Б а б у л я — Мария Куприяновна Васильева.
В о в а — ее внук.
Г а л к а.
С е м и н.
М а к с и м о в н а.
На просцениуме. Столик дежурной лифтерши М а к с и м о в н ы. На столике телефон, электрическая плитка, чайник.
М а к с и м о в н а (пьет чай, читает какую-то старую, потрепанную книжку). Ой! Господи! Как он ее… как она его… как они друг дружку оба!..
Зря не писали бы, значит, бывало —
Чувство действительно существовало:
Люди любили, про все забывали,
Из-за любви черт-те что вытворяли!
Огненной страстью друг дружку сжигали,
Ревностью лютой нещадно терзали,
На стену лезли, рассудка лишались,
Ядом травились, топились, стрелялись!
Нынче про чувство что можно сказать?
Нынче его не видать, не слыхать.
Любят слегка, а ревнуют немножко…
Остались от чувства лишь ножки да рожки!
Взять хоть наш дом. Четыре заезда, полтораста квартир, полтыщи жильцов! А что в нем похожего на то, что здесь?.. (Показывает зрителям книжку, которую читает.) Ничего. До нуля… Хотите верьте, хотите нет, а за три года, что я здесь, ни единой свадьбы и ни единого развода, то есть ни любви, ни этого… коварства. Можете убедиться… (Берет телефонную трубку, звонит.) Второй заезд? Трофимовна?.. Ну подъезд, какая разница!.. Бывай здорова и крепенька. Ну да, я, Максимовна с первого… Ну что там у тебя, а?.. Третий заезд — Сергеевна!.. Четвертый заезд — Семеновна!..
Голоса по радио:
— Обратно ничего…
— Тишь да гладь…
— Божья благодать!
М а к с и м о в н а (кладет трубку). Вот вам, как говорится, пожалуйста. Спасибо, хоть в книжках еще есть… (Снова пьет чай и читает.) Ой! Господи! Как он ее… как она его… как они друг дружку оба!..
Свет гаснет.
Большая просторная комната. Прямо от зрителей над туалетным столиком у кровати портрет С. М. Буденного. Диван, обеденный стол, стулья, тумбочка для телефона. Слева окно, справа выходы на кухню и на лестничную площадку. На туалетном столике звонит будильник.
Б а б у л я (садится на кровати). Семь. Пора. (Снимает со спинки кровати и надевает халат, встает и подходит к дивану.) Вова… Вовочка… Волдырик… Просыпайся, маленький, время уже.
Вова — парень, которому эпитет «маленький» давно не по росту и весу, — не раскрывая глаз, садится на диване.
В о в а. Сейчас я, сейчас… Вот только посмотрю…
Б а б у л я. Что ты посмотришь, милый?
В о в а. Куда она пойдет… (Клюет носом.)
Б а б у л я. Эх ты, соня! Кто — она?
В о в а. Да Галка же…
Б а б у л я (вдруг встревоженно и даже испуганно). Что?.. Кто?.. Какая Галка?! (Берет его за плечи и встряхивает.)
В о в а (раскрывает глаза). А?.. Это ты, бабуля?.. С добрым утром.
Б а б у л я. Какая Галка, спрашиваю?
В о в а. Гм… Птица галка. Ну да, птица. Будто прилетела к нашему окну, опустилась на карниз и расхаживает…
Б а б у л я. Врешь! Ой, врешь!.. Слушай, что я тебе еще раз скажу: до диплома инженера никаких Галок!.. Вовочка, милый! Ты остался у меня на руках еще вот таким, совсем маленьким и слабеньким. Я тебя выходила и вырастила. Ты без меня поначалу и в школе не мог, отставал по математике. До четвертого класса я тебе всегда помогала задачки и примеры решать…
В о в а (трясет головой, чтобы окончательно проснуться). Бабуля, к чему это ты?
Б а б у л я. К тому, что сначала предъяви мне диплом инженера, чтобы я умерла совершенно спокойная за твое будущее, а потом, пожалуйста, можешь… Галок себе заводить.
В о в а. Знаешь что… Давай о чем-нибудь другом. Сегодня по телевизору футбол показывают?
Б а б у л я. Что?.. Да! В девятнадцать ноль-ноль. Наш «Спартак» играет против их «Динамо»!.. Ты, Вовочка, к этому времени обязательно приходи домой: ведь в нашем телевизоре то с изображением что-нибудь не так, то со звуком… Ой, тебе же в институт! Вставай, заряжайся и умывайся. А я тебе быстренько яичко сварю, котлетку разжарю, кофейку согрею. (Уходит на кухню.)
В о в а (снова закрывает глаза и блаженно улыбается). Галка… Галочка… Галинка… (Снова валится на бок.)
Б а б у л я (из кухни). Вовочка! Тебе как сегодня сварить яичко — всмятку или вкрутую? Вова!.. (Не дождавшись ответа, возвращается.) Волдырь несчастный! Сейчас же вставай!.. (Подходит к Вове и тормошит, трясет, толкает его кулаками.) Что такое? Вовочка, мальчик, что с тобой?.. (Наклоняется к нему, прислушивается.) Боже мой, он даже не дышит!.. (Бросается к телефону, звонит.) «Скорая»!..
В о в а (садится на диване). Бабуля! Ты что? Это ведь я так просто… затаил дыхание. Ты же знаешь: я тренируюсь и могу не дышать полторы и даже две минуты. Как индийский йог.
Б а б у л я. Что?.. Ну знаешь… Дурень ты, а не йог. Я же от твоего «так просто» могу тут же запросто… затаить дыхание раз и навсегда! (Кладет телефонную трубку, опускается на стул.) Дай мне мои капли… валерьянку с ландышем… там, около будильника.
В о в а. Сейчас. (Бросается к туалетному столику, накапывает в рюмку.) На, пей… Прости, пожалуйста. Я ведь хотел как лучше, хотел отвлечь тебя от мрачных мыслей.
Б а б у л я (пьет). Вот видишь, Вова, какой ты еще, как тебе рано еще о чем-нибудь, кроме учебы… (Прислушивается.) Ой! Там же у меня и яйцо, и котлета, и кофе!
В о в а. Сиди, я сам… (Идет к дивану, натягивает брюки и рубаху, уходит на кухню.)
Б а б у л я. Ну ладно, милый. А я тем временем книжки и тетрадки тебе в портфель уложу… (Снова встревоженно и даже испуганно.) Ой! Что это? (Зовет.) Вла… Вла… Владимир!
В о в а возвращается.
В о в а. Что такое, бабуля?
Б а б у л я. Что это? (Показывает на фотографию, лежащую на столе.)
В о в а. Гм!.. Ничего особенного. Фотография. Как видишь, самая обыкновенная, черно-белая, девять на двенадцать.
Б а б у л я. Что за фотография? Чья? Кто здесь на ней?
В о в а. Кто?.. Эта… Лоллобриджида! Ну да! Итальянская киноактриса Джина Лоллобриджида.
Б а б у л я. Врешь. Ой, врешь!.. Я эту физиономию где-то совсем близко видела.
В о в а. Ничего удивительного. Ты могла ее видеть и в кино и по телевизору.
Б а б у л я. А откуда и зачем она у тебя?
В о в а. Откуда и зачем?.. А я собираю коллекцию!
Б а б у л я. Ты же собираешь марки!
В о в а. Вспомнила!.. Марки я собирал еще в школе.
Б а б у л я. А теперь?.. Так… Ну что ж. Давай показывай еще.
В о в а. Еще?.. Гм… Видишь ли, бабуля, я только начал, и у меня пока что она одна… (Прислушивается.) Ой! Кофе!.. (Убегает на кухню.)
Б а б у л я (прячет фотографию к себе в сумочку). Никаких Галок и никаких киноактрис, милый мой! Никаких!..
До конца всего ученья — издала бы я декрет —
На любое отклоненье налагается запрет.
И особенно при этом — подчеркнула бы я вновь —
Быть должно под тем запретом отклонение в любовь.
Никакой любви! Учиться! Без минуты зряшных трат!
А взбрело на ум влюбиться — что ж, влюбляйся в сопромат.
Никаких других объектов, никакой любви другой
До дипломного проекта быть не может, милый мой!
Звонит телефон.
(Берет трубку.) Слушаю… Кого-о-о?.. А кто его спрашивает?.. Кто-о-о?! Вы не туда попали! (Кладет трубку.)
В о в а (из кухни). Бабуля! Это не меня спрашивают?
Б а б у л я. А почему ты решил? Вовсе нет. Это ошибка.
Снова звонит телефон.
(Берет трубку.) Слушаю… Да, опять не туда!.. (Кладет трубку.)
В о в а (из кухни). Не меня, нет?
Б а б у л я. Да нет же, говорю!
В третий раз звонит телефон. Бабуля берет трубку и тут же, не слушая, кладет ее на место. В о в а возвращается и подозрительно смотрит на телефон, на бабулю.
(Мурлычет себе под нос.)
Никаких других объектов, никакой любви другой
До дипломного проекта быть не может, милый мой!
Свет гаснет.
На просцениуме. Будка телефона-автомата. В ней Г а л к а. Она с досадой вешает трубку и выходит из будки.
С е м и н (ждет своей очереди звонить). В чем дело, девушка? Автомат не работает?
Г а л к а. Почему не работает? Работает.
С е м и н. А что же вы не говорите с вашим Вовой?
Г а л к а (машет рукой). По другой причине… Гм!.. А вам-то… Вам-то что?!
С е м и н. Как это?.. А «не проходите мимо»?! Хотите, я вам помогу? Идите снова набирайте номер и давайте трубку мне. Судя по всему, здесь просто нужен мужской голос.
Г а л к а. Вы не ошиблись. (Возвращается в будку, набирает номер.) Двести двадцать девять… тридцать… сорок семь… (Передает трубку Семину.) Пожалуйста, будьте добры…
С е м и н (в трубку). Алло!.. С кем имею честь?.. Очень приятно, товарищ Васильева… (С внезапным волнением.) Минутку! А ваша… ваша девичья фамилия? Прошу вас, очень!.. Затем, что ваш голос, ваши интонации, ваше «у аппарата Васильева», не «у телефона», а «у аппарата», напомнили мне…
Г а л к а (теребит его за рукав). Вову… Пусть она позовет к телефону Вову.
С е м и н. Что?.. Подождите, девушка, не мешайте.
Г а л к а. Что значит не мешайте?! Ведь это же я… Это же мой разговор!
С е м и н. Ах да! Простите… (В трубку.) Товарищ Васильева, попросите, пожалуйста, к телефону Вову… Да-да, Вову. Но после этого прошу, умоляю, заклинаю… Что?.. Это уже Вова?.. Сейчас, молодой человек… (Передает трубку Галке.)
Г а л к а (в трубку). Вова, слушай… Это я, Галка…
С е м и н (сам с собой). Кто это? Когда и где мы встречались? Когда и где?! (Галке.) Девушка, Галочка, услуга за услугу: вы должны дать мне телефон этой Васильевой…
Г а л к а. Пожалуйста: двести двадцать девять… тридцать… сорок семь… (В трубку.) Вова, слушай… Нам надо увидеться. Сегодня же, сейчас же!.. Да, случилось… (Всхлипывает.) Приходи, расскажу-у-у…
Свет гаснет.
В о в а (в телефонную трубку). А кто это?.. Кто-о-о?! Гм… Хорошо. Через полчаса там же… (Кладет трубку.)
Б а б у л я. Что?.. Стой! Тебе же в институт!
В о в а. Не волнуйся, бабуля, все будет о’кей. Сегодня у нас такие лекции, что я без всякого ущерба…
Б а б у л я. Нет, стой, говорю! Ты с кем это сейчас при мне нахально условился: «Через полчаса там же»?
В о в а. С кем?.. С этим… с Иваном Ивановичем.
Б а б у л я. С каким таким Иваном Ивановичем?
