а. Почему? Обязательно приходи. Я тебя по технологии дерева гонять буду, и по-английски попрактикуемся. И про сверхзвуковые самолеты еще почитаем.
Радио: «Станьте прямо. Голову выше. Смотрите веселей!..»
К у з я (выключает репродуктор). Ну что ж…
Б а б а М и л я (насмешливо). Непременно тебе, чтобы здесь, и непременно, чтобы с Галочкой! Пойдем ко мне на кухню — со мной заряжаться будешь. Вот так, вот так!..
Баба Миля и Кузя возвращаются на кухню. Галина — в свою комнату. Снова звонит телефон. Л я л и н а выглядывает из-за двери, но в это время в передней появляется К а л и т и н, и она скрывается.
К а л и т и н (берет трубку телефона). Слушаю… Да, есть у нас такая… Видите ли, я сам только что с автобуса и еще, как говорится, не совсем в курсе… Ее отец, Семен Петрович Калитин… С чем это вы меня поздравляете?.. Что-о?! Откуда и кто это звонит?.. Парнишка, значит?.. Живой и здоровый?.. Синеглазый?! (Кладет трубку, радостно смеется, кричит.) Лукерья!..
Входит Л я л и н а.
Л я л и н а. А-а, Сема… Прибыл? Здравствуй.
К а л и т и н. Чтоб ты!.. Так тебя и этак!..
Л я л и н а (возмущенно). Семен!..
К а л и т и н. Где Александра?
Л я л и н а. Ты пьян, что ли?
К а л и т и н. Где Александра, спрашиваю?!
Л я л и н а. Можешь не бесноваться. Приехала. Спит еще.
К а л и т и н. А парнишка?
Л я л и н а. Какой парнишка?!
К а л и т и н. Дуры бабы! Хватит уже меня к нему постепенно готовить. Я вполне готов! Веди, показывай.
Л я л и н а. Да что показывать?!
К а л и т и н. Не что, а кого! Внука моего! Синеглазого!.. Или опять станешь клясться, что его не было, нет и не будет?!
Л я л и н а (растерянно). Нет, зачем те… Если уж ты готов, то…
К а л и т и н. Никаких но!.. Только что из Светлановки звонили, справлялись, как вы его довезли.
Л я л и н а (с искренним удивлением). Мы?… Довезли?.. Ничего подобного!
К а л и т и н. Лукерья! Хватит! Дежурная сестра сказала: взяли вы его вчера. Сначала… Чтоб ты… Сначала будто оставили, чуть ли не отказались, а потом одумались, приехали и взяли. Мать, говорит, надо полагать, за парнишкой приезжала и, надо полагать, бабка или домработница. Это же Александра и ты.
Л я л и н а (вспыхивает). Ты отдаешь себе отчет в своих словах? Во-первых, надо полагать, я еще не похожа на бабку или домработницу, а во-вторых, Шуретте нездоровится, и она пока не выходила из дому.
К а л и т и н (обескураженно). И значит?..
Л я л и н а (пожимает плечами). Я и сама не знаю, что это значит!
Б а б а М и л я входит со стопкой белья в руках.
Б а б а М и л я. А-а, Семен Петрович!.. Ну вот и хорошо. А то потерялся на целые сутки. Как маленький. Хоть в милицию заявляй.
К а л и т и н. А тебе откуда известно, что он потерялся, старая?!
Б а б а М и л я. Кто — он? Про кого ты? (Только Калитину.) Семен Петрович, слушай… (Кивает головой на дверь в комнату Галины.)
К а л и т и н (ничего не видит и не слышит). Александра!.. (Бросается в дверь слева.)
Л я л и н а. Семен!.. (Со страхом прислушивается к тому, что происходит в ее комнате.)
Б а б а М и л я. Ах ты, господи!.. Не только глухой, но и слепой уже стал: под самый нос ему суешь, а он… (Направляется в комнату Галины.)
Л я л и н а. Что это ты и куда?
Б а б а М и л я. А?.. Это?.. Салфетки постирала. К приезду Андрюши.
Л я л и н а. Куда же ты их? Сложи здесь, чтобы были под рукой.
Б а б а М и л я. Сами с усами, знаем куда. (Уходит.)
Л я л и н а. Более чем странно!..
К а л и т и н (возвращается вне себя). Это ты все подстраиваешь! Ты и этот тип!.. Где он живет? Его адрес?!
Л я л и н а. Подожди, Семен. Успокойся, прошу тебя. Если это сделал он, так все очень удачно, очень хорошо получается.
К а л и т и н. Хорошо?! Судить за такое хорошее! Судить и казнить! Да не так, как у нас, а по-настоящему, как только один Кузя тебя смог бы, наверное!
Л я л и н а. При чем тут Кузя?
К а л и т и н (бьет кулаком по столу). При том, что он тут все книжки про индейцев читал, как они скальпы когда-то снимали!
Л я л и н а. Ты совершенно пьян, и я не хочу с тобой разговаривать. (Делает движение уйти.)
К а л и т и н (снова бьет кулаком по столу). Стой! Адрес этого… в зеленой шляпе?
Л я л и н а (испуганно). Старо-Почтовая, семнадцать. Во дворе. Спросить…
К а л и т и н. Сам знаю… (С особым смыслом.) Сам знаю, кого и как спросить! (Быстро идет, почти бежит в переднюю.)
Входит б а б а М и л я.
Б а б а М и л я. Семен Петрович! Погоди!.. Убежал, умчался. Ну чистый этот… матеёр! (Уходит на кухню.)
Л я л и н а (подходит к телефону, звонит, вполголоса). Арнольд?.. Лялина говорит… Это вы взяли ребенка?.. Нет?.. А кто же?! Слушайте. Я хочу вас предупредить: к вам с визитом…
За сценой голоса. Лялина бросает трубку и уходит к себе.
Б а б а М и л я и К у з я несут самовар.
К у з я (в передней). А дальше я не пойду.
Б а б а М и л я. Осерчал, что ли?
К у з я. Вам же здесь теперь всем некогда.
Б а б а М и л я. Ревнуешь, стало быть. Галочку к Илюшке ревнуешь.
К у з я. Да что вы?!
Б а б а М и л я. Ладно уж. Иди. Только ежели через парадное, так дверь прихлопни как следует.
К у з я. Прихлопну. (Уходит.)
Баба Миля ставит самовар на стол. Стол, очевидно, шатается. Она качает головой. Входит А л е к с а н д р а.
А л е к с а н д р а (полуодетая, испуганная). Нянечка!..
Б а б а М и л я. Мать ты моя, пресвятая богородица! Что это с тобой? Будто тебя кто за волосы таскал!
А л е к с а н д р а. Нянечка, послушай… Тетя Лукреция говорит, что ты и Галина… вы как-то странно себя ведете.
Б а б а М и л я. Мерещится твоей Лукерции…
Л я л и н а (на пороге двери). Я не настолько наивна, чтобы не обратить внимания: в доме необычно тихо… ни Галины, ни голого Кузи… при наличии вполне достаточного запаса чистых салфеток они почему-то стираются еще!
А л е к с а н д р а. Он там, у Галины?
Б а б а М и л я. Кто?
А л е к с а н д р а. Ты знаешь…
Б а б а М и л я. Понятия не имею.
