Леди и дезертир

Глава 13

Гарри пытался не плакать. Мама была напугана, его поездка на Шехерезаде не удалась, а теперь еще перед ними оказался этот великан.

Великан взмахнул своей высокой шляпой и подбежал к ним в своих больших тяжелых ботинках, и Гарри в испуге отпрянул назад.

— Что случилось?

Мама не отвечала, и великан продолжал:

— Я услышал, что вы приближаетесь. Галопом, в таком тумане, как этот. Что вы там делали? Да еще с ребенком?

Глаза гиганта, устремленные на Гарри, вблизи оказались совсем не такими жестокими. Без шляпы он был больше похож на человека, и еще у него была смешная манера говорить: он говорил «лышал», как Митчелл, а не «слышал», как мама. Его голос был мягким и приятным.

— Держу пари, вы достаточно поездили верхом для одного дня. Теперь слезайте.

У мамы не было времени, чтобы спорить, а у Гарри — чтобы уклониться в сторону; крепкие руки схватили его и опустили на землю, затем мужчина поднял его на руки. Мальчик заметил, что мужчина не отрываясь, смотрел на маму. Гарри держался очень прямо, он положил одну руку на плечо мужчины, просто чтобы попробовать, каково оно на ощупь. Оно было крепкое и теплое.

Мама закричала:

— Как вы смеете? Вы пугаете его!

— Нет, это вы. Скажите мне, ради всего святого, что происходит? Позвольте мне помочь вам.

Когда она по-прежнему не ответила, человек сердито фыркнул, и это, как ни странно, развеселило Гарри.

Мужчина посмотрел на него и улыбнулся.

— Но сначала мы проводим вас в дом. Роджерс!

Это был громкий рев. Он прозвучал как раз рядом с ухом Гарри, заставив его держаться крепче, и человек огромными шагами направился в сторону крыльца в конце поворота. Грум прибежал из конюшни. Шехерезада элегантно ступала вдоль аллеи за ними, глядя вопросительно на Гарри; он мог сказать наверняка, что мужчина вызывал у нее любопытство.

Теперь мама выглядела сердитой.

Когда они подошли к крыльцу, мужчина остановился, длинное ружье качалось у него на руке. Он сказал Роджерсу:

— Помогите леди Гамильтон спуститься с лошади, будьте любезны. — Затем он обратился к Гарри, когда мама аккуратно спрыгнула на землю: — Как зовут твою лошадь?

— Шехерезада.

— Роджерс отведет ее в конюшню. За ней будут хорошо ухаживать. — Мужчина кивнул Роджерсу, который начал уводить лошадь, и стоял, глядя на нее в течение нескольких секунд. Затем он повернулся и сказал несколько странных слов, которых Гарри не понял:

— Я знаю эту кобылу! Я видел ее в Гринвиче. — У него было такое лицо, будто он только что встретил самую удивительную и чудесную вещь в мире.

Гарри был доволен. Он любил, когда людям нравилась Шехерезада.

Мужчина наклонил свою голову к маме и спросил:

— Вы окажете мне честь войти внутрь?

— Это абсурд, — раздраженно ответила мама. — Что вы здесь делаете? Где мистер Джолиф?

— Во Флоренции.

Он был уже у двери. Оставив ружье у колонны, мужчина сильно толкнул дверь, и та сразу же открылась, затем он поднял ружье и кивнул маме. Она прошла мимо, у нее было сердитое лицо, и было видно, что она не хотела входить внутрь. Но Гарри хотел, потому что ему всегда нравились новые дома.

Слуга шел впереди. Он привел их в большую комнату с высокими окнами. Мужчина осторожно опустил Гарри, не давая упасть своему ружью, затем выпрямился перед ним во весь рост.

— И как тебя зовут?

— Гарри.

— Анри? — Мужчина улыбнулся.

— А как вас зовут? — спросил мальчик.

— Жак.

Одно только имя. Не мистер или еще что-нибудь. Он, должно быть, егерь или главный конюх.

— Что это за ружье? — спросил Гарри.

— Дробовик. Оно не заряжено. Ты можешь его потрогать.

— О нет, он не может! — Послышался шелест юбок, и мама подошла к ним, но Гарри уже положил свою руку на прохладный и гладкий ствол.

Мужчина поднял глаза, и его голос изменился:

— Скажите мне, что напугало вас.