В о в а. С которым ты сама передо мной говорила… с Яшкиным дядькой! Ну да! Яшки Петрищева, моего однокурсника. Видишь ли, Иван Иванович приезжий. Очень хочет посмотреть фотовыставку в Манеже, но пока что слабо ориентируется в Москве и сам, без провожатого, сделать этого не может. А Яшка, как на грех, завяз с зачетом по двусторонней многоканальной связи. А я этот зачет уже сдал. Ты имеешь представление, что такое двусторонняя многоканальная связь? Нет? Слушай. Уже самоназвание говорит: двусторонняя многоканальная связь — значит, между двумя сторонами…
Б а б у л я (машет на него обеими руками). Ладно, ладно уж!..
Свет гаснет.
На просцениуме.
С е м и н (у будки телефона-автомата). Когда и где?.. Где и когда?!
«Казаки, казаки,
Едут, едут по Берлину наши казаки».
Нет, не там, не тогда…
«И девушка наша проходит в шинели,
Горящей Каховкой идет…»
Ой! Неужели?! (Бросается в будку, звонит.) Товарищ Васильева?.. Бывшая Ведерникова?! Машенька! Машенька-телефонистка!.. Кто я такой?.. Семин я, Семен Семин, Сеня-фельдшер!.. Вспомни, ну вспомни, Машенька!..
Свет гаснет.
Б а б у л я (в телефонную трубку). Что?.. Кто?.. Не может быть… Милый ты мой!.. Да сейчас же, сию же минуту. Ты где?.. Иду, бегу! Мне как раз мимо, в магазин за продуктами… (Кладет трубку и после паузы Вове с веселой иронией.) Ну, Владимир, с кем и куда ты, говоришь, отправляешься? С Иваном Ивановичем на фотовыставку в Манеж?.. Врешь, милый.
В о в а (с негодованием). Бабуля! Почему, на каком основании?..
Б а б у л я. А потому, что никакой он не Иван Иванович, а Семен Семенович, этот товарищ, что сейчас снова позвонил, и ни в какой Манеж на выставку не собирается, а мне свидание назначил: на площади Пушкина, у памятника… Вот я пойду и узнаю, откуда у него наш телефон и зачем ты ему понадобился.
В о в а. Гм!.. Бабуля!.. А может, тебе неудобно, неловко на площади Пушкина, у памятника, стоять и ждать незнакомого мужчину? Лучше я сбегаю, а?
Б а б у л я. Ничего, милый, как-нибудь… Не я его буду ждать, а он меня, и мы с ним немножко знакомы… с гражданской войны еще, с Первой Конной армии!
«С неба полуденного жара — не подступи!
Конная Буденного раскинулась в степи».
В о в а. Гм!..
Б а б у л я. Да. Вот так… Садись за стол. Хоть ты и изоврался передо мною вконец, я, так и быть, все равно напою тебя и накормлю. Но знай: ни через полчаса, ни через час, ни через полтора часа я тебя сегодня из дому не выпущу.
В о в а. Что-о-о?!
Б а б у л я. Да. Ты сам сказал, что в институт тебе не обязательно. Вот и сиди дома, и занимайся — готовься к остальным зачетам и экзаменам.
В о в а. Бабуля, но…
Б а б у л я. Никаких «но»!.. (Уходит на кухню.)
В о в а (возмущенно). Я ведь уже не мальчишка какой-нибудь, чтобы со мной так!
Б а б у л я (из кухни). Мальчишка, милый, мальчишка, самый что ни есть! (Возвращается с подносом.) И ведешь себя как мальчишка. (Ставит поднос на стол.) Вот даже кулаками передо мной размахиваешь. Перед родной бабкой — кулаками! Того и гляди, драться со мною начнешь.
В о в а. Никакими кулаками я перед тобой не размахиваю. Это я… жестикулирую. Для убедительности.
Б а б у л я. И вообще, Вовочка… Какая перед тобой сейчас задача? Учиться! А ты что делаешь? Галками спросонья бредишь! Коллекции киноактрис собираешь! Да не каких-нибудь — не наших, советских, а иностранных!
В о в а (прыскает со смеху). Бабуля!..
Б а б у л я (продолжает в назидательном тоне). Не зря, видно, про вас, про нынешнюю молодежь, говорят и пишут даже, что в смысле роста и веса, в смысле физическом, вы теперь во какие! А в смысле гражданском… Не иначе как перестарались мы, ваши бабки, отцы и матери, перекормили, перепитали вас калорийными булочками, шестипроцентным молоком, вологодским маслом, соками да витаминами!
В о в а. Бабуля, не говори глупостей.
Б а б у л я. Ладно, учтем… Садись за стол, пей и ешь.
В о в а (садится за стол). Что это?.. Ты ведь говорила, и я сам на кухне видел: кофе, яйцо, котлету…
Б а б у л я (решительно и твердо). Хватит! Доедай мою вчерашнюю овсянку и пей чаек.
В о в а. Гм…
Б а б у л я. Вот тебе и «гм»!..
В о в а (ест и пьет). Фу!.. Почему овсянка и чай пахнут валерьянкой?!
Б а б у л я. Пей и ешь, не рассуждай.
В о в а. Откуда тут валерьянка?!
Б а б у л я. Ну что ты ко мне пристал? От себя оторвала, от своего больного сердца, вот откуда!
В о в а. Для чего? Зачем?
Б а б у л я. Затем, что в твоем возрасте она тоже, говорят, помогает…
В о в а (снова прыскает со смеху). Бабуля!..
Б а б у л я. Хватит! Пей, ешь, сиди и занимайся. А я иду. И для верности тебя на ключ запираю. Вот… (Показывает ключ от двери.)
В о в а. На ключ?!
Б а б у л я. Да, милый, на ключ… (Берет из стенного шкафа платье и идет на кухню.)
В о в а. Ну знаешь!..
Б а б у л я (из кухни). Вот тебе и «ну», вот тебе и «знаешь»!
В о в а. Это… Это уже насилие!
Б а б у л я (возвращается уже переодетая). Ничего, милый, стерпишь. От родной бабки стерпишь. Это ведь не для чего-нибудь, а тебе же на пользу. Тебе и… Советской власти.
В о в а. При чем тут Советская власть?
Б а б у л я. При том, что ты ей нужен как полезный член общества, специалист, инженер связи — двусторонней и многоканальной, а не какой-нибудь другой! Ей нужно, чтобы ты учился, а не коллекции киноактрис собирал…
В о в а (готов взорваться, однако сдерживается и только с досадой машет рукой). Ладно. Запирай. Хоть на десять ключей…
Б а б у л я (торжествующе). Ага! Дошло? То-то!.. (Уходит. Из-за двери слышен ее голос.)
Никаких других объектов, никакой любви другой
До дипломного проекта быть не может, милый мой!..
В дверном замке щелкает ключ.
В о в а (прислушивается, подходит к двери и пробует открыть ее. Взглядывает на окно, подходит, раскрывает его, смотрит через подоконник вниз. Вздрагивает и поеживается). Бр-р-р!..
Свет гаснет.
На просцениуме.
М а к с и м о в н а.
Зря не писали бы, значит, бывало —
Чувство действительно существовало:
Люди любили, про все забывали,
Из-за любви черт-те что вытворяли!
(В телефонную трубку.) Второй заезд? Трофимовна?.. Бывай здорова и крепенька. Как время переводишь?.. Ну проводишь, какая разница!.. Ага, вяжешь. А я, Трофимовна, обратно ро́маны читаю… Ну да, старые… Да какие же могут быть нынешние ро́маны про любовь?! Нету же ее у нас теперь такой, какая в раньшие времена была, категорически нету. Дерутся теперь наши советские мужчины из-за наших советских женщин на энтих… на дуелях с применением огнестрельных пистолетов или какого-либо другого подходящего смертельного оружия? Нет… Режут, душат, топят наши теперешние мужья своих неверных жен-изменщиц? Тоже нет… Травят ядом или еще как изводят наши теперешние жены своих неверных мужей-изменщиков? Тоже нет… А как они выходят из положения, что они делают вместо этого? Вместо этого они друг на дружку заявления в месткомы пишут! Какие же на таком бумажном материале настоящие ро́маны могут получиться?! Я про культуру не говорю, культура повсеместно налицо, а вот любви, Трофимовна, такой любви, какая была в раньшие времена, нету — одно сплошное взаимное уважение… (Случайно смотрит куда-то вверх и испуганно вскрикивает.) Ой! Что это?! (Бросает телефонную трубку на, аппарат, выбегает на просцениум, достает из-за ворота платья свисток и свистит.)
В о в а (откуда-то сверху). Максимовна! Что вы?.. Перестаньте свистеть!
М а к с и м о в н а. А-а?.. Кто это?.. Кто там такой?!
В о в а (спускается вниз по веревке). Это я, Володя Васильев с шестого этажа.
М а к с и м о в н а (успокаивается). Действительно… Стой! А ты зачем же это таким способом? И лифт исправный, и лестница вполне свободная, а ты таким способом…
В о в а. Это я тренируюсь, Максимовна. Есть такой вид спорта — скалолазание…
М а к с и м о в н а. А если бы ты, не дай бог, сорвался я разбился? А если бы твою тренировку бабушка-сердешница увидела?
В о в а. Поэтому, Максимовна, я и тренируюсь, когда бабули дома нет. И прошу вас, ни слова ей об этом. Хорошо?
М а к с и м о в н а. Что?.. Ну нет, брат. Как только увижу, так и отрапортую.
В о в а. Эх, вы!.. А еще книжки читаете про любовь.
М а к с и м о в н а. При чем тут любовь?.. (Вдруг с интересом.) Стой! Ты что это, с нее, что ли… по веревке… с шестого этажа?
В о в а. Ну да.
М а к с и м о в н а. Не может быть.
В о в а. Честное комсомольское.
М а к с и м о в н а (с восторгом смотрит на него, потом поднимает руки, будто благословляет). Иди!..
В о в а. Бабуле ни слова?
М а к с и м о в н а. Могила!
В о в а (показывает на веревку). А это я на обратном пути с собой наверх захвачу.
М а к с и м о в н а. Да ладно, иди!.. (Смотрит вслед ушедшему Вове, бежит к своему столику, звонит по телефону.) Второй заезд… третий… четвертый… Трофимовна! Сергеевна! Семеновна!.. Девочки, слушайте: в нашем доме любовь!..
Голоса по радио:
— Да ну?!
— Кто?!
— В кого?
М а к с и м о в н а. Не могу, девочки, слово дала — могила… Володя Васильев!.. А в кого — не могу, могила, сама не знаю…
Свет гаснет.
Уголок площади Пушкина. Зеленый кустарник, скамья. Звучит музыкальная фраза из марша времен гражданской войны: «Братишка наш Буденный…» С разных сторон на сцену выходят, останавливаются и смотрят друг на друга, а затем бросаются друг другу навстречу Б а б у л я и С е м и н.
Б а б у л я. Сеня!..
С е м и н. Машенька!..
Б а б у л я. Жив?..
С е м и н. Жива?..
Б а б у л я. Боже мой, сколько лет…
С е м и н. Полсотни с лишком…
Б а б у л я. Ай-яй-яй!..
Снова смотрят друг на друга.
Текут года, как та вода,
Текут, бегут, летят!..
Зачем вода, зачем года
На месте не стоят?..
Зачем не круглый год весна,
Весна, весенний цвет?
Зачем нельзя, чтобы всегда
Нам — по семнадцать лет?
Зачем и так: весной с полей
Уходит белый снег,
А мы белей все и белей —
Наш не уходит, нет…
Вновь в яркий, праздничный наряд
Одеты лес и сад,
А нас морщины бороздят,
А наш грустнеет взгляд…
С е м и н. Что смотришь, Машенька?.. Изменился? Постарел?
Б а б у л я (усмехается). Такой же молодой и красивый… Как я.
С е м и н. М-да-а… Сядем, что ли?
