«Кто, что я» Толстой в своих дневниках

Книга жизни: «она только написана на времени»

Вспомним, что молодой Толстой хотел превратить себя или хотя бы один день своей жизни в книгу, «чтобы сам бы легко читал себя и другие могли читать меня, как и я сам» (1: 279).

Отчаянье охватило его, когда он попытался, «чертя по бумаге буквы», описать себя в дневнике (46: 65)*²³**. Мы видели, что это отчаянье не покидало его до конца жизни. В поздних дневниках, размышляя не только об ограниченных возможностях повествования, но и о лимитированности понятия «я», Толстой тем не менее вернулся к знаменитой метафоре Г2321 «книга жизни» .

В 1888 году (в котором ему исполнилось шестьдесят лет) Толстой сделал в дневнике замечательную запись. В свете обновленного им христианства земная жизнь представлялась ему именно книгой, но при этом встал вопрос и о книге другой жизни:

Думал: жизнь, не моя, но жизнь мира с тем renouveau христианства со всех сторон выступающая, как весна, и в деревьях, и в траве, и в воде, становится до невозможности интересна. В этом одном весь интерес и моей жизни; а вместе с тем моя жизнь земная кончилась. Точно читал, читал книгу, которая становилась все интереснее и интереснее, и вдруг на самом интересном месте кончилась книга и оказывается, что это только первый том неизвестно сколь многотомного сочинения и достать продолжения здесь нельзя. Только за границей на иностранном языке можно будет прочесть его. А наверно прочтешь. - (50: 4, 24 ноября 1888).

Сейчас, когда ему кажется, что он дочитал книгу своей земной жизни до конца, Толстой старается представить книгу неземной жизни, и известная метафора приобретает новый характер: написанная за границей между жизнью и смертью, это будет другая книга - на иностранном языке.

В 1909 году Толстой вновь обратился к метафоре «книга жизни», на этот раз в контексте своих размышлений об иллюзорном характере времени:

Времени нет. Есть моя жизнь. А она только написана на времени. Есть сочинение, а нет строк, букв. Оно написано только посредством строк и букв. И то, что хорошее сочинение написано строками и буквами, никак не доказывает того, что дальнейшие строки и буквы книги будут продолжать сочинение или составят подобное же сочинение (57: 19, 2 февраля 1909).

В этой записи книга жизни представляется Толстому написанной на времени (как на бумаге), и он думает, как и в 1888 году, о продолжении - о книге другой жизни, после смерти, которая будет написана иначе. Если молодой Толстой сожалел в своих дневниках о трудности выражать себя, чертя буквы на бумаге, то старый Толстой, отставной романист, сомневался в том, что книга новой жизни будет подобным сочинением - и тем не менее продолжал пользоваться привычной метафорой.