— Нас преследовали. Кто-то верхом. Я не могла видеть их, но они были там. Когда бы я ни останавливалась, они останавливались тоже.

— Что точно вы слышали?

— Стук копыт, вот так. — Гарри потопал ногами о пол. Мужчина кивнул.

— Ты будешь хорошим разведчиком. И? — он снова посмотрел на маму.

Она сказала:

— Кто-то верхом, вот и все.

— Вы не закричали?

— А вы бы закричали?

Мужчина коротко засмеялся. Он задумчиво опустил глаза на дробовик.

— Как вы стреляете из него? — спросил Гарри.

Большой рукой с длинными пальцами человек взялся за середину ружья твердой хваткой, согнул палец вокруг завитого кусочка металла, который выдавался снизу.

— Ты взводишь курок. Сначала на один оборот. Вот так. — Затем большой палец вернулся назад вместе со щелчком. — Затем…

— Я слышал это! — воскликнул Гарри, поглядев вверх. — Это. Я слышал это. Когда мы были в тумане!

— Господи Иисусе. — Гарри знал это выражение.

Мужчина вскочил на ноги. Он быстро произнес:

— Подождите здесь. Я отправлю людей посмотреть. Если поблизости кто-то шныряет, я хочу увидеть его. — И, повернувшись, он вышел из комнаты.

София стояла у окна без всякого намерения присесть, хотя на этом настаивала экономка мистера Джолифа, миссис Лиливайт. Она была в бешенстве от того, что ей так безапелляционно предложили подождать. Гарри тем временем угощался закусками, принесенными миссис Лиливайт, уютно устроившись у огня, который был зажжен на случай, если их одежду нужно будет просушить.

— Мне кажется, туман скоро рассеется, миледи.

София отвернулась от окна.

— Чем раньше, тем лучше. Я хочу продолжить свой путь.

— Но опасность…

При взгляде Софии экономка отказалась от намерения протестовать.

София произнесла спокойно:

— Если в окрестностях и были какие-нибудь бездельники, я думаю, что они уже ушли, тем более теперь там ходят грумы и садовники.

После недолгой паузы между сдержанностью и любопытством она поддалась искушению:

— Я удивлена тому, что не нашла мистера Джолифа дома. Давно он за границей?

— Да, миледи, он в Италии. Месье Десерней арендовал поместье на шесть месяцев.

— О Господи, но почему?

Миссис Лиливайт поправила свои седые волосы и приняла вид тактичной отстраненности.

— Мистер Джолиф оказался в обстоятельствах, когда… он решил пожить за границей некоторое время, миледи. Он снял виллу недалеко от Флоренции на все лето. Мы были, конечно же, весьма обеспокоены по поводу нового арендатора, но я с благодарностью могу сказать, что месье Десерней оставил всех слуг. Без исключения. Я верю, что Джолиф-корт будет в прекрасном состоянии, когда вернется мистер Джолиф.

София была разочарована. Ей хотелось узнать, почему все-таки Десерней оказался здесь, но экономка неправильно истолковала вопрос.

— Миссис Лиливайт, — сказал Гарри важно, вставая со своего стула. Экономка посмотрела на него. — У вас есть бильярдная комната?

— Да, а почему ты спрашиваешь?

— Могу я ее увидеть?

Экономка бросила вопросительный взгляд на Софию, когда та кивнула и улыбнулась Гарри. Он был высоким для своих лет и уже достиг того роста, с которого он мог смотреть через край бильярдного стола на гладкое зеленое сукно. Даже когда стол был пуст, когда кии были подвешены и никто не играл, Гарри был каким-то образом очарован успокаивающей атмосферой бильярдной комнаты, в которую он входил почти с благоговейным видом. Он ничего не ломал, потому что все, что было связано с игрой, было для него свято. Когда Гарри и миссис Лиливайт вместе вышли, София поняла, что и на сей раз бильярдная совершила свое неописуемое волшебство.

Она ожидала увидеть Жака, идущего широкими шагами по дороге, ведущей к дому, но Десерней обошел дом с задней стороны и вошел в комнату через другую дверь, позади нее. София обернулась, когда он бросил свою шляпу на стол, стоявший у двери, и сбросил с плеч пальто. Не успела она обрадоваться про себя, что у него больше не было его дробовика, как Жак полез в карман пальто и положил пистолет рядом со своей шляпой, прежде чем бросить одежду на спинку стула.

