«Илюшка смеется» и другие комедии

Г р о ш е в а — главный редактор Черноморской студии телевидения.

С т р о г о в — режиссер.

Ю р б а е в — кинооператор.

А л л а — диктор.

К о ш к и н — режиссер.

С в е т л а н а — «таинственная незнакомка».

Б е р е з и н — секретарь городского комитета партии.

С е м и г л а з о в — временно исполняющий обязанности председателя горисполкома.

Г у р с к а я — секретарша Семиглазова.

К р о ш к и н а — пенсионерка.

Ш е с т е р и к о в — архитектор.

И д р у г и е.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Удар гонга. На тюлевом занавесе, как на экране телевизора, возникает стандартная испытательная таблица. Ее сменяет заставка Черноморской студии телевидения с буквами «ЧМ» и силуэтом пальмы на фоне моря.

А л л а (из-за тюлевого занавеса, будто с экрана). Добрый вечер, товарищи! Сегодня мы транслируем спектакль «Сплошное беззаконие». Оно начнется… Простите, он, спектакль, начнется через десять — пятнадцать минут. А пока мы предлагаем вашему вниманию репортаж наших корреспондентов об иностранных туристах в Черноморске.

Звонит телефон. Экран гаснет, а в разных концах сцены загораются настольная лампа и торшер.

Г р о ш е в а (в телефонную трубку у лампы). Черноморская студия телевидения. Главный редактор Грошева. Слушаю вас.

Б е р е з и н (у торшера). Березин говорит.

Г р о ш е в а. Федор Сергеевич?!

Б е р е з и н. Он самый… Вот пришел домой, включил телевизор и вспомнил: днем же еще хотел позвонить и спросить!.. Что у вас там, товарищ Грошева, за Строгов такой? Откуда взялся? Когда? Что делает на студии?

Г р о ш е в а (настороженно). Строгов? Борис Никитич?.. Гм… Из Москвы. Месяц всего. Режиссер.

Б е р е з и н (не то одобрительно, не то осуждающе). Силен парень!

Г р о ш е в а. А что такое, Федор Сергеевич?

Б е р е з и н. Можно сказать, только взошел на нашем горизонте, а уже… у нас, в горкоме, письмо. Да какое!

Г р о ш е в а (встревоженно). Порочащее, что ли?!

Б е р е з и н. Гм… Не то чтоб, но вроде… Во всяком случае, указывающее на серьезные недостатки.

Г р о ш е в а. Какие?.. Если речь идет о деловых качествах режиссера Строгова, так он их просто еще не успел проявить. Не скрою от вас, он не выполнил некоторых наших заданий. Но надо учесть: не так легко кому бы то ни было сразу, с ходу включиться в работу на новом месте.

Б е р е з и н. Товарищ Грошева! Вы меня не поняли… У нас, в горкоме, письмо не о Строгове, а от него самого. И пишет он о недостатках в работе студии, в частности главной редакции.

Г р о ш е в а (поражена). Что-о?! О каких недостатках?

Б е р е з и н. Да вот таких… Ваши репортажи об иностранных туристах, трансляции спектаклей и концертов — это, конечно, хорошо, но…

Г р о ш е в а (сразу же переходит к активной обороне). Федор Сергеевич! Кроме репортажа об иностранных туристах у нас сегодня должна была идти передача на местную тему «Еще об итогах конкурса на лучший проект морского вокзала в нашем городе» с подробным рассказом о проекте архитектора Андрющенко, удостоенном первой премии. Не наша вина, что эта передача не состоялась, что ее нам сорвали.

Б е р е з и н (вдруг горячо). Моя вина, моя! Я вам ее сорвал! Сказал: хватит, сколько можно!..

Г р о ш е в а (растерянно). Вы?.. Вы сказали?.. Кому?

Б е р е з и н. Архитектору Андрющенко!

Г р о ш е в а. Как же это?.. Я думала… Мы все здесь у нас думали…

Б е р е з и н (с досадой). А-а!.. Продолжим лучше о Строгове. Он предлагает интересную вещь: силами газеты, радио и телевидения провести рейд-проверку приема посетителей в наших учреждениях. В принципе горком «за». Только мы считаем, что вашу студию к этому рейду привлекать не стоит: даже самый отъявленный бюрократ, завидя объективы ваших кинокамер, сейчас же перестроится и будет вести прием образцово. Верно?

Г р о ш е в а (с облегчением, радостно). Верно, Федор Сергеевич! Не стоит нашу студию, не стоит!

Б е р е з и н. А в общем, ваш Строгов, кажется, молодец, толковый парень, хорошо придумал. Газета и радио рейд проведут. Передайте ему это, пожалуйста. До свидания…

Торшер гаснет.

Г р о ш е в а. Передам немедленно… (Кладет трубку, но тут же снимает ее.) Аппаратная? Режиссер Кошкин?.. Грошева говорит. Передайте своему коллеге режиссеру Строгову, что звонили из горкома партии по поводу его прожектерского предложения об участии нашей студии в каком-то там рейде… Отклоняется! Категорически! При этом разъясняется: мы не газета и не радио и должны заниматься другими делами!

Лампа гаснет.

А л л а (из-за тюлевого занавеса). До начала спектакля в Черноморском городском театре осталось две-три минуты. Зрительный зал будет включен без дополнительного предупреждения…

На авансцене С т р о г о в и Ю р б а е в с кинокамерой, светильниками и прочим снаряжением.

Ю р б а е в. Борис Никитич!

С т р о г о в. Что, Ахмет?

Ю р б а е в (показывает ему на гаснущий экран). Это что же такое, а?!

С т р о г о в. Что именно?

Ю р б а е в. Ты что, не видишь и не слышишь? Не иностранцы, так этот самый конкурс на лучший проект морского вокзала! Не конкурс, так спектакль или концерт! А что мы с тобой снимаем, не идет. Уже целый месяц не идет!

С т р о г о в. Гм… Да, брат, действительно… Ну и что ты в связи с этим хочешь мне сказать?

Ю р б а е в (волнуется все больше и больше). Я хочу тебе сказать… Я хочу… Я…

С т р о г о в. Заякал! Считай до десяти, успокойся и говори нормально.

Ю р б а е в (вспыхивает). Я — нормально?! Ну знаешь, Борис Никитич!.. Это не я, а ты, и не только говори, но и делай нормально, как тебе главная редакция велит, а не по-своему, не наоборот.

С т р о г о в (вспыхивает тоже). Даже если вижу, что по-моему и правильнее и лучше?!

Ю р б а е в. Что?.. Ха!.. Как же это может быть? Ты что, притворяешься или на самом деле не знаешь?

С т р о г о в. Чего не знаю?

Ю р б а е в. Железного закона жизни! Ты начальник, я дурак и ничего правильнее и лучше тебя не могу. Я начальник, ты дурак и ничего правильнее и лучше меня не можешь.

С т р о г о в. Что ты мелешь, Ахмет? Нет такого закона!

Ю р б а е в. Есть, Борис Никитич, есть! Потому и получается: у других, которые делают так, как наш главный редактор товарищ Грошева велит, все первый сорт! А у нас с тобой — брак. Брак и голая ставка, никакого дополнительного заработка.

С т р о г о в. В нашем деле, Ахмет, прежде всего надо думать не о заработке.

Ю р б а е в. А о чем? Об идее, да? (Снова волнуется.) А если… если… если…

С т р о г о в. Считай до десяти. А то ты, когда нервничаешь, глупости говоришь.

Ю р б а е в (с досадой машет на него рукой). А если я не только идейный, но еще и женатый и детей имею — тогда как?!

С т р о г о в. Гм… (После паузы.) Что там у нас с тобой завтра утром по плану главной редакции?

Ю р б а е в (достает блокнот, читает). «В горисполкоме на приеме». Хороший сюжет, Борис Никитич, ей-богу, хороший. Надо только снять его как надо.

С т р о г о в. То есть?

Ю р б а е в. То есть не так, как мы с тобой до сих пор, а по сценарию.

С т р о г о в. Черт с ним, снимем как надо, по сценарию. Как Грошевой нравится, в жанре безмятежной идиллии!

Ю р б а е в (обрадованно). Борис Никитич! Дорогой! Ты только не обижайся на меня, пожалуйста. Понимаешь, жена, дети…

С т р о г о в. Ладно, Ахмет. Пошли… Стой!..

Ю р б а е в. Что такое, Борис Никитич?!

Тюлевый занавес исчез. Черноморская набережная. Пальмы и скамьи. На одной из скамей сидит С в е т л а н а.

С т р о г о в. Это же она, та самая… Та самая, что была на студии, у Грошевой! Я тебе рассказывал…

Ю р б а е в. Ха!.. Так зачем же ты говоришь «стой»! Не стоять надо, а действовать! А то она опять куда-то скроется, а ты опять переживать будешь.

С т р о г о в. Как действовать?

Ю р б а е в. Сейчас сообразим. Ведь мы телевизионники, когда-то КВН выдумали, Клуб веселых и находчивых, — значит, сообразим… Готово, Борис Никитич, иди к ней и скажи… спроси, который час.

С т р о г о в. Что?.. Нет, Ахмет. Это же глупо.

Ю р б а е в. Тогда… попроси прикурить.

С т р о г о в. Еще более глупо.

Ю р б а е в (снова вспыхивает). Ну знаешь!.. Сам соображай. Я только кинооператор, а ты режиссер. Вот и соображай.

Светлана слышит их разговор, усмехается, встает со скамьи.

С т р о г о в (хватает Юрбаева за руку). Она уходит, Ахмет, она опять уходит!

Ю р б а е в. Ну и пусть…

С т р о г о в. Придумай что-нибудь, сделай!

Ю р б а е в. Ничего не буду… не могу… (Со стоном.) Не до этого мне сейчас. Ой!.. (Вдруг пошатывается и оседает прямо на землю.)

С т р о г о в (подхватывает его). Что с тобой, Ахмет?!

Ю р б а е в. Плохо, Борис Никитич. Очень… В глазах темно, как в фотолаборатории. Положи меня, пожалуйста, куда-нибудь или посади.

С т р о г о в. Сейчас… (Тащит Юрбаева к ближайшей скамье, усаживает.)

Светлана встревоженно смотрит в их сторону, делает несколько шагов по направлению к ним.

Ю р б а е в. Спасибо, Борис Никитич, спасибо, дорогой. Теперь дай мне скорее что-нибудь понюхать: духи, одеколон, что-нибудь.

С т р о г о в (растерянно). Да где же я их тебе возьму?

Ю р б а е в (в сторону Светланы). У нее попроси.

С т р о г о в. У нее?.. Что ты?.. Как же я?..

Светлана успокаивается и возвращается на свое место.

Ю р б а е в. Ой!.. (Боком валится на скамью.)

С т р о г о в. Сейчас, Ахмет, сейчас!.. (Бросается к Светлане.) Гражданка!.. Извините, но…

С в е т л а н а. Что?.. Вашему другу плохо, да? Внезапный приступ? Что-то с сердцем?

С т р о г о в. Да-да! Срочно нужны духи, одеколон, что-нибудь.

С в е т л а н а. Вашему другу повезло. У меня с собой как раз то, что ему нужно. Вот… (Раскрывает сумочку, дает Строгову флакон.)

С т р о г о в. Благодарю вас. Я сейчас же… (Возвращается к Юрбаеву.) Ахмет! Тебе повезло… Ты меня слышишь?!

Ю р б а е в (вполголоса). Слышу. Не кричи над ухом, пожалуйста.

С т р о г о в. Вот, нюхай…

Ю р б а е в. Не торопись, не суетись. Запомни… Приведешь меня в чувство, отдашь ей эту штуку, скажешь спасибо и обязательно спросишь, кому мы обязаны и так далее.

С т р о г о в (недоуменно). Подожди, Ахмет… Ты уже в сознании, тебе уже хорошо?

Ю р б а е в. Ха!.. Я его и не терял, мне и не было плохо.

С т р о г о в. Как так? Но ведь это же… это… э…

Ю р б а е в. Заэкал!.. Действуй. Приводи меня в чувство. Ну!.. (Хватает у Строгова из рук флакон, открывает, нюхает и, задохнувшись, резко поднимается, садится на скамье.) Ой! Что это? Это же киноклей, будь он проклят!

Светлана весело усмехается и поспешно уходит.

С т р о г о в. Что?! (Смотрит в сторону скамьи, на которой сидела Светлана.) Ахмет! Она ушла, опять ушла!

Ю р б а е в. А-а?! (Оборачивается и тоже смотрит.) А что это там, на скамье? Что за бумажка?

С т р о г о в (подходит, берет). Записка. Она оставила записку!

Ю р б а е в. Гм!.. Читай. Может, все-таки не зря старались…

С т р о г о в (читает). «Уважаемый товарищ Строгов! Сцепка с другом, якобы потерявшим сознание, — старо и весьма примитивно. А говорили, что к нам, в Черноморск, на студию телевидения приехал толковый режиссер! Кажется, зря говорили. С.»

Ю р б а е в. Ха!.. Здорово она тебя, Борис Никитич… Ты уж извини, я хотел как лучше…

С т р о г о в (машет на него рукой). Ура, Ахмет!..

Ю р б а е в. Какое «ура», чудак человек? Ты, наверное, хотел сказать «караул»?

С т р о г о в. Ура! Она знает мою фамилию, а я почти знаю ее имя: Эс!.. Мы почти знакомы!

Ю р б а е в. Гм… Можно и так повернуть… при желании.

С т р о г о в (мечтательно). Эс — Софья… Симона… Сюзанна… Сильва… Соледад…

Ю р б а е в (в тон ему, к тому же с иронией). Серафима… Саломея… Секлетея!..

Снова тюлевый занавес. На авансцене очередь. В хвосте ее, на раскладной табуретке, с листом бумаги и карандашом в руках, — пенсионерка К р о ш к и н а. Входят С т р о г о в и Ю р б а е в.

Ю р б а е в. Борис Никитич, не забыл?.. В жанре идиллии!

С т р о г о в. Помню, Ахмет… А что это, очередь, что ли?

К р о ш к и н а. Она самая, миленький.

С т р о г о в. Куда? К кому такая?

К р о ш к и н а. А вам куда и к кому надо?

С т р о г о в. К председателю горисполкома.

