Леди Некромант

Глава 14

Эстас Фонсо третий раз прочитал королевский указ. Сердце билось тревожно, часто и зло. Противное ощущение. Пытаясь от него избавиться, командир Фонсо крепче стиснул рукоять меча. Не помогло — указ не изменился, слова складывались в короткие предложения, по-прежнему имеющие оскорбительный и недопустимый смысл!

— Это шутка? — командир поднял взгляд на королевского гонца в заляпанной грязью одежде.

— Господин Фонсо, — уязвленный мужчина лет тридцати недовольно кривился, — это указ, который мне передали в канцелярии Ее Величества. В содержимое документа меня не посвящали. Потрудитесь расписаться в ведомости о получении и предоставить мне комнату для отдыха.

Командир медленно выдохнул сквозь стиснутые зубы. Главное — сохранять хоть видимость спокойствия. Ее Величество обязательно расспросит гонца. Она захочет знать, как Эстас Фонсо воспринял новости! Она всегда об этом спрашивала посыльных! Нельзя доставлять ей удовольствие!

— Вы правы, — коротко бросил командир. — Давайте ведомость.

Время, затраченное на то, чтобы поставить подпись и печать командующего гарнизоном, не пропало даром. Его хватило, чтобы худо-бедно мысли в порядок привести. В конце концов, даже после всего он, Фонсо, все еще хевдинг! Это единственное, что у него невозможно отнять!

Правда, от вежливой улыбки пришлось отказаться. Она, скорей всего, превратилась бы в гримасу злости. Гонец этого не заслуживал, а королеве о том, как сердечно опальный командир обрадовался ее милости, знать не след.

— Об остальном я уже распорядился. Вас проводят. Отдыхайте с дороги, — до боли вцепившись в рукоять меча, чтобы сохранить лицо, Эстас Фонсо протянул посланнику подписанный документ.

Гонец кивнул и, оставляя на полу влажные следы, вышел. К разговору, идущему за закрытой дверью, хозяин кабинета не прислушивался. Тяжело опустившись в кресло, еще раз взял указ.

Ее Величество Мариэтта Вторая ничего не писала о ходатайстве. Даже привычным уже словом «отказать» не упомянула. Зато облагодетельствовала — нашла Эстасу Фонсо «достойную его» невесту, которой соизволила дать приданое. Ни имя, ни фамилию девушки Ее Величество на пяти строчках указа сообщить не соблаговолила. Зато предупредила, что леди Льессир, которой поручено разъяснить ситуацию лично, сопровождает невесту и прибудет в гарнизон через каких-то два дня.

Не такого ответа он ожидал на седьмое ходатайство. Не такого!

В душе новой, более сильной, разрушительной волной поднимался гнев. Восемь лет прошло! Восемь лет! Трибунал, невозможность уехать из этого проклятого места. А теперь она хочет окончательно изуродовать его жизнь, навязав чью-то подстилку?

Не будет этого!

Как я и предполагала, путешествие в компании леди Льессир могло послужить пособием для уроков в пансионе благородных девиц. Для развития выдержки, достойной пророков Триединой. Для воспитания терпения, способного украсить ангелов-благовестников. Для формирования жизненно важного навыка отвечать на любой выпад вежливостью, сделавшей бы честь божественным посланникам, убеждавшим язычников отказаться от ложных учений.

Жаль, что за эти восемь неоднократно проклятых дней некому было присвоить мне статус великомученицы. За шесть веков, прошедших со времен становления церкви Триединой в Итсене, я его заслужила, как никто другой!

— Вы, наверное, задавались вопросами о личности вашего будущего мужа, — вечером второго дня пути предположила леди Льессир.

— Вы правы, миледи, — смиренно согласилась я. — Думаю, любому человеку на моем месте было бы интересно.

— Заверяю, вас впечатлит список его преступлений. Он весьма многообразен, — с гаденькой ухмылкой сообщила поверенная.

— Признаться, я предвкушаю. Уже много дней жду хоть каких-нибудь сведений о будущем супруге, — прозвучало спокойно, даже бесстрастно.

Конечно, леди Льессир надеялась раздразнить мое любопытство и, подкинув дров в костер воображения, обеспечить мне бессонную ночь. Мелочный расчет, который мог бы оправдаться, не перестарайся она в тот день с духами.

Некроманты, как и алхимики, вообще чувствительны к запахам. Таковы особенности магии, обеспечивающие выживание. Поэтому удушливо-сладкий аромат ландышей стал для меня настоящим кошмаром. Я даже несколько часов, пока не пошел сильный дождь, сидела рядом с кучером. Не могла находиться в карете.

