Ледария. Кровь и клятва

Глава 18. Осада

Кэларьян бежал вниз по улице, спотыкаясь на булыжнике и путаясь в длинном подоле гильдейского балахона. Не по-весеннему жаркое солнце пекло, заставляя его покрываться потом, но холодный воздух обжигал грудь при каждом вдохе. Он не обращал на это никакого внимания. Нужно было успеть ко внешним стенам Торпа — туда, где собирались стрелки. Войска снаружи шли на штурм.

Когда часть армии, воевавшей от имени Короны в Берении, пересекла границу и направилась к ним, в городе поднялся переполох. Вторжения не нарушали размеренную жизнь Торпа уже более сорока лет, и горожане давно привыкли решать проблемы не мечом, а словом и золотом. Неужели Вилиам Светлый снова шел на них войной?

Лорд Дагобер счел, что послание королю, снабженное дарами и щедрыми обещаниями, уладит это недоразумение. Было собрано посольство, и накануне подхода авангарда гонцы выехали из города по тайной дороге в горах. Впрочем, когда со стен увидели отряды, стало ясно, что действуют они не по приказу короля. Пестрый лес знамен никому не известных капитанов и предводительство мелкого рыцаря не обещали ничего хорошего, так что герцог отдал приказ вооружаться еще до начала переговоров. Когда вся равнина покрылась солдатами неприятеля, он поднялся на стены, призывая решить дело миром. Однако сумма, запрошенная за отступление, была непомерно велика - все украденные налоги Берении плюс мзда за соучастие. Чтобы собрать такие деньги, Дагоберу пришлось бы пожертвовать большей частью своей казны, стрясти с Церкви негласные накопления и поприжать городских магнатов, что в совокупности приближалось к действу совершенно невозможному. Известие о том, что к Вилиаму отправлены гонцы, не произвело на капитана, назвавшегося сиром Эштоном, никакого впечатления.

«Его величество тяжело болен, — прокричал рыцарь, гарцуя под стенами на боевом коне, — и неспособен уделять внимание столь отдалёнными землям. Делами Севера занимается его наследник, — и, не успел лорд Дагобер удивиться жестоким переменам в характере Адемара, добавил, — принц Сейтер, принявший эту честь после смерти братьев». Не нужно было видеть лица капитана, чтобы понять — никакие воззвания к Короне Торп не спасут. Если торпийцы не хотят собирать дань сами, заявил на прощание сир Эштон, то очень скоро этим с радостью займутся его люди.

Что пытался ответить герцог, Кэларьян уже не слышал. Как в бреду спустился он с крутой лестницы вместе с целой толпой советников. Как это могло случиться? Еще три недели назад и Адемар, и Лотпранд были живы, их свечение ровно горело в Светлом мире. А король был достаточно силен, чтобы протянуть еще год или два — тело его снедала болезнь, но дух оставался крепок. Некоторые полагали, что принц Сейтер хочет взять город хитростью, но были и те, кто верил словам Эштона. На пути во дворец Кэларьян мог думать только об одном — он должен коснуться свечения каждого из Саврайсов, прямо сейчас. Шум и толкотня на улицах мешали сосредоточиться, он сбивался на каждом шагу, проклиная себя за то, как распустился за эти десять лет. Чего он, собственно, ждал? Что ему дадут время набрать форму?

За вторым кольцом стен Кэларьян отстал от советников и нырнул в темный переулок, чтобы настроиться на тонкую работу разума. Он прислонился к шершавой стене и взялся за каменный выступ, чтобы не упасть, когда поток подхватит его и вырвет из реальности. Когда дыхание его выровнялось, а чувство падения притупилось, он оказался в Светлом мире, оглядываясь в поисках знакомых свечений.

Увиденное говорило и за, и против слов Эштона. Вилиам держался за жизнь едва видимым светом, он угасал, и в том, что престол скоро займет наследник, не могло быть сомнений. Свечения принца Лотпранда не было видно, и это значило, что он действительно мертв. Но принц Адемар, которого Эштон назвал погибшим, все еще испускал слабое сияние, пусть и не похожее на то, что помнил Кэларьян. Ровное и мощное, теперь оно потускнело и трепыхалось, как рваный клубок. Принц либо сходил с ума, либо был тяжко ранен. Свет шел неровными волнами, закручивался вихрями и болезненно сжимался, как рожки потревоженной улитки. Кэларьян видел такое однажды у животных, задетых формулами Посвященных — изменяя материю, они оставили свой след на всем, чего коснулись. Значит ли это, что там был Посвященный? Кэларьян напрягся, чтобы увидеть тех, кто мог быть рядом с принцем, но обнаружил лишь одну фигуру, связанную с тем узами крови. Она не была похожа на тех Саврайсов, которых знал Кэларьян, а значит, это мог быть сын Адемара. Это свечение горело также слабо, но намного ровнее.

— Магистр? — чей-то голос выдернул Кэларьяна из Светлого мира, как поплавок из воды. Мальчик с мешком за плечами обеспокоенно вглядывался в его лицо. — Вам плохо?

Кэларьян не ответил, сорвался с места и выбежал на главную улицу. Герцог и советники уже скрылись во дворце, теперь они до хрипоты буду спорить, обвиняя друг друга в растратах. Расходы Торпа на оборону все время сокращали за ненадобностью, запасов продовольствия хватит всего на два месяца осады. Кэларьян был уверен, что споры быстро перейдут с обвинений на сбор дани. Все это его не интересовало.