К р о ш к и н а. Э-э!.. Как говорится, поцелуйте пробой и идите домой. Нету председателя. Хворает. Второй месяц уже.

Ю р б а е в. К заместителю — товарищу Семиглазову!

К р о ш к и н а. Этот жив-здоров и не кашляет… Становитесь за мной. Будете семьдесят второй и семьдесят третий. Давайте я вас в этот списочек внесу и вам на ладошках номерки проставлю.

С т р о г о в. Что?.. Номерки?.. Какие номерки?!

К р о ш к и н а. Обыкновенные, порядковые. Химическим карандашом. Чтобы не стерлись и не смылись. Если сегодня обратно приема не будет, на следующую среду вам пригодятся.

С т р о г о в. Позвольте… Вы хотите сказать, что сегодня прием еще не начинался?

К р о ш к и н а. Не начинался, миленький. Нету этого самого Семиглазова.

С т р о г о в. Как — нету? Ведь уже одиннадцать часов. Когда же он будет?

К р о ш к и н а. А никто толком не знает. Один говорит так, другой так…

С т р о г о в. Гм… Ну-ка, разрешите…

Г о л о с а.

— Куда? Ишь ты, прыткий какой!

— Мы тут с утра…

— Я уже третью неделю хожу!

С т р о г о в. Именно поэтому и разрешите. За мной, Ахмет!..

Строгов и Юрбаев уходят. Тюлевый занавес поднимается. Приемная председателя Черноморского горисполкома. Прямо от зрителей дверь, обитая дерматином. Рядом с нею агрегат секретарши председателя — стенографистки-машинистки Г у р с к о й. Входят С т р о г о в и Ю р б а е в.

С т р о г о в. Можно войти?

Г у р с к а я (печатает что-то на машинке). По-моему, вы уже вошли. Однако зря. Товарища Семиглазова Ивана Семеновича пока нет.

С т р о г о в. А где же он пока… Иван Семенович товарищ Семиглазов?

Г у р с к а я. Иван Семенович на строительных объектах.

С т р о г о в (с иронией). Звучит!.. Но, насколько мне известно, сегодня, по графику работы горисполкома, у Ивана Семеновича прием посетителей. А на строительных объектах он был вчера.

Г у р с к а я. Ивана Семеновича пока нет. Если он не на строительных объектах, то… на заседании бюро горкома партии.

С т р о г о в (начинает закипать). Бюро горкома заседает по пятницам, а сегодня только среда.

Г у р с к а я. На внеочередном заседании…

С т р о г о в. Никакого внеочередного сегодня нет.

Г у р с к а я. Гражданин, вы мне мешаете работать.

С т р о г о в (кипит). Я… я спрашиваю… Где товарищ Семиглазов? Почему его нет на месте в день приема посетителей?

Г у р с к а я (отрывается от машинки). Я вам русским языком уже полчаса твержу…

С т р о г о в. Вы уже полчаса втираете мне очки. Мне и всем, кто ждет там, за дверью, даже не в приемной, а в коридоре!

Г у р с к а я (вспыхивает). Что-о? Я?.. Да как вы смеете?!

Ю р б а е в (дергает Строгова за рукав). Борис Никитич, что ты? Какая же это идиллия?! (Гурской.) Дорогой товарищ секретарь!.. Прежде всего примите уверения в нашем совершеннейшем к вам почтении. Вот какое дело… Мы со студии телевидения. И у нас большое и важное задание: заснять на пленку для передачи в эфир товарища Семиглазова в торжественные и волнующие часы приема посетителей. Причем нас предупредили: этот сюжет может пойти не только на наш, черноморский, но и на всесоюзный экран! Это значит, что его могут увидеть полтораста миллионов телезрителей! Представляете?.. Между прочим, как секретаря полтораста миллионов телезрителей могут увидеть и вас тоже.

Г у р с к а я (ошеломлена). И меня?! Ну, так бы сразу и сказали, что вы со студии телевидения. У меня там приятельница — Ольга Степановна Грошева.

Ю р б а е в. О! Наше непосредственное начальство! Тем более!.. (Представляет ей Строгова.) Это режиссер Строгов Борис Никитич… А я кинооператор Юрбаев Ахмет Керимович. Будем знакомы и… не будем ссориться из-за пустяков.

Г у р с к а я. Я очень рада… Гурская Аида Романовна.

Ю р б а е в. Ха!.. Какое у вас красивое имя! И между прочим, удивительно фотогеничное лицо. Вас можно снимать анфас и в оба профиля. Это бывает редко, очень редко. Раз в сто лет и даже реже… Так как же нам быть, Аида Романовна? Ведь у нас с Борисом Никитичем задание.

Г у р с к а я. Гм!.. Вы меня не выдадите?

Ю р б а е в. Что вы?!

Г у р с к а я. Часа через полтора-два Иван Семенович будет здесь, но… принимать посетителей не сможет.

С т р о г о в. Как — не сможет? Почему?

Г у р с к а я. Так… Он занят с иностранцами.

С т р о г о в. С какими иностранцами?

Г у р с к а я. С туристами… Сейчас он им показывает город, все наши достопримечательности — дендрарий, колоннаду, центральный пляж. А потом привезет их сюда, к себе в кабинет, на ленч, то есть на чашку чая с сандвичами, то есть с бутербродами.

С т р о г о в. Позвольте… Я что-то не пойму… А прием? А люди, что пришли и ждут?

Г у р с к а я. Подождут и разойдутся. Придут в следующую среду.

Ю р б а е в. Однако, Аида Романовна, как же?.. А наша съемка, наш сюжет для всесоюзного экрана?!

Г у р с к а я. Вы можете снять Ивана Семеновича с иностранцами во время ленча! Это даже интереснее, по-моему.

Ю р б а е в. Гм… Борис Никитич… Для интервидения! Это же… Это… Э…

С т р о г о в. Ахмет! Опять глупость… Считай до десяти.

Ю р б а е в. А-а, шайтан!.. И раз, и два, и три-четыре…

Г у р с к а я. Это не какие-нибудь обыкновенные туристы, а деловые люди, бизнесмены, целая группа коммерсантов из Соединенных Штатов Америки и Канады!

Ю р б а е в (уже взял себя в руки). Подумаешь!.. Я в свое время премьер-министров, президентов, царствующих особ снимал!

Строгов молча бьет кулаком по столу.

Г у р с к а я (испуганно). Ай!..

Ю р б а е в. Что ты, Борис Никитич?

С т р о г о в (сквозь зубы). Отставить.

Ю р б а е в. Что отставить? Кого отставить?

С т р о г о в. Царствующих особ и бизнесменов! Будем снимать наших людей… тех, кто там, в очереди, за дверью.

Г у р с к а я. Товарищ Строгов, но я ведь сказала: сегодня приема не будет.

С т р о г о в. Будет!

Г у р с к а я. Нет. У Ивана Семеновича гости, и он…

С т р о г о в. Слушайте, вы… красивое имя! Вы сейчас же пройдете по отделам горисполкома и посадите всех за телефоны. Пусть звонят по всем достопримечательным местам и ищут товарища Семиглазова. Пусть товарищ Семиглазов извинится перед своими гостями и немедленно едет сюда — к своим хозяевам!

Г у р с к а я. Что-о? Товарищ Строгов, но это же… это же неудобно, неприлично… это шокинг!

С т р о г о в. А-а?.. А семьдесят один человек в очереди в коридоре горисполкома — это удобно, прилично, это не шокинг?! (Идет к предполагаемой двери, за которой ждет очередь.) Товарищи! Заходите. Через полчаса товарищ Семиглазов будет у себя и начнет прием.

Очередь заходит и рассаживается на диванах, креслах и стульях вдоль стен.

Г у р с к а я (растерянно). Нет-нет, это невозможно… Я не могу…

С т р о г о в. Не можете?.. А ну, Ахмет! Включай светильники! Снимай на пленку! Ее, которая не может, очередь, часы, пустой председательский кабинет…

Ю р б а е в (после секундного колебания). Правильно, шайтан меня побери! Опять не так, как главная редакция велит, но все равно правильно! Включаю и снимаю, Борис Никитич…

Г у р с к а я (в ужасе). Нет-нет, не надо! Я попытаюсь, я постараюсь… (Убегает.)

Тотчас за кулисами раздаются тревожные телефонные звонки, взволнованные голоса, обрывки фраз: «Дендрарий!..», «Колоннада!..», «Центральный пляж!..», «Товарища Семиглазова!..», «В горисполком!..», «Срочно!..»

Ю р б а е в (в радостном творческом волнении). Вот это да!.. Аида Романовна, где вы?.. Покажитесь. Я вас анфас и в оба профиля!

Тюлевый занавес. На авансцене Г р о ш е в а, А л л а, К о ш к и н, С т р о г о в, Ю р б а е в и д р у г и е.

Г р о ш е в а. В кинобудке готовы?.. Начинаем!.. Алла, читайте дикторский текст.

А л л а. А что смотрим, Ольга Степановна?

Г р о ш е в а. «В горисполкоме на приеме». Режиссер Строгов, кинооператор Юрбаев.

А л л а. Читаю, Ольга Степановна… «Строго соблюдая раз и навсегда установленный порядок, каждую среду, ровно в девять часов утра, заместитель председателя Черноморского горисполкома товарищ Семиглазов начинает прием посетителей…»

Г р о ш е в а (смотрит в сторону предполагаемого экрана). Что такое?

К о ш к и н. Никакого товарища Семиглазова… Пустой кабинет…

А л л а. «Благодаря предварительной записи с указанием времени приема посетителям не приходится ждать, и, разрешив все своп вопросы, они, довольные, от всей души благодарят работников горисполкома…»

К о ш к и н. Какая-то очередь… Какие-то номера на ладонях! Ничего не понимаю…

Г р о ш е в а (с раздражением). В чем дело? Что происходит?!

А л л а. Что касается меня, Ольга Степановна, то я читаю дикторский текст — правый ряд сценария.

Г р о ш е в а. Но на экране ничего похожего. Все наоборот!

А л л а. А это уже… левый ряд.

Г р о ш е в а. Прерываем!.. Товарищ Строгов, объясните нам: в чем дело?

С т р о г о в. Сейчас… Дело в том, товарищи, что нам с Юрбаевым пришлось на ходу перестроиться и снять не совсем то, что намечалось по сценарию.

Ю р б а е в. Даже совсем не то.

Г р о ш е в а. Опять?!

С т р о г о в. Да, опять. Мы столкнулись с возмутительным фактом. Мы обнаружили, что прием посетителей в горисполкоме в действительности выглядит вовсе не так, как он изображен в сценарии.

Г р о ш е в а. Столкнулись, обнаружили, перестроились!.. Зачем? Кто вас об этом просил?! Мы телевидение, а не газета. Мы новый вид искусства! У нас другие цели и задачи!

С т р о г о в. Мы такой же партийный орган, как и газета.

Ю р б а е в. И должны не только это самое… тру-ля-ля.

Г р о ш е в а. Черт знает, что такое! Я буду вынуждена сообщить директору студии.

А л л а. А я считаю, что режиссер Строгов поступил правильно.

Г р о ш е в а. А вас не спрашивают, диктор Мотылева. Ваше дело читать, а не считать.

А л л а. А я хочу не только читать!

Г р о ш е в а. Мало ли кто чего хочет!.. Короче говоря, и этот опус режиссера Строгова в эфир не пойдет.

С т р о г о в. Товарищ Грошева! Я тоже буду вынужден сообщить директору студии. Не поможет — сообщить в горком партии…

Г р о ш е в а. И там у вас ничего не выйдет, товарищ Строгов. Вам передали уже, нет? В связи с вашим письмом в горком звонил Березин и сказал: телевидение есть телевидение, и незачем ему устраивать какие-то там рейды-проверки и тому подобное.

С т р о г о в. Березин так сказал? Но это же неправильно!

Г р о ш е в а. Ого! По-вашему, уже не только руководство студии, но и горком партии ведет телевидение Черноморска не туда?

С т р о г о в (горячо). Да, не туда! И я бы на вашем месте…

Г р о ш е в а. Что-о?.. Вы на моем месте?.. Ах, вот оно что!.. (Утвердившись в догадке, жестко.) Довольно! Давайте не будем, коммунист Строгов, обсуждать действия городского комитета партии!.. И будьте добры, сейчас же передайте сценарий сюжета «В горисполкоме на приеме» режиссеру Кошкину.

К о ш к и н. Мне? Зачем?! Я в редакции литературно-драматических передач…

Г р о ш е в а. Возьмите сценарий, захватите с собой любого свободного кинооператора и немедленно поезжайте в горисполком к товарищу Семиглазову. Извинитесь, объясните, в чем дело, и… снимите сюжет так, как он должен быть снят для телевидения.

Ю р б а е в. Ничего не выйдет, Ольга Степановна. Мы ведь с Борисом Никитичем хотели его потом… Семиглазов отказался сниматься. У него сегодня это самое… нефотогеничное лицо.

Г р о ш е в а. Что? Какое лицо?

Ю р б а е в. Нефотогеничное. Ну, такое… вытянутое. (Показывает.) Во!..

Г р о ш е в а (с досадой и раздражением). Черт знает что такое!

Все расходятся. Тюлевый занавес поднимается. Кабинет Березина в Черноморском горкоме партии. На сцене Б е р е з и н и С е м и г л а з о в.

С е м и г л а з о в (с порога двери). Федор Сергеевич! Здравствуй.

Б е р е з и н (сидит за письменным столом). А-а, герой дня!.. Здорово. Проходи, садись… Что это у тебя такое… вытянутое лицо?

С е м и г л а з о в (проходит к столу, садится в кресло). Иронизируешь! Слыхал уже, знаешь?

Б е р е з и н. Весь город говорит!

С е м и г л а з о в. Черт-те что! Ну просто опозорил, негодяй! Опозорил и осмеял. Перед иностранцами осмеял! Представляешь, от центрального пляжа до горисполкома на красной пожарной машине с лестницей промчаться заставил! И все из-за какой-то там разнесчастной старушки пенсионерки.

Б е р е з и н. М-да…

С е м и г л а з о в. Я этого дела так не оставлю. (Достает из портфеля лист бумаги.) Вот. Докладная записка. Тут все подробно: где и с кем я в это время был, что делал и что намечал сделать… как этот… ну… мэр города по-ихнему, по-заграничному. В общем, читай. Сейчас же, при мне, читай.