Б а б у л я. Сядем… Ну что ж, рассказывай, молодой и красивый.
С е м и н. Все? С тех лет, с самого начала?! Это надолго.
Б а б у л я. А ты начни с конца. Где ты и что ты сейчас?
С е м и н. Здесь, в столице. Лет десять уже. На пенсии. Еще и прирабатываю по специальности.
Б а б у л я. По своей прежней? Здесь, в Москве?!
С е м и н. Да. А чему ты удивляешься? Прирабатываю, и неплохо. Ко мне обращаются и народные артисты, и писатели-лауреаты, и даже члены правительства.
Б а б у л я. Ты что, Семен? Как это они могут к тебе обращаться, зачем? Вижу, по-прежнему любишь приврать.
С е м и н. За консультацией, Машенька! Со своими собаками и кошками. А один народный артист даже с крокодилом, домашним, декоративным крокодилом обращался, да. Я ему — не артисту, а крокодилу — желудок очищал.
Б а б у л я. А-а… Ну извини, Сеня… А как живешь? Один или с семьей? Кто у тебя — жена, дети, внуки?
С е м и н (показывает ей оттопыренный и поднятый кверху большой палец). Вот так живу!
Б а б у л я. На большой? То есть хорошо, что ли?
С е м и н. Один как перст! Отлично!
Б а б у л я. Чему же ты рад, глупый?
С е м и н. Как — чему? У меня было пять дочерей-невест!.. Сумел, выдал замуж всех! Пятую, когда ей было уже за пятьдесят!.. Теперь отдыхаю.
Б а б у л я. Гм… А я не хочу так. (Повторяет жест Семина.) Я не одна…
С е м и н. А у тебя кто, Машенька?
Б а б у л я. Внук, Владимир…
С е м и н. Ах да, Вова! Ну, у тебя другая задача, так сказать, обратная, хотя тоже не из легких. Что выдать замуж как можно раньше, что женить как можно позже — категория трудности одна и та же.
Б а б у л я. Ничего, пока справляюсь. Правда, в последнее время с парнем что-то не то. Перестал собирать марки и начал собирать киноактрис!
С е м и н (живо). Да ну?! И много насобирал? Гм… У меня один приятель… тоже собирает.
Б а б у л я. Пока немного. Только начал. Однако факт остается фактом — собирает! (Роется в сумочке.) Вот, я у него сегодня среди учебников нашла. Среди учебников! Причем, учти, не наша, советская, а иностранная. Джина какая-то!
С е м и н (еще более живо). Джина Лоллобриджида? В каком виде? Ну-ка?! (Берет фотографию, смотрит.) Гм!.. Машенька! Какая же это Джина Лоллобриджида и киноактриса вообще?! Это же та девчонка, которой я… по просьбе которой я в первый раз говорил с тобой по телефону и просил к аппарату Вову.
Б а б у л я (поражена). Что-о-о?! И потом с ним говорила она?
С е м и н. М-да-а…
Б а б у л я. Боже мой, до чего уже дошло! Киноактриса, говорит, Иван Иванович — Яшкин дядька!.. Ну я ж ему за это!..
С е м и н. А что ты сможешь, Машенька… Это же закон природы.
Б а б у л я. У меня свой закон — учись! На пользу себе, обществу, государству! Сначала пусть выполнит мой закон, потом уже закон природы!
С е м и н. Против закона природы, Машенька, как говорится, не попрешь.
Закон природы вещь такая —
Как ни крути, как ни верти,
С какого ни зашел бы края,
А все равно не обойти.
Б а б у л я.
Мой тоже ни с какого боку,
Как стену лбом, не прошибешь —
Все будет без толку и проку,
Лишь синяки себе набьешь!
С е м и н.
Любовь примерно та же сила,
Что притяжение земли!
Б а б у л я.
Та сила нам уж уступила —
Взлетели в космос корабли!
С е м и н.
Любовь — болезнь, что гложет сердце!
Б а б у л я.
Предупреждают даже рак…
С е м и н.
Против любви какое средство?
Б а б у л я.
Овсянка, милый, натощак!..
Да, обыкновенная овсянка в ограниченном количестве, гарантирующем от образования излишних жиров. Сидит вот сейчас мой не особенно сытый герой-любовник дома под замком и спокойненько занимается, готовится к очередному зачету-экзамену. Так и будет теперь каждый день. С утра, после профилактического легкого завтрака, буду выпускать его в институт, на лекции, а после обеда снова дверь на ключ.
С е м и н. Гм…
Б а б у л я. Вот тебе и «гм»!.. (Смотрит на часы.) Двенадцать!.. (Встает.) Мне пора, Сеня.
С е м и н. Уже?! Машенька! Пятьдесят лет с лишком не виделись, ничего не успели сказать друг другу…
Б а б у л я. В другой раз. Дай мне свой телефон. Вова сдаст экзамены, я тебе позвоню — и ты придешь к нам… А сейчас, Сеня, пойми: я с тобой говорю, а у самой душа не на месте — как он там, запертый, на шестом этаже?!
С е м и н. Ну хорошо, Машенька, хорошо. А в случае чего… я имею в виду твоего Вову с этой… Джиной… В случае чего звони в любое время дня и ночи, поднимай с постели. Всегда готов прийти на помощь, так сказать, не пройти мимо. Случай, конечно, тяжелый, но…
Бабуля и Семин уходят. Входят В о в а и Г а л к а.
В о в а. Да перестань реветь, пожалуйста! Ну! Я же ничего не могу понять. Бе-бе-бе, ме-ме-ме… А что это значит в переводе на русский язык?
Г а л к а (пытается взять себя в руки). Во… Во… Во…
В о в а. Ну?.. Чка, что ли?
Г а л к а. Угу, чка…
В о в а. Вовочка, значит. Понятно. Дальше?.. Садись вот сюда, на эту скамью, и давай дальше.
Г а л к а. Не… Не… Не…
В о в а. Опять?!
Г а л к а. Несчастье.
В о в а. Какое?!
Г а л к а. Отцу пошли навстречу и разрешили… Он уже все оформил… Через неделю получает обменный ордер и…
В о в а (потрясен). Что?! Получает обменный ордер и?..
Г а л к а. Да.
В о в а (взрывается). Что он, с ума сошел, твой отец? Москву на такую даль, на Барнаул, меняет!
Г а л к а (взрывается тоже). Почему ты так говоришь о моем отце?! Он там родился, это его родной город!
В о в а. Ну и ехал бы туда сам.
Г а л к а. Мама тоже из тех мест.
В о в а. Но ты-то… Ты-то ведь москвичка, родилась в Москве, твой родной город — Москва!
Г а л к а. Да, но… где же мне жить в Москве, после того как нашу квартиру — всю, целиком — займут те, что переедут по обменному ордеру из Барнаула?
В о в а. Гм…
Г а л к а. Во… Во… Во…
В о в а. Перестань реветь!
Г а л к а. Как же мне не реветь?
В о в а. Так!.. (Решительно.) Мы поженимся — и ты будешь жить у нас.
Г а л к а (более чем потрясена). Что-о-о?
В о в а. Я сказал: мы поженимся — и ты будешь жить у нас с бабулей.
Г а л к а. Но ведь твоя бабуля… она же…
В о в а. Я сказал!.. Иди к себе в поликлинику и жди моего звонка…
Свет гаснет.
На просцениуме.
М а к с и м о в н а (в телефонную трубку). И по телевизору, Трофимовна, и в кино, и в театре художественное положение везде равносильное. А я тебе скажу… Как не могет быть ро́мана без любви, так не могет быть ничего другого без комфликта, без скандала, значит. А какие у нас нынче комфликты-скандалы? Промежду кого? В раньшие времена они были промежду разных поколениев, промежду разных классов и сословиев. А нынче? Соседи по коммунальной квартире и те уже не комфликтуют, не скандалят, потому как разъехались по новым домам, по отдельным квартирам, с этой… с изоляцией.
Входит В о в а.
В о в а. Максимовна…
М а к с и м о в н а (кладет трубку на аппарат). Что, Володенька?
В о в а. Здравствуйте.
М а к с и м о в н а. Мы же с тобой уже здоровались.
В о в а. Ах, да…
М а к с и м о в н а. Что это ты будто не в себе?
В о в а. Эх, Максимовна… Кажется, у меня… у нас с бабулей… назревает конфликт.
М а к с и м о в н а (с волнением). Что?!
В о в а. Ну, проще говоря, скандал.
М а к с и м о в н а (с еще большим волнением). А-а?!
В о в а. Да… (Обреченно машет рукой.) Ну я пошел, полез… (Идет к тому месту, где висит веревка, и, ухватившись за нее, поднимается наверх.)
М а к с и м о в н а (снова с немым восторгом смотрит ему вслед, поднимает руки, будто благословляет его). Полезай… Полезай, дорогой… Комфликтуй, скандаль! Может, не роман, так что другое про тебя напишут — в театре, в кино, по телевизору наш дом покажут! Скандаль смело: и наш и другие заезды — все на твоей стороне, все за тебя… (Прикладывает руки ко рту рупором.) Трофимовна? Сергеевна! Семеновна! Правильно я говорю?
Голоса по радио:
— Правильно!
— Верно!
— Все «за»!..
М а к с и м о в н а. Ой! Из головы вон… Володенька! Бабуля уже дома, перед твоим приходом на лифте поднялась!.. Не слышит, лезет… Ну лезь, герой, лезь…
Свет гаснет.
Квартира Васильевых.
Возмущенный голос Бабули слышен издали: «Киноактриса! Иван Иванович — Яшкин дядька! Ты со мной, значит, так? Ну погоди. Если ты со мной так, я тоже…» Отпирает дверь, входит.
Б а б у л я. Владимир, где ты?.. Перестань глупить, ты ведь уже не школьник… (Проходит на кухню, возвращается, заглядывает в стенной шкаф, даже под стол. Уже с тревогой в голосе.) Вова! Вовочка! Волдырик!.. (Замечает раскрытое окно.) Боже мой, что это значит?!
В о в а (появляется за окном). О! Бабуля! Ты уже дома?
Б а б у л я. А-а?! (Застывает на месте, будто пораженная ударом молнии.)
В о в а (взбирается на подоконник и садится, свесив ноги в комнату). Только не злись, пожалуйста. Мне надо было выйти из дому, надо… Ты все купила, что хотела, на сегодня? Если не все, скажи, что еще нужно купить, давай мне деньги, авоську, и я… (Перебрасывает ноги за окно.)
Б а б у л я. Не смей! Сумасшедший!.. (Бросается к Вове и стаскивает его с подоконника.)
В о в а. Ты хочешь, чтобы я спустился на лифте?
Б а б у л я (захлопывает обе рамы окна, запирает их на шпингалеты, опускается на стул и еле слышно произносит). Капли…
В о в а. Сейчас. Между прочим, в этой ситуации они мне тоже не повредят… (Идет к туалетному столику, накапывает в две рюмки, возвращается.) Вот… (Делает непроизвольное движение чокнуться с Бабулей.)
Б а б у л я (не замечает, пьет). Мокрое полотенце…
В о в а (тоже пьет). Сейчас.
Вова идет на кухню и возвращается с двумя полотенцами.
Вот…
Б а б у л я (кладет полотенце себе на лоб). Завяжи…
В о в а (завязывает полотенце ей на затылке). Готово. И ты мне, пожалуйста…
Б а б у л я (машинально выполняет его просьбу). Проси прощения…
В о в а. Что?.. А-а… Прошу…
Б а б у л я. Не так. Проси, как раньше…
В о в а. Бабуля! Но я ведь уже не мальчишка!
Б а б у л я (хватается рукой за сердце). Ой! Еще капли…
В о в а (с досадой, но сдаваясь). Хорошо! Как раньше!
Б а б у л я (диктует). «Бабуля, миленькая…» Повторяй. Ну!..
