Глава 14

Париж

Гражданская война назревает в нескольких частях страны. Новая империя Бонапарта находится под угрозой от Бретани до Вандеи; Бордо и Прованс будут следующими, и он закончит тем, что ему придется сменить администрацию в каждом городе. Все, что он сделал до настоящего времени, это еще больше увеличил долю воинской повинности, чтобы у него была возможность посылать дополнительные войска в гарнизоны. Всё жертвуется на успех в войне, включая флот, который он фактически поспешно уничтожил: «Пока продолжается этот кризис, в действительности не имеет значения, есть ли у нас флот или нет».

Самая большая его озабоченность — это деньги, ибо он обнаружил только пятьдесят миллионов в казне, двадцатая часть того, что имелось в его распоряжении в 1812 году. Он распродает государственную собственность и леса, возобновил военный налог, вымогает взносы у коллежей и политехникумов, получил обещания двух миллионов в ссудах правительству от финансового сектора, чтобы обеспечить триста тысяч мушкетов и столько же солдат.

Я разговаривал с Фуше вчера и не мог не спросить, откуда у главы полиции Парижа оказалось двадцать тысяч франков, которые тот предложил в качестве пожертвования.

В ответ, однако, я получил лишь мимолетную улыбку. Затем он сказал:

— Единственный способ, под которым император, похоже, понимает преданность, Роберт, это если она подтверждается материальными ценностями. В противном случае он мучается сомнениями по поводу того, что происходит в головах у людей. Ты слышал о сцене, которая произошла седьмого, когда мы обсуждали конституцию? Он неожиданно изменил отношение ко всем нам, полностью потерял контроль над собою, сказал, что мы организовываем заговор, чтобы покончить с ним. Он пронзительно кричал, я подумал, что у него будет припадок. Он вонзил нож в стол прямо напротив меня.

— О Господи, — сказал я, мои мысли вертелись и кружились. Я слышал об этом, конечно, но ничего такого яркого, и я поинтересовался, почему Фуше был так щедр на подробности.

— И что же вы сделали?

— Успокоил его. Принял к сведению. Продолжил ждать.

— Чего? — спросил я. Моя кожа неожиданно покрылась мурашками от предвкушения.

— Пока он не разорил страну и не загнал половину Франции в наиболее плохо обученную и наиболее плачевно экипированную армию в ее истории. Пока не станет совсем ясно, что он намеревается бросить их против соединенной мощи Австрии, Пруссии, России и Британии и посмотреть, как еще одно поколение превратится в прах у наших границ, чтобы утолить его жажду крови и славы.

Так как я слушал все это затаив дыхание, мне пришлось набрать в легкие воздуха, прежде чем я смог говорить. Наконец я сказал, глядя в глаза Фуше под полуприкрытыми веками:

— Он планирует массовый смотр в следующем месяце на Марсовом поле. Смотр раскроет весь его военный проект и даст соответствующую информацию вражеским силам. Как вы думаете, будет ли в национальных интересах, чтобы он провел парад? Или, может, будет на руку, если ему помешают неожиданные обстоятельства?

Он ответил сразу своим довольно жалобным голосом:

— Я полагаю, что я немного похож на Бонапарта в одном отношении. Я вижу страсти, желания и размышления как текучее, эфемерное, ненадежное ничто в лучшие времена, хотя, конечно, как министр полиции я должен иметь дело с таким ничто каждый день. Я признаю, мой дорогой Роберт, растущую ностальгию по материальному. И чувствую, что мы могли больше сказать друг другу, как только картина прояснится.


София весьма беспечно говорила с Десернеем, когда рассказывала о планируемом ужине, но теперь она очень нервничала. Она страшилась, что ей придется принять и развлекать двадцать или около того человек. В какой-то момент она была обеспокоена тем, что сделала вечеринку слишком многолюдной, затем она боялась, что обидела некоторых соседей с большим самомнением, не пригласив их. Она заранее распорядилась по поводу всех необходимых приготовлений, но ее не оставляло смутное чувство, что они будут иметь совершенно иной результат. Расположение за столом, например: старшинство предполагало, чтобы она посадила виконта Гейджа справа от себя, а жену командующего из Эксита — слева, но Гейдж и командующий держались на расстоянии друг от друга с тех пор, как виконт послал непреклонное письмо в Лондон, протестуя против казарм на своей земле и закономерного нарушения охоты и сельского хозяйства в этой связи.