Быстро, как только мог, он проковылял за третью стену, спеша домой. Колено ныло, несмотря на дозу альвады, которой с ним любезно поделился придворный лекарь. За это еще придется поплатиться мертвым сном и болью в голове, но сейчас он мог ходить и даже бежать легкой рысью. От того, как быстро он уговорит Карланту покинуть город, зависело теперь очень многое. Пехота займет все дороги и глорпке нужно собираться немедленно, чтобы вовремя проехать на юг. Сердце сжималось при мысли, что будет, если она наткнется на этих бандитов, но, если стены города не выдержат, внутри может быть ещё хуже.

Дома его ждал новый удар. Слуга сообщил, что Карланта ушла — выбралась из кухонного окна, с собой у нее был лук. За попытку остановить ее Навард получил оплеуху и больше ничего не хотел знать. Гансвард отправился на поиски и еще не вернулся. Вместе с этой новостью пришла другая — всадники за городской стеной спешились и построились в боевые порядки. У них были лестницы и достаточно лучников, чтобы идти на штурм, не ожидая подмоги и осадных машин. Кэларьян не смог бы обвинить их в легкомыслии, даже если бы хотел. Торпийцы давно размякли и не тренировались, за стенами следили плохо. Деревянные галереи наверху сохранились только на востоке, и те, кто будет стрелять со стен в центру и с запада, сами попадут под огонь. Если сиру Эштону и не хватит сил, чтобы разом одолеть город, его попытка будет стоить жизни многим защитникам.

Так что теперь Кэларьян мчался по улицам, проталкиваясь сквозь отряды ополченцев, спешащих на стены, и сквозь потоки людей, искавших убежище под сводами айстианских храмов. Толчея у внешних ворот была просто невозможной — место, необходимое для солдат, уже давно застроили, наплевав на военные предписания. На стене мелькали лучники, но не было никакой возможности разглядеть среди них Карланту. Кэларьян с боем ринулся к караулке, где мелькал над головами жезл командира стрелков.

— Капитан! — крикнул он, увязнув в толпе ополченцев.

Человек с жезлом вытянул шею, высматривая кричащего. Кэларьян поднял руку и махнул ему своей цепью с гильдейским знаком. Это возымело совершенно не то действие, которого он ожидал — капитан отвернулся и продолжил прерванный разговор. Тут в толпе людей образовалась брешь, и, недолго думая, Кэларьян ринулся прямо к лестнице на стену.

— Эй! — услышал он оклик, и два солдата, стоящих на посту у лестницы, схватили его за руки.

— Мне нужно наверх! — голос чуть не подвел его, сорвавшись на высокую ноту.

Капитан сделал знак выволочь Кэларьяна из толпы куда подальше.

— Я кое-кого ищу!

По измученному лицу капитана прошла тень, ему хватало проблем и без этого.

— Старик! Иди домой, пока цел! Поздно прощаться, теперь только молись!

Вряд ли он стал бы так разговаривать с магистром, если бы не войска за стеной. Он еще не поседел и был молод, но сейчас наступило его время — солдат корил ученого. Кэларьян почувствовал себя совершенно беспомощным, оттесняемый здоровенным детиной.

— Там моя девочка! — взвизгнул он, болтаясь в сильной хватке.

Капитан на миг замер, потом обернулся к своим сотникам и обвел их гневным взглядом:

— Мало того, что юнцов до хрена, там что, еще и баба?!

Один из сержантов нервно сглотнул и принялся оправдываться, но капитан заткнул его увесистой затрещиной и указал наверх:

— Живо снял ее оттуда!

Кэларьян забился в руках солдата, без особого результата охаживая его локтем по ребрам.

— Пустите!

Капитан, уже не в силах справляться с этим безобразием, махнул рукой и солдат разжал хватку. Ступени каменной лестницы были крутыми и узкими, но Кэларьян взобрался наверх так быстро, как будто бежал от огня. Крытая галерея для лучников тянулась по стене в обе стороны, сотник, подгоняемый руганью капитана, кинулся на восток, Кэларьян стал пробираться к центру. Солдаты теснились у бойниц, но между их спинами он видел огромное, уходящее вниз к реке поле. В трети мили от города, за яблоневыми садами и летними выпасами, построился отряд сира Эштона. Внизу, у самых стен, Кэларьян заметил пеньки от наспех вырубленных яблонь, но половину стволов не успели убрать — бери и засыпай ров. Неужели Дагобер до последнего верил, что королевские войска пройдут мимо? Кэларьян налетел на лучника и больше не отвлекался. Эштон поставил своих воинов там, где ров совсем обмелел, и там, где на стене кончалась разрушенная временем галерея. Неизвестно, во что верил Дагобер, но стены он запустил уже очень давно.

Впереди замаячил свет, там начиналась открытая стена. Толпа была неимоверной — никто не хотел выходить из галереи, и Кэларьян молился, чтобы Карланта оказалась где-нибудь на востоке, куда убежал сотник. Тем не менее, он выскочил на стену, пробежал через холодное нутро башни и ринулся к следующей, обещая себе, что не повернет, пока не добежит до самых скал. Лучники сидели здесь за каменными зубцами, между ними оставалась лишь узкая дорожка, вытянутые ноги мешали на каждом шагу. Теряя остатки терпения, Кэларьян стал покрикивать, чтобы дали дорогу, но они, казалось, ничего не слышали. Многие молились, многие сидели с закрытыми глазами, юноши смотрели на него с какой-то безумной надеждой, как будто он пришел забрать их домой. Стражники и солдаты постарше подбадривали их, проверяли стрелы и заставляли разминать руки. Поддержав одних, они спешили к другим и ругались на всюду застревавшего Кэларьяна. Он уже отчаялся найти Карланту и уверил себя, что она в безопасности на восточной стене, как вдруг увидел вдали маленького лучника с копной торчащих из-под шлема волос. Это была она, и она целилась в солдат сира Эштона.