В о в а. Бабуля, миленькая, прости меня, пожалуйста… я больше не буду…
Б а б у л я. Что?.. Говори, что именно не будешь.
В о в а. Не буду лазать через окно.
Б а б у л я. Хорошо. А еще?
В о в а. А что еще?
Б а б у л я (диктует). «До получения диплома инженера не буду не то что встречаться или перезваниваться по телефону через подставных лиц, но даже думать об этой… итальянской киноактрисе с площади Пушкина».
В о в а (застигнутый врасплох, растерянно). А-а?..
Б а б у л я (твердо). Да!
В о в а (после паузы, не менее твердо). Этого, бабуля, я обещать тебе не могу.
Б а б у л я. Что?.. Не можешь?! Почему не можешь?
В о в а. Потому что я… мы с Галкой… любим друг друга. Мы не можем не встречаться. Мы не можем друг без друга жить.
Б а б у л я. Как?.. Как ты сказал?.. (Снова хватается рукой за сердце.) Капли…
В о в а (накапывает в рюмки себе и ей). Вот…
Б а б у л я. Двойную порцию…
В о в а. Вот!..
Б а б у л я (пьет). А кто тебе… кто вам… это разрешил?
В о в а. Бабуля! Не будь смешной. Любовь — это такое подкорковое состояние, которое…
Б а б у л я. Какое состояние?
В о в а. Подкорковое. От слов «под» и «корка», кора головного мозга. В общем, это нечто подсознательное, то есть не зависящее от нашего сознания, от нашей воли, а поэтому оно не нуждается в разрешении, и, тем более, его нельзя запретить, если оно уже возникло.
Б а б у л я. Как это нельзя?
В о в а. Так. Грубые попытки сделать это могут только привести к трагическим результатам, о чем предупреждает, в частности, тот же Шекспир.
Б а б у л я. Кто предупреждает?
В о в а. Шекспир, которого ты смотрела по телевизору. Вспомни: «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте»!
Б а б у л я. Погоди! Так это же когда дело-то было!
В о в а. На прошлой неделе по четвертой программе.
Б а б у л я. Да нет, не передача, а само дело!
В о в а. А-а… В средние века. Ну так что?
Б а б у л я. Ну так то… Разве можно сравнивать те времена с нынешними, тех людей и нынешних, тем более наших, советских, которые…
В о в а. Что? При чем тут время?! (Готов взорваться, но берет себя в руки.) Бабуля, извини, но… это уже демагогия.
Б а б у л я (тоже сдерживается). Ладно. Не настаиваю. Пошли дальше… Запретить, говоришь, такое состояние нельзя. Допустим. А отвлечь от него можно?
В о в а. Отвлечь? Как это?.. Не понимаю.
Б а б у л я. А я поясню. В средине века не было ни футбола, ни хоккея, ни автомотоспорта. Поэтому понятно, что тот же совсем молодой еще Ромео… В общем, Вовочка, хочешь мотоцикл, а?
В о в а (живо). Мотоцикл?!
Б а б у л я. Да!
В о в а. Конечно, хочу! Но… Откуда у нас с тобой могут быть деньги на мотоцикл? Ни твоя пенсия, ни моя стипендия…
Б а б у л я. Не твоя забота! Хочешь, согласен?
В о в а. Конечно, согласен. Я о мотоцикле уже давно мечтаю. Но, бабуля… только с коляской.
Б а б у л я. С коляской?
В о в а. Только.
Б а б у л я (растроганно). Спасибо, Волдырик, но я уже в таком возрасте, что…
В о в а (мечтательно). Я в ней… Я в ней Галку катать буду.
Б а б у л я (с обидой и возмущением). Владимир!..
В о в а. Бабуля!..
Б а б у л я. Капли! Тройную порцию!
В о в а (накапывает в рюмки). Вот они…
Б а б у л я (пьет). Шиш тебе без масла, а не мотоцикл с коляской! И не смей мне про какую-то Галку…
В о в а (тоже пьет). Не могу, бабуля, должен.
Б а б у л я. Кроме меня, ты никому ничего не должен! Ты остался у меня на руках еще вот таким…
В о в а. А я и говорю, бабуля, что должен не кому-нибудь, а именно тебе о ней рассказать, ее показать, дать возможность познакомиться с нею поближе.
Б а б у л я (затыкает уши пальцами). И слышать даже не хочу!
В о в а. Она придет к нам сюда сегодня.
Б а б у л я. А-а?! (Не верит тому, что слышит, открывает уши, даже «прочищает» их.) Не пущу, на порог не пущу!
В о в а (со вздохом). Что ж, придется втащить ее на веревке через окно.
Б а б у л я. Владимир! Имей в виду…
В о в а. Ты тоже, бабуля. Если что-нибудь случится, например, лопнет и оборвется веревка…
Б а б у л я (машет на него руками). Ты… Ты… Ты что?! (Не находя слов, умолкает.)
В о в а. Ну вот и хорошо, договорились. Ты у меня не просто бабуля, а бабуля-золото! (Чмокает растерявшуюся Бабулю в щеку, подходит к телефону, звонит.) Будьте добры, попросите к телефону Галину Чернову… Галка?.. Да, я… Иди к нам. Да, прямо сейчас. А я тебя встречу. Там же. (Кладет трубку на место.) Она выходит, бабуля. Мы с нею будем через полчаса! (Уходит.)
Б а б у л я (некоторое время сидит неподвижно, затем вскакивает, шарит у себя в сумочке и тоже звонит по телефону). Сеня, ты?.. Да, я, Машенька… Сейчас же, сию же минуту… Брось всех своих собак, кошек, крокодилов — и ко мне… ко мне на помощь… на помощь!..
Свет гаснет.
З а н а в е с.
На просцениуме.
М а к с и м о в н а (в телефонную трубку). Трофимовна! Сергеевна! Семеновна! Слушайте все!.. Вязанье, вышиванье и все протчее сему подобное отставить! Чаи тоже! В нашем доме комфликт промежду поколениев. Внук говорит бабке: «Хочу жениться». Бабка внуку говорит: «Не смей. Учись». Внук говорит: «Одно другому не помеха. Я хочу жениться и по совместительству учиться!» Бабка говорит: «До конца учебы никакой женитьбы!..» Бабка не учитывает, что при нынешнем развитии науки и техники учебе нету ни конца ни краю, что при такой постановке вопроса ученый внук может остаться вечным холостяком, что от холостяков, даже самых ученых, самых академиков, не бывает детей, потомства, продолжения человеческого рода! Поэтому, девочки…
Довольно нам с вами бездумно часами
Вязать, вышивать, наливаться чаями,
По поводу книжного чувства вздыхать,
Про чувство живое не ведать, не знать!
Пора присмотреться, пора разобраться
И в то, что творится, активно вмешаться!
Голоса по радио:
«Пора присмотреться, пора разобраться
И в то, что творится, активно вмешаться!»
М а к с и м о в н а.
При нашей работе, при нашей нагрузке
У нас, в нашей власти, подъемы и спуски.
А что это значит — спускать-поднимать?
На все, что творится, активно влиять!
Хотим — так поднимем, хотим — так опустим,
А коль не хотим — так и вовсе не пустим!
Голоса по радио:
«Хотим — так поднимем, хотим — так опустим,
А коль не хотим — так и вовсе не пустим!»
Входит С е м и н.
С е м и н. Здравствуйте… Разрешите?
М а к с и м о в н а (кладет телефонную трубку на аппарат). А вы, гражданин, куда, к кому?
С е м и н. К Марье Куприяновне Васильевой.
М а к с и м о в н а (подозрительно). К кому-у-у?
С е м и н. К Васильевой Марье Куприяновне.
М а к с и м о в н а. А зачем?
С е м и н. Меня вызвали. Срочно. Видите ли, у нее есть внук Вова… А что такое? Что за допрос такой?!
М а к с и м о в н а. Спокойно, гражданин. Никакой это не допрос, а чуткое внимание общественности нашего дома к каждому его жильцу. Вы сказали про Вову Васильева. Откуда вы его знаете и с какой стороны?
С е м и н. Гм… Я совершенно случайно помог ему…
М а к с и м о в н а. Как помогли? В чем?
С е м и н. В телефонном разговоре с девушкой, которой он симпатизирует.
М а к с и м о в н а. Все, гражданин! Проходите, пожалуйста. Милости просим!
Голоса по радио: «Милости просим!..»
Свет гаснет.
В о в а (в будке телефона-автомата, в трубку). Алло!.. Галка! Ну что же ты? Я жду тебя на площади уже четверть часа!.. (Передразнивает.) «Платье, туфли»!.. Можно было бы в халате и в тапочках… Ну иди быстрее!
Свет гаснет.
Квартира Васильевых. На сцене Б а б у л я и С е м и н.
Б а б у л я.
Это скажет вам не кто-то,
Я скажу, и верьте мне…
С е м и н.
Дети малые — забота,
Дети взрослые — вдвойне.
Б а б у л я.
Много надо ли ребенку,
Коль ему и года нет…
С е м и н.
Завернул его в пеленку,
И готово: он одет.
Б а б у л я.
А пойди одень попробуй
Парня буйных школьных лет…
С е м и н.
На одежду и на обувь
Изведешь любой бюджет!
Б а б у л я.
Много ль надо той же крошке,
Что еще и года нет…
С е м и н.
Сунул крошке манной ложку
Вот и весь ее обед.
Б а б у л я.
А попробуй крошку ту же
Лет в семнадцать напитай…
С е м и н.
Дай на завтрак, дай на ужин
И еще… на пиво дай!
Б а б у л я.
И к сюрпризу ты любому
Будь готова наперед…
С е м и н.
Холостым уйдет из дому,
А домой… с женой придет!
Б а б у л я. Что делать, Сеня? Советуй, выручай, пожалуйста.
С е м и н. Должен сразу сказать, Машенька: ничего ты со своим Владимиром сделать не сможешь.
Б а б у л я. Как?!
С е м и н. Так… Тут никакие уговоры, никакая даже самая строгая диета, никакая валерьянка не подействуют. Что касается последней, то есть валерьянки, так я в моей практике неоднократно наблюдал даже обратное ее действие…
Б а б у л я. Опять ты мне про своих собак и кошек!
С е м и н. Извини, Машенька, к слову пришлось.
Б а б у л я. Что же, по-твоему, мне остается? «Здравствуй, милая невестушка, я очень даже тебе рада»?
С е м и н. Гм… Нет, Машенька, нет. Еще не все потеряно… Если ничего нельзя сделать с ним, надо попытаться что-то сделать с нею. Да-да, надо сделать так, чтобы она пришла, посмотрела и сама, сама себе сказала: «Э, нет, это мне ни к чему… Вова, конечно, хорош, и мне с ним, возможно, было бы хорошо, но… у Вовы бабка!..»
Б а б у л я. Что «у Вовы бабка»?
С е м и н. Гм… извини меня… дрянь.
Б а б у л я. Что-о-о?.. Семен!.. Говори, да не заговаривайся!
С е м и н. Машенька! Если ты хочешь добиться положительного результата, ты должна произвести на нее отрицательное впечатление, самое отрицательное!
Б а б у л я. Гм… А в каком смысле это самое… «у Вовы бабка дрянь»?
С е м и н. Ну, например, совершенно отсталая, глупая и злая, всем недовольная — и дома, и вообще… Во! Придумал! Бабка-сектантка, изуверка какая-нибудь, есть ведь еще такие.
Б а б у л я. Ты что, спятил? Я, Мария Ведерникова-Васильева, которая еще девчонкой добровольно служила в Первой Конной Семена Михайловича Буденного, оставалась и работала на оборону в блокадном Ленинграде, всю жизнь активистка-общественница!..
С е м и н. Да ведь это же только для виду, Машенька, только для виду, и только для этой самой Джины-Галины!
Б а б у л я. Нет! Советуй что-нибудь другое.
С е м и н. Гм… Что же другое?.. Есть! Придумал! Слушай…
Свет гаснет.