Б е р е з и н (берет у него докладную записку, просматривает и тут же возвращает). Не надо, Иван Семенович, и так ясно: выговор обеспечен.

С е м и г л а з о в. Выговор? И только?.. Либерал ты, Федор Сергеевич. Да за такие дела гнать с работы, исключать из партии, судить надо!

Б е р е з и н. Ну уж… Это ты, брат, загнул. Ни гнать с работы, ни исключать из партии, ни судить мы тебя пока не будем. А вот строгача тебе дадим. Можешь принимать поздравления.

С е м и г л а з о в (опешил и даже заикается). Ме… ме… ме…

Б е р е з и н. Что ты замекал?

С е м и г л а з о в. Меня?.. Мне?!

Б е р е з и н. Да-да, тебе. И кое-кому из твоих работничков. Аиде, например.

С е м и г л а з о в. Ты шутишь, Федор! За что?!

Б е р е з и н. Тебе непонятно? Поясню. За то самое, что вчера, в среду, в святой для вас день приема посетителей, советских людей, ваших избирателей, ты и твоя распрекрасная Аида…

С е м и г л а з о в. Но я же… Федор!.. Я же не просто так… Я принимал иностранцев! И не каких-нибудь, понимаешь, а крупных дельцов, коммерсантов, владельцев фирм, с которыми мы, может быть, торговать будем! И я как председатель горисполкома…

Б е р е з и н. Заместитель, временно исполняющий обязанности…

С е м и г л а з о в. Все равно… Мэр города по-ихнему!..

Б е р е з и н (гневно). Слушай, Иван! Как заместитель, временно исполняющий обязанности председателя горисполкома, мэр города по-ихнему, ты и впредь будешь принимать зарубежных гостей Черноморска, в том числе и тех, с которыми мы, может быть, торговать будем. Хорошо будешь принимать, по-нашему: с хлебом-солью, с чаем-сахаром! Но прежде ты будешь принимать наших, советских людей, своих избирателей. И никакой иностранный делец, будь он хоть трижды коммерсант, банкир-миллионер, Рокфеллер, Форд, Морган, сам черт или дьявол, не может на тебя претендовать, пока не ушла от тебя, получив ответ на все свои вопросы, наша, даже семьдесят первая по счету в очереди, старушка пенсионерка! Понятно?!

С е м и г л а з о в. Гм.

Б е р е з и н. А твоей распрекрасной Аиде за очереди в коридоре перед дверью в приемную, за номера на ладонях я бы вдобавок к выговору такой номер поставил…

С е м и г л а з о в. Гм.

Б е р е з и н. Что гмыкаешь?

С е м и г л а з о в. А ему, Строгову, за то, что на весь город это самое… шум поднял?

Б е р е з и н. А ему за это спасибо. Молодец! Правильно он тебя, как говорится, носом ткнул. Правильно и вовремя: еще дал тебе возможность на ходу исправиться.

С е м и г л а з о в (после паузы). Так… Думаешь, значит, не надо мне на него докладную?..

Б е р е з и н. А ты сам как думаешь?

С е м и г л а з о в. Думаю, что… не надо.

Б е р е з и н (усмехается). Ну и хорошо.

С е м и г л а з о в (делает движение, будто хочет порвать докладную записку, затем аккуратно складывает ее и прячет обратно в портфель). Я, пожалуй, пойду…

Б е р е з и н. Иди.

С е м и г л а з о в (идет к выходу, останавливается). Только знаешь, что я тебе скажу, Федор Сергеевич… Если такого, как этот Строгов, вовремя не одернуть, не придержать, он, такой, и тебе что-нибудь подобное устроит.

Б е р е з и н. Что ты чепуху городишь, Иван?!

С е м и г л а з о в. Вот увидишь, Федор, увидишь!

Тюлевый занавес. На авансцене С т р о г о в и А л л а.

С т р о г о в. Спасибо, Алла.

А л л а. За что?

С т р о г о в. За смелую поддержку перед лицом разгневанного начальства.

А л л а. А-а… Ну что вы, Борис!

С т р о г о в (предупредительно). Никитич.

А л л а. Что?

С т р о г о в. Борис Никитич. Я напоминаю вам свое отчество.

А л л а. Зачем? Бросьте… Вместо этого скажите лучше: до каких пор вы будете ходить вокруг да около?

С т р о г о в. Чего? Кого?

А л л а. Ой! Да ну той самой, которая вам нравится здесь, у нас, в Черноморске.

С т р о г о в. Гм!.. Вы что-нибудь знаете о том, что я…

А л л а. Господи! Ну конечно знаю.

С т р о г о в. Вам Юрбаев что-нибудь об этом говорил, да?..

А л л а. При чем тут Юрбаев? Уж как-нибудь сама догадалась.

С т р о г о в. Гм… Видите ли, Алла… Дело в том, что я… Дело в том, что я, по существу, ее еще не знаю. Поэтому…

А л л а. Не знаете? Ну, знаете!.. Как, по-вашему, вы должны ее еще знать, чтобы набраться наконец смелости подойти к ней и сказать: так, мол, и так… Вы какой-то странный, Борис: в одних делах — лев, а в других — кролик.

С т р о г о в. А вы считаете, что я знаю ее достаточно для того, чтобы подойти и сказать?..

А л л а. Господи! Более чем… Вы же встретились уже почти два месяца назад, в день вашего приезда в Черноморск.

С т р о г о в. Да.

А л л а. Здесь, на студии…

С т р о г о в. Да.

А л л а. Почти столкнувшись лбами у кабинета Грошевой.

С т р о г о в. Да-да!

А л л а. Между прочим, я тогда так шарахнулась от вас, что подвернула ногу и мне было больно.

С т р о г о в. Что?.. Вы?.. Ногу?.. Ах да, вспомнил!.. Но позвольте…

А л л а. Господи! Да позволяю же, позволяю! Ну?! (Делает движение к нему.)

С т р о г о в (отступает). Это… Это были не вы. Это была совсем другая…

А л л а (потрясена). Что?! Другая?! Как — другая?!

С т р о г о в. Так… В день моего приезда здесь, у кабинета Грошевой, но… другая.

А л л а. Зачем же вы… Зачем же вы мне после дарили цветы, конфеты?..

С т р о г о в. Затем… Затем, что я невольно сделал тогда вам больно.

А л л а. Тогда?.. По-вашему, тогда?! Ну знаете, Борис!..

С т р о г о в (растерянно, невпопад). Никитич…

А л л а (со слезами обиды, досады и злости). Подите вы со своим Никитичем!..

Кабинет Грошевой. На сцене Г р о ш е в а и Г у р с к а я.

Г у р с к а я (быстро). Ольга!..

Г р о ш е в а. Аида? Что случилось?

Г у р с к а я. Сейчас. Дай отдышаться… Ты мне подсказала, чтобы я посоветовала Семиглазову написать докладную записку на вашего этого… Строгова. Я посоветовала…

Г р о ш е в а (живо). Написал? Отвез?

Г у р с к а я. Да… Только что вернулся от Березина.

Г р о ш е в а (нетерпеливо). Ну и?..

Г у р с к а я. Выговор!

Г р о ш е в а (с досадой). Мало!

Г у р с к а я. Строгий с предупреждением!

Г р о ш е в а. Все равно мало!

Г у р с к а я. Семиглазову выговор.

Г р о ш е в а. Что-о?!

Г у р с к а я. И мне.

Г р о ш е в а (обескураженно). Как же это? Гм… Может быть, вы докладную как-нибудь не так написали?

Г у р с к а я. А-а!.. Березин ее даже не стал как следует читать.

Г р о ш е в а. Дела!.. (Нервничает, закуривает. Предлагает папиросу Гурской.) Кури…

Г у р с к а я. Я не курю! Ты же знаешь.

Г р о ш е в а. Ну бери конфету. Вон на столе.

Г у р с к а я (взрывается). Поди ты к дьяволу со своей конфетой! Сначала без предупреждения этого… Строгова подсылаешь, а потом конфету предлагаешь?!

Г р о ш е в а. Не говори глупостей!

Г у р с к а я. А что же, это он сам, по своей инициативе, к нам явился и так себя повел? Да кто он и что он, если позволяет себе такое?!

Г р о ш е в а. Гм… Бывший газетчик, всего-навсего.

Г у р с к а я. Бывший?.. Выгнали из газеты, что ли?

Г р о ш е в а. Судя по документам, нет. Сам решил перейти на телевидение.

Г у р с к а я. А как работает?

Г р о ш е в а. Как видишь!..

Г у р с к а я. Может, хоть пьет?

Г р о ш е в а. По-моему, нет.

Г у р с к а я. А может… Слушай!.. Как он с морально-бытовой стороны?! А ну-ка, дай мне конфету!

Г р о ш е в а. С морально-бытовой? Подожди! Я что-то слышала про него и нашу дикторшу Мотылеву: он ей — цветы, конфеты… Впрочем, нет, ерунда. Тут не это надо, другое…

Г у р с к а я. Какое — другое?

Г р о ш е в а. Такое, чтобы он… такой вот, как есть… устроил что-нибудь еще… Да-да, устроил что-нибудь еще и похлеще, чем у вас, в горисполкоме! (Помедлив и сообразив.) Вот что!.. Месяца два назад я передала вам в горисполком письмо. О бывшем нашем городском архитекторе Шестерикове…

Г у р с к а я. Помню. Соседи Шестерикова о нем там что-то пишут.

Г р о ш е в а. Где это письмо?

Г у р с к а я. У меня. В архиве лежит.

Г р о ш е в а. Верни мне его. Сегодня. Сейчас же!

Г у р с к а я. Зачем оно тебе вдруг понадобилось?

Г р о ш е в а (усмехается). Увидишь… Я его Строгову передам. Пусть займется. Оно как раз в его характере!..

Свет гаснет. В разных концах сцены освещаются письменный стол и будка телефона-автомата.

С т р о г о в (у стола отвечает на звонок телефона). Студия телевидения, редакция советской жизни, режиссер Строгов.

С в е т л а н а (в будке). Здравствуйте.

С т р о г о в. Здравствуйте. Кто это?

С в е т л а н а. Борис Никитич, а знаете… вы мне начинаете нравиться.

С т р о г о в. Что?..

С в е т л а н а. В вас есть смелость и решительность, принципиальность и нетерпимость. Это обещает нам, телезрителям Черноморска, смелые, острые, интересные передачи.

С т р о г о в. Кто говорит со мной? Или я повешу трубку!

С в е т л а н а. Ну это уж вряд ли. Кому из нас не доставляет удовольствия слушать в свой адрес комплименты! Это уж просто невероятно, чтобы вы были до такой степени современным положительным героем!

С т р о г о в. А-а!.. (Кладет трубку.)

С в е т л а н а. Что-о? (Смеется и звонит снова.)

С т р о г о в. Студия телевидения, редакция советской жизни, режиссер Строгов.

С в е т л а н а. Борис Никитич! Вы мне определенно нравитесь. Все больше и больше. Боюсь даже, что уже не только как режиссер.

С т р о г о в (почти кричит). Кто говорит со мной?!

С в е т л а н а. Вы не догадываетесь? Таинственная незнакомка с черноморской набережной! Та самая, что оказала вам услугу. Вам и вашему другу Юрбаеву.

С т р о г о в (радостно). Эс?.. Гражданка… товарищ Эс?!

С в е т л а н а. Она самая.

С т р о г о в. Здравствуйте! Прежде всего скажите: как вас зовут?

С в е т л а н а. Меня зовут Светлана.

С т р о г о в. Черт возьми!..

С в е т л а н а. Что? Вам не нравится мое имя?

С т р о г о в. Нет-нет, не то… Я перебрал все имена на букву Эс, какие только есть на свете, и лишь одно, самое чудесное, самое милое — Светлана, — мне почему-то не пришло в голову.

С в е т л а н а. Значит, оно вам нравится? Хорошо. А вас не удивляет мой звонок к вам?

С т р о г о в. Гм… Нет. Я очень рад, что вы мне позвонили, и, очевидно, поэтому просто не успел еще удивиться.

С в е т л а н а. Слушайте, почему и зачем я вам звоню. Я узнала, что у вас неприятности. И решила, что у вас в связи с этим плохое настроение. А я… я не хочу, чтобы у вас было плохое настроение. Тем более, что все складывается хорошо.

С т р о г о в. Складывается хорошо?.. А откуда вам это известно?

С в е т л а н а. Гм… Как это говорится?.. Из авторитетных, обычно хорошо осведомленных источников!.. До свидания.

С т р о г о в. Светлана! Подождите! Еще одну секунду!.. Когда и где мы с вами встретимся? Кто вы?!

С в е т л а н а. Кто я? Вы хотите знать это заранее? Боюсь, что вы разочаруетесь и…

С т р о г о в. Этого не будет, потому… Потому, что этого не может быть!

С в е т л а н а. Я… Я аптечный работник, фармацевт.

С т р о г о в. Чудесно, просто чудесно!

С в е т л а н а. Да?.. В таком случае мы встретимся с вами на днях. Я позвоню вам. Хорошо?

С т р о г о в. Хорошо! Только помните: я жду… Жду и думаю о вас. Что бы ни делал, думаю о вас.

С в е т л а н а. Думайте. И знаете что… Сделайте что-нибудь такое… хорошее, доброе, красивое! Сделайте для меня. Хорошо?

С т р о г о в. Доброе и красивое? Для вас?.. Хорошо! Сделаю! Обязательно сделаю!

У письменного стола и в будке телефона-автомата гаснет свет. Снова кабинет Грошевой. Радиомузыка. Чайковский, «Евгений Онегин», письмо Татьяны. Г р о ш е в а сидит за своим столом, дымит папиросой, слушает музыку. Входит С т р о г о в.

С т р о г о в. Можно?

Г р о ш е в а. Да, пожалуйста… Это уже вы? Садитесь.

С т р о г о в. Благодарю вас. Вы мне звонили…

Г р о ш е в а (наигранно-весело). Не отпирайтесь!

С т р о г о в. Что?

Г р о ш е в а. Вы начали со мной разговор, Борис Никитич, в точности как через некоторое время начнет его Онегин с Татьяной, с поправкой на современный вид связи: «Вы мне звонили, не отпирайтесь!..»