Воздух разорвал рев трубы.

Когда утром зазвучали рожки стражи и над городом поднялся неясный гул, Карланта не выдержала. Она слышала, что битвы не избежать, и объявила Гансварду, что будет защищать Торп вместе с его жителями. Как и следовало ожидать, тот пришел в ужас и запретил ей даже думать об этом. Он долго объяснял, что в городе есть ополчение, люди тренируются, каждый имеет свою задачу, свое место и снабжение. Все команды отдают по-торпийски. Женщины не должны воевать. А мужчины всегда к этому готовы. Ей там просто нечего делать.

Карланта понимала, что он врет. Она слышала, как болтал с молочником Навард, она видела, как из крепости несли снаряжение. Ополченцы не выглядели готовыми к битве, их доспехи обветшали, шлемы и наконечники копий покрывала ржавчина. Они бранились и не слушали друг друга. Как они будут сражаться вместе? Если бы такие люди собрались править упряжкой, Карланта поставила бы все на то, что они не сдвинутся с места. Им точно пригодятся еще одни руки, еще один лук. Карланта знала, что должна помочь. Запертая дверь ее лишь насмешила, и наутро, когда дали сигнал тревоги, она вылезла из окна на кухне и бросилась ко внешнему кольцу стен.

Теперь она отиралась возле одного из сотников, молодого мужчины в плотной стеганой одежде, который не понимал, кто она такая и что тут делает, а мимо сновали лучники, расписывались в какой-то книге и получали стрелы. Карланта сунула нос в записи, обнаружила нескончаемый список имен, потом решила незаметно проскочить наверх, но отовсюду ее быстро прогнали. Наконец у мишени, где выбирали и примеривали луки, она встала в очередь и, понаблюдав за мужчинами, отправлявшим свои стрелы куда угодно, только не в центр, всадила три черноперых стрелы прямо в маленький кружок. Пришлось еще долго звать взмыленного сотника и доказывать, что это сделала она, прежде чем он махнул рукой, сунул ей старый потрепанный шлем и послал ко всем проклятым, то есть наверх.

Сердце заходилось от волнения, когда она поднималась на стену, прыгая через ступеньки. Места у лестницы уже не было, и ей пришлось бежать по галерее дальше. Наконец, выбежав на голую стену, где было уже не так много солдат, она выглянула между зубцами наружу. Внизу на довольно большом расстоянии построились вражеские части. Одни — за поникшими яблонями, другие — за сараями. Некоторые постройки были разрушены до основания, видимо из них лучники сколотили огромные щиты, а пехотинцы — целые подвижные навесы. Если бы не высота, можно было бы и не стрелять, и так половину стрел потратят впустую.

Пытаясь успокоить дыхание, Карланта встала на одно колено и выложила перед собой торпийские стрелы — нужно было оценить их длину и вес. Она заметила, что некоторые торпийцы целятся во врага, хотя сигнала еще не было, а штурм не начался. То одна, то другая стрела срывалась с тетивы, но летела не в солдат, а в какую-нибудь приметную цель на земле. Значит, она тоже может пристреляться. Карланта наложила стрелу, подняла лук и осмотрела поле. Скоро все эти люди ринутся сюда. Она не могла разглядеть их лица, видно было только, как они переговариваются, одергивают снаряжение и переминаются с ноги на ногу. Карланта выбрала целью камень, чтобы стрела раскололась и не досталась врагам, и натянула лук. Стрела мягко сошла с тетивы и устремилась вперёд. Она не долетела до камня локтей двадцать и мигом пропала в грязной снежной каше. Торпийские стрелы были слишком тяжёлыми. Но, может быть, поэтому могли пробить доспехи? Нужно потренироваться.

Она взяла новую стрелу, но на стене раздался суровый окрик на торпийском, и по лицам солдат Карланта поняла, что командир приказывает не стрелять. Она опустила лук и села, все больше ощущая тяжесть шлема — голову тянуло вбок и назад. В это время с поля послышался глубокий трубный звук, потом еще несколько повыше тоном, застучал барабан, и колонны пришли в движение. Сотни глоток испустили какой-то клич, Карланта не разобрала слов, но по спине побежали мурашки. Нужно было что-то делать — этот хор вытравливал всю смелость. Торпийцы нестройно закричали в ответ, но она не знала, что кричать, и вместо этого подняла лук. Но не успела наложить стрелу, как над ухом закричали:

— Карланта! Вниз, быстро!

Он уже вернулся? Как он ее нашел? Карланта неуклюже задрала голову — под весом шлема шея не работала, как нужно — и тут же сухая, тонкая рука схватила ее за шиворот.

— Дедушка!

— Брось это!

Его лицо исказилось от гнева и страха — брови взлетели вверх, ноздри раздувались, щеки побелели, как снег. Он потянул ее, но, конечно, не смог поднять на ноги. Карланта согнулась — почти села — и вцепилась в угол каменного зубца.

— Отпусти, я буду драться! Как все!

— Девочка! Ты не должна! Карланта!

Да что же он орет — все слышат и оборачиваются, смотрят, как ее забирают!

— Ви-и-и-ирг! — раздался вдруг рев командира, и стрелки спешно вскинули луки. Те, кто засмотрелся на Карланту, чертыхаясь, вытаскивали стрелы из колчанов. Она тоже должна стрелять вместе со всеми! Как можно быть в стороне, когда на тебя наступают солдаты? Раздался тонкий визг рожка, и пехотинцы внизу подняли щиты.

— Плег!

