Ледария. Кровь и клятва

Глава 4. Дор Грандж

Это утро было такое же холодное, как и все предыдущие. Король спал, или делал вид, что спит, солнце медленно вставало над горизонтом. Симель тряхнула головой и потерла усталые глаза. Всю неделю она коротала время по утрам, наблюдая за дорогой в Керк — со дня на день ждали гонца из Берении, а его путь пройдёт через этот городок. Когда солнце поднялось целиком, Симель не выдержала и, скинув покрывало, потащила кресло в тень от шторы. Задев столбик в ногах кровати, она обернулась, досадуя, что потревожила Вилиама. Король, не моргая, смотрел на нее из глубины алькова.

— Ваше величество? — Симель выпрямилась. Его глаза смотрели все в ту же точку. На одно страшное мгновение ей показалось, что Вилиам не дышит.

— Ваше величество!

Король раздраженно фыркнул и прикрыл веки. Понял он, что его приняли за мертвеца, или нет, Симель не знала, но простила бы ему и оскорбленную отповедь — таким жутким был этот безразличный взгляд.

— Я пошлю за камердинером, — она оставила кресло и направилась к выходу, не дожидаясь ответа. Вилиам как всегда молчал — утро было для него тяжелой порой. Когда весь замок оживал и брался за работу, он мучился сжигавшей внутренности болью, а отекшие непослушные ноги мешали даже просто сесть в постели.

Симель выглянула в коридор и удовлетворенно отметила, что сегодня там ждет новый паренек, на вид порасторопней прежнего. Вчера тот заставил себя ждать и наверняка схлопотал порку.

— Доброе утро.

Гвардейцы по обеим сторонам двери кивнули, а мальчик с трудом оторвался от созерцания их полированных лат.

— Доброе утро, мэм!

— Давай-ка, позови Этельреда, посмотри, где там Тейд, и беги на кухню — пусть несут завтрак.

— Бегу, мэм!

Мальчик вмиг скрылся на черной лестнице.

— Парень тут с самой заутрени, — сказал молодой солдат, провожая его взглядом.

— Дыру в тебе проглядел, — усмехнулся в усы старший.

— Замолвите за него словечко, если вернут того бездельника, — попросила Симель усатого.

Тот кивнул, качнулся с носка на пятку и снова замер. До смены оставалось меньше часа, скоро явится Тейд и ей тоже придется уйти. Симель плотно прикрыла дверь. В отличие от стражи, она не любила пересменок и предпочла бы не встречаться с лекарями.

Какой-то шорох привлек ее внимание — король ворочался, пытаясь сесть повыше. Не дожидаясь слуг, Симель приготовила подушки и подставила ему плечо. Вилиам оперся на нее с тяжелым вздохом. Не стоило ему помогать, но ощутив дрожь в старом теле, Симель против воли обхватила его поперек груди, как ребёнка. Вилиам тут же оттолкнул ее, упав обратно на простыни, губы его сжались в линию, тонкие ноздри сердито раздулись. Симель прикрыла глаза. Извиняться было бесполезно, сколько раз она корила себя за несдержанность — он только больше сердился.

Дыхание короля вдруг сорвалось, он прижал ладонь к животу под ребрами. Очевидно, это был один из утренних приступов, но теперь он будет молчать, даже если согнется от боли. Симель кинулась к столу со склянками, чтобы приготовить ему питье из полыни с фарикой.

Бутылка фарики отыскалась в самом дальнем углу, за котлами и мисками — проклятый Тейд обращался с заречными травами, как с мусором. Симель отмерила обе дозы и попробовала пальцем воду на еле теплившейся горелке. Взгляд короля был прикован к ее рукам.

— Еще пару мгновений, ваше величество.

Вилиам напряженно кивнул — приступ усиливался. Но когда Симель протянула ему кубок, вместо того, чтобы пить, проговорил:

— На человека, который кормит тебя с ложки, — он был вынужден прерваться на несколько вдохов, — сердиться проще всего.

Теперь уже Симель была застигнута врасплох. Не зная, что ответить, чтобы не спугнуть эту хрупкую откровенность, она только слегка кивнула. Никто не любит свои слабости. Вилиам окинул ее быстрым взглядом.

— Проще всего, да… Но единственно верно — благодарить каждый миг, — он отдышался и пригубил настойку. — Я не очень в этом преуспел.