Л я л и н а. Поклянись!
Б а б а М и л я. Вот вам крест…
Л я л и н а. Не так крестишься!
Б а б а М и л я. Как это — не так?
Л я л и н а. Всей пятерней, как католичка!
А л е к с а н д р а. Ты не умеешь врать, нянечка.
Б а б а М и л я. Умею!..
Г а л и н а (на пороге двери). И не надо, баба Миля! И не учись!
А л е к с а н д р а. Галина! Зачем ты это сделала?! Я ошиблась, была несчастлива в замужестве, и я… у меня нет к этому ребенку материнских чувств!
Г а л и н а. Ну и что?.. А у меня они есть. И у бабы Мили тоже. Правда, баба Миля?
Л я л и н а. Но… к Шуретте едет Андрей!
Г а л и н а. Почему это он едет к Шуретте? Он едет вообще к нам.
Л я л и н а. У них с Шуреттой роман!
А л е к с а н д р а. Ты знаешь: он мне писал, я ему тоже…
Г а л и н а. Он и мне писал, а я ему тоже… (Вдруг странно взволнованно и горячо.) Ну и будьте счастливы! И можете не думать об Илюшке: мы с ним вам не помешаем! (Скрывается за дверью.)
Б а б а М и л я. Мы с Галочкой решили так: мальчишка здесь, у нас, и теперь наше дело сторона. Вы себе как хотите, так и мудрите, а мы ни за, ни про… середка на половинке… у нас — нейтрулитет.
Л я л и н а. Очень хорошо, Малаша! Очень хорошо и даже благородно!
Б а б а М и л я (гордо). Так воспитаны!.. (Уходит в комнату Галины.)
Л я л и н а. Шуретта, идем. Приведи себя в порядок. Все складывается не так уж плохо…
Обе уходят в дверь слева.
Появляются К у з я и А н д р е й с чемоданами в руках.
К у з я. Сюда, товарищ старший лейтенант. Калитины здесь живут.
А н д р е й (складывает вещи у входа из передней). Знаю. А ты?.. Простите, а вы?..
К у з я. Я?.. Мы тоже здесь живем. По соседству. Через кухню.
А н д р е й. Не так давно, правда?
К у з я. Два года… Вы — Андрей, да? Тот самый, которого Семен Петрович из детского дома на воспитание взял?
А н д р е й. Тот самый.
К у з я. А я — Кузя, то есть Кузьма Егорович Семечкин — учащийся ПТУ строителей.
А н д р е й. Хорошее дело. А я — летчик.
К у з я. Летчик-испытатель, знаю. Я все про вас знаю!.. А как же это вы к нам утром? Ведь поезда из Москвы к нам прибывают вечером, а самолета по графику сегодня нет.
А н д р е й. А я не пассажирским, Кузьма Егорович, а грузовым самолетом. Чтобы скорее!.. А у Калитиных кто-нибудь дома есть?
К у з я. Все дома. Даже Александра Семеновна вчера приехала… Сказать, что вы прилетели?
А н д р е й. Нет. Я сам… (Входит и с волнением оглядывает комнату.) Все как было и на тех же местах. Даже самовар!
Из-под дивана выкатывается ежик.
Стоп! А вот этого не было. Откуда такой хороший зверь?
К у з я. Правда, хороший? Это Пушок.
А н д р е й. Вот так Пушок!
К у з я. Мы с Галочкой… с Галиной Семеновной… за городом его поймали. Это Илюшкин Пушок.
А н д р е й. Илюшкин?
К у з я. Да… То есть нет!.. Извините, я… тороплюсь.
А н д р е й. Это кто же: твой братишка — Илюшка?
К у з я. Нет… То есть да!.. Я лучше пойду, товарищ старший лейтенант.
А н д р е й. Ну иди. Спасибо, что помог.
К у з я. Что вы! Не стоит… (Хватает ежика, при этом накалывается об него, трясет руками, уходит.)
Андрей снова оглядывает комнату, идет по ней и, будто ощупывая, трогает руками пианино, стол, буфет. Останавливается у двери слева, поднимает руку, чтобы постучать. Возвращается к пианино, садится к нему, открывает крышку, думает о чем-то, улыбается и играет одну короткую музыкальную фразу: «В далекий край товарищ улетает…» Обрывает ее, оборачивается к Той же двери, ждет. Вбегает Г а л и н а.
Г а л и н а (радостно вскрикивает). Андрюша!.. (Бросается к нему, обнимает, целует.) Ой!.. (Отстраняется.) Я… Я нечаянно! Честное слово, нечаянно!
А н д р е й (ловит ее за руку). Галинка!
Г а л и н а. Пусти!
А н д р е й. Да неужели это ты?! Я тоже хочу тебя поцеловать. Нечаянно.
Г а л и н а. Нет-нет!.. Ты небритый и колючий. Как Пушок. Да пусти же!..
Входит б а б а М и л я.
Б а б а М и л я (всплескивает руками). Андрюшенька! Сокол!..
А н д р е й (отпускает Галину). Бабуля!.. Вас-то я могу поцеловать или нет?
Б а б а М и л я. Целуй, милок! На все корки целуй! Вот так, вот так…
А н д р е й. Галинка! (Снова берет ее за руку.) Как же это ты, а?
Г а л и н а. Что, Андрюша?
А н д р е й. За два года стала такая…
Г а л и н а. Какая?
А н д р е й (смотрит на нее, ищет нужное слово). Удивительная!
Г а л и н а (смущается под его взглядом). Почему?..
А н д р е й. Не знаю… Наверное, потому, что у меня на фотографии ты еще ученица, в школьной форме, совсем девочка, а теперь…
Б а б а М и л я (напоминает о себе). Хм… Кхе-кхе!..
Г а л и н а. Андрюша, ты опять поймал меня за руку и держишь. Отпусти, пожалуйста.
А н д р е й. Прости… (Отпускает ее.)
Б а б а М и л я. А что же это ты, сокол, про остальных ни слова, ни полслова, будто их нету совсем? Про Семена Петровича, про Лукерцию Федосовну, про Шурочку…
А н д р е й. Да-да. Верно, бабуля. Как они все?
Входит Л я л и н а.
Л я л и н а. Боже мой! Андрей! Здравствуйте, мой дорогой!.. Ну наконец-то. А то ведь Шуретта просто измучилась… (Зовет.) Шуретта! Слышишь? Андрей приехал!.. (Андрею.) Вы отлично выглядите. Вам очень идет летная форма. Вы в ней — душка!.. Шуретта сейчас приведет себя в порядок и выйдет. Присядем пока… О, у Малаши уже самовар на столе! Давайте пить чай. Прошу к столу… (Садится на хозяйское место — к самовару.) Вы какой любите: крепкий или не очень?
Г а л и н а (прислушивается к чему-то). Извини, Андрюша… (Бежит в свою комнату.)
А н д р е й. Галинка! Куда ты?
Г а л и н а. Сейчас, Андрюшенька, сейчас…
Л я л и н а. Вам с сахаром или с вареньем?
Б а б а М и л я. С молоком и с медом — вот он как любит и уважает.
А н д р е й. Верно, бабуля.