На просцениуме. В о в а ждет у будки телефона-автомата.
Входит Г а л к а.
В о в а (с восхищением). Ух ты! Какая ты нарядная и красивая!.. А чемодан зачем?
Г а л к а (в руках у нее небольшой чемоданчик). Да я ведь всегда с ним. Привыкла.
В о в а. Ну пошли…
Г а л к а. Ой, Вова! Я боюсь. У меня дрожат руки и ноги…
В о в а. Ты галка или воробей?!
Г а л к а. Я галка, но я боюсь. А вдруг твоя бабуля мне скажет: «Пошла вон!..»?
В о в а. Не скажет, она у меня в общем-то добрая.
Г а л к а. А вдруг?!
В о в а. А что еще, по-твоему, нам остается делать?
Г а л к а. Гм… Ни… Ни…
В о в а. Правильно: ничего… Пошли!..
Свет гаснет.
С е м и н. Ложись и лежи пластом. У тебя инсульт!
Б а б у л я. Что у меня?
С е м и н. Инсульт. Не беспокойся, он бывает и у самых передовых, заслуженных и уважаемых наших людей.
Б а б у л я. Это когда у человека что?
С е м и н. У человека? Гм… Надо полагать, то же самое, что и у моих пациентов: у тебя отнялась правая или левая половина — какая, реши сама, тебя перекосило, ты плохо владеешь речью.
Б а б у л я. А это для чего?
С е м и н. Для большего воздействия на психику окружающих! Ухаживать за лежачим больным вообще перспектива не из приятных, а если он к тому же еще перекошенный и не говорит и, извини меня, мычит…
Б а б у л я (прислушивается). Лифт! Наверх идет! Может, они…
С е м и н. Ложись!
Б а б у л я (ложится в кровать, накрывается простыней, приподнимается). Сеня, так? (Показывает, как ее «перекосило».)
С е м и н. Да-да, так… Лежи и не двигайся.
Б а б у л я. А долго мне так придется?
С е м и н. Думаю, что нет… Как только эта самая Джина-Галина сбежит отсюда, так и поднимешься.
Б а б у л я. А что я скажу потом Вове?
С е м и н. Я скажу… Скажу, что ошибся, поставил не тот диагноз…
Стук в дверь. Входят В о в а и Г а л к а.
В о в а. Бабуля, можно?.. Что такое?.. Что случилось?! (Бросается к кровати.)
С е м и н. Осторожно, молодой человек! Осторожно, Вова… Марье Куприяновне вдруг стало плохо. Судя по всему, у нее инсульт.
В о в а. Что?.. Бабуля!..
С е м и н. Ее нельзя сейчас беспокоить. Она все равно не сможет вам как следует ответить. Это пройдет, но сейчас…
В о в а. А вы… А вы, простите, кто?
С е м и н. Я?.. Ах, да!.. Я Семен Семенович Семин.
В о в а. Тот самый, который… (Показывает ему на Галку.)
С е м и н. Совершенно верно… Старый друг и приятель Марьи Куприяновны, однополчанин, врач. Вот что, Вова… (Берет со стола какую-то бумажку.) Марье Куприяновне необходимо вот это лекарство.
В о в а. Сейчас я сбегаю. Аптека тут недалеко, я быстро.
С е м и н. Быстро, к сожалению, не выйдет. Я звонил в справочную — это импортное дефицитное лекарство сегодня есть только в одной аптеке на Юго-Западе Москвы. Вот тут записан адрес…
В о в а. Хорошо, я беру такси и еду…
Г а л к а. И я… И я с тобой!
С е м и н (живо). Нет, Галочка! Вам придется остаться. Дело в том, что я спешу к другим моим больным, а около Марьи Куприяновны на всякий случай должен кто-нибудь быть.
Г а л к а (растерянно). Но…
В о в а (просительно). Галка!..
Г а л к а. Ну хорошо.
В о в а. Я поехал! (Быстро уходит.)
С е м и н (после паузы). Вот, Галочка, как бывает… (Показывает на Бабулю.) Совершенно неожиданно, вдруг… Отнялась половина. Левая. Нет, правая. Ну да, правая. Обе лапы… то есть обе ноги… то есть рука и нога! И язык отказал…
Б а б у л я. М-ма… М-ме…
С е м и н. Вот, пожалуйста!..
Г а л к а (волнуется и нервничает). Семен Семенович! А что же вы ничего не предпринимаете? Извините, новы какой врач?
С е м и н. Как это какой? Самый настоящий!
Г а л к а. По какой специальности?
С е м и н. Гм… А почему вы задаете мне такой вопрос?
Г а л к а. Видите ли, я хоть и маленький, но тоже медицинский работник.
С е м и н. Что?! (Вдруг заторопился.) Вот что, Галочка… Я спешу. К другим больным…
Б а б у л я (забеспокоилась и приподнимается на кровати). Сеня!..
С е м и н. Не волнуйся, Маша, действуй… то есть я хотел сказать — лежи без всякого действия, не двигайся… Я к тебе еще зайду. Всего хорошего! (Уходит.)
Пауза. Галка молча смотрит на Бабулю.
Б а б у л я. Что?.. Ну что ты смотришь и молчишь?
Г а л к а. Я… думаю, Марья Куприяновна.
Б а б у л я. Что ты думаешь?
Г а л к а. Что на инсульт это не похоже.
Б а б у л я. Что?.. Почему?
Г а л к а. Ну хотя бы потому, что вот вы уже и заговорили.
Б а б у л я. Гм!.. А может, это меня временно отпустило?
Г а л к а. Может, конечно… Однако, по-моему, надо вызвать врача-специалиста. (Идет к телефону.)
Б а б у л я (живо). Не надо!
Г а л к а. Надо. (Берет трубку.)
Б а б у л я. Я сказала «не надо», значит, не надо!
Г а л к а. Ну хорошо… (Кладет трубку.) Вы только не волнуйтесь и лежите спокойно, как предписал вам Семен Семенович. Все обойдется, вот увидите. Я и присмотрю за вами и поухаживаю. Я умею…
Б а б у л я (с недоверием). Будто!.. Все вы — теперешние — сплошные фифы и ничего толком не умеете.
Г а л к а. А вот я как раз и не сплошная… (Достает из своего чемоданчика белый медицинский халат и надевает его поверх нарядного платья.)
Б а б у л я (удивленно). Откуда у тебя такой халат?
Г а л к а. А я ведь работаю в поликлинике, в процедурной.
Б а б у л я (что-то вспомнив, еще более удивленно). В нашей поликлинике?
Г а л к а. Да.
Б а б у л я. Вот почему я тебя знаю! Вот почему ты у меня перед глазами так и стояла!.. Не в кино и не по телевизору я тебя видела, а это ты меня на прошлой неделе колола!
Г а л к а. Да. Витамин Б вам вводила.
Б а б у л я. И здорово, просто здорово! Помнишь? Я говорю: «Ну что же ты, милая, коли!» А ты говоришь: «Уже уколола». А я даже и не заметила!
Г а л к а. Многие говорят, будто у меня легкая рука.
Б а б у л я. Молодец! Так и дальше действуй!.. (Спохватывается, что ведет себя «не так» и говорит «не то».) Гм… При чем тут твоя легкая рука? А может, это я такая терпеливая!
Г а л к а. И это тоже может быть.
Б а б у л я (с раздражением). А что ты со всем соглашаешься? Что я ни скажу — ты соглашаешься! Чтобы только мне угодить, мне понравиться, что ли? А мне как раз такие и не нравятся, вот! Терпеть не могу таких! Так и знай!
Г а л к а (сразу оробев). Я… Я даже и не думала о том, чтобы…
Б а б у л я. А о чем же ты думала?
Г а л к а. Ни о чем, абсолютно ни о чем.
Б а б у л я. Я и говорю: все вы — теперешние — сплошные фифы, ничего не умеете и ни о чем не думаете! Об одном только: как бы поскорее да половчее…
Г а л к а. Что?
Б а б у л я. Парня какого-нибудь заарканить, на себе женить, вот что!
Г а л к а (вспыхивает). Марья Куприяновна! Если вы решили, что это я… что это по моей инициативе мы с Вовой пришли сюда к вам, то вы ошибаетесь! Это Вова… Я даже не хотела, а он…
Б а б у л я. Умыкнул тебя, что ли, насильно притащил?
Г а л к а. Ну не насильно, однако…
Б а б у л я (осененная какой-то мыслью, даже забывает про свою «болезнь», приподнимается и садится на кровати). Слушай, порох! Как же это ты, такая гордая и обидчивая, терпишь, а? У него девчонок вроде тебя дюжина, не меньше, целая коллекция! И Муся, и Люся, и Рита, и Света, и эта самая… Джина даже есть! Да, итальянская киноактриса, к нам на фестиваль приехала!.. Без конца звонят и на свидание его зовут. На площадь Пушкина, к памятнику. И он идет, бежит, вприпрыжку скачет! С утра к одной, в обед к другой, вечером к третьей! Совсем разбаловался парень…
Г а л к а (сначала теряется, потом говорит совершенно уверенно). Что вы, Марья Куприяновна! Этого просто не может быть… Наш Вова не такой.
Б а б у л я (потрясена). Что? Как ты сказала? Чей Вова, чей?!
Г а л к а (исправляет тактическую ошибку). Ваш… Ваш Вова не такой.
Б а б у л я (все равно идет на скандал). Что ж, по-твоему, я вру, да, вру?!
Г а л к а. Я этого не говорю.
Б а б у л я. А как же тебя понимать прикажешь?!
Г а л к а. Вам, очевидно, это просто показалось. В действительности ваш Вова вовсе не… девчоночник. Вы можете быть абсолютно спокойны: с самой школы, с четвертого класса «В», он только со мной, я у него одна…
Б а б у л я (снова потрясена). С четвертого «В»?!
Г а л к а. Да. И он ведет себя… Вы его очень хорошо воспитали, Марья Куприяновна, и он ведет себя вполне… не позволяет себе ничего такого… В общем — как это говорится? — обнаруживает самые серьезные намерения.
Б а б у л я (самодовольно). Гм!.. Хорошо воспитала, говоришь?
Г а л к а. Да!
Б а б у л я. Хороший парень получился?
Г а л к а. Да!
Б а б у л я (доверительно). А ты знаешь, милая, чего мне это стоило? Ведь он остался у меня на руках вот таким, совсем маленьким и слабеньким. Я его выходила и вырастила. Он поначалу без меня и в школе не мог, отставал по математике. До этого самого четвертого класса «В» я ему помогала задачки и примеры решать… (Снова спохватывается.) Стой! А что это значит — «обнаруживает самые серьезные намерения», а?!
Г а л к а (уклоняется от прямого ответа). Что это значит?.. Это значит, что он… Ну вы же знаете, что это значит…
Б а б у л я. Нет, не знаю!
Г а л к а. Гм!.. Вот Вова придет и сам вам объяснит.
Б а б у л я (передразнивает ее). «Вова придет и объяснит»!.. А если я хочу еще до его прихода на этот счет с тобой объясниться?
Г а л к а. Ну… пожалуйста. Это когда мальчик, а потом уже молодой человек не просто дружит с девочкой, а потом уже девушкой, а любит ее, не может без нее… И она без него тоже не может. Понимаете?
Б а б у л я (с убийственной иронией). Подкорковое состояние!
Г а л к а. Что? Извините, не поняла.
Б а б у л я. От слов «под» и «корка», кора головного мозга. В общем, нечто подсознательное, то есть независящее от нашего сознания и нашей воли.
Г а л к а. Гм… Нет, Марья Куприяновна, я с вами не согласна.
Б а б у л я. Как это — не согласна?
Г а л к а. Так… По-вашему выходит, что, вопреки сознанию и воле, можно любить всякого, даже недостойного. Извините, но…
Б а б у л я. Это не по-моему, по-Вовкиному! Это он мне тут такое про подкорковое состояние буровит. А по-моему так же, как и по-твоему.