За час до того, как должны были приехать первые гости, София ходила взад-вперед по гостиной, когда мажордом принес ей послание из Бирлингдина. София открыла его и прочитала сообщение, написанное твердым, угловатым почерком кузена Себастьяна:


Дорогая леди Гамильтон,

Я позволил себе послать кое-что для юного Гарри, чтобы, пока его мама будет занята своими гостями, у него было чем развлечься. Я нашел старый сундук в Бирлингдине и сразу понял, кто имеет на него самое непосредственное право и кто получит больше всего удовольствия от того, что в нем содержится. Он прибудет к Вам максимум на полчаса раньше меня; я нанесу Вам визит заблаговременно, на случай если смогу чем-нибудь помочь.

С искренним уважением, Себастьян Кул.


— Где этот сундук? — спросила София мажордома.

— У бокового входа, миледи.

— Пусть его поднимут в игровую комнату мистера Гарри, пожалуйста.

Сама она пошла наверх, чтобы проверить все в последний раз, прежде чем дом будет наводнен гостями. Она не могла не чувствовать себя неловко по поводу того, что оставила Гарри наверху, в то время как подавали ужин, но никто не ожидал увидеть детей на таком приеме. Его няня должна была привести его вниз лишь незадолго до того, как гости будут уходить, потому что в отличие от нее, сын испытывал неутомимое любопытство к новым людям.

Гарри стоял на коленях на сиденье с подушками и глядел в окно на изгиб дороги.

— Никто не едет, — сказал он через плечо.

— Нет, еще рано. Прыгай вниз, дорогой, и посмотри, что кузен Себастьян прислал тебе.

Грум поставил дубовый сундук посреди комнаты, поклонился и вышел. С него вытерли пыль, но дерево было тусклым, а две металлические скобки, на которых держалась крышка, проржавели. Со странным ощущением дурного предчувствия она опустилась на колени и помогла Гарри открыть его.

Он был полон свинцовых солдатиков. Один слой на другом, они лежали рядами, как покрытые эмалью драгоценные камни на мягком кусочке фетра — вперемешку, красные и голубые. У Гарри перехватило дыхание, затем он с восхищением начал вытаскивать их. Солдаты пехоты с выпяченной грудью, перевязанной белой лентой. Гусары с высокими мешковатыми киверами. Кривоногие кавалеристы и уланы, каждый с одной поднятой рукой, куда можно было вставлять сверкающее оружие. На дне сундука оружие хранилось отдельно в бархатной сумке с затягивающимся шнурком, среди лошадей, повозок и бронзовой пушки.

София поднялась и отошла в сторону, боясь заговорить. Она смотрела на счастливое лицо Гарри и понимала, что было уже слишком поздно что-либо говорить. Это не было виной кузена Себастьяна, она никогда не говорила ему, как тщательно она пыталась спрятать ужасы войны от своего сына. Она могла отвергнуть предложение старых игрушек ее супруга, но тогда она рисковала обидеть кузена Себастьяна и ранить Гарри, потому что он никогда бы не понял, если бы она унесла прочь такие сокровища.

Его глаза сияли, когда он посмотрел на нее:

— Они могут быть в крепости!

Затем он отвернулся и снова порылся в сундуке, достав длинную плоскую жестянку, которая грохотала, когда он положил ее на пол. Он попытался открыть крышку, но у него не получилось.

— Смотри! У нее есть отверстие для ключа. Мама, это коробка для моего ключа! — воскликнул мальчик.

Он подбежал к столу, где хранил всякую всячину. Среди камней, ракушек и перьев лежал ключ, который они с Софией нашли за камином в Бирлингдине.