Л я л и н а. Пожалуйста… Малаша! А ты чего стоишь, дорогая? Садись. Или тебе, бедняжке, опять некогда и ты не можешь с нами? Жаль, но ничего не поделаешь…
Б а б а М и л я. Чего я не могу?.. А-а, действительно… У меня ведь там на кухне и кипит да варится, и шипит да жарится. Бульон из куры, котлеты из куры — цельная куринария!
Л я л и н а. Ну иди, иди… Андрей ведь погостит у нас как следует, и ты на него еще насмотришься.
А н д р е й. Нет, Лукреция Теодоровна… К сожалению, я только на один день.
Л я л и н а. Что-о?!
Б а б а М и л я. Как это?!
А н д р е й. Завтра должен лететь дальше.
Л я л и н а. Так быстро?
Б а б а М и л я. Да что ты, сокол, смеешься, что ли?!
А н д р е й. Нет, бабуля, не смеюсь.
Б а б а М и л я. Раз в редкость показался — и на один день!
А н д р е й. Зато слетаю сейчас в одно место, сделаю там одно дело, тогда, может, на целый месяц, а то и на два сразу приеду.
Б а б а М и л я (с досадой машет рукой). А-а!.. (Уходит.)
А н д р е й. Бабуля!..
Л я л и н а. Не обращайте внимания… Значит, если вам здесь предстоит что-либо сделать, вы должны уложиться буквально в двадцать четыре часа?
А н д р е й. Да. Но мне ничего особенного не предстоит. Я просто соскучился и решил хоть на день, а заглянуть.
Л я л и н а (лукаво). По-вашему, это — ничего особенного?
А н д р е й. Что?
Л я л и н а. Выяснить отношения с девушкой.
А н д р е й. Какие отношения? С какой девушкой?
Л я л и н а. Ах, Андрей, Андрей!.. Вот вам — с молоком и с медом.
А н д р е й. Спасибо.
Л я л и н а. Между прочим, Шуретта тоже пьет только так. У вас абсолютное совпадение вкусов.
А н д р е й. Шура?.. Насколько я помню, она не любила молоко.
Л я л и н а. А теперь, представьте, любит!.. Ах, Андрей, как она расцвела! Какое у нее лицо, какая фигура! Особенно на эстраде, в вечернем платье… Стоит ей только показаться из-за кулис — в зрительном зале буря восторга!.. Ах, Шуретта — это вылитая я когда-то, мое повторное издание в искусстве! Я ведь тоже пела, Андрей. Ах, как я пела!..
А н д р е й. А Галинка… (Показывает на пианино.) Галинка тоже поет и играет?
Л я л и н а. Кто?.. Галина?.. При чем тут Галина?!
Входит А л е к с а н д р а — в «полном порядке» и как ни в чем не бывало.
А л е к с а н д р а. Андрей!..
Л я л и н а. Вот она! Боже, как хороша! Вы только посмотрите…
А л е к с а н д р а (идет к столу). Здравствуй.
А н д р е й (поднимается ей навстречу). Здравствуй, Шура.
Л я л и н а. Ну что же вы? Так долго не виделись и… Я вас стесняю, да?
А л е к с а н д р а. Нисколько, тетя. (Целует Андрея в щеку.)
Л я л и н а. Вы можете сделать то же самое, Андрей. Ну!..
А н д р е й (проводит рукой по лицу). Я… Я небритый и колючий.
Л я л и н а. О! По-моему, это должно быть даже приятно!
А л е к с а н д р а (подставляет Андрею щеку). Да, тетя…
Л я л и н а. Садитесь рядом. Вот так… Шуретта, это твоя чашка.
А л е к с а н д р а. С молоком?! Бр-р-р!..
Л я л и н а. Да. Ты любишь.
А л е к с а н д р а. Что ты?
Л я л и н а. Любишь!.. Между прочим, Андрей у нас только проездом и завтра летит дальше. Мы его так ждали, ради него даже прервали нашу гастрольную поездку с концертами, а он…
А н д р е й. Лукреция Теодоровна, но…
Л я л и н а. Поэтому никаких репетиций и никаких выступлений. Сегодня ты должна быть днем и вечером дома. Если этого хочет Андрей, разумеется.
А л е к с а н д р а. Андрей, ты хочешь?
А н д р е й. Что?.. Да, конечно…
Л я л и н а. Ну вот… Ах, совсем забыла! Ну что за память! Мне ведь надо написать и отправить очень важное деловое письмо. Извините меня, пожалуйста. Шуретта, будь за хозяйку. Налей Андрею еще… (Уходит к себе.)
А л е к с а н д р а (после паузы). Налить?
А н д р е й. Да.
А л е к с а н д р а. С молоком?
А н д р е й. Да.
А л е к с а н д р а. Гм… Когда-то ты был красноречивое.
А н д р е й. Я… Я просто… еще не пришел в себя, Шура. Когда я по старой памяти открыл двугривенным входную дверь, вошел в переднюю и сюда, мне показалось, что все по-прежнему, как было и два года, и пять лет тому назад. А когда увидел Галинку, а потом тебя… Вы обе так изменились.
А л е к с а н д р а. А ты сам… такой же, как был, или тоже изменился?
А н д р е й. В себе самом перемен не замечаешь.
А л е к с а н д р а. Тебе кажется, что ты такой же?
А н д р е й. Как будто…
А л е к с а н д р а (после паузы). А ты помнишь, как писал мне стихи?
А н д р е й. Да.
А л е к с а н д р а. И читал по вечерам вон там, на диване…
А н д р е й. Да.
А л е к с а н д р а. Потом присылал в письмах из Москвы…
А н д р е й. Да.
А л е к с а н д р а. Потом перестал.
А н д р е й. Ты первая прекратила со мной переписку, не стала мне отвечать.
А л е к с а н д р а. В этом я виновата перед тобой, Андрей.
А н д р е й. Я тебя не виню.
А л е к с а н д р а. Но и не прощаешь?
А н д р е й. Не виню.
А л е к с а н д р а (встает и проходит к пианино). Ты мне читал стихи, а я играла и пела. Помнишь?
А н д р е й. Да, конечно…
А л е к с а н д р а (садится за пианино, играет и поет романс Чайковского на слова Фета).
«Я тебе ничего не скажу,
И тебя не встревожу ничуть…»
Г а л и н а (на пороге двери — весело, озорно). Баба Миля!
Б а б а М и л я (из-за кулис). Что такое?
Г а л и н а. Еще чепе!
Б а б а М и л я. Говори по-русскому.
Г а л и н а. Че-пе… Чистые пеленки… Ой!.. (Закрывает рот рукой, скрывается за дверью.)
Б а б а М и л я. Несу!.. (Проходит в комнату Галины.)
А н д р е й. Извини, Шура… А что там у Галинки?
А л е к с а н д р а. Гм… Она еще ничего тебе не успела доложить?..
А н д р е й. Нет.
А л е к с а н д р а. Хорошо… Слушай…
Часы бьют семь.
У меня ребенок, Андрей.
А н д р е й. Что?.. Какой ребенок?
Л я л и н а (на пороге двери, горестно ломает руки). Шуретта! Ты с ума сошла!..
А л е к с а н д р а. Приемный.
Л я л и н а. Ка… какой?!
А л е к с а н д р а. У одной моей очень близкой подруги случилось несчастье: муж оставил ее с грудным ребенком на руках. Она не вынесла удара и… покончила с собой.