— Сир... — Симель почувствовала, как в груди кольнуло, но король отмахнулся и указал на окно:

— Следи-ка за дорогой. Девять прозвонили? Нет?

— Нет, служба еще идет. — Она послушно села на забранную ковром скамью у окна и уставилась на ползущий по дороге караван — издалека он казался процессией черных жуков. Если этим бесполезным ожиданием можно хоть как-то уменьшить тревогу короля, она готова сидеть так хоть до самого вечера. — Я бы не надеялась на вести сегодня.

— А я, с твоего позволения, — Вилиам уже не задыхался, — еще надеюсь. Конечно, если не зря плачу гонцам кучу золота.

Симель тихонько улыбнулась — это ворчание было куда лучше тягостной тишины. Если уж король взял такой тон, значит, день удался. Она лениво разглядывала крытые повозки, объезжающие застрявшую телегу, когда вдруг одна фигурка в самом хвосте привлекла ее внимание. Всадник, беспокойный и суетливый, не очень-то походил на одного из сонных охранников. Через неровные стеклышки в свинцовой сетке было ничего не разглядеть, и Симель распахнула окно. Верховой был одет в красное.

— Ваше величество, — воскликнула она, — гонец!

Отсюда было не разглядеть ни золотой эмблемы, ни значков, но она была уверена — это тот, кого они ждали.

— Не прошло и года! — недовольно отозвался король, глаза его загорелись так, будто он вовсе не чувствовал боли. — Зови пажа, пусть бежит вниз…

Симель замотала головой, прикрывая окно:

— Он на кухне, я сама!

— Стой, — Вилиам протянул ей что-то блестящее, — возьми это. И веди гонца прямо сюда, черной лестницей, без конвоя и всех этих гвардейских проволочек!

Симель взяла из рук Вилиама кольцо, на печатке которого была изображена окруженная завитками буква «В». В это время гонец объехал караван и стрелой помчался к замку, поднимая целые тучи снега. Симель схватила свой плащ и выбежала из комнаты.

Когда она пробегала по среднему двору, всадник уже миновал нижний и подъезжал к воротам. Тяжело мотая головой, лошадь прошла под аркой, с ее губ капала пена. Симель побежала к нему, но тут огромная ручища отбросила ее в сторону. Она оказалась за необъятной спиной человека, возвышавшегося над толпой на целую голову, его косматые седые волосы свисали ниже плеч. Дор Грандж, капитан Королевской Гвардии, грозно нахмурился:

— Снова ты. Какого демона? — Его голос походил на рык.

Слышавший это гонец удивленно поднял брови, но Симель ничуть не удивилась — даже первая их встреча с капитаном была не вежливее нынешней. В тот раз, еще осенью, Вилиам отправил ее за двумя гвардейцами, чтобы сопровождать посыльного. Не найдя капитана в казармах, Симель сама повела гвардейцев к королю. Они встретили Гранджа на лестнице в замке. Он высказал все, что думал о бабах, распоряжавшихся его солдатами, и в весьма грубой форме, гвардейцы тоже получили свое. С тех пор уже не одно поручение столкнуло их, как торговок, не поделивших место на рынке.

— Прошу прощения? — гонец спешился и пытался привлечь к себе внимание. Маленький грум принял у него лошадь и повёл к конюшне, откуда уже вышел Кормак.

Симель подняла кольцо:

— Его величество приказал доставить послание как можно скорее и без…

Равнодушно взглянув на печатку, Дор Грандж ее перебил:

— Вилиам Светлый не принимает в Тронном зале. Мы убедимся, что он готов, досмотрим вас и после проведем к его величеству в опочивальню, — он сделал знак гвардейцам становится по обеим сторонам от гонца.

Симель протиснулась между стражниками:

— Его величество приказал обойтись без проверок, и он готов вас принять.

Мурашки пробежали по спине, ощущая движение. Симель резко подалась вбок, и широченная ладонь капитана промахнулась мимо ее плеча. Рука метнулась к поясу, чтобы выхватить кинжал — привычка, выработанная годами, ответ на любое посягательство. Но... Нет. На ней не было пояса с мечом и кинжалом. Она ночная сиделка. У нее есть только маленький нож.

От внимания Гранджа не укрылся этот жест.

— У шавки есть зубы?

Симель ответила ему тяжелым взглядом. Ей не потягаться с этим верзилой, даже если бы меч был на месте.

