Из цикла «Руины»
Двух февралей глухая перекличка
безвременье безмолвия спустя.
…Усталая седая большевичка
оправдывает первого вождя.
Ее глаза по-старчески слезятся,
и жалок гнев в погаснувших зрачках,
когда слова поблекшие струятся,
как нечистоты в сточных желобах.
Ее неправоту разбить несложно,
сложней щадить ее в неправоте,
наркотиком, инъекцией подкожной
питавшей жизнь — приведшей к слепоте.
Она не видит не итог печальный —
она не видит страшное родство
дня нынешнего с кривдой изначальной,
таившей бесовщины торжество.
На склоне лет болезнь неизлечима
и тлеет, словно листья октября.
…Непоправимо и невыносимо
осознавать, что жизнь прожита зря.
Не потому ль так тянет к оправданью
всего, что оправдать нельзя уже?
Не потому ль нет места покаянью
в больной, самообманутой душе?
Не потому ль готовы бить поклоны
перед иконой первого вождя
ее единоверцев миллионы,
лишь в этом утешенье находя?
1990