Л я л и н а (с интересом). Гм!..
А л е к с а н д р а. Ребенок… маленький, беспомощный человечек… остался совершенно один, и… я взяла его.
Л я л и н а (в восторге). О! Шуретта! Ты просто гений… добрый гений! Не правда ли, Андрей? В создавшейся ситуации Шуретта нашла единственно правильный, в высшей степени гуманный и поистине благородный выход из положения! Ах, эта история… это же ваша история, Андрей!
А н д р е й (взволнованно). Шура!.. (Берет ее руку, целует.)
Л я л и н а. А вот… А вот что произошло дальше…
А л е к с а н д р а (предупреждающе). Тетя Лукреция!..
Л я л и н а. Галина, эта взбалмошная девчонка, буквально отняла ребенка у Шуретты! Да-да! Она забрала его у нас и не отдает обратно!
Входит К а л и т и н — с забинтованной правой рукой на перевязи.
К а л и т и н. Андрей! Здравствуй, дорогой!..
А н д р е й (бросается ему навстречу). Семен Петрович!..
К а л и т и н (обнимает и целует Андрея, радостно похлопывает его по плечу). Хорош! Молодец! Хорош!..
А н д р е й. А что это у вас с рукой?
К а л и т и н. Ничего. Зашиб немного. После… (Со вздохом.) После о руке и обо всем остальном.
Л я л и н а (весело). Семен! Все просто великолепно!
К а л и т и н (сквозь зубы). Что пр-р-росто великолепно?!
Л я л и н а (показывает ему на дверь в комнату Галины). Он там.
К а л и т и н. Кто?
Л я л и н а. Ну как — кто… Парнишка.
К а л и т и н. Что-о? (Бросается к двери в комнату Галины, останавливается перед нею, затем рывком открывает и входит. Что-то радостное там восклицает, отодвигает, опрокидывает.)
Л я л и н а (Андрею). И это, в конце концов, даже лучше, что Галина взяла ребенка к себе и так привязалась к нему. Для ребенка же лучше. Шуретта все время разъезжает, а Галина здесь, на одном месте, дома. Кроме того, здесь Малаша, здесь Семен… Кстати, очень существенная деталь: чтобы ребенок никогда не узнал о том, что он не родной, а приемный, взятый из жалости, Шуретта и я… и все остальные наши… мы делаем вид, будто… Вы меня понимаете?
К а л и т и н (появляется в двери). Андрей! Видал?.. Видал Илюшку?.. Вылитая Александра!.. (Скрывается за дверью.)
Л я л и н а. Слышите?.. Семен даже вам решил преподнести эту версию! Он не очень-то сообразителен, наш Семен. Ему и невдомек, что этим он дискредитирует Шуретту в ваших глазах.
А н д р е й. Почему?.. Чем же?..
Л я л и н а. Девушка с таким, если можно так выразиться, приданым, во-первых, как вы сами понимаете, не совсем… девушка, а во-вторых, кому она нужна?.. Шуретта поступила, конечно, очень благородно, но к тому же и не очень осмотрительно. Это просто счастье, что так все обернулось и… никакого ребенка у нее нет.
К а л и т и н (снова появляется в двери). Андрей! Да иди же взгляни!..
Л я л и н а. Идите. И не возражайте ему, пожалуйста. Не стоит.
К а л и т и н. Иди скорее!..
Калитин и Андрей уходят в комнату Галины.
Л я л и н а. Шуретта! Ты действительно гений. Как ты додумалась?
А л е к с а н д р а. По-моему, где-то нечто подобное прочла.
Л я л и н а. Андрей потрясен твоей отзывчивостью, добротой и великодушием. Он — у твоих ног!
Звонит телефон.
(Берет трубку.) Алло!.. Лялина слушает… Кто-о?.. Арнольд?! (Оглядывается.) Что случилось, что вы… Вы осознали и признаете? Уже не против ребенка? Хотели бы встретиться и переговорить с Шуреттой?!
Александра делает протестующее движение.
Что за поворот на сто восемьдесят градусов?.. Что?.. У вас был и беседовал с вами Семен?.. Что-о?! Да что вы мычите, а не говорите по-человечески?.. Что-о?! И это вы ему сломали руку?.. Не вы?.. Он сам?.. Он сам об вас?! (Кладет трубку.) Какое варварство!.. Шуретта, это звонил…
А л е к с а н д р а. Я поняла.
Л я л и н а. Он сказал…
А л е к с а н д р а. Тоже поняла.
Л я л и н а. Ну и?..
А л е к с а н д р а. Нет, нет и нет!
Л я л и н а. Правильно! Только Андрей!
А л е к с а н д р а. Да.
Л я л и н а (мечтательно). Москва… приемы… поездки за границу!..
Входит А н д р е й.
А н д р е й (с искренним восхищением). Какой чудесный мальчишка!
Л я л и н а. Да-да, славный, очень славный!
Входят К а л и т и н и б а б а М и л я.
К а л и т и н (бабе Миле). Молодцы, ей-богу, молодцы! И Галочка, и ты, старая, тоже. Не побоялась, значит, с голым Кузей на мотоцикле, на багажнике?
Б а б а М и л я. Это Галочка на багажнике, а я с маленьким в коляске, ты не выдумывай.
К а л и т и н (шутит). Нет, ты на багажнике. Дежурная сестра врать не станет. На багажнике и… в трусиках!
Б а б а М и л я (машет на него рукой). Да ну тебя… юрморист!
К а л и т и н. Вот теперь — да, вот теперь — чаю. Нет! Чего-нибудь покрепче. И закусить чего-нибудь. Старая, слышишь?..
Б а б а М и л я. Не глухая. Слышу. Садитесь… (Суетится у буфета и у стола.)
К а л и т и н. Андрей, рапортуй. Вот теперь рапортуй: как ты и что…
Л я л и н а. Да-да, Андрей, расскажите. И не так, как в письмах, а подробнее… О Москве, о Кремле, о приемах!.. Правда ли, что у всех летчиков-испытателей и космонавтов, в том числе и у тех, кто пока только тренируется, персональные оклады, отдельные квартиры и дачи под Москвой, машины «Чайка», путевки в Карловы Вары и на озеро Балатон?
А н д р е й. Гм…
К а л и т и н. Кто о чем!..
А н д р е й. Да вы ведь все обо мне знаете: закончил школу, был оставлен при ней же в качестве инструктора…
Л я л и н а. Дальше! Дальше!..
А н д р е й. Пока… все.
Л я л и н а. Как?.. Вы все еще только инструктор? Не космонавт и даже не испытатель? А что же вы писали про какие-то новые самолеты? А куда же вы сейчас так срочно?..
А н д р е й. Гм… Я сейчас?.. В Среднюю Азию.
Ля л и на. Куда-а-а?!
А н д р е й. В Среднюю Азию. Дело в том, Лукреция Теодоровна, что нас… нашу школу… перебазируют.
Л я л и н а (поражена). Пере… переба…
К а л и т и н. Да-да, переба!.. Хватит тебе!
Г а л и н а (на пороге двери, весело). Баба Миля! Опять чепе!
Б а б а М и л я (также). Опять? Иду! Несу!..
К а л и т и н. И я иду!
А н д р е й. И я! Шура, идем!