Капитан махнул конвойным и направился к замку. Стук его кованых сапог превратился в лязг на брусчатке верхнего двора — капитан годами не изменял походному снаряжению. Кормак, так и стоявший рядом со взмыленной лошадью и подручным мальчишкой, проводил его хмурым взглядом и обернулся к Симели, но та уже спешила наверх. Когда капитан вошел в замок, она успела подняться по чёрной лестнице ещё прежде, чем гонца довели до караулки.

У спальни толпились пажи с тяжелыми блюдами, если бы они чуть поторопились, Вилиам успел бы поесть. А теперь точно не возьмет в рот ни крошки, пока не разберется с посланием. Симель кивнула мальчишкам, чтобы ждали, и вошла внутрь. Король встретил ее, протягивая руку за пакетом, но она покачала головой.

— Послание доставит капитан Гвардии.

Вилиам недовольно цокнул. Время в ожидании потянулось медленно и утомительно, Симель успела подать ему воду для умывания и гребень, потом знакомый лязг раздался в коридоре, приблизился к дверям, и Вилиам крикнул, не ожидая вопроса:

— Входите!

Дор Грандж ввел посыльного внутрь, тот приветствовал короля, опустившись на одно колено, и отдал ему большой запечатанный пакет. Поблагодарив гонца и отпустив солдат, Вилиам задержал капитана:

— А тебя я прошу оставить церемонии. Это, — он обвел руками постель и свои беспомощные ноги, укутанные одеялами, — сделало меня крайне нетерпеливым. Надеюсь, ты никогда не узнаешь, каково это — ждать известий в постели.

— Я лишь забочусь о вашей безопасности, — проговорил Грандж.

— В следующий раз, когда я пошлю слугу, он проводит гонца без проверок, — непререкаемым тоном сказал король.

— Да, ваше величество, — эти слова, сказанные подозрительно спокойно, прозвучали неискренне.

— Можешь бы свободен.

Молча поклонившись, капитан Гвардии вышел из комнаты, а Вилиам цепко ухватил пакет и стал ломать скрепляющие его печати. Симель гневно фыркнула. Король услышал и бросил на нее вопросительный взгляд.

— Мне он не нравится, ваше величество, — честно сказала она, надеясь, что не рассердит короля.

— Дор один из моих самых верных слуг.

Последняя печать рассыпалась, и Вилиам смахнул обломки на пол.

— Кто я, чтобы знать лучше вас? Но он ослушался приказа, воплощенного в этом кольце, — Симель отдала Вилиаму его знак, — и пытался меня запугать.

— Если бы я мог изменить его, то несомненно сделал бы это. Но таких подданных не выбирают. Нас свела война, где Дор защищал мою жизнь. Этот человек незаменим.

— Да, ваше величество, — сказала Симель и скривилась — до того это вышло похоже на тон Дора Гранджа.

Король развернул письмо. Он держал пергамент так, чтобы на него падал свет, и подносил листы совсем близко к глазам. Первый он прочел очень быстро, нахмурился, прочел второй и некоторое время смотрел перед собой, лицо его ничего не выражало. Потом он быстро пробежал глазами оставшиеся три листа и протянул руку в сторону Симели:

— Вина.

Похоже, дело было плохо. Симель плеснула в кубок легкого корсийского и подала королю.

— Ваше величество? — она присела на скамеечку у изголовья, не в силах молчать. Только бы не известие о войне. Ведь иначе призовут войска и ей… ей придется вернуться домой и…

— Луган!.. Пёс… — Король залпом осушил кубок и вытер капли в бороде, оскалясь.

— Ваше величество?..

Но Вилиам, казалось, говорил не с ней. «Во что ты дал себя втянуть?» — тихо пробормотал он, перебирая листы. Симель наклонилась и мельком ухватила среди мелких строчек: «…мастер Луган, наместник казначейства, исчез…», «…не видели больше трех недель…», «…со всей казной…». Она вздрогнула, поймав на себе взгляд короля.

— Помоги мне, — он постучал по сундуку у кровати, и Симель подняла тяжелую полукруглую крышку. Внутри высились груды пергамента, между стопками едва вместился пузатый глиняный кувшин, а приборы для письма и личные вещи короля были погребены где-то на дне.

Вилиам наклонился и с трудом вытащил толстую стопку отчетов, увешанных зелеными печатями Казначейства. Симель помогла ему перебрать несколько листов, пока в столбце уплаты не замелькали беренские имена.

— За прошлый год, — узловатый палец постучал по следующему листу. — Вот этот.