— Я была бы вам признательна, если бы вы убрали оружие, месье.

Жак посмотрел в ее сторону, и его глаза сузились. Затем он иронически фыркнул и, подняв свою шляпу, накрыл ею пистолет, после чего прошел вперед и встал у огня.

— Мы никого не нашли. Должно быть, он уже убрался отсюда. Если бы вы сказали мне сразу, что происходит, у нас был бы шанс.

— Вы совсем ничего не увидели?

— В роще нашли подушку, сделанную из попоны. Ваша? Она в конюшне. Кобыла просто замечательная. Вы привезли ее из Нового Южного Уэльса?

— Да, — ей удалось произнести это как можно мягче. — Я должна поблагодарить вас за то, что вы беспокоились о нас. Боюсь, что я нарушила ваш день.

Он посмотрел на нее в изумлении:

— Нарушили?.. — Затем он спросил: — Не хотите ли присесть?

Жак встал рядом с диваном в замешательстве. Но, конечно же, он не мог сесть, пока она продолжала стоять, поэтому София выбрала стул, стоявший не слишком близко к огню. Взглянув в окно, она заметила, что солнце потихоньку начинало прорываться сквозь серые клубы тумана.

София была сильно удивлена и не скрывала этого. Самым холодным тоном, на который она только была способна, она произнесла:

— Я никогда не задерживаюсь надолго у Монтегю.

Не говоря уже о том, что его вопрос был нестерпимо личным, у него не было права задавать его, потому что в течение трех дней, которые последовали за балом, София не видела его и не слышала о нем: ни визита, ни карточки, ничего.

— Вы не посетили офицерскую вечеринку.

Как будто он ожидал, что она будет его разыскивать! И разве она должна была предположить, что он пойдет туда?

— В этом не было никакого смысла, — сказала она холодно, затем внимательно посмотрела ему в лицо и продолжила: — Человек, которого я хотела увидеть, там не присутствовал: это полковник Белтон. Когда я наводила справки, я обнаружила, что он совсем недавно получил новое назначение в Ирландию. Он уехал из Брайтона, прежде чем я смогла встретиться с ним.

Он сразу же попал в ловушку.

— Хорошо.

Это было слишком. Она поднялась на ноги.

— Я могу обойтись без ваших предложений по поводу того, как я веду свои дела. — Она снова подошла к окну.

— Вы можете? — он тоже поднялся, подошел и встал рядом с ней. — Разве не существенно то, что вы нашли пристанище сегодня? А вы действительно нашли его, рядом со мной.

— Это совпадение. — София отказывалась смотреть на него. В Брайтоне, после бала, она поклялась себе, что не позволит ему преследовать ее. Но здесь она была в его собственном доме.

— Действительно? Как вы думаете, почему я арендовал это место, так близко к вашему дому?

София повернулась к нему.

— Я надеюсь, вы не хотите сказать, что это было сделано в стремлении к моему обществу, месье Десерней? Я негодую по поводу того, что вы диктуете мне каждый шаг, и уверена: вы понимаете, что будете приняты с еще меньшим радушием в моем доме.

София никогда в своей жизни не использовала сарказм таким образом, но то, что он стоял рядом с ней, заставляло ее быть непохожей на себя. Она ожидала, что он отпрянет, но с каждым словом его глаза разгорались сильнее, выражение его лица становилось более открытым.

— Вы забываете, чем я вам обязан. Наверное, это так похоже на вас: взять и забыть. Должно быть, это проявление вашего великодушия. Но поставьте себя на мгновение на мое место. Как я мог покинуть Англию с неоплаченным долгом? И опять-таки, чем я могу отплатить вам? У вас нет недостатка в друзьях, семье или удобстве. Что я могу предложить вам, чего бы вы уже не имели?

Жак замолчал. София почувствовала сильное волнение, которое всеми силами попыталась скрыть. В ее жизни есть один пробел, ужасный пробел, и это было для нее гораздо более важно, чем мог предположить кто-либо. Она знала теперь — к сожалению, слишком поздно, — что иметь в своей жизни рядом настоящего мужчину было для нее так же необходимо, как и дышать. В ее собственных глазах у нее было все — и не было ничего. А единственный живой мужчина, которого она желала, был тот, который сейчас находился рядом с ней, в этой комнате. Она не отрываясь смотрела на залитый солнечным светом сад и желала, чтобы он продолжал.

