Леди и дезертир

Глава 9

Десерней отвесил Софии безукоризненный поклон, и она постаралась правильно присесть в реверансе.

— Леди Гамильтон, вы удивлены?

— Не то слово.

— Я надеюсь, что нашел вас в добром здравии?

Она пристально посмотрела на него:

— А вы, месье? — Она вспомнила его, чуть не упавшего в обморок у нее на руках, ощущение его кожи, страх за его жизнь. — Вы вполне поправились?

На его губах появилась еле уловимая улыбка, и он не ответил. В ней был задор, как будто он знал заранее, что она не станет задавать вопросы, которые действительно имели значение: «Что случилось с тобой после той ужасной ночи? Что, скажи на милость, ты делаешь здесь?»

София оторвала взгляд от него и заметила, что Онория смотрит на него с нескрываемым любопытством. Нужно их представить, пока ситуация не стала абсолютно ненормальной.

— Возможно, вы незнакомы со старшей дочерью хозяев дома? Мисс Монтегю, позвольте представить вам месье Жака Десернея.

В тишине, которая последовала за поклоном и обменом любезностями с обеих сторон, Онория сказала:

— Добро пожаловать, месье. Вы впервые в Брайтоне?

— Да.

— Вы здесь надолго?

— На несколько дней. Я приехал вместе с месье и мадам де Вийер, — он кивнул в сторону французской пары, стоявшей неподалеку.

— Маркиз! — воскликнула Онория. — Он большой друг моего отца. Да, они принадлежат к одному и тому же клубу в городе. Удивительно, что мы не имели чести познакомиться с вами ранее.

— Я только недавно приехал в страну.

Его голос был мягким и волнующим в контрасте с его крупной фигурой. Это было похоже на другие их встречи — она вспомнила то, как он говорил, как стоял, как смотрел на нее. София знала, что он изучал ее, делая каждое слово испытанием, он хотел вовлечь ее в разговор.

«Кто ты?»

Тот, кто стоял перед ней, был вовсе не осужденный Десерней; звание солдата было сброшено вместе с его изорванным в лохмотья мундиром. Его новая маска сидела на нем как влитая, словно он носил великолепно скроенную одежду и вращался среди таких людей, как маркиз всю свою жизнь. Тем не менее этот образ тоже, скорее всего, был поддельным. Она смотрела на него из-под прикрытых ресниц и узнавала его прямой, ищущий взгляд из тех их первых встреч. Он ждал, пока она сделает движение, скажет что-нибудь, но София совершенно не имела понятия, к кому она будет обращаться.

Она заставила себе произнести:

— Вы надолго приехали в Брайтон, месье?

Онория удивленно посмотрела на нее: она ведь сама пару минут назад задавала этот же вопрос, а в глазах Десернея мелькнула лукавая искорка. София поспешила продолжить:

— Я хотела сказать, вы здесь с какой-либо определенной целью?

— Да, чтобы увидеть вас.

Глаза Онории расширились еще больше, когда она переводила взгляд с одного на другого.

Сердце Софии бешено забилось.

— Вы думаете, — начала она гневно, затем постаралась смягчить свой тон, — что наше незначительное знакомство оправдывает такое заявление?

Его интонация была ровной.

— Все, что я знаю, это то, что я счел невозможным отказаться от приглашения на сегодняшний вечер. — Он повернулся к Онории и пояснил ей с приятной улыбкой: — Понимаете, мадемуазель, мы с леди Гамильтон уже встречались, больше, чем однажды.

Онория уставилась на него, совершенно растерянная, но очарованная, жаждущая услышать признание, которое он, казалось, собирался сделать.

София не могла выносить того, что он обсуждает их секреты с третьим лицом. Она неуверенно улыбнулась Онории и быстро проговорила:

— Да, дважды в Новом Южном Уэльсе и один раз в Лондоне. Месье Десерней недавно служил в вооруженных силах ее величества. Мы немного знакомы друг с другом через моего отца.

София увидела, как его лицо напряглось, и он посмотрел на нее с таким выражением, которое она могла интерпретировать с поразительной легкостью: упрек с оттенком презрения.

Голос Онории был восхищенным:

— Вы сражались за Англию? В каких войсках, месье?

— «Британские стрелки».