Они прочесали весь Клифтон, чтобы найти предмет мебели, к которому подходил бы этот ключ, но безуспешно, к большому разочарованию Гарри. Теперь он вернулся бегом с ключом в руке.

Немного помедлив, София сказала:

— Подожди, я помню эту коробку. — Она опустилась на колени рядом с сыном. — Все эти игрушки принадлежали твоему папе. Это отверстие слишком маленькое для нашего ключа, дорогой. Я вспоминаю теперь, эта крышка всегда заклинивала. Но если ты подденешь край ногтями…

Со скрежещущим звуком крышка открылась. Гарри уронил ключ на коврик и забыл о нем, так как коробка была полна множеством маленьких мраморных шариков.

София оставалась с ним некоторое время на полу, показывая мальчику, как можно было усадить кавалеристов на лошадей, осторожно выпрямляя несколько фигур, которые согнулись в сундуке. Она пыталась побороть неожиданное побуждение показать, для чего были предназначены эти шарики. Пружинный механизм миниатюрной артиллерии был прост: вы закатывали мрамор вниз ствола, чтобы он оказался против пружины, оттягивали пружину назад, кончиком пальца держа защелку, и закрывали его там, а затем целились. Заряд выбрасывался при помощи легкого удара по защелке, а в это время нужно было держать пушку устойчиво на полу. Ей было интересно, догадается ли он об этом сам, хотя и надеялась, что этого не произойдет.

Наконец она поднялась, поправила свой наряд и сказала:

— Сейчас я должна спуститься вниз. Твой ужин принесут наверх из кухни. Ты можешь съесть его за столом с Мод. Хорошо?

— Да, мама. — Но он едва слышал ее, так как был слишком увлечен.


Когда прибыл Себастьян, ему сообщили, что леди Гамильтон наверху, но скоро она спустится вниз и примет его. Вместо того чтобы провести его наверх в гостиную, мажордом проводил его в приемную рядом с холлом. София, должно быть, намеревалась приветствовать своих гостей в тот момент, когда они будут входить в дверь, что, как он понял, было местной традицией.

Себастьян был удивлен, обнаружив там кое-кого. Моложавый мужчина среднего роста в пиджаке из буйволовой кожи вздрогнул, бросил на него быстрый взгляд, а затем отступил в самый дальний угол комнаты. Он не дал возможности Себастьяну хорошенько рассмотреть свое лицо, поэтому единственно, что можно было увидеть, это его худую шею и волосы песочного цвета. Он явно был не гость, иначе представился бы, но Себастьян тем не менее поздоровался с ним.

Но он не получил никакого ответа, за исключением судорожного кивка, затем человек снова отвернулся. Еще на пару шагов дальше была ниша, и мужчина скользнул туда, бормоча, когда шел:

— Извините, какие изысканные миниатюры… — и начал сосредоточенно рассматривать стены внутри. Себастьян мог только заключить, что этот человек должен был быть неким ценителем или поставщиком произведений искусства, хотя для него оставалось загадкой, почему его приняли в день, когда у Софии Гамильтон были гости.

Затем Себастьян услышал в вестибюле ее низкий красивый голос и вышел встретить ее. С ним произошла обычная вещь: ее красота хлынула стремительным потоком в его сознание. Его взгляд задержался на полных красных губах, блестящих глазах, бледную кожу выгодно подчеркивали глянцевые черные волосы, сегодня убранные назад с простотой, которая была похожа на греческую, почти суровую. Если бы она только знала, что нервозность, в которой она так трогательно призналась ему, только добавляла достоинства ее природной грации. Она была призом, которого стоило сильно желать и завоевывать. Видение того, как она шла по направлению к нему, напомнило ему о том, что у него уже было однажды побуждение обладать ею, когда он увидел ее случайно прогуливающейся верхом в Гайд-парке, вскоре после того, как вернулся в Лондон, не имея ни малейшего понятия в тот удивительный момент, кто она такая.