С т р о г о в (пожимает плечами). При чем тут Онегин и Татьяна?

Г р о ш е в а (выключает репродуктор). Я позвонила вам и попросила вас зайти, чтобы извиниться перед вами.

С т р о г о в. Что-о?..

Г р о ш е в а. Да… Там, в просмотровом зале, я не сумела сдержаться, погорячилась и говорила с вами излишне резко. Извините…

С т р о г о в. Гм… Пожалуйста. Я ведь, кажется, тоже…

Г р о ш е в а. Нет-нет, Борис Никитич, вас ни в чем упрекнуть нельзя. Вы лишь с достоинством отвечали мне.

С т р о г о в. Допустим…

Г р о ш е в а. Таким образом, будем считать инцидент со злополучным сюжетом «В горисполкоме на приеме» исчерпанным.

С т р о г о в. Нет. Не будем.

Г р о ш е в а. Что?

С т р о г о в. Не будем так считать.

Г р о ш е в а. Почему? Вы не хотите?!

С т р о г о в. Не могу.

Г р о ш е в а (снова наигранно-весело). Ну, Борис Никитич… Мириться так уж мириться!

С т р о г о в. Нет. Не вы, так я пойду по этому поводу к директору студии. И в горком партии, если понадобится.

Г р о ш е в а. И будете жаловаться на главную редакцию, на злую ведьму Грошеву?

С т р о г о в. Я называю это иначе: буду бороться, драться, а не жаловаться.

Г р о ш е в а. На то, что они якобы не дают вам ходу, зажимают, преследуют вас?

С т р о г о в. Не преследуют, это уж слишком, однако… зажимают и ходу не дают.

Г р о ш е в а (после небольшой паузы). Дорогой Борис Никитич! Вы имеете дело с женщиной. А женщины — народ не только вздорный, но и… хитрый. Я заранее знала, как вы будете реагировать на то, что я вам скажу, и заранее приняла меры к тому, чтобы оградить себя от ваших тяжких обвинений у директора студии и в горкоме партии. Чтобы не только другие, но и вы сами перестали верить в обоснованность этих обвинений.

С т р о г о в. Гм… Я что-то не пойму…

Г р о ш е в а. Не отчаивайтесь, поймете. Я вам помогу, это ведь в моих интересах… (Бросает в пепельницу одну папиросу и закуривает другую.) Слушайте… Хотите сделать хорошее, доброе и даже, я бы сказала, красивое дело?

С т р о г о в (поражен). Что-о?! Какое?!

Г р о ш е в а. Чем вы так удивлены? Неужели вы составили обо мне столь нелестное мнение, что не допускаете с моей стороны даже вопроса о добром и красивом?

С т р о г о в. Нет, не то… Просто неожиданное совпадение. Удивительное совпадение! Извините.

Г р о ш е в а. Охотно извиняю, весьма охотно и без всяких оговорок. Не то, что вы… Можно продолжать?

С т р о г о в. Да, пожалуйста.

Г р о ш е в а. Так хотите или не хотите сделать такое дело?

С т р о г о в. Хочу. А что это?

Г р о ш е в а (достает из ящика стола лист бумаги). Вот. Читайте… (После паузы.) Интересно?

С т р о г о в. Да! Очень!

Г р о ш е в а. Беретесь?

С т р о г о в. Да!

Г р о ш е в а. Я так и знала, что вы возьметесь… Действуйте!

С т р о г о в (встает). Я еду сейчас же.

Г р о ш е в а. Правильно. Незачем терять время. Ни пуха вам, ни пера.

С т р о г о в. Спасибо.

Г р о ш е в а. Не спасибо, а к черту.

С т р о г о в. Я не верю в приметы.

Г р о ш е в а. Не верите? Ну что ж, пеняйте на себя, если что…

С т р о г о в. Да, конечно… До свидания. (Уходит.)

Г р о ш е в а (ему вслед). Иди и сворачивай себе шею!..

З а н а в е с.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Дома у Шестерикова — старого, бывшего городского архитектора. На сцене С т р о г о в и Ш е с т е р и к о в.

С т р о г о в (только что вошел). Андрей Васильевич Шестериков?.. Разрешите?

Ш е с т е р и к о в. Да. Пожалуйста.

С т р о г о в. Я со студии телевидения. Режиссер Строгов. Здравствуйте.

Ш е с т е р и к о в. Откуда?.. Гм… Здравствуйте.

С т р о г о в. Я пришел к вам в связи с письмом в нашу Главную редакцию.

Ш е с т е р и к о в. В связи с письмом?.. Тут какое-то недоразумение. Никуда никому и никаких писем я не пишу уже лет двадцать, если не больше.

С т р о г о в. Письмо написали ваши соседи.

Ш е с т е р и к о в. А я здесь при чем?

С т р о г о в. Письмо о вас.

Ш е с т е р и к о в. Обо мне?.. Мои соседи написали обо мне?! В каком смысле?

С т р о г о в. Успокойтесь, Андрей Васильевич, в самом лучшем. Исходя из самых лучших побуждений, из желания помочь.

Ш е с т е р и к о в. Помочь? Мне? В чем?! Мне ничего, не нужно. Я персональный пенсионер. У меня все есть. Я всем доволен.

С т р о г о в. Даже итогами недавнего конкурса?

Ш е с т е р и к о в. Какого конкурса? О чем вы говорите?

С т р о г о в. Я говорю о конкурсе на лучший проект нового морского вокзала в Черноморске.

Ш е с т е р и к о в. При чем тут этот конкурс? Не понимаю.

С т р о г о в. Странно… Очень странно, Андрей Васильевич. Вы же архитектор!

Ш е с т е р и к о в. Что?.. Гм… Бывший.

С т р о г о в. Бывший главный городской, но архитектор! Мастер своего дела, который остается им при всех обстоятельствах, независимо от того, занимает он какую-либо официальную должность или нет.

Ш е с т е р и к о в. Бывший архитектор, молодой человек. Бывший. Который уже и не помнит об этом, забыл. Бывший-забывший. Да-да…

С т р о г о в. Неправда, Андрей Васильевич.

Ш е с т е р и к о в. Молодой человек! Я никуда никому ничего не писал. Никого и ни о чем не просил. А вас прошу: давайте закончим эту беседу и, как говорится, расстанемся друзьями.

С т р о г о в. Вы хотите, чтобы я ушел? А я все равно не уйду.

Ш е с т е р и к о в. Как так?!

С т р о г о в. Пока вы мне не покажете…

Ш е с т е р и к о в. Что я должен вам показать?

С т р о г о в. То самое, что вы тут у себя сделали, над чем работали в течение нескольких лет.

Ш е с т е р и к о в. Что-о?.. Откуда вы знаете?..

С т р о г о в. Из письма ваших соседей.

Ш е с т е р и к о в. Вздор! Выдумки! Мне нечего вам показывать. До свиданья, молодой человек, всего хорошего…

С т р о г о в. Ваши соседи правы: с вами не так просто. Но и со мной тоже! Ну-ка, дорогой Андрей Васильевич, что вы здесь соорудили тайком от общественности!.. (Подходит к ширме.) Ну-ка!.. (Отдергивает ее.)

Ш е с т е р и к о в. Что вы делаете? Как вы смеете?!

За ширмой на специальной подставке макет большого и красивого архитектурного сооружения из металла и пластмасс.

С т р о г о в (с радостным удивлением). Что это?!

Ш е с т е р и к о в. С вашей стороны это не больше, не меньше, как безобразие, граничащее…

С т р о г о в. Подождите, пожалуйста!.. Это же морской вокзал! Морской вокзал, да?!

Ш е с т е р и к о в. Гм… Да.

С т р о г о в. Подсветите… У вас есть чем? Вы умеете это делать?

Ш е с т е р и к о в. Глупый вопрос… (Подсвечивает макет лампой с рефлектором.)

С т р о г о в (смотрит). Здорово! Просто здорово!

Ш е с т е р и к о в (явно польщен). Вы действительно… так считаете?

С т р о г о в. Да! Действительно так считаю.

Ш е с т е р и к о в. Благодарю вас… А вы, извините, в этом что-нибудь смыслите?

С т р о г о в. Кое-что должен… В свое время я перешел в институт журналистики с третьего курса строительного. Да, это здорово, Андрей Васильевич, и разрешите вас спросить: почему вы не участвовали в конкурсе?

Ш е с т е р и к о в. В каком конкурсе? А-а!.. Зачем?.. Это я так, только для себя…

С т р о г о в. Для себя? Ну знаете!.. Дом, дачу, гараж для себя — это еще понятно, но вокзал, целый морской вокзал для себя!.. Не кажется вам, что это уж слишком?!

Ш е с т е р и к о в. Я работал для собственного удовольствия и ни о каких конкурсах не думал. Ни на что не претендовал и не претендую.

С т р о г о в. Допустим… Но ваши соседи, ваши сограждане по Черноморску претендуют!

Ш е с т е р и к о в. На что?

С т р о г о в. На новый морской вокзал в их городе, построенный по действительно лучшему проекту. По действительно лучшему, а не по формально премированному на конкурсе. Вы меня понимаете?

Ш е с т е р и к о в. Нет, не понимаю. И не хочу понимать.

С т р о г о в. Почему?

Ш е с т е р и к о в. Потому, что никогда не переоценивал своих скромных возможностей.

С т р о г о в. Андрей Васильевич! А давайте проверим…

Ш е с т е р и к о в. Что проверим?

С т р о г о в. Ваши возможности.

Ш е с т е р и к о в. Каким образом? Да нет, не надо, ничего не надо!.. Давайте прекратим… Вы обещали посмотреть и… Прошу вас. До свидания. Всего хорошего…

С т р о г о в. Беру свои слова обратно.

Ш е с т е р и к о в. Что?!

С т р о г о в. Беру свои слова обратно — и не уйду теперь от вас до тех пор, пока…

Ш е с т е р и к о в. Пока что еще?!

С т р о г о в. Пока вы не согласитесь, чтобы я взял этот ваш макет с собой на студию.

Ш е с т е р и к о в. Что-о?.. Ни в коем случае! Вы с ума сошли!

С т р о г о в. Нахожусь в полном здравии и доброй памяти.

Ш е с т е р и к о в. Ни за что! Ни за какие деньги и ни за какие блага!

С т р о г о в. А никаких денег и никаких благ я вам и предлагать не буду. Ведь вы тем самым окажете мне свое доверие, а это неоценимо.

Ш е с т е р и к о в. Если вы сейчас сами добровольно не уйдете, я… я позову соседей!

Строг о в. Пожалуйста, дорогой Андрей Васильевич! Я даже помогу вам в этом… (Идет к двери, открывает ее, зовет.) Товарищи! Кто есть в доме! Можно вас на минуту к Андрею Васильевичу Шестерикову?..

Ш е с т е р и к о в. Черт знает что такое! Безобразие! Форменное!..

С т р о г о в (весело). Форменное и граничащее!..

Ш е с т е р и к о в (машет рукой). Вот именно…

Звонит телефон. В разных концах сцены снова освещаются письменный стол и будка телефона-автомата.

С в е т л а н а (в будке). Борис Никитич?

С т р о г о в (у стола). Светлана?!

С в е т л а н а. Итак, я жду…

С т р о г о в. Где и когда?!

С в е т л а н а. Итак, я жду обещанного вами — доброго и красивого.

С т р о г о в. А-а!.. Я уже делаю, Светлана, уже начал!

С в е т л а н а. Интересно…

С т р о г о в. Да! Очень! Вы даже не представляете себе… Но когда и где мы с вами встретимся?

С в е т л а н а. Хотите сегодня вечером?

С т р о г о в. Да, конечно!

С в е т л а н а. Хорошо. Ждите меня ровно в десять. Там же, на набережной. Не забудете?

С т р о г о в. Что вы?!

С в е т л а н а. До вечера.

С т р о г о в. Да!..

В редакции советской жизни Черноморской студии телевидения. На сцене у макета Шестерикова — С т р о г о в, Ю р б а е в и К о ш к и н.

С т р о г о в. По-моему, это здорово, просто здорово!

Ю р б а е в. Да-а…

К о ш к и н. Гм… А что это?

С т р о г о в. Новый морской вокзал в Черноморске. Проект…

К о ш к и н. Что?.. Я знаю проект нового морского вокзала, видел. Ничего похожего!

С т р о г о в. Это не тот, который вы знаете, это другой.

К о ш к и н. Я знаю тот, который получил первую премию на конкурсе. Принят и утвержден для осуществления.

С т р о г о в. А это… тот, который лучше.

К о ш к и н. Гм… Откуда он у вас вдруг?

С т р о г о в. Не вдруг…

К о ш к и н. Что вы хотите с ним сделать?

С т р о г о в. Показать не только вам, но и телезрителям.

К о ш к и н. Для чего? С какой целью?

С т р о г о в. Если этот проект лучше, в чем мы с Ахметом не сомневаемся, то… он и должен быть осуществлен на радость черноморцам, а не принятый и утвержденный до него.

К о ш к и н (сокрушенно качает головой). Ой, Борис Никитич!.. Ну что у вас за характер?! Вы опять хотите скандала, без скандала вы не можете…

С т р о г о в. Я хочу справедливости — и только.

К о ш к и н (показывает на макет). Ольга Степановна не разрешит вам и это тоже. Ни в коем случае!

С т р о г о в. Разрешит.

К о ш к и н. Нет!.. И правильно сделает. Нельзя же. Должен же существовать какой-то порядок! Городские организации объявили и провели конкурс. Авторитетное жюри рассмотрело представленные на этот конкурс проекты и вынесло соответствующее решение. Городская газета это решение опубликовала…

С т р о г о в. Для пользы дела любой порядок не только может, но и должен быть нарушен. А в этом случае мы — Черноморская студия телевидения — получаем еще возможность вовлечь сто тысяч наших зрителей в интересный разговор, обсуждение. У нас будут сотни, тысячи писем!

К о ш к и н. Ничего себе интересный разговор для городских организаций, для жюри конкурса и особенно для авторов премированных проектов! Они вам будут очень благодарны… Кстати, Борис Никитич, вы знаете, кто получил первую премию на конкурсе?