Онория, по всей видимости, не слышала этого названия прежде, ей это было не интересно. Ее щеки порозовели оттого, что она оказалась в гуще таинственных отношений между этим джентльменом и ее подругой, но она не была обязана разделять враждебность Софии.

Жак подарил ей очаровательную улыбку, которая предназначалась и Софии.

— Вы позволите мне представить вам своих друзей? — Он поклонился и пошел по направлению к французской паре, прежде чем одна из них могла что-либо ответить.

Онория сразу же повернулась к Софии, ее глаза сияли. Девушка спросила прерывающимся шепотом:

— Пожалуйста, скажи мне, кто… кто он?

— Я практически ничего не знаю о нем, — ответила София. — И понятия не имею, почему он хочет представить нам своих друзей. Я видела их однажды, хотя мы не знакомы, а ты должна была приветствовать их у двери, я полагаю?

Онория покачала головой.

— Я разговаривала с дядей Филиппом, когда они прибыли. Он должен стоять рядом со мной в начале бала, ты же знаешь. Я бы с огромным удовольствием предпочла кое-кого другого, но так как папа…

Ее голос умолк, когда вернулся Десерней с месье и мадам де Вийер.

Они выглядели элегантно, дорого и изысканно одетые, поэтому было так трудно оценить их возраст. Может быть, около пятидесяти, а может, и больше. Маркиз был на несколько дюймов выше своей жены, высок, строен, с тонким и умным лицом. Маркиза стояла рядом со своим супругом, положив руку на его рукав таким образом, что это предполагало близкие взаимоотношения. София, глядя ей в глаза, могла видеть полное отсутствие знания о том, в чем Десерней только что чуть не признался Онории.

После того как Жак представил их друг другу, София присоединилась к обмену репликами.

— Вы живете в Сассексе, я права? — поинтересовалась маркиза.

— Да. — У Софии возникло предчувствие по поводу названия имени своего дома или его расположения, в то время как Десерней смотрел на нее так пристально. — Я родилась и выросла в Сассексе.

— О, — тон маркизы потеплел. — Я всегда чувствовала то же самое по отношению к Нормандии. Фактически все еще чувствую. Мы с маркизом планируем поехать туда в июне, но кто знает, будет ли разумно так поступить?

Музыка в этот момент стихла, и щебечущие голоса гостей перекрыл низкий бас сэра Вальтера, который произнес приветственную речь и призвал гостей присоединиться к его дочери и его брату для первого танца.

София посмотрела по направлению к двери и увидела, что Мэри и Август Эллвуд наконец приехали. Однако у нее не было другой возможности поприветствовать их, кроме как кивнуть и улыбнуться им, так как в этот момент Филипп Монтегю шел через залу, чтобы пригласить Онорию на танец, а другие пары, включая де Вийеров, начали двигаться по направлению к центру залы, когда музыканты вновь заиграли.

— Мадам, могу я иметь честь танцевать с вами этот танец?

София подняла глаза. Перед ней стоял Жак Десерней.

Он проговорил быстро:

— Вы не откажете мне?

Она кивнула головой в знак согласия и опустила глаза.

Он издал вздох облегчения. Затем он помог снять Софии палантин из тончайшей прозрачной ткани, который был у нее на плечах, и легким движением опустил его на спинку стула, на котором она сидела. После этого он освободил ее запястье от ридикюля — София почувствовала легчайшее прикосновение сквозь перчатку, когда он отвязал шелковую ленту.

Наконец он взял ее за руку.

Они пошли неторопливым скользящим шагом, согласно предписаниям, на расстоянии вытянутой руки, ее затянутые в перчатку пальцы покоились на его руке. София никогда прежде не испытывала такого волнения. Она чувствовала себя так, будто одной рукой он обнимает все ее тело целиком. Ей казалось, что пламя страсти, исходившее от него, проникает в ее собственное тело. За то время, которое понадобилось, чтобы пересечь танцевальную залу, она забыла о том, что они чужие друг другу; вместо этого их скрепленные руки говорили о другом.

Они подошли к центру залы и заняли свои места. София не знала людей, находящихся вокруг, и вовсе не испытывала желания знакомиться с ними. Заговорить даже с мужчиной напротив, значит разрушить очарование.