Сотни стрел разом рассекли воздух, тренькнула тетива у какого-то неумехи, снова зашуршали колчаны. Завороженная, Карланта смотрела, как густой темный поток устремился к противнику и через мгновение накрыл ближайшую к ним колонну, как ливень — траву. Стрелы дробью застучали по щитам, прошили голые кроны яблонь, разбили гнилые доски старого сарая. Среди наступающих произошла заминка, но они тут же снова побежали вперед. А их лучники, наоборот, остановились, и Карланта услышала далекое «луки гото-о-овь!»

— Дедушка! — она схватила старика за мантию и повалила на дощатый настил, прикрыв своим телом. Внизу крикнули еще раз, воздух вновь зазвенел, а время остановилось.

Волна стрел накрыла и перехлестнула стену, как волна воды. О зубец, под которым Карланта прижала Кэларьяна, они ломались с сухим треском. На мостовую внутри города падали со звоном. От стен домов отскакивали со щелчком, в ставни вонзались с глухим чавком. Во дворе караулки несколько из них нашли свою цель.

Время снова побежало вперед, только когда град распался на отдельные щелчки, а кто-то из отступающих торпийцев отдавил ей руку. Карланта вскинула голову. По всей стене из настила торчали стрелы с белыми перьями, лучники отползали к башням, толкаясь и бранясь, на чем свет стоит. Кэларьян наконец смог вдохнуть и сел, нелепо размахивая руками.

— Дедушка! Уходи, уходи!

Он помотал головой, держась за колено, и вдруг снова лег. Поджал губы, отвернулся. И это когда снизу уже слышно, как бряцает железо на бегущих солдатах!

— Дедушка!

— Без тебя не уйду! Все это, — он указал на поле, где нарастал рев солдат, и под стену, откуда доносился стон раненого, — не для таких, как мы! О чем ты только думала!

Карланта не думала. Она закинула лук за спину, встала на четвереньки и сама схватила Кэларьяна за ворот. Рядом с ними почти никого не осталось, за каждым каменным зубцом пряталось всего по паре человек — они поочереди стреляли из проемов — но большинство торпийцев теснилось у башен и в остатках галереи. Карланта потянула дедушку:

— Вперед!

Он пополз, неуклюже припадая на больное колено, но не успели они преодолеть и трех дюжин локтей, как стрелы, свистящие тут и там, вновь обрушились шквалом. До галереи было еще далеко, а все укрытия заняты. Карланта толкнула старика под ноги лучникам и, молясь Илготу, сжалась в комок. Кэларьян потащил ее к себе, она брыкнулась, и тут же что-то обожгло ногу посередине бедра.

— Карланта! — воскликнул старик, когда она дернулась.

— Не задело! — она подтолкнула его, чтобы полз дальше, и незаметно ощупала ногу. Стрела воткнулась в настил, продырявила штаны и распорола кожу, но это был сущий пустяк по сравнению с раной молодого лучника рядом — тому прошило бедро насквозь, он дрожал, и с острия наконечника одна за другой срывались капли крови. Кэларьян остановился, чтобы предложить помощь, но парня уже подхватил товарищ и потащил к башне. Все вместе они добрались до галереи, где солдаты уже набились так плотно, что лучникам едва хватало места у бойниц. Поднявшись наконец во весь рост, Карланта заработала локтями, пробираясь ко входу в башню. Дверь в нее оказалась закрыта, но, когда матерый солдат со шрамом на пол-лица увидел перед собой старика и девушку, он крикнул что-то в бойницу над входом и махнул им рукой в латной рукавице.

Дверь приоткрылась, Карланта впихнула Кэларьяна внутрь, пропустила парня с пробитым бедром, а саму ее чуть не задавили бежавшие из-под обстрела лучники, но солдат со шрамом отпихнул каждого древком копья и наградил порцией отборной брани, не позволив спрятаться в башне. Карланту он поднял одной рукой и бросил за дверь, которая тут же захлопнулась и отсекла беспорядочный шум.

После яркого света дня в башне ничего не было видно. Вокруг сновали люди, сверху раздавались команды и топот ног по перекрытию. Карланта шагнула вперед и наткнулась на Кэларьяна.

— Скорей! — он нашарил ее руку и повел вдоль стены. От одной из бойниц отошел лучник, и в полумраке показались наконец очертания каменной кладки и открытый в полу люк. На ступенях уже было светлее — никто не заслонял выходящие во двор бойницы. Кэларьян спускался, переваливаясь с ноги на ногу, стало слышно, как тяжело он дышит. Обогнав его, Карланта наскочила на солдата, попыталась объяснить ему, что уводит со стены пожилого магистра, но тот уже дал сигнал наружу, и дверь в город отворилась. Здесь тоже были лучники, они жались среди домов и бросали наверх тревожные взгляды. Вражеские стрелы чиркали по оштукатуренным стенам, одна разбила на окне горшок с цветком, другая погнула флюгер. Из караулки доносились стоны, туда понесли раненого, а Карланта бросилась в тесный проулок — там было безопасно.

— Стоять! — раздалось сзади. Сотник, который выдал ей шлем, бежал через двор от другой башни.

Как недостойно было то, что он видел! Ну, почему он оказался здесь именно сейчас, когда она должна спрятать дедушку? Карланта закинула руку Кэларьяна себе на плечо и показала на него пальцем: «Я уведу старика!», — но сотник догнал ее и рванул с головы шлем.

— Я вернусь! — вскрикнула она, хватаясь за поцарапанное ухо.

— А ну! — замахнулся на нее сотник, — брысь!

Карланта вскинула руку — он хотел дать ей подзатыльник! — и отбила удар. Да как он смеет? Неужели солдаты дают бить себя, как детей? Она задохнулась от возмущения и даже не заметила, как отвела назад кулак, чтобы ответить, но Кэларьян прижал ее к себе и заслонил от сотника:

— Оставьте нас!