С т р о г о в. Читал в газете… Не то Андрейченко, не то Андрющенко, не помню точно. Не имеет значения.

К о ш к и н. По-вашему, не имеет? Гм!.. Думаю, что Ольга Степановна будет на этот счет другого мнения.

С т р о г о в. Посмотрим…

Входит Г р о ш е в а.

Г р о ш е в а. Здравствуйте, кого еще не видела! Товарищ Строгов, что здесь у вас?

С т р о г о в. А вот… (Показывает на макет.)

Г р о ш е в а. Ага… Это то самое?..

С т р о г о в. Да.

Г р о ш е в а (подходит к макету, смотрит). Так…

К о ш к и н. Ольга Степановна, они говорят…

Г р о ш е в а. Минутку, Александр Иванович!.. Я знаю, что они говорят и чего хотят… (Строгову.) Не возражаю. Более того, приветствую. Только я хотела бы… Я хотела бы, чтобы вы сами согласовали эту передачу с городскими организациями, с горкомом партии, с товарищем Березиным. Кстати, и познакомитесь… (Подходит к телефону, звонит.) Горком партии?.. Товарищ Березин у себя?.. Будьте добры, соедините… (После небольшой паузы.) Федор Сергеевич?.. Это Грошева со студии телевидения. Вы интересовались нашим режиссером Строговым и его постоянным сотрудником — кинооператором Юрбаевым…

Ю р б а е в (удивленно). Что-о?!

Г р о ш е в а. Они тоже хотят с вами встретиться. Причем стремятся к вам не с пустыми руками. У них очередное интересное, как они считают, предложение… Сегодня же вечером? В двадцать один сорок пять?.. Хорошо. Спасибо… (Кладет трубку телефона.) Ну вот, сегодня вечером, в двадцать один сорок пять, товарищ Березин вас ждет. Идите и действуйте.

С т р о г о в. В двадцать один сорок пять?! Я… Я не могу в это время! Я занят, у меня…

Г р о ш е в а (разводит руками). Ну, Борис Никитич!..

Ю р б а е в. А зачем там Юрбаев, скажите, пожалуйста? Что ему там делать?!

С т р о г о в (с отчаянием). Пойдем, Ахмет… Пойдем!.. Поможешь мне с макетом.

Г р о ш е в а. Идите, товарищ Юрбаев. Как же Борис Никитич и вдруг без вас?! Ни пуха вам, ни пера.

С т р о г о в. Спасибо.

Ю р б а е в. Какое спасибо?! К черту, к шайтану!

Г р о ш е в а. Борис Никитич не верит в приметы.

Ю р б а е в. А я пока верю!

Г р о ш е в а (Кошкину). Александр Иванович, пройдемте со мной. (Уходит.)

К о ш к и н. Гм!.. Непонятно, уму непостижимо! Почему Ольга Степановна решила?.. Почему она позволила?!

С т р о г о в. А что именно вас удивляет?

К о ш к и н. Дело в том, что…

Г р о ш е в а (на пороге двери). Товарищ Кошкин, я жду вас!..

Тюлевый занавес. На авансцене С т р о г о в и Ю р б а е в.

Ю р б а е в. Борис Никитич! Стой!

С т р о г о в. Что, Ахмет?

Ю р б а е в (показывает). Кошка!

С т р о г о в. Какая кошка?

Ю р б а е в. Черная!

С т р о г о в. Ну и что?

Ю р б а е в. Как — что? Дорогу нам перебежала.

С т р о г о в. Да ну тебя, Ахмет!..

Кабинет Березина. Б е р е з и н нервно ходит по кабинету, останавливается у макета Шестерикова, смотрит на него и снова ходит. С т р о г о в сидит в одном из кресел у письменного стола, Ю р б а е в — неподалеку на краешке дивана.

Б е р е з и н. Так, товарищ Строгов, так… Ну и ну!.. Выходит, Семиглазов как в воду глядел…

С т р о г о в. Что?..

Б е р е з и н. Откуда ты, такой, к нам, в Черноморск?!

С т р о г о в. Из Москвы. С Центральной студии телевидения. До этого работал в разных городах, в газетах.

Б е р е з и н. Ага, газетчик, значит. Между прочим, я так сразу про тебя… извините, про вас!.. так сразу про вас и подумал.

С т р о г о в. Пожалуйста.

Б е р е з и н. Сколько вам лет?

С т р о г о в. Тридцать два.

Б е р е з и н. Женаты, нет?

С т р о г о в. Нет.

Б е р е з и н. И детей, значит, не имеете. И не знаете, что это такое — собственный родной сын или дочь. И когда они маленькие, и когда большие, взрослые… Однако все это лирика! Вот что, товарищ Строгов… Вот что я тебе, дорогой мой, скажу… Если бы архитектор Андрющенко — автор того, другого, конкурсного премированного проекта — не имел ко мне никакого отношения, я бы решал этот вопрос. Но так как архитектор Андрющенко имеет ко мне отношение — это моя дочь, то…

Ю р б а е в (даже привстает с краешка дивана). Ва… ва… ваша дочь?!

Б е р е з и н. Да.

Ю р б а е в. И раз, и два, и три-четыре…

Б е р е з и н. …То решать этот вопрос будут другие члены бюро горкома партии, завтра… (Показывает на макет.) И это мы возвратим вам на студию завтра, после того как члены бюро соберутся, посмотрят, обсудят и решат, как быть.

С т р о г о в (встает). Хорошо, товарищ Березин. Извините… Извините, что так получилось. Я не знал…

Б е р е з и н. А если бы знал, так что? Не пришел бы ко мне с этой штукой, что ли?

С т р о г о в. Пришел бы. Все равно пришел бы, но…

Б е р е з и н. Ну так что же ты извиняешься?! Слушай. А если бюро горкома скажет тебе «нет»?..

С т р о г о в. Поеду в область.

Б е р е з и н. А если и в области тебе то же самое?..

С т р о г о в. Полечу в Москву.

Б е р е з и н (не то одобрительно, не то в насмешку). Орел!.. Ну что ж… До свидания. Был очень рад… Давно хотел… Даже звонил вашей Грошевой, интересовался… (Юрбаеву.) И с вами, товарищ Юрбаев, тоже был очень рад… Да-а! Еще один вопрос, товарищ Строгов. Так сказать, наводя образцовый порядок в нашем горисполкоме и учиняя общегородской розыск отсутствующего на месте председателя… заместителя председателя, вы знали о том, что в это время он не просто так где-нибудь что-нибудь, а принимал иностранную делегацию?

С т р о г о в. Во-первых, не делегацию, а просто группу…

Ю р б а е в. Туристов-капиталистов!

С т р о г о в. А во-вторых…

Б е р е з и н. Меня интересует: знали или нет?

Ю р б а е в (Строгову, тихо). Скажи: не знал.

С т р о г о в. Да, знал.

Ю р б а е в (с досадой). Ай!..

Б е р е з и н. Больше вопросов не имею.

Строгов молча уходит.

Ю р б а е в. Товарищ Березин!..

Б е р е з и н. Что, товарищ Юрбаев?

Ю р б а е в. Гм!.. Ничего. Я только хотел сказать… Я хотел… Я… А-а, шайтан!.. И раз, и два, и три-четыре…

Б е р е з и н. Да что это у вас за арифметика такая?!

Ю р б а е в. Я только хотел сказать: вместе со Строговым и я там, в горисполкоме, был и порядок наводил… Если вы считаете, что Строгов сделал что-то не так, — я сделал то же самое… Если Строгову за это что-то будет по партийной линии, прошу и мне… по беспартийной!

Б е р е з и н. А почему, товарищ Юрбаев, вы думаете, что…

Ю р б а е в. Я не думаю, товарищ Березин, я знаю… по всем приметам…

Б е р е з и н. Даже знаете!.. Ну что ж… Хорошо, учтем вашу просьбу и постараемся ее удовлетворить.

Ю р б а е в. Спасибо!.. (Уходит.)

Б е р е з и н (подходит к столу, садится, перекладывает с места на место какие-то бумаги. Швыряет одну из бумаг в сторону, встает и подходит к макету Шестерикова. Снова идет к столу, берет трубку телефона, звонит). Надя! Зодчий наш дома?.. Очень хорошо, что пришла. Пусть подъедет сейчас ко мне, в горком… Ничего не случилось! Пусть подъедет!..

Тюлевый занавес. Снова на авансцене С т р о г о в и Ю р б а е в.

Ю р б а е в. Что я у тебя спрошу, Борис Никитич…

С т р о г о в. Что ты у меня спросишь, Ахмет?

Ю р б а е в. Только не обижайся на меня, пожалуйста.

С т р о г о в. Не буду.

Ю р б а е в. Куда ты теперь?

С т р о г о в. Как куда? Домой. Время уже…

Ю р б а е в. Да, самое время, это ты верно говоришь… А куда домой — в Москву, что ли?

С т р о г о в. При чем тут Москва?

Ю р б а е в. По-твоему, ни при чем? Ты думаешь, после сегодняшнего у тебя еще может быть дом здесь, в Черноморске?!

С т р о г о в. А-а?! Ты говоришь ересь, Ахмет.

Ю р б а е в. Что я говорю?

С т р о г о в. Ересь.

Ю р б а е в. А что это такое?

С т р о г о в. Ну… ты говоришь чепуху.

Ю р б а е в. Ха!.. Это ты говоришь чепуху, а не я! Ты не женатый, не семейный, не отец своих родных детей. И ты, наверное, просто не понимаешь, что ты сегодня, вот сейчас сделал. Так я тебе скажу, объясню, растолкую… Ты обидел, ты оскорбил отца! Отца, который до сих пор любовался и гордился своим ребенком. Любовался и гордился, слышишь?! А ты пришел и сказал: ваш ребенок вовсе не такой хороший, как вам кажется, не такой красивый и не такой умный… Вот что ты сделал, Борис Никитич! И Березин, конечно, тебе этого ни за что не простит, как не простил бы, например, я! И тебе самое время по собственному желанию ехать из Черноморска. И мне тоже…

С т р о г о в. Да что ты, Ахмет?! Во-первых, ни я, ни ты не знали, что Андрющенко — дочь Березина.

Ю р б а е в. Должны были знать! Другие, наверное, знали… Грошева знала! Недаром она эти самые итоги конкурса уже раз двадцать подводила!

С т р о г о в. А во-вторых, товарищ Березин — коммунист, секретарь горкома партии и не станет из-за того, что Андрющенко его дочь…

Ю р б а е в. Ха!.. А коммунисты что, не такие же, как все другие?!

С т р о г о в. Такие, да не такие…

Ю р б а е в. А-а, идеалист несчастный! Ты не знаешь железного закона жизни: свои, какие бы они ни были, всегда лучше чужих! Для своего — все!.. И зачем только я с тобой связался?! Ведь с таким, как ты, не только ничего, кроме голой ставки, не заработаешь, но еще и на неприятности нарвешься!

С т р о г о в. Считай до десяти.

Ю р б а е в. Сам «считай! До тысячи! И знай: Березин еще тебе покажет!..

Снова кабинет Березина. На сцене Б е р е з и н и С в е т л а н а.

С в е т л а н а (на пороге двери). Можно?.. Вот и я!.. Что случилось, папа? Почему ты меня вызвал вдруг как по тревоге, на ночь глядя?..

Б е р е з и н. Проходи, садись.

С в е т л а н а (весело). Сакраментальная фраза секретаря горкома, которой он встречает каждого входящего к нему! (Обращает внимание на макет Шестерикова.) Ой!.. Что это у тебя здесь?

Б е р е з и н. Как раз то, из-за чего я тебя как по тревоге…

С в е т л а н а (подходит ближе, смотрит). Что-то хорошее!

Б е р е з и н. Лучше смотри, лучше…

С в е т л а н а. Да я же смотрю, папа!

Б е р е з и н. И неужели не видишь ничего такого, к чему, как специалист, могла бы предъявить претензии?

С в е т л а н а (удивленно). А почему я должна предъявить какие-то претензии?

Б е р е з и н. Потому, что… Потому, что мне эта штука не нравится! Вот почему…

С в е т л а н а. Не нравится? Гм… И прежде чем сказать это кому-то другому, ты решил проверить на мне, прав ты или не прав? Так, что ли?

Б е р е з и н. Допустим… Да, именно так.

С в е т л а н а (после паузы, внимательно глядя на макет). Ты не прав, папа.

Б е р е з и н. Что-о?.. Светлана!..

С в е т л а н а. Да-да, не прав. Я еще не знаю, что это такое, насколько оно соответствует идее, то есть тому, что было задумано. Однако первое впечатление: это просто и смело, легко и изящно.

Б е р е з и н. Легко и изящно?

С в е т л а н а. Да, папа. И вполне современно к тому же.

Б е р е з и н. Но это же… Это же пирамида какая-то вавилонская!

С в е т л а н а (весело хохочет). Ой, папа, не смеши! Не путай Египет с Вавилонией, пожалуйста!.. Кстати, не вздумай сказать такое кому-нибудь — опозоришься… А теперь говори: что это и зачем здесь, у тебя?

Б е р е з и н (помолчав). Сядь.

С в е т л а н а. Не хочу, надоело. Целыми днями сижу.

Б е р е з и н. Сядь, говорю.

С в е т л а н а. Длинный разговор, что ли?.. (Садится.)

Б е р е з и н (снова помолчав). Это еще один проект морского вокзала в Черноморске.

С в е т л а н а (не поняла и переспрашивает). Какой проект?.. Чего?.. Где?..

Б е р е з и н. Еще один проект морского вокзала в Черноморске, говорю! Помимо уже известных тебе и другим конкурсных проектов!

С в е т л а н а. Что?! Откуда вдруг?! Чей?!

Б е р е з и н. И вовсе не вдруг. Его сделал архитектор Шестериков. Тоже наш, местный…

С в е т л а н а (растерянно). Шестериков?.. Не знаю. Не слыхала даже.

Б е р е з и н. Бывший главный архитектор Черноморска. Пенсионер. Сидел себе тихо дома и вот…

С в е т л а н а. Что вот?

Б е р е з и н. Высидел!..

С в е т л а н а. Ну?.. Ну и что?..

Б е р е з и н. Ничего… пока.

С в е т л а н а. Пока?.. Ты сказал «пока»?! Но не хочешь же ты этим сказать… (Умолкает перед страшной для нее догадкой.)