А л е к с а н д р а (в замешательстве). Я… Я не могу пока…
Баба Миля, Калитин и Андрей весело бегут в комнату Галины.
Л я л и н а (после паузы, с ужасом). В Азию?.. Шуретта! Нет!.. Уж лучше Арнольд…
А л е к с а н д р а. Что?.. Нет… Лучше в Азию…
З а н а в е с.
Декорации те же. Однако есть в перемены: репродуктор укрыт теплой шалью бабы Мили, телефон упрятан под подушку. Раннее утро. Тишина. Часы бьют шесть. На диване спит А н д р е й. То есть должен бы спать, а он ворочается, садится, проверяет по стенным свои наручные часы. Берет со стула, стоящего рядом, коробку с папиросами. Коробка оказывается пустой. Входит в останавливается без сил у косяка двери Г а л и н а.
А н д р е й (встает и подходит к ней). Галинка!..
Г а л и н а. Что, Андрюша?
А н д р е й. Устала?
Г а л и н а. Немножко… А ты? Ты ведь тоже весь вчерашний вечер и почти всю ночь со мной и с бабой Милей около Илюшки…
А н д р е й (гладит ее по голове и плечам). Приляг, отдохни.
Г а л и н а. Нет.
А н д р е й (встревоженно). Ты еле стоишь… Побледнела… Тебе нехорошо? (Берет ее за руки.)
Г а л и н а. Хорошо. Очень!..
Л я л и н а (выглядывает из своей комнаты). О! Шуретта! Взгляни…
А л е к с а н д р а (там же). Кто это?
Л я л и н а (с сарказмом). Летчик-испытатель!.. Почти космонавт!.. (Захлопывает дверь.)
Г а л и н а (отшатывается от Андрея). Тетя Луша!..
А н д р е й. Ну и пусть… Приляг, отдохни, а я подежурю.
Г а л и н а. Нет. Илюшке пора есть. Пожалуйста, скажи бабе Миле…
Оба уходят. С рожком в руках появляется б а б а М и л я.
К а л и т и н (на пороге своей двери). Старая… Нянюшка… Ну что там, как?
Б а б а М и л я. Все хорошо, Семен Петрович, правильно, как в аптеке на часах. Илюшенька кушает. Много! Будто знает, что ты спросишь, и для тебя специально старается.
К а л и т и н. На здоровье!.. (Прикрывает дверь.)
Баба Миля идет в комнату Галины и почти тотчас возвращается с чем-то, прикрытым старой газетой.
Л я л и н а (выглядывает из своей комнаты). Меланья! Ну что там у вас?
Б а б а М и л я. Все далее отлично, Лукерция Федосовна. Илюшенька как раз это самое… Во!.. Будто знает и специально для тебя.
Л я л и н а. И вовсе не остроумно.
Б а б а М и л я. Зато много!..
Лялина с досадой хлопает дверью; баба Миля, смеясь, идет на кухню. Возвращается и снова ищет покурить А н д р е й. Находит в пепельнице подходящий окурок, берет коробок со спичками, но и их, оказывается, уже нет. С досадой бросает коробок.
А л е к с а н д р а (на пороге двери). Андрей!..
А н д р е й. Да?..
А л е к с а н д р а. Тебе огня?
А н д р е й. Нет. Не надо. Спасибо.
А л е к с а н д р а. Андрей, почему ты вдруг ко мне так?
А н д р е й. Как?
А л е к с а н д р а. Вот как сейчас. И как вчера… Я звала тебя в парк — ты отказался, в кино — тоже. Все время там, у Галины…
А н д р е й. А можно я задам тебе вопрос?
А л е к с а н д р а. Да, пожалуйста.
А н д р е й. Зачем тебе понадобился Илюшка?
А л е к с а н д р а. Что?.. Как — зачем? Ты считаешь, что мне не стоило его брать?
А н д р е й. Да, не стоило. Ни в коем случае.
А л е к с а н д р а. Гм!.. Этого я от тебя не ожидала. Именно от тебя, которого самого когда-то…
А н д р е й. Именно потому, что меня самого когда-то… Именно поэтому я и считаю: взяла, так не отдавай, не перебрасывай другому!
А л е к с а н д р а. Андрей, но… Ты же видишь… Галина играет с ним, как с живой куклой, это доставляет ей удовольствие, она просто счастлива в роли маленькой мамы.
А н д р е й. Играет?! Мне тоже захотелось!.. Вот почему я там.
А л е к с а н д р а. Значит, если бы Илюшка был у меня…
А н д р е й. Теперь это уже ничего не значит.
А л е к с а н д р а. Вот как?
А н д р е й. Да.
Александра хочет сказать что-то еще, еле сдерживает слезы обиды, скрывается за дверью. Из передней тихо входит К у з я. Смотрит на часы, затем на укрытый шалью репродуктор, безнадежно машет рукой и намеревается идти обратно.
Кузьма Егорович! Куда же ты?
К у з я. Да все равно… и сегодня зарядки не будет.
А н д р е й. Подожди. Иди сюда… Садись. Ты куришь, нет?
К у з я. Нет. То есть да, иногда. Не по-настоящему, а так…
А н д р е й. Жаль. Ну хоть расскажи что-нибудь… про Калитиных, например. Как они тут?
К у з я. Да вы же все про них знаете.
А н д р е й. Знал. А потом оказалось… Давно ведь не был.
К у з я. Про Семена Петровича?
А н д р е й. Про всех.
К у з я. Ну… Семен Петрович мастером на электровозном заводе работает. А еще он председатель цехкома. Боевой! Его на заводе в шутку, вроде как партизанского командира, товарищем Ка называют.
А н д р е й. Так…
К у з я. Про бабу Милю?.. Тоже боевая. В общем, она хорошая баба… баба Миля, я хотел сказать!.. Только все-таки консерватор.
А н д р е й. Баба Миля?.. Почему это?
К у з я. Считает, что чай из самовара лучше, чем из электрического чайника, и до сих пор раздувает этот свой самовар… голенищем от сапога! Представляете?!
А н д р е й. Да!..
К у з я. Про Лукрецию Теодоровну? Не калитинская она…
А н д р е й. Знаю. Работает администратором в местной филармонии, возит какую-то концертную бригаду.
К у з я. Да. По графику и… налево!
А н д р е й. А Шура с нею ездит, выступает.
К у з я. Да.
А н д р е й. А скажи мне, Кузя… Ничего, что я тебя так?.. А ты меня зови Андреем. Идет?
К у з я. Гм… Идет.
А н д р е й. Так вот скажи мне, Кузя… Кто тебе больше правится — Шура или Галинка?
К у з я. Что?.. Товарищ старший лейтенант…
А н д р е й. Андрей, просто Андрей!
К у з я. Товарищ Андрей…
А н д р е й. Ну хотя бы так…
К у з я. Видите ли… (Не знает, что и как сказать, чтобы не обидеть собеседника.)
А н д р е й. Пока не вижу.
К у з я (решает слукавить). Ну какое может быть сравнение!.. Шура, то есть, я хотел сказать, Александра Семеновна, — это да, а Галинка…
А н д р е й (удивленно). Да?!
К у з я. Да-а!.. У нее же — внешность!
А н д р е й. Гм… Ничего ты, Кузя, в этом, оказывается, не понимаешь. Дело разве во внешности? Да и по внешности — чем же Галинка хуже?