София улыбнулась ему, когда они приветствовали друг друга.

— Как невнимательно с моей стороны не встретить тебя раньше, когда ты только приехал. Особенно потому, что я хотела поблагодарить тебя за игрушки. Гарри в восторге.

— Не стоит. Помимо всего прочего, они мне не нужны!

— Все равно, это было очень любезно с твоей стороны. И я ценю, что ты пришел пораньше. Я буду приветствовать людей здесь, когда прибудут первые гости, не будешь ли ты так добр помочь мне в этом? А после Форд поведет их в гостиную. Я плохая хозяйка и никогда не знаю, где должна находиться, я всегда ужасно боюсь оставить людей томиться.

— Никто, кто знает вас, не может найти чего-нибудь, что можно еще пожелать, — ответил Себастьян, не сводя глаз с Софии.

Он забыл, как легко было заставить ее покраснеть и как быстро ее эмоции приходили и уходили; на ее лице появлялась неуловимая окраска, заметная, только если стоять рядом с ней.

Чтобы скрыть легкое замешательство, София сказала:

— Ты провел уже достаточно много времени за городом, чтобы познакомиться со всеми моими гостями, я думаю?

— По-моему, да. Но есть один человек, по поводу которого я испытываю любопытство. Будет ли виконт Гейдж присутствовать сегодня?

— Да.

— Это будет интересно. У него репутация очень жестокого человека среди моих друзей-военных.

Ее глаза расширились.

— Будет интересно?

— Он упрямый человек, грубый индивидуум во всех отношениях. Он возражает против того, чтобы на его земле располагались казармы, но отказывается обсуждать это лицом к лицу. Меня предупредили, что он ведет затворнический образ жизни, но тем не менее я поехал нанести визит в Ферл Плейс на днях. И мне отказали, сказав, что виконта нет дома. Я начинаю думать, что большинство времени его нет дома ни для кого. Он, должно быть, настоящий старый консерватор.

Ее удивление сменилось искрящимся весельем.

— В самом деле? Ну, пойдем со мной. Форд говорит, что еще один гость прибыл незадолго до тебя. Он в приемной, и он никогда не выйдет, если мы не войдем и не отыщем его. Ты должен позволить мне познакомить вас.

Себастьян последовал за ней, заинтригованный: мужчина с волосами песочного цвета, скрывающийся в нише, оказывается, был одним из приглашенных.

Когда они вошли в комнату вместе, молодой человек снова вздрогнул, как испуганный кролик, но вышел вперед и поклонился. Он выглядел выглядя немного застенчивым оттого, что его выследили.

— Л-леди Гамильтон, надеюсь, вы здоровы?

— Совершенно, благодарю вас, и очень довольна тем, что вы смогли приехать. Могу я представить вам уважаемого Себастьяна Кула? Полковник Кул, сэр Генри, виконт Гейдж из Ферла.

Он отвесил плавный поклон, искоса глядя на нее. София наслаждалась этим, притвора! Она вернула взгляд с дразнящей улыбкой, оставшейся не замеченной Гейджем, чье бормотание в ответ было слишком приглушенным, чтобы Себастьян мог что-то разобрать.

В холле послышались голоса, и они все вместе вышли из комнаты. Прибыло сразу несколько человек, и, стоя рядом с Софией, когда она приветствовала их, Себастьян вдруг испытал довольно удивительное ощущение — он исполнял роль хозяина Клифтона. Гейдж тем временем со стеклянным взглядом на лице неловко слонялся на заднем плане. На некоторое время возникла небольшая суета общего разговора, затем Форд, мажордом, был готов проводить компанию наверх, в гостиную. Когда они поднимались по ступенькам, Гейдж рванул вперед, будто надеялся обнаружить другую нишу, чтобы спрятаться там. Тем временем София положила руку на предплечье Себастьяна и произнесла полушепотом:

— Спасибо за то, что ты так любезен. И прости, пожалуйста, мне мою шутку, просто сэр Генри — единственный человек, которого я когда-либо встречала, кто в толпе нервничает больше меня. Я не могла дождаться, чтобы увидеть твое лицо!