Б е р е з и н. Светлана!.. (Показывает на макет.) Он действительно, по-твоему, хорош? Настолько хорош, что если бы вовремя попал на конкурс, то…

С в е т л а н а. Папа! Зачем ты меня спрашиваешь об этом?!

Б е р е з и н. Еще раз посмотри и отвечай.

С в е т л а н а (отрицательно трясет головой). Не могу… Не буду… Не хочу!..

Б е р е з и н. Светлана!..

С в е т л а н а. Почему я?.. Почему именно я должна?!

Б е р е з и н. А кто же? Кому другому я могу поверить больше, чем тебе?

С в е т л а н а. Но ведь все уже кончено! Конкурс прошел! Все равно уже поздно!

Б е р е з и н. А ты все равно отвечай.

С в е т л а н а. Папа!.. Неужели ты… Неужели ты позволишь?.. Я ведь больше двух лет… И мой проект не хуже! Слышишь, не хуже!

Б е р е з и н (глухо). Слышу…

С в е т л а н а. Так неужели ты позволишь?.. Тебе ведь достаточно только сказать…

Б е р е з и н. А вот этого нет, этого не слышу, Светлана!

С в е т л а н а. Ты ведь имеешь все основания сказать…

Б е р е з и н. Помимо всех оснований, я как коммунист имею, должен иметь еще кое-что!

С в е т л а н а (очень взволнованно и решительно). В таком случае, папа, предупреждаю тебя: я так просто не отступлю. Я буду бороться, драться за свой проект!

Б е р е з и н (очень мягко). Ты имеешь для этого все основания, дочка, и я желаю тебе удачи.

С в е т л а н а. Я не могу и не хочу так больше! Из-за того, что я твоя дочь, мне всегда и все было сложнее и труднее, чем детям «остальных смертных». Всегда и все сопровождалось какой-то особой, обостренной щепетильностью, ограничениями и запретами: как бы кто-то что-то не подумал и не сказал! Но в этом случае ты забыл, папа… Конкурс был закрытый. Проекты были под девизом. Никто из членов жюри не знал, за чей проект он голосует… Можешь не опасаться: мне дали первую премию не потому, что я твоя дочь, а потому, что я сделала хороший проект! Слышишь?! И я буду драться за него, насколько у меня хватит сил, вопреки твоим, «как бы кто-то и что-то»!.. (Не выдерживает, плачет, бежит вон из кабинета.)

Б е р е з и н. Светлана! Подожди, поедем вместе!.. (Бросается за нею, останавливается у макета Шестерикова, возвращается к письменному столу, думает о чем-то… Берет трубку телефона, звонит.) Товарищ Грошева?.. Березин говорит… Были у меня ваши товарищи Строгов и Юрбаев… Да… Ну мы тут посоветовались со специалистами, в частности с архитектором Андрющенко… Да-да!.. И решили, что это можно сделать — можно показать проект Шестерикова телезрителям. Пусть товарищ Строгов готовит эту передачу… Да! Пусть готовит… Нет, не все. А вы, товарищ Грошева, готовьте партийное собрание. Открытое партийное собрание… О работе студии, ее главной и других редакций… А что же Строгов, застрахован от критики, что ли? И ему укажем, если заслужил… Действуйте!.. (Кладет трубку.)

Тюлевый занавес. С т р о г о в с микрофоном в руках перед занавесом, А л л а за ним.

С т р о г о в. Внимание! Репетируем еще раз с самого начала… Никаких титров. Сразу после заставки даем объявку… Первая камера, вторая…

На тюлевом занавесе, как на экране телевизора, появляется заставка Черноморской студии, затем Алла, торопливо припудривающая лицо.

(Укоризненно.) Алла!..

А л л а. Владимировна.

С т р о г о в. Что?

А л л а. Алла Владимировна. Я напоминаю вам свое отчество, Борис Никитич.

С т р о г о в. А-а, хорошо… Алла Владимировна, читайте дикторский текст.

А л л а. Пожалуйста… (Читает.) «Дорогие товарищи телезрители! В адрес нашей студии пришло письмо…»

С т р о г о в. Стоп! Не так… Я же сказал: веселее надо, радостнее! Ведь письмо-то не обычное…

А л л а (пожимает плечами). Письмо как письмо. Ничего особенного не представляет. Вы просто ко мне придираетесь, Борис Никитич.

С т р о г о в. Что-о?!

А л л а. Придираетесь. Я читаю вполне нормально, грамотно…

С т р о г о в (начинает закипать). А нужно не только грамотно, нужно, как я сказал, веселее, радостнее!

А л л а (с вызовом). А у меня не получается! Не получается — и все!

С т р о г о в (кипит). Алла Владимировна! Или у вас получится так, как нужно, или я потребую, чтобы в этой передаче вас заменили.

А л л а. Вот как?! А я не стану дожидаться, я сама потребую, чтобы меня заменили. Сейчас же!..

С т р о г о в. Товарищ Мотылева!..

Кабинет Грошовой. На сцене Г р о ш е в а и А л л а.

Г р о ш е в а. В чем дело, Алла? Что там у вас со Строговым?

А л л а. Ничего особенного, Ольга Степановна. Просто он ко мне придирается.

Г р о ш е в а. Почему вдруг?

А л л а. И совсем не вдруг. Он с самого начала, как только появился у нас, то конфету мне, то цветок…

Г р о ш е в а. Это, по-вашему, придирается? Скорее неравнодушен, ухаживает!

А л л а. Да, конечно, Ольга Степановна, но… Дело в том, что я на него ноль внимания, а он злится, из себя выходит.

Г р о ш е в а (живо). И сводит с вами счеты, что ли?!

А л л а. Как видите.

Г р о ш е в а (торжествующе). Но это же… Это же то самое, что нам как раз и надо!

А л л а. Что — нам надо?

Г р о ш е в а (спохватившись, что сказала лишнее). Что надо пресекать в корне!

А л л а. А-а… Да, конечно.

Г р о ш е в а (закуривает сама и предлагает Алле). Курите.

А л л а. Спасибо… (Берет папиросу, закуривает, кашляет.)

Г р о ш е в а. Вы, наверное, обычно курите не «Беломор», а что-нибудь другое?

А л л а. Нет, Ольга Степановна… Обычно я вообще не курю.

Г р о ш е в а. Не курите? А зачем же вы?..

А л л а. Так… Вы сказали «кури», ну я и курю.

Г р о ш е в а. Гм… Какая, оказывается, у меня сила убеждения! Бросьте папиросу и возьмите конфету. Вон там на столе.

А л л а. Спасибо… (Кладет папиросу в пепельницу и берет конфету.)

Г р о ш е в а (помедлив). Послушайте, Алла…

А л л а. Слушаю, Ольга Степановна.

Г р о ш е в а. Вы подали директору студии заявление о том, чтобы вас перевели в ассистенты режиссера.

А л л а. Да. И мне директор обещал. У меня ведь все данные: работала в театре, ставила спектакли в самодеятельности…

Г р о ш е в а. Я все это знаю и понимаю вас: работать ассистентом режиссера вам было бы интереснее, чем диктором. У вас была бы перспектива творческого роста! Но, Алла, должна вас предупредить: вы не одна такая… С просьбой о переводе в ассистенты обратились и другие наши товарищи. Дергунова, например…

А л л а. Дергунова?.. Ольга Степановна, но у нее же никаких данных! Десятилетка — и все.

Г р о ш е в а. Верно. Но она у нас активистка-общественница, член редколлегии стенной газеты, часто выступает на собраниях.

А л л а. Я… я тоже активистка и выступаю.

Г р о ш е в а. Ни разу не слышала. Ни разу!.. (Бросает в пепельницу одну папиросу и закуривает другую.) Да, Аллочка, вы сами виноваты. Руководство студии — я, в частности, — охотно пошло бы вам навстречу, но… А жаль. Как раз есть возможность. Причем вы могли бы сразу выехать в Москву, в Центральную студию, на курсы.

А л л а. В Москву?! Ольга Степановна! Что же мне делать? Посоветуйте, пожалуйста!

Г р о ш е в а (как бы в раздумье). Гм… Проявите себя как-нибудь. Выступите на собрании, что ли. У нас, кстати, завтра открытое партийное собрание. Возьмите и выступите. Причем выступите смело, решительно, покритикуйте кого-нибудь.

А л л а. Покритиковать?

Г р о ш е в а. Да.

А л л а. Кого?

Г р о ш е в а. Да хоть меня, например.

А л л а. Вас?.. Что вы! За что же я вас?..

Г р о ш е в а. Мало ли за что! Вот, пожалуйста… (Берет лист бумаги, карандаш и как бы между прочим пишет.) Первое: за то, что я, замещая секретаря партбюро, по-вашему, недостаточно общаюсь с людьми, беседую с ними. Второе…

А л л а. Ольга Степановна! Да как же я это могу?.. Ведь вы… Вот вызвали меня, беседуете со мной, советуете мне, даже папиросами и конфетами угощаете!

Г р о ш е в а. Начните с меня, Аллочка, начните… Затем покритикуйте режиссера Кошкина за то, что он, по-вашему, излишне увлекается экранизацией классики. Ну и скажите о Строгове. И о Юрбаеве за компанию.

А л л а. О Строгове?.. Что о Строгове?

Г р о ш е в а. Ну, знаете!.. Тут уж, по-моему, никакие подсказки не нужны… Систематические нарушения указаний главной редакции — раз, сплошной брак в работе — два, скандалы в городских организациях — три, недостойное поведение по отношению к вам лично! Чего еще вам надо?!

А л л а. Ничего, Ольга Степановна, ничего… Только я… Я не умею выступать на собраниях.

Г р о ш е в а. Что?.. А как же вы хотите, разрешите вас спросить, быть ассистентом режиссера, творческим работником? Творческий работник прежде всего должен уметь выступать на собраниях, и выступать… как надо! Вам, очевидно, еще рано в ассистенты. Можете идти.

А л л а. Ольга Степановна! Не обижайтесь, не сердитесь на меня, пожалуйста…

Г р о ш е в а. Что вы, товарищ Мотылева! Я нисколько не обижаюсь и не сержусь. Просто вам уже пора в вашу… дикторскую.

А л л а. Ольга Степановна! (После секундного колебания.) Я… я выступлю на собрании. И все скажу, как надо. Только я боюсь…

Г р о ш е в а. Чего или кого? Странно даже слышать, Аллочка. У нас за критику не преследуют. Наоборот, поощряют! Может быть, вы Строгова боитесь? Так, между нами говоря, можете уже его не бояться. Вы меня поняли?

А л л а. Боюсь, забуду, напутаю и скажу что-нибудь не так. Я ведь привыкла по готовому тексту. Вы дайте мне эту бумажку, Ольга Степановна…

Г р о ш е в а. Какую бумажку?

А л л а. Вот что вы писали: первое, второе…

Г р о ш е в а. А-а… Нет, Аллочка, никакой бумажки… (Берет лист бумаги, на котором писала «тезисы» выступления Аллы, рвет его и бросает в корзину для мусора.) Если вы хотите выступить и что-то сказать, то, пожалуйста, сами, по собственному почину и без каких бы то ни было шпаргалок. Это, как бы вам сказать, ну, неэтично, что ли.

Входит С в е т л а н а.

С в е т л а н а. Можно?.. Здравствуйте, товарищ Грошева.

Г р о ш е в а (радостно). Светлана Федоровна! Здравствуйте!.. (Алле.) С вами пока все, Аллочка…

А л л а. Ольга Степановна, я сделаю… сделаю все, как вы мне посоветовали.

Г р о ш е в а. Ну и хорошо. А я еще раз поговорю о вас с директором студии.

А л л а. Спасибо, Ольга Степановна… (Уходит.)

Г р о ш е в а. Слушаю, Светлана Федоровна… Впрочем, прежде прошу выслушать меня. Выслушать и понять. Я была вынуждена санкционировать эту передачу — о проекте Шестерикова. Так же, как был вынужден сделать это… Федор Сергеевич.

С в е т л а н а. Я понимаю. И пришла к вам вовсе не для того, чтобы протестовать против этой передачи вообще.

Г р о ш е в а. Но это не значит, что я умыла руки и отошла в сторону. Нет! Я не меняю своих симпатий в зависимости от обстоятельств, они по-прежнему на вашей стороне, и я готова вмешаться… То, что, по понятным соображениям, в данном случае не могут другие — тот же Федор Сергеевич, — я могу. Скажите только, что сделать и как?

С в е т л а н а. Благодарю, товарищ Грошева. Прежде всего я хотела бы…

Г р о ш е в а. Ознакомиться со всеми материалами передачи?

С в е т л а н а. Да.

Г р о ш е в а. Ознакомитесь.

С в е т л а н а. А ознакомившись с материалами, принять участие…

Г р о ш е в а. В чем?

С в е т л а н а. В передаче.

Г р о ш е в а. Что-о?!

С в е т л а н а. Товарищ Грошева! Я считаю, что это неверно, несправедливо — показывать телезрителям только один проект Шестерикова, без сравнения его с другими, в том числе и с проектом Андрющенко. Это может привести к ошибочным оценкам и заключениям, к результатам, которые… Одним словом, я хочу выступить.

Г р о ш е в а. Гм… А Федор Сергеевич знает об этом вашем намерении?

С в е т л а н а. Знает. Но… Не скрою, не одобряет.

Г р о ш е в а. Тогда… тогда как же?..

С в е т л а н а. Вы сами сказали: «То, что, по понятным соображениям, в данном случае не могут другие…»

Г р о ш е в а (думает о чем-то, затем берет трубку телефона, звонит). Аппаратная?.. Товарищ Строгов?.. Грошева говорит… Вот что, товарищ Строгов, прервите репетицию… Да-да!.. Потому, что есть срочные поправки к сценарию передачи… И даже весьма серьезные! Коренные, если хотите знать!.. Ну что ж, если вы с ними не согласитесь, согласится другой режиссер… Товарищ Строгов! Все равно ведь не вам выдавать в эфир этот опус: он идет завтра в девятнадцать ноль-ноль, а вам в это время надо быть на партийном собрании… Что?.. (С иронией.) Вы бы на моем месте!.. Дорогой Борис Никитич, я бы на вашем месте уже не говорила о моем месте!.. (Кладет трубку.) Беда с этим Строговым. Знаете, слышали о таком у нас?