Время от полудня до остановки вечером на постоялом дворе превратилось в настоящую пытку. Я с трудом соображала, на каком свете нахожусь. Мутило невозможно, разболелась голова. Ни показывать слабость, ни уйти в одну из повозок не могла — там просто не было места, о том, чтобы переложить какую-нибудь коробку временно в карету, речь даже не шла. Как и о том, чтобы мое место на пару часов заняла служанка леди Льессир.

Приходилось терпеть, но запах ландыша отуплял и делал меня ко всему безразличной. Даже к сведениям о личности и прошлом предназначенного мне мужа.

— Что вы знаете о Хомлене и Рысьем ущелье? — вглядываясь в меня, леди Льессир даже подалась вперед.

— Рысье ущелье — один из перевалов через Белые горы, — представив карту, спокойно ответила я. — Не такой удобный, как Лисья тропа, расположенная северней. Основной поток товаров идет через Лисью тропу в большой город Астенс. Хомлену никогда не стать настолько значимым городом, хотя он довольно богат. Если я правильно помню, из-за схода лавин и грязевых потоков Рысье ущелье опасно зимой и весной.

— Географию вы знаете, — усмехаясь, похвалила женщина. — А историю? Относительно недавнюю?

Я изо всех сил изображала задумчивость, но к тому моменту потеряла способность связно мыслить, а не выдавать заученные в пансионе сведения. К счастью, леди Льессир не догадывалась, насколько плохо я себя чувствую, а потому приняла продолжительное молчание за попытки вспомнить.

— Напрягите память, — хищно улыбнувшись, посоветовала она. — Вы тогда были еще ребенком, но о случившемся не могли не слышать. Утром расскажете о своих успехах.

Из кареты я буквально выпала, держась за ручку и полной грудью вдыхая сырой из-за только что закончившегося ливня воздух. Было холодно, промозгло, но заходить на постоялый двор не торопилась — противная погода помогала хоть как-то прийти в себя.

Сил для общения с леди Льессир помешал набрать уже довольно пьяный верзила, смотревший на меня сальными глазками и для полноты картины предложивший согреть. Я даже отвечать не стала, просто ушла. Поверенная королевы заказала ужин и явно наслаждалась тем, как реагируют на остриженную ведьму люди, сидевшие в зале. Даже жаль, что мальчонка-подавальщик споткнулся и расплескал пиво. Испортил ей и прочим представление.

Накуренное помещение, преследующий меня запах ландышей, змея в человеческом обличье напротив — неотъемлемые составляющие идеального ужина! В постель я не легла, а упала. Сознание померкло мгновенно, и появления Джози я не помню.

— Вы собирались вышивать в дороге, — напомнила Джози утром.

— Собиралась, — вздохнула я. — Но в таком случае все вещи пропахнут ландышем. Боюсь, это не выветрить и не отстирать. Мне уже жаль плащ и дорожное платье, не хочу, чтобы эта зараза распространилась и на новую одежду.

— Это да, запах въедливый, — согласилась она и веселей добавила: — Но Хомлен большой город, вы сможете заказать себе новое.

«Хомлен»… Волной накатило воспоминание о вчерашней беседе. Стало холодно и пусто от осознания… Неужели мой будущий муж причастен? Триединая, пожалуйста, пусть это будет дурным предположением!

— Леди Кэйтлин… — осторожно окликнула Джози.

Я глянула на нее, постаралась взять себя в руки.

— Вы в лице переменились… и побледнели сильно, — во взгляде карих глаз безошибочно читались сопереживание и тревога за меня.

— Тебе служанка леди Льессир ничего не рассказывала о том, куда едем, кто жених? — не особенно надеясь на сведения, спросила я.

Джози покачала головой:

— Я пробовала разговорить ее, но молчит. Не с ножом же к горлу приставать. Она только Хомлен и упомянула за два дня.

— Ты же помнишь, что там произошло лет десять назад, да?

— О, как не помнить, — она помрачнела, нахмурилась. — Крови много было.

— Имена, ты помнишь какие-нибудь имена? — с досадой чувствуя, как от накатившего ужаса сдавливает горло, спросила я.

Джози покачала головой:

— Столько лет прошло, леди Кэйтлин.

