О своем женихе, специалисте по компьютерным системам, Олив Уотсон говорила с придыханием. Она познакомилась с ним во время одной из своих поездок в Англию в отпуск, год назад, и с той поры они переписывались.
– Как долго вы были вместе? – с любопытством спросила Лаки.
– Десять дней, – ответила Олив. – Все произошло очень быстро.
«Это уж точно», – подумала Лаки. Ей было немного интересно, дошли ли они до постели. Но от робкой Люс трудно ожидать такого вопроса, так что ей пришлось сдержаться и вместо этого спросить:
– Как его зовут?
– Джордж. – Похоже, Олив действительно влюблена. – Он старше меня. Вполне солидный человек.
– На сколько старше? – рискнула задать вопрос Лаки.
Олив закусила губу.
– Пятьдесят с чем-то, – наконец призналась она.
– В этом нет ничего плохого, если мужчина старше, – уверенно сказала Лаки, припомнив свое собственное замужество, когда ей было двадцать с чем-то, а Димитрию Станислопулосу за шестьдесят.
– Вы все понимаете, – ответила Олив, без аппетита принимаясь за диетический салат. Она поколебалась, но потом добавила: – Вы на меня не обижайтесь, но с вашей прической действительно можно что-то придумать. Я с удовольствием познакомлю вас с моим парикмахером. Если вы, конечно, хотите, – поспешно добавила она, боясь ее обидеть.
– Спасибо, мне так нравится, – быстро произнесла Лаки, машинально касаясь рукой своего жуткого парика.
– Ну, я и не говорю, что у вас плохая прическа. Очень мило. Очень, – соврала Олив, стараясь, чтобы это звучало правдоподобно.
Впервые Лаки почувствовала неловкость. Олив казалась искренней, и, возможно, не стоило играть с ней в эти игры.
«Без проблем», – решила она. Когда студия перейдет к ней, она здорово прибавит ей жалованье и повысит в должности. После стольких лет работы на Микки Столли Олив явно этого заслуживала.
Чтобы сменить тему, Лаки спросила:
– Когда вы собираетесь пожениться?
– Джордж хочет немедленно, – нахмурилась Олив, представив себе все сложности. – Я ему объяснила, что это невозможно. Столько еще надо обсудить, и я не хочу бросать работу. Я не уверена, что Джордж захочет переехать в Калифорнию.
– Может, стоит выяснить?
– Конечно. – Олив энергично кивнула. – Джордж приезжает на два дня в Бостон по делу на следующей неделе. Было бы хорошо все обсудить. – Она вздохнула. – Он хочет, чтобы я тоже приехала туда. К сожалению, это невозможно.
Лаки тут же ухватилась за ее слова.
– Почему?
– Мистер Столли не может без меня обойтись. Он очень требовательный человек. Требует, чтобы все было, как он привык.
– В самом деле? И он не согласится на временную секретаршу?
– Разумеется, нет.
– Может, кто-то из главного здания вас заменил бы?
– Ни в ноем случае.
– А как насчет меня?
– Вас?
Уговорить ее будет трудно, но попытаться стоило.
– Да, меня. Я могу заменить вас на пару дней. Вы покажете мне, что делать, а я обещаю, что мистер Столли будет доволен.
– Но ведь вы работаете у мистера Стоуна? – заметила Олив.
– У него со следующей недели отпуск. Да и при нем мне делать практически нечего. Очень скучная работа. По правде говоря, я собиралась уходить.
Олив немного помолчала. Предложение соблазнительное. Люс и в самом деле выглядела весьма компетентной.
– Я должна поговорить с мистером Столли, – неуверенно сказала она. – Ему решать. Как я уже говорила, у него устоявшиеся привычки.
– Ладно, – согласилась Лаки, давая Олив возможность привыкнуть к этой мысли. – Я понимаю.
Олив кивнула.
– Я его спрошу, – решила она. – Для меня эта поездка очень важна, нужно все устроить как можно скорее.
– Правильно, – заметила Лаки.
Олив снова кивнула.
– Я дам вам знать, – пообещала она.
Лаки поручила Боджи разузнать о машине той дамы, что приезжала к Эдди Кейну по поводу тропических рыбок. Машина оказалась зарегистрированной на имя Кэтлин Ле Поль. Смит не фигурировала в картотеке. Даже дурак догадался бы.
Она велела Боджи проверить миссис Ле Поль и сообщить ей всю информацию как можно скорее.
– Будет сделано, – заверил ее Боджи.
Герман немедленно захотел узнать, что происходит. В его кабинете сломался кондиционер, так что жарко ему было не только от напора Лаки. Лицо его покраснело, и, казалось, силы были на пределе.
Лаки даже стало его жалко.
– Вы уходите в отпуск, – твердо заявила она.
Он разволновался.
– Что вы сказали?
– В отпуск. Вам надо отдохнуть. Вы это заслужили. Недельку в Палм-Спрингс. Вам надо отсюда убраться, чтобы я могла заменить Олив, понятно?
Герман спорить не стал. Все, что угодно, только подальше отсюда.