Г а л к а. Следовательно, в данном случае я не согласна с Вовой.
Б а б у л я (торжествующе). И правильно, что не согласна! Умница! В каком бы ты состоянии ни находился, все равно должен помнить, кто перед тобой, достоин ли твоих серьезных намерений и — самое главное! — могут ли они, твои серьезные намерения, иметь место в данных условиях и обстоятельствах.
Г а л к а. Извините, Марья Куприяновна, но об условиях и обстоятельствах я не говорила. Что касается условий и обстоятельств, то я согласна с Вовой. Условия и обстоятельства, если они не способствуют, а, наоборот, препятствуют, надо преодолевать.
Б а б у л я. Что?! А если это… если это, скажем к примеру, живые люди — отец, мать, бабка!.. Их тоже преодолевать?!
Г а л к а (осторожно). Во всяком случае, надо попытаться.
Б а б у л я. Ах, так?.. (С вызовом.) Ну что ж, давай пытайся, преодолевай!.. (Опускается на подушки.) М-ма… м-ме…
Г а л к а (испуганно). Что такое? Марья Куприяновна! Вам опять стало плохо? Перестаньте говорить. Полежите молча. Ни о чем не думайте. Постарайтесь уснуть.
Б а б у л я (снова приподнимается). А ты… А ты долго еще собираешься дежурить здесь, около меня?
Г а л к а. Да сколько понадобится!
Б а б у л я. Что-о-о?.. Слушай, давай честно и прямо, откровенно, без стеснения…
Г а л к а. Конечно, Марья Куприяновна, конечно! Какое же может быть стеснение?! Вам что-нибудь подать, да? Что именно?
Б а б у л я. Я не про это!
Г а л к а. А про что?
Б а б у л я. Зачем ты явилась сюда, ко мне, вот про что.
Г а л к а (снова оробев). Я… я не явилась… Дело в том, Марья Куприяновна, что я… в тяжелом положении.
Б а б у л я (с ужасом). Что-о-о?! Даже в положении?!
Г а л к а. Да. Мои родители переезжают из Москвы в Барнаул. При этом они меняют всю нашу квартиру целиком, и я вынуждена ехать в Барнаул тоже, так как в Москве мне жить негде, абсолютно негде.
Б а б у л я (с облегчением). Фу-ты!.. Только и всего?
Г а л к а (с горечью). Хорошее «только»!..
Б а б у л я. Ну и поезжай себе на здоровье, скатертью дорожка.
Г а л к а. Да, поезжай!.. А если я не могу? (Всхлипывает.) Без Во… Во… Во… Без Вовы не могу.
Б а б у л я. Сможешь.
Г а л к а. И Во… Во… Во… И Вова без меня тоже.
Б а б у л я. И Вова сможет. Подумаешь, эти самые… Ромео и Джульетта! Да что ты привязалась к Вове?!
Г а л к а. Во… Во… Вова хороший.
Б а б у л я. Мало ли что! Вова, может, и хороший, да он не один ведь! С ним еще бабка… дрянь.
Г а л к а. Что?.. Марья Куприяновна! Как вы можете так говорить?
Б а б у л я. Да, дрянь. Совершенно отсталая, глупая и злая… сектантка-изуверка!
Г а л к а. Да что вы сами на себя наговариваете? Я же знаю… Про вас даже очерк в «Вечерке» был под рубрикой «Москва и москвичи». Вы совсем не такая, как говорите. Вы героическая, самоотверженная, добрая и отзывчивая!
Б а б у л я (польщена). Гм… Ты читала, да?.. Ну что ж, в общем и целом я, конечно, не такая уж плохая, но… Но вот видишь, больная: ни встать, ни сесть сама не могу, ни… все остальное.
Г а л к а (сочувственно). Бывает, Марья Куприяновна… С каждым может случиться.
Б а б у л я. А если… если это надолго?
Г а л к а (подумав и вздохнув). Ну что ж… Вова… мы с Вовой… Правда, я только поступила в институт на заочное отделение, но кое-что знаю и умею… Мы с Вовой будем за вами ухаживать.
Б а б у л я (растроганно). Галочка! Деточка!.. (Спохватывается.) Ты соображаешь, что говоришь?!
Г а л к а. Да… (С беспокойством.) А что я такое сказала?
Б а б у л я. Соображаешь и все-таки говоришь! Значит, на все идешь, лишь бы… в дамки!
Г а л к а (вспыхивает). Почему вы так говорите?!
Б а б у л я. Не будет этого, милая! Не допущу! Пресеку в корне!
Г а л к а (сквозь слезы обиды и отчаяния). В таком случае… В таком случае, Марья Куприяновна, вы действительно…
Б а б у л я. Что я действительно?
Г а л к а. Глупая и злая старуха! Ревнивая, да-да, ревнивая, глупая и злая.
Б а б у л я. Что-о-о?! Ну знаешь!.. Говори, да не заговаривайся!
Г а л к а. Я не заговариваюсь. Ведь это я только вас цитирую.
Б а б у л я. Цитируй и тоже знай меру.
Г а л к а (твердо). Верно, меру надо знать… во всем. Надо помнить о собственном достоинстве.
Звонит телефон.
Б а б у л я. Телефон… Подойди послушай.
Г а л к а (срывает с себя халат, комкает его и запихивает в чемоданчик). Сами подходите и слушайте.
Б а б у л я. Я же не могу встать с постели! Мне врач запретил!
Г а л к а. Можете.
Б а б у л я. Я же лежачая больная: у меня инсульт!
Г а л к а. Я уже сказала: на инсульт это не похожи.
Б а б у л я. А на что это похоже?
Г а л к а. На то, чего я от вас никак не ожидала.
Б а б у л я. Что-о-о?!
Снова звонит телефон.
Это, наверное, Вова…
Г а л к а (берет чемоданчик и, направляясь мимо телефона к выходу, берет трубку). Слушаю…
Свет гаснет.
На просцениуме.
В о в а (в будке телефона-автомата). Алло!.. Галка, ты?.. Ну как там бабуля? Ничего, да? Ф-фу-у, отлегло… Я уже еду обратно. Достал лекарство и еду обратно… Как это уже не нужно?.. Уже здорова, хорошо себя чувствует и довольна собой? Ну очень хорошо! Слушай, может быть, вы уже и переговорили с нею обо всем? Да?.. И это самое… нашли общий язык и поладили? Великолепно!.. Алло! Галка! Алло!.. (Вешает трубку и, захлебываясь от восторга, кричит.) Ур-ра! Поладили! Мои женщины поладили! Ур-ра!..
Когда вот так ужасно рад,
Когда вот так вот рад ужасно,
Безмерной радости заряд
Таить в себе небезопасно…
Всему во всем граница есть,
И если с этим не считаться,
И если это не учесть,
Так можно запросто взорваться!
Поэтому пришла пора —
Пляши, скачи, кричи «ура»!
Ур-ра! Поладили! Мои женщины поладили! Ур-ра!..
Свет гаснет.
Квартира Васильевых. На туалетном столике звонит будильник.
Б а б у л я (садится на кровати). Семь. Пора… (Снимает со спинки кровати и надевает халат, встает и подходит к дивану.)
В о в а… Вовочка… Волдырик… Просыпайся, маленький, время уже.
В о в а (приподнимается на диване). А я не сплю, бабуля.
Б а б у л я. Уже проснулся? Ну вставай, одевайся.
В о в а. А я одет.
Б а б у л я. Уже?
В о в а. Еще.
Б а б у л я. Как это — еще?
В о в а (садится). Так… Очевидно, я и не раздевался. Знаешь…
Б а б у л я. Что?.. Так, может быть, ты и не спал?
В о в а. Может быть.
Б а б у л я. Может быть или не спал?!
В о в а. Не знаю, бабуля, не помню.
Б а б у л я (встревоженно). Владимир! Ты болен?
В о в а. Гм… По-моему, нет… (Встает и неуверенно проделывает несколько несложных гимнастических упражнений.)
Б а б у л я (метнулась к туалетному столику и дает ему термометр). Садись… Держи.
В о в а. Сел. Держу.
Б а б у л я. Не так… Что ты, не знаешь, где и как надо держать термометр?! Под мышкой держи.
В о в а. Держу под мышкой…
Б а б у л я. А я тем временем тебе… Что ты хочешь на завтрак — яичко, котлетку, кофе?
В о в а (безразличным тоном). Все равно.
Б а б у л я. Как это — все равно?
В о в а. Так…
Б а б у л я. Вова!.. (Приглядывается к нему.) По-моему, ты похудел. Ну-ка, поднимись. Пройди и встань на весы… (Поднимает Вову с дивана, ведет к своей кровати и ставит на весы.) Ну да! Семьдесят два килограмма! А обычно ты весишь семьдесят шесть. Ты потерял четыре килограмма! Ни с того ни с сего сразу четыре килограмма!.. Я сейчас же тебе испеку оладушков с маслом, сметаной, вареньем! (Бежит на кухню.)
Пауза. Вова, как изваяние, продолжает стоять на весах.
(Возвращается, всплескивает руками, «снимает» Вову с весов, достает у него из-под мышки термометр, смотрит.) Упадок сил, явный… Садись за стол. Сейчас я тебе оладушков… (Снова бежит на кухню.)
Пауза. Вова, как изваяние, сидит за столом.
(Возвращается с подносом в руках, ставит его на стол.) Вот, ешь…
В о в а. Спасибо, бабуля. Не хочется.
Б а б у л я. Как это — не хочется?
В о в а. Так…
Б а б у л я. Почему?
В о в а. Да просто так…
Б а б у л я. А ты все равно ешь, хоть тебе и не хочется. Ну-ка, как раньше, открывай пошире рот…
Вова автоматически подчиняется.
Так… Еще открывай… Еще… Один оладушек с маслицем, другой со сметанкой, третий с вареньицем… За папу… За маму… За бабушку… Молодец, Вовочка, молодец, маленький!.. Сейчас я еще принесу… (Бежит на кухню, возвращается.) Ешь…
В о в а (автоматически ест). Ем… С маслом, со сметаной, с вареньем…
Б а б у л я (испуганно). Стой! Ты что?
В о в а. Что, бабуля?
Б а б у л я. Ты что, через заворот кишок решил самоубийством жизнь покончить, что ли?
В о в а. Почему?.. Я могу, как индийский йог, вообще не есть и могу съесть еще столько.
Б а б у л я. Нет уж, хватит. Ой, я забыла, сколько ты у меня сегодня потянул…
В о в а. Семьдесят два килограмма.
Б а б у л я. Давай проверим. Ну-ка, встань на весы еще разок… (Поднимает его из-за стола, ведет к весам, взвешивает.) Что-о-о? Семьдесят один? До завтрака семьдесят два, а после завтрака семьдесят один? Продолжаешь худеть, несмотря на оладушки?! Что-о-о! Семьдесят пятьсот?! Ровно семьдесят?! Теряешь в весе здесь же, на весах!.. (С возрастающей тревогой смотрит на него.) Вова… Вовочка… Волдырик!.. (Умолкает, не находя слов.)
В о в а (после паузы). Я… Я пойду, бабуля, да?..
Б а б у л я (со вздохом, похожим на всхлип). Иди, милый…
В о в а. А куда я пойду — в булочную, в молочную?..
Б а б у л я (трагически всплескивает руками). Тебе же в институт, на лекции!
В о в а. А-а, да-да… (Направляется к выходу.)
Б а б у л я. А учебники? А тетради? Вова!..
В о в а. А-а, да-да… (Возвращается, берет со стола свой портфель, уходит.)
Б а б у л я (смотрит ему вслед). Боже мой! Что же это?! (Бросается к телефону, звонит.) Сеня!.. Да, я… Сейчас же, сию же минуту ко мне!..
Свет гаснет.