Наконец он сказал:

— Все, что я могу предложить, это мои услуги. Все, что вы хотите, что бы это ни было, я с удовольствием выполню.

Она заставила себя встретиться с ним взглядом.

— Я могу уверить вас — в жертвах нет необходимости.

— Это не жертва.

София постаралась проигнорировать взгляд, которым сопровождалось это высказывание. Она также попыталась подавить отклик, который он вызвал внутри нее, и сказала довольно тихо:

— Напротив, хозяин Джолиф-корта очень любит это место, и я знаю, что его можно было уговорить оставить этот дом только за непомерную сумму. Вас ввели в огромные расходы, чтобы вы находились здесь, а также помешали, чтобы вы вернулись домой, во Францию.

Упоминание о Франции было нацелено на то, чтобы напомнить Жаку о том, что он был во вражеском лагере по отношению к ней и ее семье. Но это не возымело должного эффекта. Его глаза излучали свет, от которого она дрожала, когда видела его. Этот свет давал ей ясно понять, что преследование только началось.

— Расходы — это ничто. Для чего тогда нужны банки? Дело было легко улажено. А что касается моего возвращения… — Он помедлил. Ей стало интересно, собирался ли он сказать слово «домой», но в последнюю секунду он отказался произнести его, — что же касается Франции, она может подождать.

— А как насчет ваших родителей? — София увидела, что он слегка напрягся при этом. Маркиза де Вийер рассказала ей, что его мать и отец живы; они избежали тяжелой участи, которая выпала на долю аристократов во время революции, и все еще жили в наследном замке в Нормандии.

Он спокойно ответил:

— Мы постоянно обмениваемся корреспонденцией.

Постоянно! За последние три года он был в России, Испании, Южной Франции, Новом Южном Уэльсе и Америке. После непродолжительной паузы она сказала с той иронией, которую использовала только с близкими, такими как ее отец и Мэри:

— Конечно. Для чего же тогда нужна почта!

В холле послышался голос Гарри. Он с кем-то разговаривал доверительным тоном, означающим, что он находится в приятной ему компании. София посмотрела через плечо и увидела сына, ведущего экономку за руку.

— Мама, у миссис Лиливайт есть арфа. Она позволила мне прикоснуться к ней. Ты сыграешь что-нибудь? Миссис Лиливайт говорит, что ты умеешь.

— Весьма любезно с вашей стороны, — София улыбнулась. От нее не ускользнул взгляд молчаливого веселья, которым экономка обменялась с Десернеем — у них уже установились отношения взаимного уважения, при том, что он не мог владеть домом более нескольких дней. Все-таки было удивительно, что ей не сказали о планах Джолифа до того, как он покинул свою усадьбу. Слушая осторожные ответы миссис Лиливайт, София могла только заключить, что Джолиф, скорее всего, имел серьезные долги и был вынужден сдать в аренду поместье, чтобы поправить свое материальное положение. Должно быть, он был слишком смущен, чтобы проронить хоть слово, прежде чем уедет.

София заметила, что все трое смотрят на нее.

— Боюсь, нам пора. Дома много дел. Я должна поблагодарить вас за то, что вы так любезно о нас позаботились. — Она была осторожна, чтобы не встретиться со взглядом Десернея под наблюдательным взором миссис Лиливайт.

— Вы готовы ехать верхом? — спросил он.

— Да, благодарю вас.

— Миссис Лиливайт, попросите, чтобы кобылу оседлали и привели к крыльцу, будьте любезны. Вместе с Мезруром.

София посмотрела на него искоса:

— С кем?

— Я буду сопровождать вас.

— Я вполне способна…

— Я буду сопровождать вас, — повторил Жак твердо. — Извините.

Десерней оставил бедную миссис Лиливайт, присевшую в реверансе, и вышел. После этого София услышала его приятный решительный голос, когда он отдавал распоряжения в другой части дома.

Она взяла куртку Гарри со спинки стула, стоявшего у очага.

— Пора в путь.

— Вон там находится Клифтон. — София указала вперед, когда они преодолели длинный подъем и ее дом оказался в поле зрения. Солнце мягким светом заливало черепичную крышу, высокие трубы, раскидистые кедры и лужайку перед домом.