— Стрелы! — рявкнул тот в ответ, протягивая ладонь. Кэларьян наугад выбросил из ее колчана охапку стрел — она только и успела подхватить несколько своих черноперых — а потом попятился в переулок.

— Чтоб я вас здесь не видел! — донеслось следом.

Щеки залило краской, и Карланта не знала, как справиться со стыдом. Она подвела их? Но другие тоже бежали! Правда, они не спускались со стен. И били их куда сильнее. Она оглядела Кэларьяна и ускорила шаг. Все это неважно. Она вернется и все объяснит, нужно только отвести домой дедушку. Но как заставить его остаться? Шум постепенно затихал, и Карланта протиснулась между двумя домами на главную улицу. Здесь не было следов от стрел, вдоль домов пробегали редкие прохожие, то место, куда били вражеские лучники, осталось в двух кварталах левее. Торпийцы с копьями, построенные квадратом под стеной, провожали их долгими взглядами. Примут ли ее обратно? Уныние сменилось раздражением, но она лишь сжала зубы и потащила Кэларьяна дальше. Во всем этом не будет никакого смысла, если дедушка поймает стрелу, пока она дерется среди южан за их город.

Когда до ворот в центральный район оставалось всего четверть мили, Кэларьяну уже казалось, что больше он не сделает ни шагу. На улицах росла толпа — горожане бежали в центр, чтобы укрыться в горной крепости, но ворота были закрыты. Рев мужчин сменился на женский плач; дети, девушки, старухи вливались в этот бесконечный поток со всех улиц, разбиваясь о неприступную стену герцогского квартала. Кэларьян вцепился в Карланту и тянул ее вперед — если бы не он, она вообще не сдвинулась бы с места, выслушивая жалобы и пытаясь помочь. Она говорила на ходу с женщинами и ободряла детей, поддерживала стариков и продвигалась все медленнее. Когда жители богатых районов окажутся под защитой в замке, этих людей пустят за третье кольцо стен и, может быть, даже в саму крепость, но сейчас они обречены ждать у ворот и прятаться в своих домах. Карланта сыпала вопросами о том, как спасутся горожане, если в Торп ворвутся враги. Кэларьян обещал, что дома все объяснит, хотя понятия не имел, где можно по-настоящему спастись. Таких мест, кроме крепости, не было — сир Эштон не походил на человека, почитавшего святое право церкви на укрытие. Впрочем, на головореза он тоже был не похож, и можно надеяться, что грабеж обойдется без жертв.

Пробившись к охранявшим ворота гвардейцам, Кэларьян приготовился объяснять, кто они, но воины узнали их и подали сигнал. Дворцовая стража нагляделась на них на приеме у герцога, и Кэларьян впервые радовался тому, что там побывал. Он втиснулся в приоткрытую створку — сзади тут же навалилась толпа — и потянул Карланту. На ту было страшно смотреть, она умоляла пропустить внутрь плачущих детей, но ворота неумолимо закрылись.

В центральном квартале тоже бежали люди, они поднимались к крепости. Впервые в жизни Кэларьян видел подъёмный мост опущенным. Он поторопил Карланту и свернул к дому. Когда скрипнула калитка, навстречу выбежал Навард и подхватил его под вторую руку. Неужели только война могла выбить из него всю лень?

— Лучше позови Гансварда, — отмахнулся Кэларьян, переваливаясь через порог.

— Он еще не вернулся, магистр.

Только этого им не хватало. Кэларьян позволил отвести себя в кухню, где лежала на доске потрошеная курица, и рухнул на стул. Сердце никак не хотело замедлять свой бег. Похоже, альвада была лишней, он словно напился, как в юности. Карланта присела на корточки, ловя его взгляд.

— Я поищу его?

— Девочка! — он привалился к спинке стула, обмяк и вытер со лба пот. — Нет. Навард, сюда. Беги к стенам, он должен быть там. Получишь два золотых сверх жалования. Ну же!

Слуга нехотя, но все же направился к двери. Кэларьян посмотрел на Карланту:

— А ты… Ты должна уехать. Немедленно.

Карланта пружинисто встала.

— Никуда я не уеду! Мы будем защищать наш дом. Да и как бы я ушла из города? — она махнула в сторону осажденной стены.

На миг Кэларьяну показалось, что она может согласиться. Гонцы от лорда Дагобера выехали на рассвете через крепость, узкая тропка выведет их по другую сторону предгорья. И хотя им нужно пересечь дорогу, по которой к Эштону идет подкрепление, через день они окажутся в относительной безопасности. По их следам Карланта не заблудится и тоже выйдет на юг, впрочем, она и так не заблудилась бы. Нужно только объяснить ей, где переждать день-два, чтобы не попасться фуражирам, а потом она отправится в Корсию.

— В горах есть тропа.

Это ей пришлось по душе, отлично! Карланта развела руками и впервые за этот день улыбнулась:

— Тогда я выведу тебя наружу! Сколько человек мы соберем? Всех, кто ждет за стеной? Там пройдут нарты? То есть, телеги? Или можно сделать для детей такие волокуши, как у нас. Помнишь? — она не сразу заметила, что он пытается вставить слово.

— Я не могу идти. Колено не гнется, — он выпрямил ногу и неловко заерзал на месте, изображая из себя полного калеку. Это был нелепый аргумент, ведь он только что бегал по стенам, но, по правде говоря, именно калекой он себя и чувствовал. Карланта наблюдала за ним с недоверием.

— Значит, тебя потащу я. Или лошадь.

— Да нет же, нет, мне нужно несколько дней… Я не могу прийти в себя… — он завилял, как студент на экзамене. Как объяснить ей, что они должны быть как можно дальше друг от друга?

— Тогда подождем. Стены ведь не рухнут?