Двери с другой стороны холла снова широко распахнулись, и через плечо Себастьян смог увидеть француза Десернея, показавшегося на пороге. Неприятное чувство, которое вызвало это появление, было более чем уравновешено картиной, которую он сам составлял вместе с хозяйкой дома, когда они стояли вместе, слегка опершись на стойку перил на концах лестничных маршей, а она держала его под руку.

Себастьян заговорщически улыбнулся ей:

— Не могу дождаться, чтобы увидеть лицо Гейджа, когда я попытаюсь переубедить его по поводу Эксита. Но не бойся, я буду с ним очень корректен, пока он гость в твоем доме.

София улыбнулась и отступила назад, а Себастьян повернулся и пошел вверх по лестнице.

В гостиной Кул стал уделять все свое внимание дамам. Он знал, что будет стимулировать их тайные вопросы о том, в каких отношениях он состоит с хозяйкой Клифтона. Они, конечно, отметили его собственническую позу рядом с ней, когда их всех приветствовали при входе в особняк. Напротив, их мужья, конечно же, не заметили этого проклятого обстоятельства, будучи слишком занятыми сногсшибательной хозяйкой и перспективой ее председательства за столом во время трапезы, которая, все это знали, будет превосходной. Но очень скоро они будут строить разные догадки.

Себастьян испытал определенное злобное удовольствие, когда вовлек самых привлекательных молодых леди в разговор с Гейджем, наблюдая за тем, как виконт становится еще более косноязычным.

Когда все, казалось, так замечательно начиналось, до того как появился Десерней, он попросил Форда провести его к мистеру Гарри. Мажордом, довольный его покровительственным отношением к мальчику, повел Себастьяна наверх, на следующий этаж, к игровой комнате в начале западного крыла дома. Это была великолепная комната с двумя огромными эркерами, выходившими на пролив. Для такого чрезмерно избалованного ребенка Гарри был удивительно вежлив, он сразу же поднялся на ноги и поблагодарил за подарок.

— Я пришел не для того, чтобы меня благодарили, — сказал Себастьян, усаживаясь на один из подоконников и вытягивая ноги перед собой. — Я просто хотел посмотреть, как разместились войска.

Гарри стоял среди колонн, выстроенных в линию перед игрушечным замком, который Себастьян помнил из своего далекого детства. Деревянные флагштоки с разрисованными вручную флагами были вставлены в углубления вдоль амбразур и на вершине башни. Он помнил, как девчонкой София серьезно поднимала флаги, в то время как он и Эндрю размещали свои армии. Она, должно быть, делала то же самое с Гарри, стоя на коленях, посреди игрушек: две головы, склоненные вместе. Было странно испытывать такую ревность к маленькому мальчику.

Гарри протянул фигурку.

— Мама говорит, что голубые — это французы, а красные — англичане. А вы не знаете, кто эти зеленые?

Себастьян взял солдатика и потер его большим пальцем.

— Это стрелок.

— О, француз, — Гарри взял солдатика и направился к другому концу выстроенных в боевой порядок армий.

— Нет, он один из наших. Дай-ка посмотреть, что у тебя здесь. — Он присел на корточки и осмотрел ряды. — Ты хорошо постарался. Но эти кирасиры — видишь сверкающие пластинки на груди? — они относятся к французам. И вон там ты смешал несколько старых добрых британских артиллеристов со своими французишками.

Гарри хихикнул, и они начали рассортировывать фигурки. Затем Себастьян поднял станок орудия и обнаружил ключ на коврике под ним. Он взял его и подержал на ладони. Дрожь возбуждения заставила его захотеть закрыть его в ладони — может ли это быть именно тот ключ, который был у него в то утро, когда он застал врасплох их обоих в кладовой Бирлингдина?

— Что это? — спросил он.

— Это мой особый ключ, — ответил Гарри, занятый солдатами французской пехоты.