— Я знаю. — Жак посмотрел в сторону на вершину холма. — Вы должны были видеть, что садится туман, когда выезжали из дому. Зачем вы отправились в путь в такую погоду?

— Откуда вы узнали? — быстро спросила София. Мысли в ее голове путались: откуда он знал Клифтон и то, когда она выехала сегодня утром? Он шпионил за ней? Эта догадка обескуражила ее: с одной стороны, она чувствовала благодарность, а другой — страх.

— Достаточно нескольких дней, чтобы узнать эту местность. Это красивая земля. — Он смотрел вокруг себя, когда говорил это, поэтому у Софии появилась возможность изучить его и не встречаться с ним взглядом.

Десерней ехал верхом с властной, инстинктивной непринужденностью, которая была тем более впечатляющей, потому что Мезрур был большим сильным жеребцом, в котором София тотчас же распознала породу. С характерной беззаботностью Десерней предложил посадить Гарри верхом перед собой по пути домой, и на ее скептический ответ он рассмеялся. Гарри, как это ни странно, был разочарован.

Мезрур обладал классической гибкостью, которую ее научил распознавать дедушка и которая в меньшей степени зависела от действия рук, чем от распределения веса и давления ног. Так что в тяжелой поступи жеребца слышалось неохотное принятие мужской дисциплины.

Сквозь стук копыт София спросила:

— Что вы делали сегодня утром, когда мы с Гарри катались верхом?

Он быстро посмотрел на нее, но промолчал. Она спросила еще:

— Почему с вами было ружье?

— Я чистил его.

— Вы ездили верхом? — Что-то в его взгляде, некое подобие вызова заставило ее перевести дух, прежде чем она продолжила: — Вы были соответствующе одеты.

— Нет, я прогуливался к приусадебной ферме.

Молчание. Он не сделал дальнейших комментариев, а ей больше нечего было спросить. У нее не было надежных оснований для того, чтобы и дальше задавать вопросы. Лишь только осознание того, что кто-то следил за ней в тумане, было еще довольно сильным в памяти. Это пугало ее, и она знала, что это будет теперь преследовать ее в течение долгого времени. С чувством опустошения она поняла, что единственно, чего она действительно хотела, когда Десерней вышел ей навстречу, было броситься в его объятия и почувствовать себя в безопасности. Что было хуже, чем просто причуда.

Она посмотрела на ботинки, которые Десерней надел тем утром на предполагаемую прогулку к приусадебной ферме Джолифа. Яркий блеск на них был безупречен. Вместо просторного пальто на нем был надет «жокейский пиджак» традиционного британского покроя, который тем не менее не делал его больше похожим на англичанина. Но и на истинного француза он тоже был не похож. Единственным тому объяснением могло служить его нормандское происхождение — таким образом, его предками могли быть викинги, мародерствующие в свое время на северном побережье Франции еще задолго до того, как Вильгельм Завоеватель высадился при Гастингсе. Хищник с повадками хищника.

— Какие могут быть у вас дела сегодня днем, что заставляет вас так торопиться домой? — спросил он.

Она ответила не задумываясь:

— Надо проинструктировать прислугу по поводу завтрашнего обеда.

Жак внимательно посмотрел на нее, и она смутилась, почувствовав себя глупо. Но потом продолжила:

— Когда я вернулась в родные места, все были так добры ко мне, приезжая с приветственными визитами, что я чувствую необходимость отблагодарить всех сразу одним большим мероприятием. У меня никогда не было балов или званых ужинов, но я думаю пригласить всех на чудесный весенний обед. И я буду только рада, если приедет как можно больше народу, так что мне не придется развлекать гостей, а они будут сами рады просто пообщаться друг с другом.

София помолчала, размышляя, как остроумно она вышла из положения.

Десерней ничего не ответил, глядя вперед на Клифтон, когда они въехали на короткую аллею со статуями, откуда открывался вид на море. Его молчание становилось настораживающим.

Потом она словно издалека услышала свой голос:

— Конечно, если вы смогли бы… смогли бы присутствовать… доставьте нам такое удовольствие. Сочтите это за… ах, — она лихорадочно искала подходящие слова, — за добрососедский жест.

— Благодарю, — ответил он тихо.

