«Ваня Коммунист»

ВОЛГА НЕ БУДЕТ НЕЙТРАЛЬНОЙ!

Купеческий Нижний Новгород. 1918 год.

В те годы очень любили митинговать. Вышел новый декрет — митинг. Сократили хлебный паек — тоже митинг. Иными словами, что ни событие—обязательно митинг.

Возникали они и внезапно. Встретятся три или четыре человека, разговорятся, а там, глянь, и присоединилось к ним еще несколько. Разные люди— разные взгляды, значит, спор. А тут подбежит и агитатор от анархистов, эсеров или еще какой другой партии, которая против большевиков, и, разумеется, выкладывает свою «правду». Вот вам и митинг, многолюдный, кипящий страстями.

Именно такой митинг, возникший внезапно, бушует около военно-морского порта. Солнце палит нещадно, но никто не замечает этого. Люди жадно слушают очередного оратора, а потом гневно ругаются или одобрительно кивают, кричат, подбадривают.

Кого-то из ораторов за ноги стащили с крыльца, которое заменяет трибуну.

Сейчас на этом крыльце стоит человек в черной косоворотке. Он исступленно кричит:

— Граждане свободной России! Мы против войны! Нам надоело проливать свою кровь! Не будем братоубийцами! Пусть наша Волга, наша красавица Волга, о которой слагают песни лучшие сыны отечества, не окрасится кровью! Мы, истинно русские люди, должны сейчас, здесь решительно заявить: «Волга была и будет нейтральной! Волга ни за белых, ни за красных!»

Люди что-то кричали, кому-то грозили кулаками, хватали друг друга за рубахи. Казалось, вот-вот вспыхнет драка.

Человек в косоворотке хотел бросить еще несколько горячих слов, но рядом раздался спокойный и чуть насмешливый голос:

— Потрепался, и хватит. Слазь!

— Гражданин Маркин...

— Или хочешь, чтобы тебя хлопцы раскачали и бросили? Только мигну.

Будто сдуло с крыльца человека в косоворотке: не впервые он встретился с большевиком Маркиным, знал и буйный характер военных моряков, для которых слово Маркина — закон.

Теперь над толпой возвышался только товарищ Маркин..

Он спокойно стоял, засунув руки в карманы кожанки. Просто стоял и смотрел на людей.

И они заметили его. Сначала кто-то крикнул:

— Полундра! Комиссар говорить будет!

Потом закричали многие:

— Маркин пришел!

— Комиссар флотилии слово берет!

— А ну, замолкни!

— Нейтральная Волга, — будто думая вслух, неторопливо и негромко начинает Маркин. — Хорошо ведь придумано, а? Давайте разберемся, кому выгодно, чтобы Волга была нейтральной... Для всех вас не секрет, что Советская Россия хотела и хочет мира. Но мира не хотят бывшие фабриканты, помещики и прочие господа. Однако они понимают, что одним им с нами не справиться, а поэтому зовут на помощь господ из самых разных стран. Что от этого мы имеем на сегодняшний день? — Маркин выдерживает паузу, давая людям возможность еще больше сосредоточиться. — Немцы хозяйничают на Украине, англичане — на Кавказе, англичане и американцы — в Мурманске, американцы и японцы — на Дальнем Востоке. Опоясана Советская Республика вражескими фронтами! Как петлей,

враги нас захлестнули!.. А тут еще и эсеры во многих городах восстали. Англичане и американцы купили чешских генералов, те обманули своих солдат и вот напали на наши города, поарестовали наших людей, побросали в тюрьмы! Или вам это неизвестно? Или вы не знаете, что теперь они вместе с Колчаком рвутся к Москве, чтобы удушить революцию? Или вы не знаете, что Казань кровью умылась, как только в нее вошли белые?

— Если хотите знать, то у нас есть такой документик,— говорит Маркин, достает из кармана кожанки лист бумаги, бережно развертывает его. — Это, можно сказать, исторический документ. Телеграмма американского генерального консула. Предназначалась она только американским консулам в городах Сибири и Дальнего Востока, да к нам попала. Читаю: «Вы можете конфиденциально уведомить руководителей чехословацких войск, что союзники с политической точки зрения будут рады тому, что чехословаки удерживают занимаемое ими положение. С другой стороны, чехам не должно ставиться препятствий, если они будут принимать меры, вызванные требованием военного положения...»

— Постой, товарищ Маркин! — нетерпеливо кричит матрос, к бритой голове которого черным блинчиком прилипла бескозырка с золотой надписью «Гаджибей». — Ты растолкуй, о каких мерах речь идет?

— А тюрьмы? Виселицы? Массовые расстрелы? Разве это не «меры, вызванные требованием военного положения»?

Люди ищут глазами того, в косоворотке. Его нигде нет. Он убежал. И правильно сделал: толпа колышется, ревет, требует, чтобы «нейтральный» вышел на крыльцо.

— Напрасно, товарищи, ищете того соловья, — кричит Маркин. — Кому выгодно, чтобы Волга была нейтральной? Только тем, кто хочет задушить революцию! Вы сами подумайте, товарищи: враг наседает на нас со всех сторон, флотилия белых стоит под Казанью, а нам предлагают оставаться нейтральными! Быть нейтральными — значит, предать революцию и мировой пролетариат!

Так закончил свое выступление Маркин. Но с крыльца не сошел: он был готов, если потребуется, отвечать на вопросы, еще и еще раз говорить с народом, говорить до тех пор, пока все не поймут преступности разговоров о нейтральной Волге.

А на крыльцо уже взбежал матрос. Был он лобаст, бескозырка сбита на правую бровь. Глаза его горели задорно и весело.

— Слушайте все! — звонко крикнул он. — Есть предложение вынести резолюцию! Вот она!

В вытянутой руке — бумага.

— Читай!

Матрос шагнул вперед.

— «Мы, моряки и служащие военно-морского порта в Нижнем Новгороде, громогласно заявляем, что пролитая кровь наших товарищей за Советскую власть не может быть бесплодной... Всем предателям и контрреволюционерам объявляем беспощадную войну, и, пока бьется сердце, лозунг наш — диктатура пролетариата, выраженная в Советах рабочих, солдат и крестьян. Всем, стремящимся свергнуть таковую, приговор: уничтожение».