Вилиам развернул длинный список доходов и углубился в чтение. Симель вытерла о подол вспотевшие ладони и рискнула еще раз взглянуть на листки с докладом.

— Наместник казначейства исчез сразу после сбора податей, — подсказал ей король, не отрываясь от списка. Симель смущенно отвела глаза от пергамента.

— Ваше величество, граф пишет так, будто Годрик имеет право на все свои выпады.

— Всё указывает на то, что Луган действительно сбежал с казной. Всё, — король посмотрел на нее поверх листа, — кроме здравого смысла. Мы ничего не узнаем, пока не получим следующее известие. Не беспокойся. Тревожных знаков достаточно, но Годрик — фигура невеликая. Что бы ни случилось, я готов поспорить, что золото излечит его обиду.

Симель кивнула, немного успокоившись. Если самой плохой вестью был сбежавший наместник, то справедливый суд и деньги решат это дело. Король свернул письмо в трубку и бросил его в сундук.

— Видит Единый, были времена и потяжелей. Это прибережем до тех пор, пока все не образуется, — он погладил кувшин и захлопнул крышку. — Следует спуститься в зал, но у меня нет сил. Позови слуг — пусть подготовят приемную, и передай приглашение капитану и лордам подняться сюда в полдень. Сейчас пришли ко мне писаря. Еще найди человека Гронарда, пусть готовится выезжать. После можешь быть свободна.

Симель коротко поклонилась и уже подходила к дверям, когда король вдруг окликнул ее. Вернувшись, она увидела, что Вилиам крутит в пальцах свое золотое кольцо.

— Возьми, оно может тебе пригодится. Спрячь, но всегда носи с собой — не каждый посмеет игнорировать мой знак, даже если Дор будет против. — Король сжал ее пальцы на холодном металле и добавил: — Постарайся не переходить ему дорогу.

Симель поцеловала руку короля, низко поклонилась и вышла из комнаты.

Сначала она посетила Эдвина, Главного писаря короля, затем отыскала рыцаря, которого герцог Гронард прислал за новостями, потом передала приглашение слугам лордов. Выйдя во дворик перед казармами, где Дор Грандж тренировал молодых солдат, Симель подозвала одного из них, чтобы передать сообщение. Увидев ее, Грандж скрипнул зубами, рыкнул на юношу, с которым вел поединок, и нанес ему удар такой силы, что бедняга отлетел на несколько шагов, а учебный щит в его руке треснул. Этот человек походил на боевую машину среди пехоты и ученикам приходилось несладко. Не дожидаясь, пока он снова возьмется за мальчика, Симель отвернулась и пошла в сторону ворот.

Дела были кончены, но стоило позаботиться ещё кое о чем — тюфяки на ее постели уже никуда не годились, а когда грумы неделю назад разносили сено, о ней никто не подумал. Возможно, они и не знали толком, где ее комната, ещё и всегда закрытая на замок, и Симель это устраивало. Повернув к конюшням, она чуть приоткрыла высокую створку дверей и протиснулась внутрь. Лошади в ближайших стойлах повернули головы, фыркая и переступая копытами по дощатому настилу. В помещении стояла тишина, только от казарм доносился стук деревянных мечей — уютный, как дома, если бы не мерзкий голос Дора Гранджа. Вокруг не было ни души, и Симель уже развернулась, чтобы уйти ни с чем, но тут ее внимание привлек статный вороной конь, с любопытством глядевший из своего стойла. В тот раз, когда она осенью приходила за сеном, этого красавца здесь не было, и Симель, не удержавшись, подошла поближе. Конь вытянул шею и ткнулся носом в ее ладонь, слегка покусывая пальцы.

— Проголодался? — засмеялась она, похлопывая коня по холке. Шкура его была вычищена до блеска, копыта смазаны маслом, грива аккуратно расчесана. Симель отогнула ему губу, осматривая зубы. Здоровый крепкий семилетка.

Она быстро огляделась, почесывая коня ногтями над плечом. Кормак, всегда мрачный и неразговорчивый, пожалуй, был бы недоволен тем, что кто-то трогает лошадей, но Симели не хотелось уходить от вороного. Обняв его за шею, она поискала взглядом старого коня Вилиама и увидела, что тот спит в дальнем стойле, низко опустив голову. Симель надеялась, что он дотянет до весны, и она снова увидит, как король потихоньку едет вдоль замковых стен.