С в е т л а н а. Да, слышала, знаю…

Входит К о ш к и н.

К о ш к и н. Ольга Степановна… (Видит Светлану.) Прошу прощения, я зайду позже.

Г р о ш е в а. Нет-нет, Александр Иванович, вы очень кстати. Заходите, знакомьтесь.

К о ш к и н (кланяется). Кошкин Александр Иванович.

С в е т л а н а. Андрющенко.

Г р о ш е в а. Светлана Федоровна, это наш режиссер, который… В общем, Александр Иванович сделает для нас с вами все, что надо и как надо. Не правда ли, Александр Иванович?

К о ш к и н. Простите, но я…

Г р о ш е в а. Пройдите сейчас в аппаратную и заберите у режиссера Строгова все материалы к передаче о проекте архитектора Шестерикова.

К о ш к и н. Как забрать?.. Я не совсем понимаю…

Г р о ш е в а. А что тут понимать? Руководство студии снимает с этой передачи одного режиссера и поручает ее другому.

К о ш к и н. Но…

Г р о ш е в а. Никаких «но»!.. Светлана Федоровна, прошу вас, пройдите с товарищем Кошкиным и скажите ему, что, по-вашему, надо сделать.

С в е т л а н а. Благодарю вас. До свидания. (Уходит.)

Г р о ш е в а (задерживает Кошкина). Это Андрющенко, дочь Березина!

К о ш к и н. Я знаю, Ольга Степановна.

Г р о ш е в а. А знаете, так что же вы?.. Идите и делайте все, что она вам скажет. Внесите в передачу все изменения, вплоть до самых для вас неожиданных. Вы меня поняли?

К о ш к и н. Понял, но… Я не могу. Мне неудобно перед товарищем… Борис Никитич Строгов, он…

Г р о ш е в а (жестко). Режиссер Кошкин! Я вам приказываю…

Тюлевый занавес.

С т р о г о в (на авансцене с микрофоном в руках). Внимание! Еще раз с самого начала. Никаких титров. Сразу после заставки даем объявку…

Входят К о ш к и н и С в е т л а н а.

К о ш к и н. Борис Никитич, прошу прощения…

С т р о г о в (с досадой). Что такое?! (Оборачивается.) Светлана!..

С в е т л а н а. Да, Светлана.

С т р о г о в (обрадованный, идет ей навстречу). Здравствуйте! Прежде всего извините. Не смог. При всем желании не смог тогда, в тот вечер…

С в е т л а н а (сухо). Не надо, товарищ Строгов. Ни к чему… Перед вами не та Светлана.

С т р о г о в (недоуменно). Что?..

С в е т л а н а (с усмешкой). Та, не подумав, не очень умной шутки ради, назвалась аптечным работником, фармацевтом. А эта — архитектор. Архитектор Андрющенко.

С т р о г о в (поражен). Андрющенко?!

С в е т л а н а. Да. На этот раз без глупой мистификации.

К о ш к и н. Гм!.. Борис Никитич, прошу прощения, но…

С т р о г о в (все еще не может прийти в себя). Подождите, Александр Иванович…

К о ш к и н. По распоряжению Ольги Степановны Грошевой…

С т р о г о в. Подождите!..

К о ш к и н. Я должен забрать у вас все материалы к передаче о проекте Шестерикова.

С т р о г о в. Что?

К о ш к и н. Все материалы…

С т р о г о в. Я никому и ничего не отдам!

К о ш к и н. Как это не отдадите?

С в е т л а н а. Одну минуту, Александр Иванович. Разрешите мне с режиссером Строговым… с глазу на глаз.

К о ш к и н. Гм… Пожалуйста. (Уходит.)

С в е т л а н а (после паузы). Так вот, значит, товарищ Строгов, вот что, по-вашему, означает доброе и красивое!

С т р о г о в. Светлана!..

С в е т л а н а. Признаюсь, никак не ожидала столь своеобразного толкования этих понятий.

С т р о г о в. Светлана! Дайте сказать, объяснить…

С в е т л а н а. Раньше надо было это сделать, товарищ Строгов. По меньшей мере, надо было честно и прямо предупредить: иду, мол, на вы!.. А не готовить свою добрую и красивую передачу исподволь, втихомолку, тайком.

С т р о г о в. Я ничего не готовил тайком! Так случилось… Я просто не знал, кто такой или кто такая Андрющенко.

С в е т л а н а. Должны были узнать и предупредить. Или вы считаете, раз вы, Строгов, что-либо решили, то это уже истина, против которой никто и ничего не может возразить? Даже если вы белое решили назвать черным, а черное — белым?

С т р о г о в. Светлана! Это уже слишком…

С в е т л а н а. Это ровно столько, сколько заслуживает ваш образ действий.

С т р о г о в. Я… я признаю, что поступил не так, как следовало, и приношу вам свои извинения. И еще… Прошу поверить: если бы я знал, что Андрющенко — это вы…

С в е т л а н а. Что было бы в этом случае?

С т р о г о в. Я… я обязательно предупредил бы вас.

С в е т л а н а. А все-таки стали бы готовить эту злополучную передачу?

С т р о г о в (помедлив). Да.

С в е т л а н а. Благодарю за откровенность! (С иронией и даже издевкой.) Еще более ценю в вас уже отмеченные мною ранее высокие, благородные качества — смелость и решительность, принципиальность и непримиримость! В свою очередь, от собственного имени и от имени режиссера Кошкина, которому поручено заменить вас, торжественно обещаю: мы будем столь же смелы и решительны, принципиальны и непримиримы и достойно продолжим и завершим задуманное и начатое вами! Одного не могу обещать вам: что итог будет таким, каким вы его себе представляли.

С т р о г о в. Светлана!.. (Хотел что-то сказать, но…)

С в е т л а н а. Вот именно. Сказано вполне достаточно. Больше говорить нечего, надо делать. (Зовет.) Александр Иванович!..

С т р о г о в. Гм… Не думал, что наша с вами встреча будет такой.

С в е т л а н а. Я тоже не думала…

С т р о г о в. Жалею. Очень!

С в е т л а н а. Что ж… Чтобы не жалеть, да еще и очень, в следующий раз, товарищ Строгов, будьте не только смелы и решительны, но и… в какой-то мере осмотрительны.

С т р о г о в. Что-о?

С в е т л а н а. Да, осмотрительны. Спрашивайте не только имя, но и фамилию.

С т р о г о в (вспыхивает). Может, и степень родства?!

С в е т л а н а. Может, и степень родства.

С т р о г о в. Кажется… Кажется, я уже меньше жалею.

С в е т л а н а. А я не жалею совсем! (Снова зовет.) Товарищ Кошкин!..

Входит К о ш к и н.

С т р о г о в (Кошкину). Получайте!.. Здесь все к передаче!.. (Почти бросает ему папку с материалами.)

Строгов уходит в одну сторону, Светлана и Кошкин — в другую. Тюлевый занавес поднимается. Открытое партийное собрание на студия телевидения. На сцене Г р о ш е в а, Ю р б а е в, Б е р е з и н, С е м и г л а з о в и другие.

Г р о ш е в а (продолжает свое выступление). …Однако, товарищи, наряду с этим, к глубокому нашему сожалению, мы с вами вынуждены признать, что у нас на студии еще далеко не все благополучно… И зло тут не в отдельных мелких просчетах и ошибках некоторых наших работников. Отдельные мелкие просчеты и ошибки возможны в любом деле, а следовательно — и в нашем. Зло в том, что кое-кто из нас занял неправильную позицию, ведет неправильную линию, решил противопоставить себя руководству студии, а студию в целом — городским организациям, горисполкому и горкому партии, неправильно толкует цели и задачи телевидения и пытается использовать, его для… весьма и весьма… нехороших вещей.

Г о л о с а.

— Факты!.. Фамилии!.

— Примеры!..

Г р о ш е в а. Я говорю о некоторых работниках редакции советской жизни.

Г о л о с а.

— О ком именно?

— Фамилии!..

Г р о ш е в а. О режиссере Строгове и кинооператоре Юрбаеве.

Ю р б а е в (вскакивает с места). Что-о?!

Б е р е з и н (негромко, предупреждающе). Товарищ Юрбаев!..

Ю р б а е в. И раз, и два, и три-четыре… (Садится.)

Г о л о с а.

— Факты!..

— Примеры!..

Г р о ш е в а. Пожалуйста… Всем известно, в том числе и вам, что они устроили недавно в горисполкоме…

Г о л о с а.

— Что устроили?

— Что именно?

Г р о ш е в а. Под благовидным предлогом заботы о посетителях горисполкома они устроили там отнюдь не благовидный скандал — сорвали прием зарубежных гостей! Впрочем, об этом, очевидно, расскажет присутствующий на нашем собрании товарищ Семиглазов. А я хочу рассказать о другом, после чего вам станет ясно, что это не просчет, не ошибка Строгова и Юрбаева, а их сознательная позиция, их линия!.. Я хочу рассказать о передаче, которая идет у нас сейчас, от которой нам пришлось отстранить режиссера Строгова и которую мы были вынуждены буквально на ходу исправлять, переделывать коренным образом…

Б е р е з и н. Товарищ Грошева, извините… А где же Строгов? Почему его нет на собрании? Вы не находите, что без него не совсем удобно…

Г р о ш е в а (живо). Вот видите, Федор Сергеевич! Он даже не явился! А ведь предупрежден!

Ю р б а е в. Строгов будет через десять — пятнадцать минут! У него уважительная причина…

С е м и г л а з о в (Березину). Слышишь, Федор, слышишь, как о Строгове в его же коллективе…

Б е р е з и н. Слышу.

С е м и г л а з о в. А ты мне из-за него выговор!

Б е р е з и н. М-да…

С е м и г л а з о в. Да еще строгий!

Б е р е з и н. Сплоховал. Не то сделал…

С е м и г л а з о в. Признаешь, значит?!

Б е р е з и н. Куда деваться…

С е м и г л а з о в (торжествующе). Так!.. Товарищ Грошева! Разрешите мне в порядке реплики…

Г р о ш е в а. Пожалуйста, товарищ Семиглазов.

С е м и г л а з о в. Товарищи! К большому нашему сожалению, мы все здесь должны признать, что товарищ Грошева права целиком и полностью. В случае, имевшем место в горисполкоме, режиссер Строгов действительно вел себя совершенно неправильно. В то время, когда наше правительство и наша партия всячески добиваются смягчения международной обстановки, взаимопонимания, сосуществования и предотвращения термоядерной войны…

Ю р б а е в. Ха!.. В это самое время режиссер Строгов берет и взрывает в приемной горисполкома атомную бомбу!

Г р о ш е в а (строго). Юрбаев!..

С е м и г л а з о в. В это самое время, товарищ Юрбаев, режиссер Строгов при вашем активном содействии мешает нам в установлении непосредственных контактов с представителями зарубежных стран.

К р о ш к и н а (она оказывается здесь со своей раскладной табуреткой). И вовсе, миленькие, было не так. Этот самый режиссер Строгий никакой бомбы не взрывал, — зачем на человека зря наговаривать? И никому не мешал, а даже наоборот…

Г р о ш е в а. Одну минуту!.. Кто вы?

К р о ш к и н а. Я?.. Эта самая… очевидица.

Г р о ш е в а. Какая еще очевидица?!

К р о ш к и н а. Самая настоящая, из очереди там, в горисполкоме. (Показывает на ладонь.) Вот… семьдесят первая.

Г р о ш е в а (с досадой). Товарищ… как вас…

К р о ш к и н а. Крошкина я, Пелагея Ивановна.

Г р о ш е в а. Товарищ Крошкина! У нас здесь собрание…

К р о ш к и н а. Знаю, миленькая. Открытое партийное. Мне как раз на него и надо.

Г р о ш е в а. Зачем?

К р о ш к и н а. А чтобы открыто рассказать — на то ж оно и открытое! — как все было.

Г р о ш е в а. Позвольте, но…

Б е р е з и н. Товарищ Грошева, а может, Пелагея Ивановна действительно расскажет… пока Строгова нет.

Г р о ш е в а. Гм… Пожалуйста, Пелагея Ивановна, прошу вас…

К р о ш к и н а. Можно, да? Спасибо, миленькая… Я кратенько. Только про себя. Скажу и пойду. Потому как у меня дома внуки-школьники и надо еще мне с ними к завтрашнему дню и арифметику, и физику, и химию повторить… Так вот, значит. От самого первого дня моего рождения я — Пелагея. И все мои шестьдесят годков никто в этом не сомневался. А пришла я в горсобес, чтобы, значит, на пенсию оформиться, и вдруг стоп — засомневались!.. Что такое? Почему? А потому, что в одной бумажке, давней справке с работы, какой-то миленький мне вместо «Пе» взял да и поставил «Па»! Получилась Палагея! Чтоб его намочило да не высушило!.. Три месяца я из-за этого в горсобес зря ходила. А потом меня один бывалый надоумил: сходи в горисполком, к председателю или заместителю. Я и пошла. Три недели всего ходила, и все мое дело моментально разрешилось. Товарищ Строгий всех нас, кто был в очереди, пригласил, а товарищ Семиглазый принял. Я ему внимательно все рассказала, а он кратенько выслушал, взял авторучку, зачеркнул на справке «Па», написал «Пе» и резолюцию наложил: «Исправленному верить!..» А вчера я уже и пенсию получила. О чем и сообщаю. А еще от чистого сердца выношу благодарность товарищу Строгому и товарищу Семиглазому. И в активе у них всегда быть обещаю. А теперь я пойду. Потому как у меня дома внуки-школьники…

Под аплодисменты участников собрания Крошкина пробирается к выходу.

С е м и г л а з о в. Гм…

Б е р е з и н. Опять ты влип, Иван.

С е м и г л а з о в. Почему? Благодарят ведь!

Б е р е з и н. Строгова благодарят.

С е м и г л а з о в. И меня тоже.

Б е р е з и н. По недоразумению, по простоте душевной.

С е м и г л а з о в. Федор! Но ты же сам сказал, признал… Я потому и выступил.

Б е р е з и н. Сказал: зря мы тебе выговор дали. Придется снять, наверное…

С е м и г л а з о в. Ну вот!..