К у з я (радостно). Да?!
А н д р е й. Да-а!..
К у з я (скребет в затылке). Видите ли… Вообще мне Галинка нравится больше, но я подумал…
А н д р е й. И тут же, на ходу, перерешил?! Легко же ты, брат, меняешь свои симпатии.
К у з я (уязвленно). Кто из нас!..
А н д р е й. Не будем спорить… Человек красив, Кузя, не лицом и фигурой, а прежде всего своими поступками, верно? А если взять в данном случае Илюшку…
К у з я. Как — взять? Еще взять?! Его ведь уже взяли — Галочка, баба Миля и я… И мы с Галочкой решили: в первую очередь, с самого раннего детства, его надо правильно воспитать физически. Это — ежедневная регулярная зарядка, экскурсия за город на мотоцикле, купанье в реке в любую погоду…
А н д р е й. Подожди, Кузя…
К у з я. Почему? Это не противоречит, ничему не противоречит…
А н д р е й. Подожди, говорю! Вы взяли — Галинка, баба Миля и ты?
К у з я. Да.
А н д р е й. Каким же образом? Где и как?
К у з я. В Светлановском роддоме. Очень просто. Галинка предъявила паспорт, баба Миля подтвердила, что действительно…
А н д р е й. Какой паспорт?
К у з я. Шуры… Александры Семеновны, я хотел сказать… Это же ее Илюшка.
А н д р е й. Она его раньше Галинки взяла?
К у з я. Она его раньше нас всех… это самое… родила.
А н д р е й (потрясен). Что-о?!
К у з я (чувствуя, что сообщил Андрею, по-видимому, что-то лишнее). Товарищ старший… товарищ Андрей… я лучше пойду. Я уже опаздываю…
А н д р е й. Стой!.. Вот что… Я сегодня уезжаю. И нужен мне букет цветов. Большой букет белых роз!.. Знаешь, что означают белые розы?
К у з я. Нет. Но…
А н д р е й. Они означают глубокое, чистое, нежное чувство.
К у з я. Откуда это известно?
А н д р е й. Еще из античной литературы, из древнейших манускриптов.
К у з я. Ну что ж, достать можно. У нас и в фирменном магазине и на рынке цветы продают. Александре Семеновне букет, да?
А н д р е й. Почему ей?
К у з я. А кому же?
А н д р е й. Галинке.
К у з я (встает). Что-о?!
А н д р е й. Добудем, а? Большой и красивый!
К у з я. М-м… Не знаю.
А н д р е й. Почему не знаешь?.. Деньги вот, держи.
К у з я. Не в деньгах дело, товарищ старший… Андрей. Деньги и у меня есть…
А н д р е й. А в чем дело?
К у з я (сквозь слезы). Не знаю!.. (Резко поворачивается и убегает.)
А н д р е й (растерянно). Кузя!.. Кузьма Егорович!.. (Бежит за ним.)
Входит Л я л и н а и стучит в дверь комнаты Калитина.
Л я л и н а. Семен! Ты еще дома? Выйди, пожалуйста.
К а л и т и н (на пороге двери). В чем дело?
Л я л и н а. Мне нужно с тобой поговорить.
К а л и т и н. А мне некогда…
Л я л и н а. И все-таки поговорим… Твой Андрей на поверку оказался мелким лгунишкой: никакой он не космонавт и даже не испытатель, и не в Москве, а где-то в Азии.
К а л и т и н (с досадой). А-а!.. К чему ты все это?
Л я л и н а. К тому, что у Шуретты от слез уже распухло лицо. Она так надеялась!.. И я решила как можно скорее увезти ее отсюда. Мы уезжаем в Сочи. Шуретте надо отдохнуть, мне тоже… Кроме того, сейчас, в разгар концертного сезона, мы сможем пристроиться там к какой-нибудь бригаде и неплохо заработать. Это я беру на себя.
К а л и т и н. Подожди, не так быстро… А парнишка как же?
Л я л и н а. Какой парнишка?.. А-а… Но, Семен…
К а л и т и н. Ты что, опять за свое, Лукерья?!
Л я л и н а. Я все предусмотрела: пусть он побудет пока здесь, у Галины. Ей ведь нравится с ним возиться. А кроме того, зачем же у нас эта нянька Маланька? Должна же она как-то отрабатывать хлеб, который ест у нас…
К а л и т и н. Стой! Замолчи!.. Ответь мне, пожалуйста, ты где живешь?
Л я л и н а. Как это — где? Здесь. Я здесь прописана.
К а л и т и н. Прописана здесь. А где живешь, спрашиваю! Где? Когда? С кем?!
Л я л и н а (пожимает плечами). Ты задаешь какие-то странные вопросы.
К а л и т и н. Нет, не странные! Люди вокруг тебя машины и станки, дома, целые города… коммунизм строят! А ты… А ты что строишь, вернее, выстраиваешь?!
Л я л и н а. Я?.. Гм… И я на своем участке, по мере сил… Мы поговорим с тобой, Семен, об этом в другой раз. Сейчас нам некогда. Мы должны быстро собраться и ехать.
К а л и т и н (взрывается). Вам некогда?! Ну и катитесь! С попутным! На все четыре! Скатертью!..
Лялина машет на него рукой и уходит к себе. Калитин подходит к столу и молча с сердцем бьет по нему кулаком.
Входит Г а л и н а с полотенцем через плечо.
Г а л и н а. С добрым утром, папа. Послушай, пожалуйста, Илюшку, пока я умоюсь. Хорошо?
К а л и т и н. Хорошо. Иди…
Галина уходит на кухню. Калитин подходит к двери в ее комнату, прислушивается. Б а б а М и л я и А н д р е й несут самовар.
Б а б а М и л я. Сюда, Андрюшенька. Ставь его на стол, милок. Стой! Кажется, он у нас обратно расшатался… Ну да! Обратно наш тяжелый вес на нем свою силу пробовал, своими кулачищами его пинал. Семей Петрович!..
К а л и т и н. Ну?..
Б а б а М и л я. Стол расшатался. Подправишь, что ли?
К а л и т и н. Тащи молоток и гвозди.
Б а б а М и л я. Андрюшенька, поставь его пока, прямо на пол поставь… (Уходит.)
А н д р е й (после паузы). Семен Петрович…
К а л и т и н. Что, дорогой?
А н д р е й. Можно мне с вами… об очень важном?
К а л и т и н (со вздохом). Слушаю…
А н д р е й. Сегодня в десять ноль-ноль…
К а л и т и н. Летишь дальше, знаю. И понимаю, Андрюша. Понимаю и не удивляюсь, как старая нянька: что да почему, по какому случаю?! Ясно…
А н д р е й. Семен Петрович! Я хотел сказать…
К а л и т и н. Да что говорить! Разговорами все равно ничего уже теперь не изменишь…
Входит б а б а М и л я.
Б а б а М и л я. Вот, Семен Петрович, и молоток, и гвозди. Я и планку на всякий случай прихватила. Может, приколотишь как-нибудь сикось-накось, а?
К а л и т и н. Ладно, старая, не учи. Как-нибудь да сикось-накось нигде и ни в чем не годится. Лучше уж не сикось-накось, а вот как Андрей, прямо и сразу… крест-накрест!