Стенам не обязательно рушиться, чтобы солдаты проникли в город, но лучше было не говорить об этом, иначе она никогда не уйдет. Эштон уже выбил лучников с позиций и наверняка забросал ров бревнами. Вся надежда на то, что торпийцы не сдадут башни, тогда у них будет время на сборы.

— Ты не можешь ждать. Сейчас же собирайся.

Но девушка не слушала — она ходила от окна к окну, проверяя ставни.

— Они крепкие? А наверху?

— Карланта!

— Что? Ты предлагаешь сбежать?

— Ради меня, прошу. Уезжай. Я боюсь за твою жизнь.

— А я за твою! — она уже сердилась.

Даже если бы он мог рассказать о Ригелли, она навряд ли передумает, раз уж даже армии недостаточно, чтобы ее напугать.

— Что тебе снилось? — спросил он. — Сегодня?

Карланта наконец обернулась, оставив в покое окна.

— Это тут вообще причем?

— Люди, свет?

Губы девушки растянула несколько глуповатая улыбка.

— Люди, да. Рыцари. И все на лошадях, с мечами. Я тоже. И мы скакали, быстро, как по-настоящему. Самый лучший сон.

Кэларьян выдохнул и прикрыл глаза. Самый лучший сон. Одна беда от рыцарей, но это лучше, чем Ригелли. Хватит и того, что он дотянулся до Гансварда.

— Мне нужно, чтобы ты кое-что сделала, — попробовал он наудачу. — Поручение. Очень важное.

Карланта приподняла одну бровь:

— Да что может быть важнее защиты? Мы должны забить ставни досками.

Он устало потер веки. Вот уж чего не стоило делать — в запертый дом вломятся любой ценой, уж проще оставить двери открытыми настежь.

— Ты не понимаешь, это важнее всех наших вещей и денег. Даже жизней, — добавил он для пущей убедительности, соображая на ходу, как лучше объяснить ее отъезд. — М-м-м, нужно чтобы ты отвезла кое-что в мой дом в Корсии. Спасла от грабителей.

— Кое-что? — переспросила Карланта с усмешкой. Ей не стоило труда раскусить его ложь.

Он все же попытался еще раз:

— Книги. Очень ценные. Они не должны попасть не в те руки.

Глорпка нахмурилась:

— Снова книги? Те, из-за которых тебя чуть не убили? Да я сама их сожгу!

Боже, он просто жалок. Несет такую околесицу, что ложь видна за милю, и говорит с ней, как с ребенком. Сказать ей правду? Что, узнай о ней Ригелли, он из кожи вон вылезет, но найдет способ совершить свою месть?

— Карланта… — он не просил, а умолял. Ригелли убьет ее, не задумываясь, убьет прямо у него на глазах. Что он сделает с ним самим, уже не было важно.

Глорпка молча покачала головой. Да разве он сам уехал бы на ее месте? Никогда. Только если что-то оказалось бы действительно настолько важным... Он замер на мгновение и отставил вино. Адемар. Он выжил, но уже лишен короны. Принца Сейтера зовут наследником, а Адемар находится на грани смерти где-то далеко от людей — кто-то должен сообщить королю, пока не стало слишком поздно. Кэларьян забарабанил пальцами по столу. Но этот след в свечении… Случайно Адемар попал на путь формулы или кто-то из Ордена, наплевав на клятвы, решил продать свои умения солдатам? Если принца будут искать в Светлом мире, уверенность Карланты в том, что он жив, создаст между ними опасную связь, тонкую золотую ниточку, которую вполне может распутать высший посвященный. Девочку могут заметить и убрать без всякой связи с Кэларьяном. Он запустил руки в волосы и потянул себя за жидкие пряди, не в силах принять решение.

Он ведь клялся служить на благо королевства. И это не пустой звук. Что если посвященные пролезут с принцем Сейтером к престолу? Готовы ли они к той незаметной рутине, которую он выполнял при дворе? Вряд ли. Скорее, им снятся лавры Ригели. Они уже показали, что готовы забирать жизни вместо того, чтобы спасать их. И едва ли понимают, что Ригелли был таким же пленником посвящения, как и любой из них. Кэларьян ни разу не спросил его, отнял ли тот хоть одну жизнь, чтобы в своей великой войне Вилиам не потерпел ни одного поражения. Ригелли мог один погубить целое войско, но хотелось верить, что не делал этого, потому что запрещал другим. Такой глава нужен Ордену и теперь, иначе все они ринутся за наживой и обожгутся также, как обжегся Ригелли…

— Дедушка?

Он очнулся и понял, что все еще сидит, схватившись за голову, и бездумно смотрит на стакан с вином. Он клялся служить королевству. И клялся, что посвященные не превратятся в убийц. Решено. Хорошо, что здесь нет Гансварда, он никогда не понимал таких вещей. Это будет всего лишь небольшое послание, слабая связь, у Адемара полно связей куда заметнее этой. Карланта передаст письмо и уедет в Корсию. В доме под защитой ее никто не увидит.

— Ты должна немедленно ехать с моим поручением.

Карланта подняла глаза к небу:

— Снова выдумки.

Он закивал. Все это была ложь, да, но теперь он нашел правду, которая не заставит Карланту проклинать его, а убедит покинуть город.

— Принц Адемар жив, — сказал он просто.

Карланта уставилась на него, не мигая. Сейчас он не врал, и она это видела.

— Но тот рыцарь за стенами… Сказал, что принц умер.

— И верил, что это правда, — согласился Кэларьян. — Это и есть правда. Почти. Принц ранен и скрывается, но он жив. Я знаю это так же точно, как то, что живы мы оба, — он показал на себя и Карланту. — Но больше не знает никто.