Б е р е з и н. Вместе с тобой.

С е м и г л а з о в. Что-о?! Товарищ Грошева! Разрешите в порядке справки…

Г р о ш е в а. Пожалуйста, товарищ Семиглазов.

С е м и г л а з о в. Товарищи! Я бы хотел… Я бы хотел, чтобы вы поняли мое выступление как надо. В случае, имевшем место в горисполкоме, режиссер Строгов вел себя неправильно, если смотреть на его действия с точки зрения чисто формальной… с такой точки зрения, на какую мы с вами ни в коем случае становиться не должны и не можем…

Г о л о с а.

— Непонятно, товарищ Семиглазов!

— Как же вел себя Строгов: правильно или неправильно?!

Ш е с т е р и к о в появляется у входа на сцену.

Ш е с т е р и к о в. Пустите меня! Пустите!..

Г р о ш е в а. Что такое?

Ш е с т е р и к о в. Кто здесь у вас главный? Кто распоряжается?!

Г р о ш е в а. Ав чем дело, товарищ?

Ш е с т е р и к о в. Прекратите! Сейчас же!

Г р о ш е в а. Что прекратить?

Ш е с т е р и к о в. Передачу о моем проекте! Я Шестериков. И я протестую. Это недобросовестно, нечестно…

Б е р е з и н. О чем вы говорите, товарищ Шестериков? Где и что, по-вашему, нечестно?

Ш е с т е р и к о в. Ваш режиссер Строгов меня обманул! Он взял мой проект и поручил разбор его… Андрющенко! А я не хочу, чтобы она, именно она — удачливый лауреат конкурса! — разбирала его, придиралась к нему, глумилась над ним! Не хочу!..

Входит К о ш к и н.

К о ш к и н. Разрешите?..

Г р о ш е в а. Товарищ Кошкин! В чем дело? Вы же должны быть в аппаратной, на пульте управления!

К о ш к и н. Там Строгов, Ольга Степановна. Дело в том, что мы с ним вместе… Он принял все исправления, которые потребовала товарищ Андрющенко, и мы с ним вместе…

Г р о ш е в а. Что-о?!

К о ш к и н. Да, все абсолютно.

Б е р е з и н. Товарищ Грошева! Что там происходит? Мы можем видеть эту передачу?

Ю р б а е в. Можем, товарищ Березин! У нас же техника на грани фантастики: везде телемониторы! Вот, пожалуйста… (Подходит к столу президиума собрания и включает монитор.)

На тюлевом занавесе, как на экране телевизора, С в е т л а н а у макета Шестерикова.

С в е т л а н а. У некоторых из вас, я знаю, уже возник вопрос: а почему Андрющенко, а не кто-либо другой выступает здесь, на телестудии, по поводу проекта Шестерикова? Не очень, мол, это удобно, не очень ловко…

Ш е с т е р и к о в. Ага, слышите? Она сама понимает!..

С в е т л а н а. Хочу ответить на этот вопрос сразу: ничего неудобного и неловкого в этом нет.

Ш е с т е р и к о в. А я протестую! Протестую!..

С в е т л а н а. Потому, что Андрющенко выступает за проект Шестерикова.

Ш е с т е р и к о в. Что?.. (Растерянно.) Что она сказала?!

С в е т л а н а. Я не знаю, смотрит ли эту передачу архитектор Шестериков. Я бы хотела, чтобы он меня видел и слышал. Потому, что я должна ему сказать: вы сделали хороший, очень даже хороший проект, Андрей Васильевич, не только не хуже, но даже лучше тех, что были премированы на конкурсе!..

Б е р е з и н (выключает монитор, тихо, самому себе). Молодец, Светланка, молодец, дочка…

Г р о ш е в а. Ничего не понимаю!

Б е р е з и н. Что?.. Извините. Продолжайте собрание, товарищ Грошева.

Г р о ш е в а. Как продолжать? В каком направлении?! Может, вы выступите и скажете, Федор Сергеевич?

Б е р е з и н. Нет, я потом, позже.

Г р о ш е в а. Может, товарищ Семиглазов?

Б е р е з и н. А он, по-моему, уже достаточно навыступал…

С е м и г л а з о в. Да, вполне…

Входят С в е т л а н а, С т р о г о в и А л л а.

Г р о ш е в а (обрадованно). Товарищ Мотылева! Кстати!.. Вы просили, чтобы вам дали слово на этом собрании. Пожалуйста…

А л л а (растерянно). Я?.. Н-нет…

Г р о ш е в а. Как же нет? Припомните!

А л л а. То есть да… просила.

Г р о ш е в а. Ну вот и говорите. Проходите сюда, к столу, и говорите.

А л л а. Нет, я лучше отсюда.

Г р о ш е в а. Ну, пожалуйста, говорите оттуда, если вам так удобней… Что же вы? Волнуетесь, что ли? Так волнуетесь, что забыли, о чем хотели сказать?!

А л л а. Нет… Волнуюсь, но не забыла.

Г р о ш е в а. Вот и хорошо. Говорите.

Г о л о с а.

— Не робей, Алла! Здесь все свои!

— Давай!..

А л л а. Сначала… Сначала, Ольга Степановна, я хотела сказать о вас.

Г р о ш е в а (с деланным удивлением). Обо мне?!

А л л а. Да. Хотела покритиковать вас за то, что вы… замещаете секретаря партбюро, а общаетесь с людьми, беседуете с ними, по-моему, явно недостаточно.

Г о л о с а.

— Что? Ай да Алла!

— Молодец!..

Г р о ш е в а. Гм… Что ж, вынуждена признать… Весьма возможно. Смелее, товарищ Мотылева, смелее!

А л л а. Потом я хотела сказать об Александре Ивановиче Кошкине… о том, что он, по-моему, излишне увлекается экранизацией классики.

К о ш к и н. Что?.. Позвольте!..

Г р о ш е в а. Есть грех, товарищ Кошкин, есть. Не пытайтесь опровергать… Говорите, товарищ Мотылева, говорите.

А л л а. И наконец, я хотела сказать о режиссере Строгове, о том, что он делает и как делает… как не выполняет указаний главной редакции, срывает передачи, скандалит…

Ю р б а е в (вскакивает). Что ты, Алла?!

Г р о ш е в а. Товарищ Юрбаев! Не мешайте Мотылевой! Не зажимайте ей рот! Очевидно, у нее есть факты, раз она так говорит.

А л л а. Да, у меня есть факты, и я хотела так говорить… до сегодняшнего дня, до сегодняшней передачи. А после сегодняшней передачи… (Смотрит на Строгова, на Светлану, снова на Строгова.) После сегодняшней передачи, Ольга Степановна, о вас у меня речь та же, а вот о режиссере Строгове — другая. Да, другая! Молодец он, Строгов Борис Никитич, правильно делает, когда не выполняет плохих указаний, не мирится с тем, что считает неверным!

Г р о ш е в а (уже с искренним удивлением). Что такое?!

Г о л о с а.

— Вот тебе и Аллочка! Вот это да!..

— Правду-матку в глаза режет!

А л л а. И напрасно вы, Ольга Степановна, против Строгова и Юрбаева. Сами против и другим подсказываете, чтобы они тоже…

Г р о ш е в а. Мотылева! Вы отдаете себе отчет в том, что говорите на партийном собрании?!

А л л а. …Чтобы они тоже выступали против Строгова и Юрбаева по вашим бумажкам.

Г р о ш е в а (стараясь сохранить спокойствие). По каким бумажкам?

А л л а. По тем самым, на которых вы пишете, что надо сказать на собрании: первое, второе, третье…

Г р о ш е в а (срывается). Где у вас такая моя бумажка? Предъявите! Сейчас же предъявите!

Ю р б а е в. Товарищ Грошева! Не мешайте Мотылевой! Не зажимайте ей рот!

А л л а. И не надо мне вашей творческой перспективы, не надо московских курсов — я не скажу о Строгове того, что вы хотели.

Б е р е з и н. Какой перспективы? Каких курсов?

А л л а. Я диктор. А хотела быть ассистентом режиссера. Ольга Степановна вызвала меня к себе и сказала: есть сейчас такая возможность, есть даже возможность сразу поехать в Москву на курсы. Хочешь — прояви себя, выступи на собрании и скажи… сначала обо мне, потом об Александре Ивановиче Кошкине, а потом о Строгове и Юрбаеве.

Г о л о с а.

— Не могло быть!

— С Грошевой могло!

— Позор!..

Б е р е з и н. Товарищ Грошева, было такое?

Г р о ш е в а. Но… Но ведь Строгов уже не раз делал не то, что ему поручали, устроил скандал в горисполкоме…

Б е р е з и н. Я спрашиваю, партийное собрание спрашивает: было такое?!

Г р о ш е в а (после паузы, глухо). Было…

Б е р е з и н. Товарищ Семиглазов!

С е м и г л а з о в (испуганно). Я!..

Б е р е з и н. Товарищ Грошева стоит на своем: будто Строгов устроил у вас, в горисполкоме, скандал… Что за скандал?

С е м и г л а з о в. Гм!.. Никакого скандала.

Б е р е з и н. А что же он у вас там устроил?

С е м и г л а з о в. Ничего. Просто… это самое… попросил, чтобы меня разыскали и напомнили мне, что меня ждут граждане, которые… это самое… пришли ко мне на прием.

Б е р е з и н. Еще вопрос товарищу Грошевой… Вы отстранили, хотели отстранить режиссера Строгова от передачи, которую мы все сейчас смотрели. Из каких соображений?.. (Не дождавшись от Грошевой ответа.) У меня предложение, товарищи: продолжить обсуждение работы студии, в частности ее главной редакции, на бюро городского комитета партии, поставить перед ним вопрос о замене главного редактора товарища Грошевой.

Г о л о с а.

— Правильно! Продолжить!..

— Поставить…

Тюлевый занавес. Звонит телефон. В разных концах сцены загораются настольная лампа и торшер.

С т р о г о в (в телефонную трубку у лампы). Алло!..

С в е т л а н а (у торшера). Вас слушают…

С т р о г о в. Это квартира Березиных?

С в е т л а н а. Да.

С т р о г о в. Можно Светлану Федоровну Андрющенко?

С в е т л а н а. Кто ее спрашивает?

С т р о г о в. Строгов… Режиссер Строгов…

Светлана вешает трубку. Торшер гаснет. Через некоторое время настольная лампа гаснет тоже. Черноморская набережная. На одной из скамей С т р о г о в и Ю р б а е в. В руках у Строгова уже привядший букет цветов.

Ю р б а е в (встает). Все!..

С т р о г о в. Подожди, Ахмет!..

Ю р б а е в. Три с половиной часа! Сколько еще можно?!

С т р о г о в. Еще минутку…

Ю р б а е в. Ни одной! Я не могу больше рисковать, шайтан меня побери!

С т р о г о в. Рисковать? Чем?

Ю р б а е в. Уважением к лучшему другу! Ведь я сижу вот здесь, рядом с тобой, смотрю на тебя, на твой уже сухой, как веник, букет — и мне тебя жалко. А я не хочу тебя жалеть! Я гордиться тобой хочу! Вставай, и пойдем. Все равно она не придет.

С т р о г о в. Почему ты так думаешь?

Ю р б а е в. «Почему, почему»!.. Ну хотя бы потому, что муж ее не пустит. Скажет: сиди дома, смотри телевизор — и все.

С т р о г о в (живо). А у нее нет мужа, Ахмет!

Ю р б а е в. Как — нет?

С т р о г о в. Так… Они разошлись пять лет назад.

Ю р б а е в. Почему же она до сих пор Андрющенко?

С т р о г о в. Потому, что у нее сын, и она захотела иметь одну с ним фамилию.

Ю р б а е в. Сын?..

С т р о г о в. Да. Сергей, Сережка… В детский сад ходит.

Ю р б а е в. Хороший парень?

С т р о г о в. Да! На нее похож! Весь в нее!

Ю р б а е в. Значит, не очень.

С т р о г о в. Что?!

Ю р б а е в. Я про характер говорю!.. Ладно, Борис Никитич, не обижайся, пожалуйста, не стоит… Подожди! А откуда ты все это знаешь? Про мужа, про сына…

С т р о г о в. Гм… Нянечки в детском саду рассказали.

Ю р б а е в. Кто-о?.. Где-е?.. Ну знаешь!.. Совсем ты уже, выходит, до точки дошел, если у нянечек в детском саду информацию собираешь.

С т р о г о в. Я не собираю, они сами…

Ю р б а е в. Еще того лучше! Из жалости к тебе, значит!.. (Хочет идти.)

С т р о г о в. Подожди, Ахмет! Еще одну минутку!

Ю р б а е в. Да не придет она, не придет. Как не пришла вчера и позавчера. Как не хочет даже говорить с тобой по телефону.

С т р о г о в. А может быть, все-таки… Я написал ей и… через Сережку передал.

Ю р б а е в. Что написал? Что передал?

С т р о г о в. Что люблю и не могу без нее.

Ю р б а е в. А-а, идеалист несчастный! Ты что, притворяешься или на самом деле не знаешь?

С т р о г о в. Чего не знаю?

Ю р б а е в. Железного закона жизни!

С т р о г о в. Знаю, слыхал уже.

Ю р б а е в. Про этот, наверное, еще нет. Этот самый железный из всех железных! Там, где пошло дело на критику и самокритику, никакой любви быть не может!

С т р о г о в (молча сидит некоторое время понурившись, затем встает, кладет букет на скамью). Пойдем, Ахмет…

Строгов и Юрбаев уходят. Входит С в е т л а н а.

С в е т л а н а (подходит к скамье, замечает букет. Зовет). Борис Никитич!..

С т р о г о в (возвращается). Светлана!..

С в е т л а н а. Я получила вашу записку. Я пришла…

Ю р б а е в (тоже возвращается, смотрит на Светлану и Строгова). Что такое?!

С т р о г о в. Сплошное беззаконие, Ахмет! Все твои железные — вверх тормашками!

Ю р б а е в. Нет, Борис Никитич, не все. Один еще все-таки остался. Самый, самый!..

С т р о г о в. Какой?

Ю р б а е в. Третий — лишний! (Машет Строгову и Светлане рукой и уходит.)

З а н а в е с.