Уголок площади Пушкина. Скамья. Входит Г а л к а. Останавливается у скамьи, смотрит по сторонам, недовольно передергивает плечами, уходит. Входит В о в а, садится на скамью, сосредоточенно думает о чем-то.
Входит Г а л к а.
Г а л к а (будто удивленно произносит). Гм!..
В о в а (вскакивает со скамьи). Галка! Наконец-то!..
Г а л к а. Галина…
В о в а. Что?
Г а л к а. Галина, а не Галка… Галина Николаевна…
В о в а (машет рукой). Ладно… Наконец-то ты пришла сюда, к нашей скамье.
Г а л к а. Ты ошибаешься, я и не думала приходить… Я оказалась здесь совершенно случайно, мимоходом. Мне дальше! (Делает движение, будто хочет уйти.)
В о в а (встревоженно). Галка!..
Г а л к а. Га-ли-на Ни-ко-ла-ев-на!..
В о в а (снова машет рукой). Почему ни дома, ни в поликлинике ты не подходишь к телефону? Почему, когда бы я ни позвонил, мне отвечают, что ты занята и подойти не можешь? Ты что, не хочешь со мной разговаривать?!
Г а л к а (пожимает плечами). Гм… Я действительно в эти дни очень занята.
В о в а. Чем?
Г а л к а. Я… собираюсь в дорогу.
В о в а. В какую дорогу?
Г а л к а (вспыхивает). Ты в первый раз об этом слышишь?!
В о в а. Нечего тебе собираться. Ты никуда не поедешь.
Г а л к а (с иронией и даже с издевкой). Ты мне не разрешаешь? Вы мне не разрешаете, Владимир Константинович?!
В о в а (машет рукой). Я же сказал, и ты согласилась: мы поженимся, и ты будешь жить у нас… у нас с бабулей.
Г а л к а. Ну знаешь!.. После того, что произошло…
В о в а. А что, собственно, произошло? Я до сих пор толком ничего не знаю.
Г а л к а. После того, как твоя глупая и злая бабуля…
В о в а. Как? Как ты сказала? Какая?!
Г а л к а. Глупая и злая.
В о в а (с негодованием). Не смей так про нее!
Г а л к а (упрямо). Глупая и злая!
В о в а (яростно). Не смей! Ты же ее не знаешь!
Г а л к а. Знаю: притвора и врунья…
В о в а. Я сказал: не смей!.. (Замахивается на нее, готовый ударить.)
Г а л к а. Что-о-о?!
Вова, в ужасе от того, что чуть было не сделал, молчит. Галка так же молча смотрит на него, затем бросается бежать. Вова опускается на скамью, закрывает лицо руками.
(Возвращается.) Я, конечно, дура, идиотка, кретинка, и ты меня правильно… так мне и надо было бы… Но после этого теперь уже действительно… (Вынимает из чемоданчика и кладет на скамью рядом с Вовой пачку конвертов.) Вот здесь все — и твои письма и фотографии: из пионерских лагерей, из туристских походов, с комсомольских строек на целине… И ты мне, пожалуйста, верни мои, перешли почтой… (Уходит.)
Свет гаснет.
Квартира Васильевых. На сцене С е м и н и Б а б у л я.
С е м и н. Ну дальше…
Б а б у л я. Что — ну? Куда дальше? Ребенок не спит по ночам…
С е м и н. Какой ребенок?
Б а б у л я. Ну парень, как ты говоришь, парень! Не спит по ночам. Даже не раздевается с вечера! Отказывается от еды, а если и не отказывается, она не идет ему на пользу; он худеет, теряет в весе, тает на глазах, как… как сухой лед! Он переживает, мучается, страдает!
С е м и н. Но, Машенька, ты же сама хотела…
Б а б у л я. Чего?.. Чего я хотела?.. Чтобы мой внук страдал? Семен! Говори, да не заговаривайся! Я всегда хотела и делала все для того, чтобы ему было хорошо, чтобы он был счастлив! Я всегда этого хотела и все для этого делала и как бабка, и как бывшая буденовка, и как активистка-общественница!..
С е м и н. Да он и будет счастлив, твой внук Вова! Это же пройдет, Машенька. Подумаешь, горе — с какой-то там девчонкой, с какой-то там фифой в разные стороны его развели! Через недельку-другую он о ней даже не вспомнит. У него их, таких, наверное, с десяток, если не больше. Небось и Муся, и Люся, и Рита, и Света…
Б а б у л я (протестующе). Неправда! Мой Вова не такой, я его не так воспитала. Он не… девчоночник. На этот счет я абсолютно спокойна: еще со школы, с четвертого класса «В»…
С е м и н. Что?
Б а б у л я. Ничего… Мой Вова не такой, как ты про него думаешь. Он не станет заводить себе целый десяток, а если заведет, так одну и с самыми серьезными намерениями.
С е м и н. Ну…
Б а б у л я. Что — ну? Вот тебе и ну!
С е м и н. К чему ты мне все это?
Б а б у л я. К чему?.. А я еще сама не знаю!.. (Прислушивается.) Стой! Лифт на нашем этаже… Неужели Вова? С чего бы так рано?!
Входит В о в а.
В о в а. Здравствуйте… Иван Иванович…
С е м и н. Здравствуйте, молодой человек, но… Семен Семенович, а не Иван Иванович.
В о в а (машет рукой). Все равно…
Б а б у л я (с прежней тревогой смотрит на Вову). Вовочка! Что с тобой? Откуда ты? Уже из института?
В о в а. Ничего, бабуля, со мной ничего… И в институте я не был.
Б а б у л я. Как — не был?
В о в а. Так…
Б а б у л я. Как — так?!
В о в а. Ну так… не дошел. Да ты не волнуйся, пожалуйста, я ничего такого не пропустил, а если и пропустил — нагоню. Вот сяду сейчас за учебники и не встану, пока не прочту и не законспектирую все, что надо. Не отвлекаясь, не подходя ни к радиоприемнику, ни к телевизору, ни к телефону. Буду читать, конспектировать, чертить. Днем и ночью, днем и ночью…
Б а б у л я (с неутихающей тревогой). Как это — не отвлекаясь, не подходя? А если тебе позвонят по какому-нибудь важному делу, если позвонят из комсомольского бюро?
В о в а. Ну в этом случае, конечно… Ты мне скажешь, и я подойду. Комсомольская и другая общественная работа — это то, что мне сейчас как раз необходимо. Учеба и общественная работа, да-да, учеба и общественная работа…
Б а б у л я. А если приятель какой-нибудь, если Яшка Петрищев тебе позвонит?
В о в а. Никаких приятелей.
Б а б у л я. А если… Джина?
В о в а. Кто?
Б а б у л я. Ну эта… Галка.
В о в а. Никаких Галок! До диплома инженера никаких Галок! И после тоже. Я теперь никогда — слышишь? — никогда… Жаль, что у нас в Советском Союзе нет монастырей. Закончил бы институт, получил диплом инженера и… в монастырь!
Б а б у л я (с ужасом). Куда-а-а?!
В о в а. В монастырь. От слов «мона» и «стырь»…
Б а б у л я (всплескивает руками). Вовочка!..
В о в а. Без религии, конечно, а с каким-нибудь производственным, близким мне по профилю уклоном, по моей специальности.
Б а б у л я. Вова!..
С е м и н. Не волнуйся так, Машенька…
Б а б у л я. Как же мне, Семен, не волноваться? Ты что, не видишь? Он какой-то странный!
С е м и н. Все идет так, как должно идти.
Б а б у л я. В монастырь, говорит! Это же бред… бред сумасшедшего!
С е м и н. Ну и что? Все нормально… На этой почве молодые люди довольно часто с ума сходят.
Б а б у л я. Что?.. И это, по-твоему, нормально?!
В о в а (за столом, который буквально завален учебниками и тетрадями). Двусторонняя многоканальная связь является современным передовым и прогрессивным способом связи, который… при котором… благодаря которому…
Б а б у л я (сквозь слезы). Вова… Вовочка… Волдырик!..
В о в а. Что, бабуля?
Б а б у л я. Ты же эту самую… свою многоканальную прогрессивную… вверх ногами держишь!
В о в а (смотрит на учебник, который держит в руках). Разве?.. Да, действительно… Но это все равно, бабуля: текст и смысл один и тот же.
Б а б у л я (с решимостью отчаяния). Нет! Не все равно! Нет!.. Я… Я не допущу, чтобы тебе это было все равно — вниз ногами или вверх! (Бросается к телефону, звонит.) Поликлиника?!
В о в а. Что ты, бабуля? Зачем звонишь в поликлинику?
Б а б у л я. Ей.
В о в а. Кому — ей?
Б а б у л я. Галке… Галочке…
В о в а (вскакивает). Ни в коем случае!
Б а б у л я. Почему вдруг?
В о в а. Мы с нею поссорились.
Б а б у л я. Что-о-о?! (Кладет трубку телефона на аппарат.)
В о в а. Да. Все. Конец. Точка… След пересечения двух прямых, которые никогда уже больше не пересекутся.
С е м и н (с удовлетворением). Что в итоге и требовалось! Вот видишь, Машенька, а ты…
Б а б у л я (машет на него рукой). Сиди… (Вове.) Как это случилось? Из-за чего или из-за кого?
В о в а. Да так… Так просто… Из-за тебя.
Б а б у л я. Из-за меня?
В о в а. Да. Она сказала… Нет, я не буду повторять то, что она сказала. Это неправда! Кстати, где ее фотография?
Б а б у л я. Какая фотография?
В о в а. Обыкновенная, черно-белая, девять на двенадцать. Отдай ее мне, пожалуйста.
Б а б у л я. Зачем?
В о в а. Я верну ее ей. Перешлю почтой. Она мне вернула мои письма и фотографии, а я…
Б а б у л я (берет с туалетного столика сумочку, достает из нее фотографию, смотрит). Не отдам.
В о в а. Что?.. Почему?
Б а б у л я. Она мне… нравится.
В о в а. Фотография нравится?
Б а б у л я. Не фотография, а сама Галка… Галочка…
В о в а. Что-о-о?
Б а б у л я. То самое!
В о в а. Как она может тебе нравиться? Ты же ее просто не знаешь!
Б а б у л я. Знаю. Вспомнила, что знаю… Она в нашей поликлинике, в процедурной работает. (Семину.) Да! Не фифа какая-нибудь, а серьезная девочка, работает и учится в медицинском институте на заочном отделении.
С е м и н (недоуменно пожимает плечами). Гм!.. Что ты делаешь, Маша? Зачем?!
Б а б у л я. Я к ней на уколы ходила. У нее легкая рука.
В о в а. Но, бабуля, она про тебя… она про тебя говорит…
Б а б у л я. Да что? Что именно?
В о в а. Что ты… Что ты не очень умная и не очень добрая.
Б а б у л я. То есть глупая и злая? Так, что ли?
С е м и н (вполголоса, самому себе). Как было намечено и запрограммировано…
Б а б у л я (Семину). Сиди… (Вове.) Ну и что?
В о в а. Как — что?
Б а б у л я. Так…
В о в а. Про тебя — такое! А ты говоришь — ну и что!
Б а б у л я. Это не ее собственные мысли и слова. Это она только… процитировала.
В о в а. Что?.. Кого?
Б а б у л я (с достоинством). Меня процитировала. Это я сама про себя так высказалась. Раньше нее.
В о в а. Как ты могла так… сама про себя?
Б а б у л я. В порядке этой… самокритики.
В о в а. Но ты же вовсе не такая! Ты вовсе не глупая и не злая!
Б а б у л я (со вздохом). Было, Вова, по-всякому — и не очень умно, и не очень добро…
В о в а. Но это не все! Она еще сказала, что ты… притвора и врунья! Что ты скажешь на это, бабуля?!
Б а б у л я. Это она уже не процитировала. Это уже ее собственное высказывание.
В о в а. Ну так что же ты скажешь?
Б а б у л я. Она все равно… мне нравится.
В о в а. Что-о-о?!