— Как ты узнал? — прошептала Карланта. Она оставила свои хлопоты и снова присела рядом с ним на корточки. Да, он не прогадал с предлогом. Осталось только незаметно сплести правду с ложью.

— Неважно. Но нам нужно известить короля, и ты передашь послание.

Глаза Карланты округлились, и можно было только гадать, какие картины ей уже рисует воображение. Нужно обратить его в сторону Корсии. Но он не успел продолжить, потому что Карланта вдруг указала рукой в сторону крепости:

— А ты не рассказал послам? Которые поехали в Хаубер?

Снова подозревает.

— Я узнал только сегодня.

Он не стал придумывать, кто мог бы принести ему известие. Солдат из армии Эштона, тайный посланник, голубь от неведомого друга, — одно не лучше другого. Он замолчал, довольствуясь той правдой, что у него была. Карланта кивнула.

— Я поняла, но…

— Ты слышала, что говорят в войсках — наследником объявлен младший принц. Случайность это или измена, не знаю, но медлить нельзя.

Глаза Карланты все еще горели, но она села на пол и посмотрела в сторону.

— Девочка? — похоже, наступало самое трудное.

— Сколько времени уйдет на все это?

— Ну, — он замялся, соображая, как увязать все сроки так, чтобы она не успела на север до того, как сойдет снег. Как лучше использовать эту просьбу? Догнать послов Дагобера? Нет, оказавшись среди них, она уже не свернет в Корсию — несложно догадаться, что выберет Карланта между поручением в старом доме и королевским дворцом. Работает ли еще та сеть, которой пользовался Эно, начальник шпионов? — Ты отдашь письмо в Мирванде, в таверне. Точнее, письма. Для короля, кое-кого из старых друзей и для Адемара. И… — тут он щелкнул пальцами, придумав хитрый поворот, — поедешь в Корсию, где будешь ждать принца в условленном месте. В моем доме. Там есть то, что ему нужно, и я дам тебе инструкции. Я сам туда приеду, когда закончится осада. Месяца через два, не больше. А ты убедишь его меня дождаться.

Он не заметил, как совсем заврался и прикусил язык, но Карланта уже оставила свои подозрения, она думала о другом. Скрестив ноги, как пустынник на ковре, она смотрела на него так, как будто он жестоко разыграл ее.

— Но… я ведь… — она развела руками, — не успею домой. Я обещала вернуться до лета, — ее губы растянула нервная улыбка, которой награждают неудачные шутки. — А если не успею до схода снега, то придется ждать еще полгода. Да Ирбег и Харан с ума сойдут. А мать? Отправь кого-нибудь другого, — на этих словах ее глаза погасли.

Кэларьян схватил ее ладонь и сжал в своей. Он надеялся, что не придется поступать так подло.

— Пожалуйста. Сделай это ради меня.

Это тоже была правда, но в довольно гнусной обертке. Вот если бы она сама решилась уйти на юг и вернуться только зимой! Разве не этого она хотела? Увидеть Корсию? Побыть в центре внимания? Кэларьяну стало тошно.

Еще несколько мгновений прошло в молчании.

— Хорошо, — сказала Карланта ровным голосом. — Если это так важно для тебя… я сделаю.

Кэларьян прижал к губам ее пальцы. Спасена! Это все для ее блага, она поймет. Когда-нибудь она поймет, он должен лишь придумать, как справиться с Ригелли и не дать посвященным с ним связаться. Иначе им больше не понадобится старый друг, они выторгуют все тайны у Ригелли напрямую, и не найдут за это платы лучше, чем Карланта.

— Отлично, девочка, отлично, — ничто не было отлично, но он не мог сдержать радость. Она согласилась! — Послушай, ты отдашь письма. Никто не должен знать адресатов, запомни, никто! Я надпишу конверты: Одас — королю, Эйвери — Адемару. Эти имена ничего не значат даже для хозяина таверны. Так что ни слова! Никому!

Она кивала и отводила взгляд. Высвободила свою руку, подобрала ноги к груди и оперлась подбородком на колени.

— Потом поедешь в Корсию, а там у меня библиотека не меньше этой, увидишь!

Она улыбнулась, но без обычной искорки. Похоже, она была сыта книгами по горло.

— Только собирайся прямо сейчас, хорошо? Люди герцога выведут тебя через крепость.

— Ты останешься в замке на скале? — спросила она наконец хоть что-то. — А Гансвард?

— Да! И он тоже. Конечно! Ну? Теперь все хорошо? Карланта…

Она улыбнулась и похлопала его по здоровому колену.

— Не волнуйся, дедушка. Охотника ждут, пока в него верят. Мои друзья не дадут считать меня анду - ушедшей. А когда я привезу ножи, крючки и котлы, тогда и посмотрим, что скажут Старейшие. - В ее глазах затанцевали смешинки, искорка вновь затеплилась. - Но ты должен мне пообещать.

— Что? — он подобрался, готовясь отражать новые вопросы и подозрения.

— Собаки. Кто-то должен за ними присматривать - вычесывать и гонять каждый день часа по четыре. Не ты, дедушка. Не магистр Гансвард, не мастер Трувор… - она искала вежливые слова для негодности ученых для столь сложного дела.

— Я понял.

— Пожалуйста, найди того, кто о них позаботится. Отдай герцогу.

Кэларьян пожевал губами.

— Не думаю, что герцог отпустит своих псарей куда-то дальше замка на скале. Ни один слуга оттуда носа не высунет. Ты знаешь, кто в этом городе действительно хорошо смотрит за собаками.

— Знаю, - вздохнула Карланта. - Отдай их барону Дригету. Скажи ему… - она взмахнула рукой, пытаясь наскоро придумать что-то, что перечеркнуло бы ту отвратительную стычку две недели назад.