— Ты нашел его в Бирлингдине?

Гарри поднял на него взгляд:

— Мама нашла его, — сказал он с простодушием, которое пробудило у Себастьяна злорадство.

— И для чего он?

— Я не знаю. Мы пробовали, но он ничего не открывает.

«Но вы не пробовали в Бирлингдине». Он еще не приглашал Софию повторно, чтобы избавить ее от какой бы то ни было неловкости. Но она не проявляла особой деликатности по отношению к нему, так как спокойно ушла из его дома с этим ключом и не соизволила поделиться с ним находкой. Помимо всех секретов, которые она скрывала от людей: свои мысли, эмоции, желания, планы, какие еще секреты мог открыть этот ключ?

Он был найден в его доме; он был предназначен для того, чтобы открыть что-то именно там. Он все еще вертел ключ в пальцах, но Гарри потянулся и забрал его.

— Я лучше уберу его. Мама расстроится, если я его потеряю. — И он опустил ключ в карман.

Себастьян стиснул зубы. Он должен был предпринять что-то, или это будет очередная победа, выигранная ребенком, в его собственной секретной вендетте.

В этот момент няня вошла в комнату и присела в реверансе, когда увидела Себастьяна. Он выругался про себя: он никогда не знал ребенка, которого бы так самозабвенно баловали и защищали.

Затем он живо поднялся на ноги, ругая себя. Матерь Божия, не могло быть ничего более позорного, чем быть застигнутым при попытке силой вырвать безделушку у ребенка. Быстро попрощавшись с Гарри, он вышел из комнаты.

А спустя полчаса Гарри нашел клад. Его первым большим открытием было то, что можно было делать с шариками, которые привели Мод, его няню, в некоторый ужас, и он вынужден был пообещать закончить с этим к началу ужина. Однако он закончил раньше, поэтому огорчился из-за того, что ударил одну из игрушечных лошадей и сделал в ней вмятину. После этого он построил две крепости, одну — с большим внутренним двором, а другую с башней и целой кучей других элементов, которые можно собирать вместе, как составную картинку-загадку. Его армии сражались, и британцы взяли большое количество пленных. Гарри выбрал наиболее хорошо выглядевших французских солдат, сделал их офицерами и решил запереть их в башне.

У башни была только нарисованная дверь, и ни одна из щелей в стене не была достаточно большой для того, чтобы проникнуть внутрь. Поэтому он рассмотрел все получше и обнаружил, что может наклонить назад остроконечную крышу. Под ней находился деревянный круг с квадратной опускной дверью из меди. А в этой двери была небольшая замочная скважина.

Гарри был так взволнован, что позвал Мод, чтобы она пришла и посмотрела.

— Смотри! Это дверь, и, знаешь что: держу пари, ты можешь открыть ее и опустить солдат в подземную тюрьму!

Она попыталась открыть дверь, но у нее ничего не вышло.

— Как?

Затаив дыхание Гарри сунул руку в карман, чтобы взять ключ. Мод наблюдала за ним как зачарованная, когда он вставил ключ в скважину и открыл ее с приятным легким скрипом.

— Она открывается! — воскликнул Гарри и заглянул внутрь. Затем резко обернулся и закричал:

— Там что-то есть!

— О Господи. Дай мне, — сказала Мод.

Но он был гораздо проворнее ее. Он быстро сунул руку внутрь и достал бумажный пакет, скрепленный печатью. Положив его на пол, мальчик пронзительно закричал:

— Здесь еще один! — И опустил руку еще раз.

Там было два сложенных кусочка бумаги, с подписью на внешней стороне. Мод наклонилась, осторожно подняла их, рассматривая и беззвучно произнося слова.

— Что там написано? Для кого они?

— На этом написано: «Для моей дорогой жены». А на этом: «Для моего сына».

Для Гарри это было ужасно и чудесно одновременно, как первый раз, когда они с мамой плыли на корабле. Он посмотрел на серьезное лицо Мод.

Его голос упал до шепота:

— Для меня?

Загрузка...