Как знать, может быть, и ей позволят оседлать какую-нибудь клячу? Симель была готова на все, лишь бы сделать пару кругов по турнирному полю и размять мышцы. Свою городскую лошадь она продала перед тем, как поселиться в замке, и с тех пор ни разу не садилась в седло. Вороной толкнул ее носом — задумавшись, она перестала его чесать. Слишком хорошо для лекарки, о верховых прогулках можно забыть. Симель расчесала пальцами густую конскую челку. Вороной тихо заржал и опустил голову ей на плечо.

— Бедняга, скучаешь без ласки. Принести тебе что-нибудь вкусное?

— Он не откажется от сухого хлеба или яблока, — раздался голос сзади, и Симель вздрогнула от неожиданности. В дверном проеме возвышался главный конюх с седлом и уздечкой на плече — он не уступал Дору Гранджу в росте и закрывал собой свет. Подойдя, он открыл загородку, вошел в стойло и принялся седлать взволнованного коня.

— Мне нужно взять немного сена, — проговорила Симель. Конюх молчал, занятый работой.

— Ну, тогда я схожу за хлебом? — Она не могла понять, сердится Кормак или нет. Он только кивнул в ответ. Выйдя на улицу, Симель миновала внутренние ворота и пробежалась по верхнему двору. На кухне она нашла самую сухую буханку, тайком ухватила щепотку соли и поспешила обратно.

Когда она снова вошла в конюшню, красавец вороной уже был полностью оседлан, не хватало только мундштука во рту, чтобы он смог поесть. Конюх возился наверху, на сеновале. Симель отломила кусочек хлеба и протянула его коню на раскрытой ладони. Мягкие лошадиные губы приятно щекотали пальцы, и Симель ласково погладила коня по носу. Заскрипела лестница, Кормак спустился и поставил на землю большой мешок, доверху набитый сеном.

— Благодарю, — сказала Симель, продолжая кормить лошадь и чувствуя на себе пристальный взгляд. Вороной сжевал последний ломоть и, довольно потыкавшись Симели в плечо, вытянул шею, глядя на вход в конюшню.

— Застоялся, — улыбнулась она, отходя в сторону. Кормак окинул ее странным взглядом, продолжая угрюмо молчать. Но это несомненно был конь рыцаря герцога Гронарда, и скакун рад отправиться домой.

— Разве не так?

— Так, так, — конюх обхватил голову вороного и просунул ему в рот мундштук. Конь дернулся, но Кормак почесал ему шею, успокаивая.

— Священники, они тоже, — вдруг продолжил он, — это… — Уздечка уже была закреплена, и он проверял все пряжки, — понимают лошадей. Не то что те… — Конюх мотнул головой в сторону стены, за которой находилась кухня, очевидно имея в виду служанок и поварят. — Ну, еще такие люди, как ты, тож понимают…

Удивленная, Симель подняла бровь:

— Какие люди?

— Э, — Кормак махнул рукой, как отрубил, — хорошие люди.

Он наклонился внутри стойла, осматривая вороному подковы. Симель молчала в замешательстве от этой длинной речи, и в тишине стали снова слышны удары мечей о щиты. Пора было прощаться, чтобы не нарваться на новые комплименты. Она потянулась к мешку.

— Эй. Погоди, я отнесу, — пробормотал конюх, не поворачивая головы.

— Не стоит.

Симель постаралась вложить в это нечто большее, чем отказ от помощи. Она легко подняла огромный мешок и закинула его за спину, заработав новый изучающий взгляд. Только она открыла рот, чтобы попрощаться, как вдруг с казарменного двора раздался пронзительный крик боли. Кормак встал в стойле во весь рост и напряженно прислушался. Крик повторился опять, но уже более жалобно, потом все стихло.

«Ублюдок», — процедила Симель, невольно дергая плечом, которое чуть не попало в стальные пальцы капитана. Кормак взглянул на нее, на его скулах заходили желваки, и он так сильно сжал железный скребок, что тот со звоном лопнул. Симель вскинула ладонь, предупреждая любые домыслы.

— Ему меня не тронуть. У этой медлительной скотины не получится.

Неясно было, верит Кормак или нет.

— Вот что, — сказал он, скрестив на груди руки, — ни приведи Единый... Но, если что-то случится, беги сюда. Я тебе помогу.

Симель, уже мечтавшая поскорее оказаться в своей комнате, посмотрела ему в глаза. Никто в здравом уме не хотел бы видеть капитана Гвардии своим врагом.