— Не тревожься. Я все скажу. И чем кормить, и сколько бегать, и что мы с тобой будем бесконечно благодарны. Я это умею.

Карланта улыбнулась, поднялась с пола и отряхнула штаны.

— Тогда пиши свои письма, я иду собираться.

Она вышла из кухни и что-то пробормотала по дороге к лестнице.

— Что?

Глорпка взбежала наверх и юркнула в свою комнату.

— Я увижу настоящего принца! — донеся оттуда переливчатый смех.

Еще одна маленькая ложь в ряду прочих. Кэларьян встал и заковылял в библиотеку за пером и пергаментом. Адемар может не получить письма. Он может не захотеть прятаться в Корсии. Зная его характер, можно точно сказать, что не захочет.

Но обман удался, Карланта будет в безопасности, - остальное неважно. Он напишет Адемару все, как есть: что в городе находится укрытие, что у него появились необычные враги, и что они уже сделали свой ход. В свечении принца ясно видно следы Искусства, но что за воздействие они применили и почувствовал ли что-то Адемар, неизвестно. Ему не объяснишь всей опасности, не предостережешь - не поверит. Он знает, как бороться с армиями и шпионами, но посвященный может ходить под самым его носом и вредить больше любого латника с оружием. Незаметно и безнаказанно.

Эта сторона Искусства всегда отталкивала и заставляла Кэларьяна присматриваться к тем, кого хотелось посвятить в чудесную тайну. И он присматривался, тщательно и долго. А Итан Ригелли… Хотелось верить, что тоже.

Однако всегда остается случайность, управляющая жизнью круче всяких намерений. Неосторожное слово, неосмотрительный жест, излишнее влияние там, где можно было без него обойтись. Случайно к ним попал Лоис. Но это приобретение только украсило Орден. А Эмилия… Нет, это, конечно, не было случайностью, что бы ни утверждал Ригелли. Он заметил ее, он захотел ее, и он ее получил. Дверь, за которой она увидела безграничные возможности, открылась не просто так.

Капля чернил сорвалась с пера Кэларьяна, но он ничего не видел, целиком уйдя в прошлое. Все начиналось с одной приоткрытой двери - для них всех - со щелки, через которую было видно нечто, не укладывавшееся в сознании. И ведь кто-то мог пройти мимо, уверив себя, что ошибся, что не так понял увиденное. Лоис Катарк так и сделал. Он шел на занятия, и в тот момент, когда Кэларьян входил в кабинет к Ригелли, увидел, как тот удерживает в воздухе под потолком книгу, смеется и листает страницы щелчком пальцев. Театральность всегда была одним из его любимых недостатков.

Лоис почти прошел мимо. Он ушел и вернулся, он постучал, но когда вошел, книга уже лежала на столе. Но и Кэларьян, и Ригелли все поняли - на простом лице Катарка удивление и возбуждение читалось легко, как на листе пергамента. Оба посмотрели на него, друг на друга - и согласно кивнули. Лоис им нравился. Тихий и скромный, он никогда не стал бы похваляться тайнами перед другими и, что было важно для Ригелли, - оспаривать его превосходство.

Кэларьян взглянул на кляксу и рассеянно промокнул ее рукавом.

Сейчас же важным было то, что Лоис никогда не вступал в борьбу интересов и фракций. И никогда не стремился узнать запретные тайны. Старый добрый Коротышка Лоис. Он может стать связующей нитью между Кэларьяном и обезумевшими посвященными. Он наверняка что-то знает, не может не знать. Посвящённые выманили Кэларьяна с севера, хорошо. Они показали, что играют всерьез. Что дальше? Едины ли они в своем желании узнать тайну последнего заклятья Ригелли? Кто был посвящен в орден за последние десть лет, что это за люди?

Кэларьян покрывал пляшущими строчками лист и никак не мог привести свои чувства в порядок. Воспоминания не хотели отпускать сердце. Через два месяца после того, как Лоис видел через щель в двери Ригелли недозволенное, сам Кэларьян увидел там же, как учитель заставляет парить вокруг Эмилии восемь книг, а она хлопает в ладоши - обычно очень серьёзная, колкая, усталая от борьбы с предвзятостью магистров к женщине. Рядом с Ригелли она выглядела счастливой.

Учитель сказал, что она увидела его случайно, как и Лоис. Кэларьяну всегда казалось, что это неправда. Эмилию он не спрашивал.

Лист кончился, строки заполнили его сплошной сетью. Пока хватит. Не стоит вываливать на голову Лоиса слишком многое, так он может и вовсе спрятаться в раковину, не желая не то что вступать в борьбу друзей и коллег, но даже знать о ней.

Кэларьян присыпал пергамент песком, сдул его, сложил лист и запечатал конверт сургучом. "Торас" написал он на лицевой стороне. Имя какого-то писаря из глубокого прошлого, выбранное Лоисом как кодовое. Катарк помнил имена всех канцеляристов Ледарии за последние пятьсот лет, никто другой не смог бы уместить в своей памяти и трети. Может быть, за это Ригелли и ценил его на самом деле - за любовь к архивам и готовность искать там ответы на вопросы учителя все дни напролет.

Кэларьян смотрел на письмо. Все. Прочь сентиментальность. Сейчас ему нужна вся серьезность, чтобы предупредить Адемара о возможном влиянии и не показаться выжившим из ума стариком.

Он обмакнул перо в чернила и принялся аккуратно выводить буквы имени принца. Пергамент должен показать своего автора собранным, четким и уверенным. Все чувства необходимо запечатать внутри самым крепким сургучом - и сегодня, и во все дальнейшие дни. Война с посвященными не потерпит слабости.