Все ее чувства обострились, поэтому, когда началась музыка, она влилась в нее вместе с воздухом, которым дышала. Прекрасно освещенная зала раскрылась как сцена из спектакля, в котором танцоры обеспечивали красочный фон для единственной фигуры, приковавшей ее взгляд.

Десерней двигался грациозно и умело, и у нее было теперь время рассмотреть, как прекрасно сидел на нем фрак. В нем была не выраженная до конца элегантность, которая свидетельствовала о лучшем английском вкусе, с одним лишь индивидуальным оттенком — необычной булавкой в его галстуке в виде перевернутой подковы, окруженной бриллиантами.

Она молчала в напряженном ожидании. В любой момент связь между телом этого человека и ее собственным может разорваться, возбуждение от соприкосновения рук, встретившихся в танце, исчезнет. Физический магнетизм, который он излучал, был всепоглощающим, но он, конечно же, будет отвергнут ею, когда танец закончится.

Однако Жак решил заговорить, когда они, после того как музыка умолкла, отошли в сторону. Его слова, хотя их довольно четко могли слышать люди со всех сторон, прозвучали больше как ласка, чем как вопрос.

— Вы танцуете вальс, леди Гамильтон?

София, наконец, встретила напрямую его взгляд. В серой глубине его глаз мерцал свет изумления, как солнечные блики на холодных волнах. Она отрицательно покачала головой.

— Какая жалость, — сказал он. — Вы изумительно танцуете.

Если бы София сказала ему, что, по ее мнению, танцевать вальс неуместно, он бы только засмеялся. Поэтому она промолчала, удерживая его взгляд, и поняла, что она желала его так же настойчиво, как и в тот жаркий день, когда они встретились впервые, так же глубоко, как и тогда, когда он пришел к ней после полуночи во время уличных беспорядков. В следующую секунду он сможет посмотреть сквозь нее и будет знать, как сильно она его хочет.

Единственной маскировкой был разговор.

— Леди Беатрис вряд ли позволит вальс. Ее дочери очень любят шотландский быстрый рил, как вы вскоре в этом убедитесь.

— А что любите вы, леди Гамильтон?

Смущенная, она сказала наобум:

— У меня нет особых предпочтений.

Начался следующий танец, и они задвигались под музыку вместе с другими парами. Оказавшись совсем близко к Софии, Десерней пробормотал:

— Вы никогда не говорите, о чем действительно думаете. Почему так?

Смутившись, она произнесла:

— Дискуссия во время экосеза не является английской традицией.

Его глаза расширились:

— Так вы бы спорили со мной, если бы хороший тон этого не запрещал? Мадам, я француз: вы можете возражать мне, жестоко критиковать меня, дразнить меня. Я буду с наслаждением воспринимать каждое слово.

София выполнила поворот в сторону от него, и почувствовала, как ее щеки становятся горячими от волнения. Чего он ожидал от нее? Потока подшучиваний для удовольствия пар, танцующих вокруг них? Неужели он воображал, что она захочет флиртовать с ним в легкой, остроумной манере, к которой он, должно быть, привык? Это была постыдная мысль.

Она не должна пытаться узнать о нем больше, чем он сказал. Он француз. Представитель нации, которая убила ее мужа.

Когда она снова соединилась с ним в танце, Жак, должно быть, увидел предупреждение в ее взгляде, так как искра юмора в его глазах исчезла. Контролируя свой голос, София сказала:

— Очень хорошо. Вы однажды сказали мне: «Если бы вы только знали… Как мне вас жаль». Что вы имели в виду?

Десерней сжал губы.

— Боюсь, я не помню.

София воспрянула духом: она уже заставила его отступить. Теперь можно было задать и следующий вопрос, но его произнести ей было труднее. Она спросила очень тихо, чтобы кто-либо еще не мог услышать.

— Вы также сказали, что вам жаль меня. Почему?

Секундой позже ряды леди и джентльменов снова аккуратно выстроились, оркестр сыграл заключительный туш, пары поклонились друг другу, и танец был окончен.

Как и прежде, Десерней взял ее руку. Как и прежде, они пересекли залу, не сказав ни единого слова. Жак повел ее к месту у стены, где их никто не мог слышать. Он остановился перед Софией, отгородив ее от всех. Яркий свет свечей освещал его лицо, очерчивая прямой нос, темные дуги бровей и яркий нимб волос.