— Я знаю, как за себя постоять, — ответила она. Уж конечно, она сможет и в другой раз увернуться от лап Гранджа, а какой-нибудь пропущенный толчок, как сегодня, это сущая ерунда для привычного к ударам тренировочных мечей тела.

Больше не глядя на конюха, Симель вышла из конюшни и заторопилась со своей ношей к замку. Сказанное и ею, и Кормаком было в равной степени самонадеянно, но что точно убило бы надежду на правоту, так это страх. А бояться Симель не намерена.

В ее комнатке было прохладно и темно, но уютно. Симель полюбила этот уголок тишины и одиночества, замок оказался для нее все-таки слишком велик. В Марскелле не было стольких комнат и служб — так, старая крепость на одно семейство, где мажордом не только управляет всем хозяйством и налогами, но и подносит белье барону, как простой камердинер, потому что никому не придет в голову взять для этого отдельного человека. Где его потом селить?

Симель чиркнула пару раз кресалом, трут занялся и передал огонек фитилю свечи. В мягком свете комната выглядела совсем мирно, но в душе еще клокотало раздражение после выходки Гранджа и зрелища его жестоких тренировок. Симель подхватила кочергу и провернула в воздухе две петли — запястье чуть хрустнуло, скорость вышла приличной, но не такой, как раньше.

Она сдавала.

Нет, конечно, для бандитов вроде Фрейцера хватило бы и этого, то были люди необученные: крестьяне или бежавшие с Броганы ополченцы. Что они могли поставить против многих лет занятий, еще и всаднику? Разве что грубую силу, но не силой решается бой.

Для Гранджа не хватило бы тренироваться и всю жизнь. О чем она вообще думает? Что нож причинит этой туше какой-то вред, даже если достанет? Это пустые мысли, пустая злость — нет повода, который столкнет их настолько серьезно. В конце концов, они не дикие хальты, а придворные просвещенного короля.

Кочерга рассекла воздух еще несколькими петлями и выпадами, потом еще. Подол платья мешался, облепляя ноги, но тут уж ничего не попишешь. Усталость наконец становилась приятной, такой, что греет мышцы и тянет продолжать, потому что каждый новый финт удается ловчей предыдущего.

Симель по короткой дуге ударила принесенный мешок и тот выплюнул наружу добрую половину сена. Только не это. Если распоролся, ее штопка никогда не вернет вещи крепость — в этом деле сноровки у Симель не было, а марскеллская портниха не могла смотреть без слез, как она шьет. Местных не попросишь, придётся купить иглы в городе и надеяться на чудо.

Симель подняла дерюгу — нет, к счастью, обошлось без дыр, мешок просто развязался от удара. Она вздохнула. Что за заботы, ей богу. Хаубер стал настоящим испытанием в том, чего она не ожидала. Даже после побега, уже в городе, ей как-то легче удавалось мирить свою прошлую жизнь с новой. Город — это место, где тебя не спрашивают, почему ты отдаешь штопку профессиональным белошвейкам, так делают все, у кого есть деньги. У нее денег хватило бы и на дом со слугами, но не стоило привлекать внимание к одинокой богатой женщине, так что Симель искала полный пансион у какой-нибудь пожилой дамы, не выходящей в свет. Выбор пал на матрону семьи магистра медицины Ветарию.

Неожиданно два года в их доме стали временем нового учения, а не пряток от судьбы. Лекарь и его юные сыновья, готовящиеся к той же профессии, заметили, что Симель кое-что смыслит в лечении ран, и разговоры за общим столом очень быстро превратились в консилиумы. Ветария, как поняла Симель, рассчитывала на жилицу, как на противовес этим говорливым врачевателям, а на деле получила еще одного, только в юбке.

Симель сполна отблагодарила семью, где не были против, чтобы вместе с мальчишками и она слушала магистра, как наставника, и задавала вопросы, и получала ответ. Все же в городах вольным душам живется легче — только не претендуй на чужой заработок и тогда делай в своем доме, что хочешь. А магистр был отъявленным вольнодумцем, судя по копии “Врачевания Заречья” — этой книгой вообще измерялась степень смелости любого лекаря. Тот, кто упорно лечил отцу перелом, когда другие умывали руки и советовали готовить похороны, тоже ею пользовался и, в конце концов, отвел тень смерти от барона. Симель знала травы Заречья, как свой огород, и еще в Марскелле поняла, что, оказывается, умеет не только рубить с коня и управлять поместьем, но и ходить за нуждающимися.