У нее не было возможности прочитать выражение его лица и таким образом понять, собирается ли он приехать. София упрекнула себя в том, что это было так важно для нее. Жак продолжил разговор, осматривая строения:

— Клифтон так подвержен изменению ветра и погоды. Бирлингдин защищен намного лучше.

— А мне из окна видно море, — сказал Гарри..

— А видишь ли ты корабли, направляющиеся в Нью-Хейвен? — поинтересовался Десерней.

— Да, некоторые из них — из Франции, — ответил Гарри.

София осторожно спросила:

— Вы уже были с визитом в Бирлингдине? Вы знаете полковника Кула?

— Я встречал его дважды, — ответил он. — Но каждый раз мимолетно. Мы едва перекинулись парой слов.

— Он будет здесь завтра.

— И вы будете окружены его вниманием. — Он сказал это очень тихо. Она не была обязана отвечать, так как в этот момент они приближались к крыльцу, ведущему к двойным дверям в центральную часть дома. Из прохода под аркой в изгороди справа от нее вышел грум, и в тот же миг мажордом распахнул двери. Все домочадцы были озабочены ее исчезновением в тумане. Когда они еще проезжали беседку, она увидела, что садовник оставил свою работу в розовых клумбах и стремительно побежал рассказать всем, что миледи дома.

Она чувствовала, что Десерней смотрит на нее, когда они остановили лошадей. Возможно, ему было любопытно узнать, позволит ли она своим слугам создавать ажиотаж по поводу ее отсутствия, или он ждал, что она пригласит его в дом?

Грум спустил Гарри, а она спрыгнула сама. Десерней сделал то же самое, и Гарри неожиданно посмотрел вверх и выдал свое собственное приглашение.

— Вы хотите подняться и посмотреть из окна моей комнаты?

— В другой раз, возможно.

— Вы придете завтра?

— С удовольствием, спасибо.

— О, хорошо. — Потом Гарри радостно сказал груму: — Я могу теперь ездить верхом. Я хочу сам отвести Шехерезаду в конюшню.

София уловила взгляд конюха.

— Только шагом, помни.

Конюх кивнул и взял поводья кобылы, а Десерней неожиданно нагнулся, поднял Гарри и посадил его верхом в дамское седло.

— Держись крепко, но помни, нужно держать спину прямо.

Она и Десерней стояли и смотрели, как он ехал, гордо выпрямившись, под арку из зелени, ведущую к конюшне.

Мажордом вернулся назад с верхней ступеньки и снова вошел в дом. Большой гунтер Десернея ударял копытом о гравий, прядал ушами и со страстным желанием смотрел вслед Шехерезаде.

Десерней тоже продолжал смотреть на удаляющегося Гарри.

— Он смелый мальчик.

— Да. — Затем София добавила, улыбаясь. — Он взял свою храбрость не у меня!

— Но все же я чувствую, что он многое взял от вас. Например, у него очень глубокие эмоции.

Эти слова незаметно проникли через все барьеры, которые лежали между ними, как прикосновение шелка к ее коже, как тепло солнца, заставляя быстрее бежать ее кровь.

— Вы едва знаете его.

— Но я начинаю узнавать вас. Нетрудно увидеть, что он предан вам. Душой и телом.

София чувствовала себя точно так же, как и в те другие разы, когда его близость лишала ее возможности ответить, отнимала у нее мысли. Десерней подошел ближе, одной рукой он держал поводья гунтера. Казалось, он немного расслабился, однако взгляд, который остановился на ней, говорил о другом.

Вместо традиционных слов прощания она произнесла приглушенным голосом:

— Я должна идти. — Это было абсурднейшее высказывание, которое она могла произнести, прощаясь с кем-либо.

Десерней схватил ее руку быстрой, но твердой хваткой.

— Прежде чем вы это сделаете, есть нечто, что я должен сказать вам.

Она замерла от страха и удовольствия.

Жак ждал, пока она поднимет глаза, и когда она не смогла сделать этого, продолжил низким серьезным голосом.

— Никогда не бойтесь меня.

Он поднес ее руку к своим губам, и в этот момент она точно знала, что он услышал ее учащенное дыхание и ощутил ее внутреннюю дрожь.

София не могла сдвинуться с места, когда Десерней спокойно вспрыгнул на лошадь, снял перед ней шляпу и пустил большого жеребца легким галопом вдоль аллеи, которая вела из садов по направлению к морю.