— Я выразился отвратительно. Простите меня. — Он нахмурился, глядя на нее. — Я только хотел, чтобы мы могли свободно разговаривать друг с другом. Жизнь так коротка. Зачем растрачивать ее впустую? Я не могу сказать вам ничего, только правду. Подарите мне то же самое.

Он все еще удерживал ее пальцы, и София едва совладала с собой, чтобы не накрыть его руку своей ладонью, не притянуть к себе поближе. Такое поведение было абсолютно невозможно, но не чувство вины удерживало ее от того, чтобы поддаться ему, а понимание того, что он только что избежал ответа на оба ее вопроса. Медленно она высвободила свою руку, опустила глаза и сделала маленький шаг назад. Это было все равно, что перерезать нить в тонко сотканном гобелене, распустив тем самым чарующую сцену.

— Я бы хотела, чтобы вы мне сказали, почему вам жаль меня.

Он тяжело вздохнул:

— Я думал о вашей ситуации. Это трагично, что вы потеряли мужа…

Жак замолчал, когда она подняла на него глаза. Он снова отступал. Но София продолжала настаивать:

— Вы имели в виду нечто большее, чем это.

Она увидела борьбу, происходившую в нем. Наконец Жак сказал:

— Ну, мне жаль, что эта война заставила вас страдать, когда одному Богу известно, на поле боя было и так уже достаточно страданий. Мне жаль, что не было похорон вашего мужа, что вы даже не смогли узнать то место, где он пал. Это тяжело.

София прикусила губу:

— Откуда вы все это знаете?

Жак произнес низким голосом:

— С того дня, как я встретил вас, я спрашивал про вас по всему Сиднею.

Она покачала головой.

— Нет, я никогда не обсуждала этого ни с кем, точно так же, как и мой отец, потому что я попросила его не делать этого. Это моя личная жизнь, в которую вы вторгаетесь.

Он бросил на нее умоляющий взгляд.

— Прошу вас, выслушайте меня. Вы действительно говорили кое с кем, с принцем-регентом, помните? Маркиз и маркиза де Вийер были тогда у принца в гостях, и они слышали, что вы сказали ему. Когда я узнал об этом, я заставил их рассказать мне все о вас, как вы выглядели и говорили, все до мельчайших подробностей. Так я и узнал.

При этих словах София сделала еще один шаг назад. Ее голос был ровным и холодным:

— Вы пришли на Бедфордскую площадь прямо из тюрьмы. Эти сведения о моем разговоре с принцем вы могли узнать только позже. Вы сказали, что вы предпочитаете искренность. Но если таково ваше понимание искренности, месье, то я его не разделяю.

Когда она отвернулась, Жак сказал что-то, но она не расслышала слов. К ним как раз подошел Август Эллвуд с дружелюбной улыбкой и выражением ожидания на лице. Не обращая внимания на Десернея, он поклонился Софии и произнес:

— Леди Гамильтон, не окажете ли вы мне честь быть вашим партнером в буланжери? Я не имел удовольствия танцевать с вами на Курзон-стрит, умоляю, не откажите мне теперь.

Она улыбнулась:

— Конечно.

Он протянул ей руку, и София положила свою ладонь на его запястье, надеясь, что он не почувствует, как она дрожит, и они плавной походкой направились в центр залы. Она не оглянулась на Десернея.

Прежде чем они заняли свои места, Эллвуд сказал ей тихо:

— Надеюсь, я вторгся вовремя. Мэри отправила меня, чтобы пресечь то, что показалось нам очень решительным преследованием со стороны этого джентльмена. Я ошибся?

— Я вам очень обязана.

— Так я и думал.

Он занял свою позицию и ожидая, когда заиграет музыка, продолжил:

— Мы провели некоторые опросы наших гостей. Вы знаете, что этот джентльмен — близкий друг де Вийеров?

— Да.

— Я считаю это удивительным, принимая во внимание его ранг в отряде «Британских стрелков». Но это кажется не столь уж удивительным, если принять во внимание его происхождение. Десерней на самом деле выходец из старого нормандского семейства. Хотите верьте, хотите нет, но он носит титул виконта де Сернея…