– И когда я уезжаю? – спросил он.
– Побудьте до четверга. Может, нам и удастся просмотреть тот съемочный материал, что мы просили. Кстати, – она схватила трубку, – я сейчас это и устрою.
Просмотровая оказалась комфортабельной комнатой, обитой мягкой зеленой кожей. На полу – толстый ковер, на стенах – портреты крупным планом звезд студии «Пантер». Затянутая в кожу Венера Мария с насмешливым выражением на лице. Красавец Купер Тернер. Сьюзи Раш, кокетливо прячущаяся за розовым зонтиком. Чарли Доллар со своей сумасшедшей ухмылкой. Мариса Берч во весь рост, волосы коротко подстрижены, огромная грудь выпячена вперед. И Ленни Голден в причудливой позе, с длинными светлыми волосами, пронзительными зелеными глазами и циничной улыбкой.
Лаки задержалась у его фотографии. Он выглядел великолепно. Как обычно. Она безумно по нему скучала.
Гарри Браунинг вышел из будки, чтобы лично приветствовать Германа Стоуна. Не обращая внимания на Лаки, он пожал Герману руку.
– Очень приятно видеть вас, мистер Стоун. Так давно не встречались.
– Что у вас есть, чтобы нам пока показать? – спросил сурово Герман, придерживаясь роли, навязанной ему Лаки.
– У меня есть последний съемочный материал по «Настоящему мужчине». И первоначальный вариант «Раздолбая», – предложил Гарри.
– Годится, – согласился Герман, направляясь в центр последнего ряда, где находился телефон, связанный с кинобудкой, и небольшой холодильник с прохладительными напитками.
– Что будете смотреть сначала? – поинтересовался Гарри.
– Материал по «Настоящему мужчине», – ответила Лаки и быстро поправилась: – Мистер Стоун хотел бы сначала посмотреть материал по «Настоящему мужчине».
– Да, правильно, – подтвердил Герман, продолжая играть свою роль.
– Как скажете, – сухо ответил Гарри, стараясь не встречаться взглядом с Лаки.
Когда на экране появлялся Ленни, Лаки испытывала чувство гордости. Он не просто умен и забавен, он чертовски привлекателен. Ленни Голден, ее муж.
В первой сцене участвовали Ленни и Джой Фирелло. Они составляли отличную пару. Оба умело владели искусством диалога. Лаки узнала текст, принадлежавший Ленни. Почему он жаловался? Очень даже неплохо.
Но тут экран полностью заполнила Мариса Берч, и Лаки сразу стало ясно, отчего негодовал Ленни. Мариса подавляла всех своим чисто физическим присутствием, за которым не было ни унции таланта. Игра ее, если это вообще можно назвать игрой, казалась насквозь фальшивой.
Ее сцена в постели с Ленни – просто насмешка. Похоже, у Злючки Фрипорта крыша поехала, если он мог допустить такое. Ничего, кроме сисек Марисы, его не интересовало. Они находились в центре практически каждого кадра – огромные, колышущиеся – лучше не попадаться на пути.
Ленни оставался недовольным, и это чувствовалось. Вот и говорите теперь о совместимости! Между ними не проскакивали искры. Никакого сверкания – только шипение.
Просмотрев все пять дублей, снятых Злючкой, Лаки почувствовала неловкость. Неудивительно, что Ленни постоянно жалуется. Все оказалось хуже, чем она могла себе представить.
– Что за фильмы они теперь делают? – спросил расстроенный Герман. – Это же порнография.
– А когда вы в последний раз смотрели фильмы студии «Пантер»? – с любопытством спросила Лаки.
Герман промолчал.
«Похоже, после «Унесенных ветром» он не видел ни одной картины, – подумала она. – Бедный старина Герман. Как же он будет шокирован, если попадет в реальный мир!»
Первый кадр «Раздолбая» начался с выстрела, произведенного Джонни Романо, облаченного в кожаный пиджак и бегущего в своей обычной манере – членом вперед – по залитой дождем улице.
Неожиданно дорогу ему преградил мужчина.
– Чего тебе, хрен моржовый? – спросил Джонни Романо.
– Того, что мое, говнюк, – ответил другой актер.
– Парень, взял бы ты свой член и засунул его себе в задницу, потому что от меня ты ни хрена не получишь, дерьмо собачье.
– Как ты меня назвал, дебил?
– Дерьмом собачьим, твою мать. Хочешь, скажу по буквам?
– Ты, бля… не на того нарвался, засранец.
– Неужели?
– Именно, козел шизанутый.
Крупный план Джонни Романо. Глаза на весь экран. Карие, глубоко посаженные, они призваны рассказать зрителю об их обладателе. В них и злость, и угроза. Не глаза, а смертельное оружие.
Перебивка на другого актера, протянувшего руку к пистолету.
Джонни ногой выбивает пистолет из руки партнера, достает свой собственный и пристреливает противника.
Громкие звуки музыки, а затем пошли титры.
– Это отвратительно, – воскликнул Герман.
– Добро пожаловать в восьмидесятые, – сухо заметила Лаки.