Б а б а М и л я. Ну как знаешь. (Уходит.)
К а л и т и н (вертит в руках молоток и гвозди). М-да, Андрюша, такие дела, дорогой… (Идет к столу, приседает на корточки.) И Александра, кажется, тоже снова укатит со своей теткой… (Проверяет расшатавшиеся перекладины.) Совсем все расползается! А было будто бы прочно… (Выбирает подходящий гвоздь.) Вот оно как иногда бывает: думаешь и ищешь одно, а получается совсем другое. Шиворот-навыворот получается! (С ожесточением вбивает гвоздь в перекладину.)
А н д р е й. Семен Петрович!..
К а л и т и н. Подожди, парень, дай досказать… А знаешь, когда вот так бывает? Когда только думаешь и ждешь, старый дурень, мечтаешь только, а не действуешь. А в это самое прекрасное время вместо тебя, старого дурня, действует какая-либо язва — тетя Лукреция или еще кто!.. (Бьет молотком по второму гвоздю.) А ты спохватишься потом, да поздно: расшаталось все, валится!.. Поднимается, пробует стол.) Нет, ничего еще, стоит крепко…
А н д р е й. Семен Петрович! Дайте же и мне сказать!
К а л и т и н. Говори.
А н д р е й. Улечу я сегодня. Но через две-три недели обязательно обратно к вам…
К а л и т и н (радостно). Очень хорошо! Правильно, Андрюша!.. Будем рады. Как всегда…
А н д р е й. А я хочу, чтобы не как всегда.
К а л и т и н. А как?!
А н д р е й (волнуется). Семен Петрович! Я… породниться с вами хочу. Еще больше, чем до сих пор. Понимаете?
К а л и т и н. Что?.. Андрюша!.. Несмотря ни на что… несмотря на Илюшку?!
А н д р е й. А что Илюшка?..
К а л и т и н. Как — что?
А н д р е й. Хороший мальчишка.
К а л и т и н. Хороший, но…
А н д р е й. Раз она к нему так… Раз она его любит, так и я — тоже.
К а л и т и н. Ты думаешь… все-таки любит?
А н д р е й. А как же?..
К а л и т и н. А ты ей говорил про все это, про что мне говоришь?
А н д р е й. Говорил. Правда, не до конца. Я решил сначала с вами…
К а л и т и н. Она же… Она же вместе с Лукерьей… обманщиком тебя считает за то, что ты инструктор, а не испытатель, в Азии, а не в Москве.
А н д р е й. Она мне ни слова об этом… И я — испытатель, и я — в Москве.
К а л и т и н. Как?!
А н д р е й. Семен Петрович… Я вам не могу пока всего сказать. Вот слетаю, сделаю, что мне доверено, тогда…
К а л и т и н. Андрюшка!.. Да ты хотя бы только намекнул…
А н д р е й. Вам?
К а л и т и н. Ей!.. Чтобы она чемоданы не собирала и не укатила со своей язвой-теткой раньше тебя.
А н д р е й. Кто?
К а л и т и н. Александра, кто же еще!
А н д р е й. Семен Петрович! Я вам… о Галинке говорю.
К а л и т и н. Что-о?! (Теряет дар речи.)
А н д р е й. Ей всего лишь семнадцать. Она учится… Все это правильно. Но я буду ждать. Год, два, три!..
К а л и т и н. Стой, парень… Пойдем отсюда. Пойдем ко мне…
Калитин и Андрей уходят в комнату Семена Петровича. Одетая по-дорожному, в шляпке, входит и направляется к телефону А л е к с а н д р а. Из-за двери в комнату Галины доносится слабый писк. Александра берет трубку, набирает нужный номер. Писк громче. Александра кладет трубку, подходит к двери, прислушивается. Нерешительно приоткрывает дверь, заглядывает в комнату Галины, входит в нее. Часы бьют семь. А л е к с а н д р а возвращается — очень взволнованная, со слезами на глазах. Бежит к себе, на ходу срывает с головы шляпку. Входят Г а л и н а и А н д р е й.
А н д р е й. Галинка!..
Г а л и н а. Что, Андрюша?
А н д р е й. Я только что… Я только что сказал Семену Петровичу…
Г а л и н а. Ой!.. Разве… Разве это правда, Андрюша?
А н д р е й. Правда! Большей правды не бывает!
Галина молча кладет голову ему на грудь. С букетом роз в руках в передней появляется и застывает на месте К у з я.
К у з я (срывающимся голосом). Товарищ старший лейтенант… Я принес… Вот…
А н д р е й. О Кузя! Молодец! Спасибо… (Берет у него букет и передает Галине.) Это тебе, Галинка.
Г а л и н а. Мне?.. Кто?..
А н д р е й. Мы с Кузей.
К у з я. Чего уж… Ваша инициатива.
Г а л и н а. Спасибо, Андрюша. И тебе, Кузя, тоже.
К у з я. Чего уж… (Безнадежно машет рукой.) Я принес вам сдачу, Галина Семеновна. Помните, от перчаток?.. Нам надо рассчитаться.
Г а л и н а. Кузя! А почему… А почему ты меня на «вы» и по имени и отчеству? И зачем сдачу? Что мы с тобой, расстаемся, разъезжаемся в разные стороны?
К у з я. Чего уж… (Прислоняется лицом к косяку двери, отворачивается.)
Г а л и н а. Кузёма, что с тобой?! Андрюша… (Передает Андрею букет.) Отнеси, пожалуйста, ко мне в комнату.
Андрей уходит.
Кузёма… Кузёма, слышишь?! Что случилось?
К у з я. А по-твоему, будто ничего, да?
Г а л и н а. А по-твоему?
К у з я. Как прилетел сюда этот самый Андрей…
Г а л и н а. Ну?..
К у з я. Как прилетел, так и влюбился в тебя… сразу… по уши.
Г а л и н а. А почему ты думаешь, что сразу?
К у з я. А ты в него. И тоже по уши.
Г а л и н а. А может, он меня уже давно… Только не мог разобраться.
К у з я. Все, конечно, правильно, логично…
Г а л и н а. Он ведь меня такой, как сейчас Илюшка, знает.
К у з я. Летчик-испытатель, герой!..
Г а л и н а. Ну?..
К у з я. Только как же я?!
Г а л и н а. Что — ты?
К у з я. Я ведь тоже…
Г а л и н а. Что — тоже?
К у з я. Тебя… люблю.
Г а л и н а. Что-о?!
К у з я. Да! И не меньше. А может, даже больше.
Г а л и н а. Кузя! Ты что? Да ты ведь… Тебе еще и семнадцати нет!
К у з я. Почти семнадцать, как и тебе.
Г а л и н а. Ты еще мальчишка.
К у з я. Значит, и ты девчонка.
Г а л и н а. Нет… Когда мальчишке почти семнадцать, он еще мальчишка, а когда девчонке — она уже взрослая.
К у з я. Все равно… Как же я?!
Г а л и н а. Да мы ведь с тобой дружим! И будем дружить. Всю жизнь, до самой смерти. Ты ведь меня не забудешь, нет?
К у з я. Я-то нет. А вот ты…
Г а л и н а. Я тоже тебя не забуду. Честное комсомольское… Кузя! Ну что ты плачешь? Зачем? Перестань. Или и я зареву… Кузёма! Милый!..