Б а б у л я. Звони, Вова. Сейчас же звони ей, Галочке.
В о в а. Ни в коем случае не буду звонить. Она вернула мне мои письма… мои письма, в которых я ей…
Б а б у л я. Тогда иди к ней. Иди и помирись. Иди к ней…
В о в а. Ни за что не пойду!
Б а б у л я. А я говорю: иди!
В о в а. А я говорю: ни за что!
Б а б у л я. Уедет ведь, в Барнаул уедет!
В о в а. И пусть едет…
Б а б у л я. Может, никогда и не встретитесь больше!
В о в а. И пусть…
Б а б у л я. Да ведь оба из-за этого страдать будете, несчастными будете!
В о в а. И пусть…
Б а б у л я. Ну нет! Я этого не допущу! Чтобы в наше время… у нас… из-за какой-то глупой и злой старухи двое молодых, хороших… Да за что же я тогда еще в Первой Конной Буденного, в блокадном Ленинграде…
В о в а. Бабуля!..
Б а б у л я. В последний раз добром прошу: иди.
В о в а. Она вернула мне мои письма… А перед этим я ее чуть не ударил…
Б а б у л я. Тем более иди! (Подходит к нему и пытается поднять.) Вставай и иди.
В о в а (обеими руками держится за сиденье стула). Не встану!
Б а б у л я (просительно). Вова… Вовочка… Волдырик!..
В о в а. Нет!
Б а б у л я. А-а, ты так?.. Семен! Ну-ка зайди с другой стороны!
С е м и н. Но, Маша…
Б а б у л я. Без всяких «но»! Ты в этом деле тоже нашкодил… Заходи!
С е м и н. Захожу, Маша, захожу…
В о в а. Нет, нет и нет! Она вернула мне мои письма, в которых я ей…
Б а б у л я (командует). Раз, два — взяли!..
Бабуля и Семин тащат Вову со стулом и обеденным столом. Шум и грохот падающей посуды и мебели.
Вбегает М а к с и м о в н а.
М а к с и м о в н а. Что это здесь у вас?! Ну нет! Комфликт еще куда ни шло, а драку промежду поколениев я у себя в заезде не позволю! (Достает из-за ворота платья свисток и свистит.)
Свет гаснет.
В процедурной.
Г а л к а (не глядя на дверь). Следующий!..
Входят Б а б у л я и М а к с и м о в н а.
Б а б у л я. Здравствуй… Галочка.
Г а л к а (обернувшись, удивленно). Марья Куприяновна?.. Простите… Товарищ Васильева? Зачем? Мы ведь с вами тогда закончили курс… Или у вас какое-нибудь новое направление?
Б а б у л я. Нот, Галочка, я без направления.
Г а л к а (холодно, официально). Без направления врачей поликлиники я ничего не делаю, не имею права.
Б а б у л я. Я, Галочка, не для того пришла… Мне поговорить с тобой надо.
Г а л к а. О чем?!
Б а б у л я. Вообще поговорить… вообще и в частности…
Г а л к а. Видите ли, Марья Куприяновна… простите, товарищ Васильева… Во-первых, я на работе, ко мне идут больные, их там, за дверью, целая очередь — на уколы, на перевязку и другие процедуры, а во-вторых, о чем нам с вами разговаривать?
Б а б у л я. Считаешь, не о чем?
Г а л к а (пожимает плечами). Простите, я уже сказала: я на работе, должна делать уколы, перевязки, а не разговаривать.
Б а б у л я. Ну сделай мне какой-нибудь укол, поставь банки, перевяжи что-либо, а между делом…
Г а л к а. Товарищ Васильева! Без направления врачей… Всего хорошего… Следующий!..
М а к с и м о в н а. Скажи, пожалуйста, какая принципиальная! С такой придется придумать что-нибудь еще.
Г а л к а (ей). Гражданка, вы?
М а к с и м о в н а. Что — я?
Г а л к а. Следующая?
М а к с и м о в н а. Пока что бог миловал. Нет… Я не следующая, а сопровождающая… (Показывает на Бабулю.)
Б а б у л я. Я с тобой, Галочка, про Вову хотела, а ты…
Г а л к а. Про Вову?
Б а б у л я. Да.
Г а л к а (пожимает плечами). Про какого Вову?
Б а б у л я. Моего Вову.
Г а л к а. Не понимаю.
М а к с и м о в н а (подсказывает Бабуле). Нашего…
Б а б у л я (идет на компромисс). Ну… нашего Вову.
Г а л к а. Ничего не понимаю.
М а к с и м о в н а (опять подсказывает). Твоего…
Б а б у л я (безоговорочно капитулирует). Ну… твоего!
Г а л к а (делает вид, будто припоминает). А-а, вон какого! Оставьте его себе.
Б а б у л я (вспыхивает). Что-о-о?!
Г а л к а. Товарищ Васильева, мне нужно работать.
Б а б у л я (взрывается). А-а, ты со мной так, да?! Ну хорошо!
М а к с и м о в н а. Не шуми, Куприяновна, не надо. Пойдем…
Обе уходят, хлопнув дверью.
Г а л к а (после паузы, сквозь слезы). Сле… сле… следующий!..
Звонит телефон.
(Берет трубку.) Поликлиника слушает… Алло!.. Ну вас слушают, ну!..
Свет гаснет.
На просцениуме.
В о в а в будке телефона-автомата. Опускает в автомат монету, набирает номер, взволнованно слушает и… молчит.
Свет гаснет.
Г а л к а (в телефонную трубку). Ну вас слушают, ну!.. Алло!.. (Кладет трубку.) Следующий!.. (Вошедшим на вызов Бабуле и Максимовне.) Вы? Опять вы?!
Б а б у л я. Да, милая. А как же ты думала?.. Опять мы, и по всем правилам, с бумажками от врачей, с направлениями. Вот, на уколы, на банки, на горчичники…
Г а л к а (берет направления, рассматривает их). Раздевайтесь, ложитесь…
Б а б у л я. Нет, милая. Прочти лучше. Сам главный пишет, чтобы все эти процедуры ты мне проделала у меня на дому.
Г а л к а. Что?.. Домой к вам я не пойду! Ни за что не пойду!
Б а б у л я. Пойдешь. Как миленькая.
Г а л к а. Ни за что!
Б а б у л я (готовая снова взорваться, вдруг произносит дрогнувшим голосом). Галочка… детка…
М а к с и м о в н а. Галина Николаевна, а вы после восьми, когда Марья Куприяновна наверняка в квартире одна… после восьми…
Г а л к а (подумав). Хорошо. Завтра утром, в половине девятого…
Свет гаснет.
На просцениуме.
М а к с и м о в н а (откликается на звонок телефона). Первый заезд слушает.
Голос Бабули: «Максимовна… Как условились, даю знать, он вышел на площадку, к лифту…»
Хорошо, Куприяновна. Можешь быть спокойная на все сто: далеко не уйдет. У тебя — через окно по веревке или еще как — мог бы, а у меня — нет. Потому как у меня техника… (Нажимает на какую-то кнопку на лифте.) Готово!.. (Кладет трубку на аппарат.)
Телефон звонит снова.
(Берет трубку.) Первый заезд слушает…
Голос Вовы: «Максимовна?»
Она самая.
Голос Вовы: «Это я, Володя Васильев с шестого этажа».
Слушаю, Володенька.
Голос Вовы: «Я вам звоню из лифта».
Откуда звонишь?
Голос Вовы: «Из лифта… Даю по буквам: Иван, Зинаида, Леонид, Иван, Федор, Тарас, Антонина… Из лифта».
А-а, поняла, Володенька, поняла… А чего ты звонишь?
Голос Вовы: «Я, кажется, застрял».
Что?.. Что ты, кажется?
Голос Вовы: «Застрял. «За» и «стрял»… Зинаида, Антонина, Сергей, Тарас, Раиса, Яков, Леонид!»
А-а, поняла… Только кажется, что застрял, или действительно?
Голос Вовы: «Действительно! Между пятым и четвертым этажом».
Ага… Ну сейчас, милый, сейчас я что-нибудь сделаю. Сама попробую, а не выйдет — техника вызову… А ты пока, чтобы не скучать, почитай. У тебя с собой есть что почитать?
Голос Вовы: «Есть».
Что ты сказал?
Голос Вовы: «Елена, Сергей, Тарас, мягкий знак!»
Вот и хорошо… (Кладет трубку, прикладывает руки ко рту рупором.) Трофимовна! Сергеевна! Семеновна! Слушайте мою команду…
Голоса по радио: «Слушаем!..»
Вязанье-вышиванье отставить. Чаи — тоже. Следить за лифтами. Посторонних без надобности не поднимать. Сестричку из поликлиники — слышите? — только через мой заезд!
Голоса по радио: «Слышим!..»
Входит Б а б у л я.
Б а б у л я. Ну что, Максимовна? Ну как?..
Звонит телефон. Максимовна берет трубку.
Голос Вовы: «Максимовна! Мне в институт, на лекции!..»
М а к с и м о в н а. Вот, пожалуйста… Я же сказала: у меня далеко не уйдет. (Кладет трубку.)
Б а б у л я. Я на всякий случай Семену Семеновичу позвонила.
М а к с и м о в н а (с пренебрежением). Очень он нужен нам, твой Семен Семенович! И без него обойдемся.
Б а б у л я. Нужен не нужен, а он уже здесь…
Входит С е м и н.
С е м и н. Что случилось, Машенька?
Голоса по радио:
— Сообщает четвертый: сестричка из поликлиники…
— Сообщает третий: хотела подняться…
— Сообщает второй: к тебе направила, к тебе!..
М а к с и м о в н а. Куприяновна! Семеныч! Скройтесь на время…
Бабуля и Семин поспешно уходят.
Входит Г а л к а.
Г а л к а. Здравствуйте, сопровождающая…
М а к с и м о в н а. Здравствуй, Галина Николаевна, здравствуй. Бывай здорова и крепенька.
Г а л к а. Больная, которую вы сопровождали, дома?
М а к с и м о в н а. Дома. Ждет. Как вы с нею условились…
Г а л к а. А лифт хоть в вашем подъезде работает?
М а к с и м о в н а. А как же, Галина Николаевна, а как же?.. Сейчас я вас, сейчас… (Берет Галку за руку, подводит к лифту и нажимает на какую-то кнопку, затем, когда кабина опускается, открывает дверь, вталкивает в кабину Галку, захлопывает дверь и снова нажимает на кнопку.) Готово! Поехали!..
Вбегают Б а б у л я и С е м и н.
Б а б у л я и С е м и н. Ну что? Ну как?
М а к с и м о в н а. Порядок!.. (Продолжает нажимать на какие-то кнопки.) Вверх! Вниз!.. Вверх! Вниз!.. Это я им делаю невесомое состояние!.. (Звонит по телефону.) Лифт! Эй, лифт!.. Кажется, вполне достаточно… (Кладет трубку и снова нажимает на какую-то кнопку.)
Кабана лифта опускается. Из нее, держась друг за друга, можно даже сказать — обнявшись, выходят В о в а и Г а л к а.
В о в а (придя в себя и оглядевшись). Ур-ра!..
Всему во всем граница есть,
И если с этим не считаться,
И если это не учесть,
Так можно запросто взорваться!
Поэтому пришла пора —
Пляши, скачи, кричи «ура»!
В с е.
Поэтому пришла пора —
Пляши, скачи, кричи «ура»!
Свет гаснет.
Уголок площади Пушкина. Какой-то праздник. Гирлянды зелени и цветов, иллюминация, музыка. Из одного конца сцены в другой проходят В о в а с Г а л к о й, С е м и н и М а к с и м о в н а с разноцветными шарами и игрушками-погремушками в руках, за ними Б а б у л я толкает детскую коляску.
Б а б у л я (склонившись к детской коляске). У-у ты, маленький, у-у ты, Вовочка, у-у ты, Волдырик!..
З а н а в е с.