С магистром они спорили только на одну тему — нужны ли больному такие мелочи, как солнце, ветер из открытого окошка, смех и разговоры домашних. Симель знала, что нужны.

Она выполнила резкий акцентированный удар сверху вниз и досадливо поморщилась. Ничто не заменит тренировку в седле, а бой с воздухом — поединок. Руки просят хорошей работы, но теперь, вне долины, это стало невозможным. Когда-то Симели казалось, что все живут так, как они в Благодатной: есть наследник — тренируют наследника, есть только дочь — значит, показывают, как защищать людей, дочери. Она долго в это верила, даже слишком, лет до четырнадцати. Но кто бы сказал ей в лицо всё, как есть?

Она была защитой и опорой и для Марскелла, и для Берждома — вдовцы-бароны жили, как одна семья. Свои ее не порицали, а чужаков в Благодатной не было — приемов здесь не устраивали, путешественники и торговцы давно забыли этот путь, через долину ходили только, когда хальты владели землями по эту сторону Броганы и когда мятежники поднимали равнины против королей. И Берж, и те рыцари, что жили в долине, никогда не навредили бы Грегору в его отчаянном безумии, они любили его и любили Симель. Люди незнатные принимали заботу о себе такой, какая есть, а кривотолки вели тихо, чтобы эту заботу не потерять.

Все они позволили ей с детства наслаждаться своей силой, ловкостью и играми поинтересней кукол, позволили стать наследницей не только земель Грегора, но и его боевой славы.

Симель уколола кочергой воздух, еще и еще. Нет, она не жалела. Как бы Хави справился с бандой Фрейцера, если седовласым баронам это было уже не под силу? Они вместе приняли у отцов долину под свою защиту и справились, пусть не за год и не за два. В конце отец хвалил ее, как никогда, и это было, в общем-то, счастливое воспоминание, но… Но все-таки не стоило ожидать, что разум к нему вернется, даже если она сделает все, как он хочет. Наоборот, война с бандой питала в его безумии что-то настолько давнее, что никак не связывалось с Эдуардом.

И день окончательной победы не стал исключением.

— Мальчик мой! — упоенно твердил он тогда, но это-то уже было делом обычным. — Мой мальчик! — и жал ей руку, вытирал глаза, и раскрывал ее ладони, из которых принял голову Фрейцера. Но потом, как всегда неожиданно, вдруг начал:

— Руки! Из золота? Золота, да?

Достойная могла быть похвала. Пусть руки у нее не золотые, но она победила, прикончила последнего из тех, кто истерзал долину. Заслуженная гордость охватила бы сердце, если бы не продолжение:

— Золотые! Выбрось! Брось!

Все, радости как ни бывало. Иллюзии — еще более странные, чем живой Эдуард, — если захватывали отца, то надолго. Здесь кончалась всякая надежда на общение, и дальше ему нужна была только хальтская белоголовка — зареченский дурман, унимающий буйство.

В детстве Симель пугалась этих странных выкриков, пока старый Берж не показал ей золотую руку — настоящую, отлитую как по человеческой, которая хранилась когда-то у отца. А значит, у безумия все же была основа. Взялась эта рука из каравана, погибшего когда-то на пути через долину, и никто не знал, что оплатили ею Грегору — а может просто нашли на месте разорения — но золото это, да и любое золото вообще, с тех пор как будто жгло его виной. Симель догадывалась, что в банде Фрейцера для отца воплотились те, от кого двадцать лет назад он не защитил караванщиков.

Что ж, она сделала все, чтобы победа проникла сквозь толщу лет туда, где находилось сознание отца, и принесла ему немного покоя.

Просто этого оказалось мало.

Разогретые упражнением мышцы пели под свист металла в воздухе, плечи и запястья работали, как хорошо смазанный механизм. Ну, еще половину часа нагружать руки, а потом, раз лошади не видать еще долго, можно пробежаться по черной лестнице для слуг вверх и вниз десять раз, чтобы хоть как-то напомнить телу, что оно когда-то выдерживало.

Симель сдула прилипший к потному лбу локон и запретила себе тяжелые мысли. Сейчас у нее другая жизнь, и нужно успеть выспаться и поужинать, прежде чем подняться на дежурство к человеку, еще ценящему ее той, кто она есть.