Кузя и Галина, прислонившись головами друг к другу, плачут.
Входит А н д р е й.
А н д р е й. Галинка! Кузя! Что такое? Да что вы, в самом деле?! Пойдемте отсюда. Пойдемте на улицу, я вам мороженого куплю, что ли!.. (Обнимает обоих и уводит.)
А л е к с а н д р а входит, стучит в дверь к Семену Петровичу.
А л е к с а н д р а. Папа!..
Входит К а л и т и н.
Я никуда не поеду! Ты можешь требовать чего угодно, называть меня, как находишь нужным, только не гнать из дому. Я понимаю, я поступила не так…
К а л и т и н. Подожди. А кто тебя гонит?
А л е к с а н д р а. Тетя Лукреция говорит, будто ты считаешь, что мне надо уехать.
К а л и т и н. Опять Лукреция? Опять она? А ну, зайди… (Пропускает Александру в свою комнату и уходит за нею сам.)
Входит б а б а М и л я.
Б а б а М и л я. Ну вот… теперь совсем другая медаль. (Накрывает на стол, достает из буфета чашки, блюдца и другую посуду.)
Входит Л я л и н а с чемоданом в руках.
Л я л и н а. Шуретта! Где ты? Шуретта!
Б а б а М и л я. Лукерция Федосовна, никак ты обратно на свои гамстроли собралась? И что тебе на месте не сидится? Что тебя, как неприпаянную, туда-сюда носит?
Лялина, не отвечая, ставит чемодан на пол, уходит к себе и тотчас возвращается с другим. Входят А л е к с а н д р а и К а л и т и н.
Л я л и н а. Шуретта, что же ты? Едем ведь! Я спрашиваю: что же ты?!
К а л и т и н. А ты не спрашивай, будь ты трижды!.. Александра никуда больше с тобой не поедет. Она останется дома и будет заниматься ребенком, пока он не подрастет.
Л я л и н а. Что-о?! Как ты со мной разговариваешь? Какими словами?!
К а л и т и н (взрывается). Могу еще и не так — лучше ты меня не доводи!..
Входят Г а л и н а и К у з я.
Г а л и н а. Что здесь такое? Что за шум?
Л я л и н а (Калитину). Но какое ты имеешь право задерживать, не пускать Шуретту? Она взрослый, самостоятельный человек.
К а л и т и н. Она не хочет с тобой ехать.
Л я л и н а. Этого не может быть. Не забывайте, что я могу потребовать, заставить ее ехать и работать. Она обязана отработать мне то, что я на нее затратила.
К а л и т и н. Хватит! И долгами ее не пугай. Не поможет. Раз Александра сама с тобой не хочет — ничто не поможет.
Л я л и н а. Не кричи на меня, не смей!.. Это правда, Шуретта? Ты не хочешь? Ты не хочешь больше работать на эстраде?!
А л е к с а н д р а. Да, Лукреция Теодоровна. С вами, в ваших диких бригадах не хочу, не буду.
К а л и т и н (с торжеством). Ну что, съела?!
Л я л и н а. Вот как?! (После паузы.) В таком случае… В таком случае я остаюсь тоже. Я тоже остаюсь и тоже буду заниматься ребенком. Шуретте одной с ним будет трудно. Кроме того, мы с нею, без отрыва от ребенка, будем готовить новую программу, новые номера.
К а л и т и н (потрясен неожиданным оборотом дела). Что-о?!
Л я л и н а. А чему ты так удивляешься, Семен? Ты не ожидал от меня такого самоотверженного поступка? Вы просто меня еще мало знаете. Я вполне современный и сознательный человек…
Г а л и н а (горячо и решительно). Папа! При ней, при Лукерье Федосовне, я Илюшку Шуре не отдам. Не отдам — и все!
Б а б а М и л я. Да это же, считай, на верные… три погибели!
Л я л и н а (Галине). Ну это мы еще посмотрим, как ты посмеешь не отдать… Это наш ребенок! Он мне стоит крови и нервов больше, чем кому бы то ни было другому! (Направляется в комнату Галины.) Давай его нам, в нашу комнату…
А л е к с а н д р а. Лукреция Теодоровна, не смейте!.. Довольно!.. Я сама…
К у з я (загораживает Лялиной дорогу). Тетя Луша! Осторожнее, пожалуйста.
Б а б а М и л я. Ишь ты какая прыткая!
К а л и т и н. Лукерья!..
Л я л и н а. Лукреция, а не Лукерья…
К а л и т и н. Нет, Лукерья, будь ты трижды… Хватит нам с тобой церемониться. Не хочешь с нами, по-нашему — долой с дороги! Забирай свои чемоданы, и чтобы больше я тебя не видел. Чтобы и духу твоего здесь, у нас, не было!
Л я л и н а. Что такое?! Я на этой площади прописана, и никто не имеет права…
К а л и т и н. Нет, имеет!.. Александра… (Показывает на дверь в комнату Лялиной.) Черт с ним со всем, что там у нее осталось. Ничего не бери. Новое тебе заведем…
А л е к с а н д р а. Хорошо, папа.
К а л и т и н. Кузя! А ну, действуй… Давай туда ее чемоданы.
Л я л и н а. Куда?..
К у з я. Есть чемоданы!.. (Берет чемоданы, уносит обратно в комнату Лялиной и лихо козыряет.) Готово, товарищ Ка!
К а л и т и н. Кузя! Старая!.. И ее — туда же!.. Где молоток и гвозди?
Л я л и н а. Что ты хочешь, Семен? Покойница Матильда…
К а л и т и н. Оставь покойницу в покое! Не поможет! Хватит!..
Кузя и баба Миля подталкивают упирающуюся Лялину к ее комнате и выставляют за дверь.
Л я л и н а. Откройте! Мне здесь душно! Я задыхаюсь!
К а л и т и н (с молотком и гвоздями в руках). Врешь, как всегда. Врешь… к сожалению.
К у з я. Пушка бы ей еще туда, Семен Петрович…
Б а б а М и л я. Ага, ежа!
К а л и т и н. Давайте!
Баба Миля приоткрывает дверь, а Кузя проталкивает в щель ежа.
Л я л и н а. Ай! Уберите! Он меня загрызет!
Б а б а М и л я. Как же! Станет он грызть всякое, что попадется!
К а л и т и н. Будешь ходить через двор, слышишь? А сюда и носа не показывай! (С огромным удовлетворением крепко-накрепко заколачивает дверь.)
Лялина что-то кричит, но ее почти не слышно.
К у з я. Салют-ура! (Присаживается к пианино и играет туш.)
Звонок в передней, второй, третий.
К а л и т и н. Кто там? Что там?
Галина идет открывать. Александра прислушивается к чему-то и бежит в комнату Галины. Входят Г а л и н а и А н д р е й. В руках у Андрея конь, барабан и еще какие-то игрушки. В двери в комнату Галины появляется А л е к с а н д р а с И л ю ш к о й на руках.
Г а л и н а (встревоженно). Шура! Илюшка плачет, да?
А л е к с а н д р а (радостно). Нет, Галочка… Илюшка улыбается, Илюшка смеется!
К у з я. Салют-ура! (Снова играет туш.)
З а н а в е с.