Прозвучало так, будто она извинялась. Если кто и должен был, то только королева и ее поверенная, игравшие со мной! В сердце проникли горечь и злость. Отторжение этого навязанного брака стало еще сильней, а воспоминание о вопросе Нинон причинило боль. «Он хороший человек?» — да, конечно… Убийца, жертв которого не сосчитать, уж точно хороший человек!

— Не судите опрометчиво, леди Кэйтлин, — Джози для убедительности взяла меня за руку.

Я кивнула, развернула плечи:

— Насколько я понимаю, именно сегодня высокородная спутница расскажет историю моего будущего супруга. Тогда и буду судить.

— Хорошо бы она не только рассказывала, а какие-нибудь бумаги показала. Чтоб слова подкрепить. А то и про вас много чего рассказать могут, — тихо, мягко, стараясь не задеть, сказала Джози.

Она была права. Бумаги лучше слов. Документы надежней. Ни тебе домыслов, ни пересудов базарных торговок, ни сплетен. Только факты.

В подшивке, на титульном листе которой красовались печати военного трибунала, фактов было предостаточно. Тем сложней приходилось мне. Молчать, держать себя в руках, не раскричаться, не запустить объемным томом в лицо следящей за мной леди Льессир, подстроившей все это вместе с королевой, — испытание на прочность, которое мало кто мог бы выдержать с такой отрешенностью и бесстрастностью, как я.

Этому трюку я научилась еще в детстве. Когда кто-то казался мне страшным, я представляла, что имею дело не с человеком или нежитью, а с глиняной куклой, раскрашенной в определенные цвета. Каждый цвет символизировал какую-то страсть, эмоцию или момент в прошлом.

Фигура Эстаса Фонсо была окрашена в кроваво-красный цвет преступления и желчно-желтый цвет предательства.

С восточным соседом, Золотым Каганатом, у Итсена многие века были напряженные отношения. Это сейчас все вышло на уровень «торговля, обмен знаниями», но война за землю шла долгая, пока Каганат не оттеснил Итсен за горную гряду. Произошло это больше пятидесяти лет назад, а покойный король, отец Мариэтты Второй, получил за отстаивание рубежей прозвище «Гора». Как выяснилось восемь лет назад в Хомлене, восточные соседи оказались недовольны новыми границами и попробовали их передвинуть.

Вспоминая карту, я понимала, почему Золотой Каганат выбрал целью именно Рысье ущелье и именно Хомлен. Этот город был защищен хуже того же Астенса у Лисьей тропы, гористая местность и леса мешали быстрой переброске войск в помощь гарнизону. Армии требовалось около недели, чтобы прийти на помощь городу и хранителям крепости.

Гарнизон должен был подать сигнал о нападении и удерживать ворота, перекрывающие ущелье. Судя по приложенным к делу записям об этом сооружении и о сделанных в скалах постах, позволяющих обстреливать нападающих сверху, гарнизон надолго мог задержать Каганат и выиграть время для армии Итсена.

Когда восточные воины вошли в ущелье, гарнизоном командовал Эстас Фонсо. Крепость Рысья лапа не приняла бой, не подала сигнал о нападении. Вместо того, чтобы выполнять свой долг, командир пропустил в страну многосотенную армию с востока!

Подкуп, подлость или понятный страх за жизнь оказались сильней чести и присяги!

Каганат не тронул в крепости никого, хотя история учила, что они предпочитали видеть чужих воинов мертвыми. Войско с востока беспрепятственно прошло к Хомлену.

Город, как и армию Итсена, даже не предупредили! Хомлен осадили, часть сожгли, устроили настоящую резню. Не щадили никого, ни женщин, ни детей… Будто Каганат задался целью стереть Хомлен с лица земли.

К счастью, жители держали оборону во внутреннем городе, поэтому счет убитых шел на сотни, а не на тысячи.

Через без малого две недели появились королевские отряды и погнали войска Каганата обратно за горную гряду.

И все из-за того, что Эстас Фонсо, командир гарнизона Рысьей лапы, мой будущий муж, струсил. Он предпочел спасти свою жизнь, пересидеть в крепости и не вмешиваться!

Он предал всех людей Хомлена. Был в ответе за их смерти.

Он предал присягу. Он предал страну.

— Почему его не казнили? — единственный вопрос, который я смогла задать после того, как прочла подборку протоколов трибунала.

— Ее Величество посчитала, что он может искупить вину служением лучше, чем смертью. Можно было бы его сослать, — она издевательски ухмыльнулась, — но куда? Большей глуши не найти.

О да, самая окраина.

— Ее Величество милосердна и бережлива, — прежним тоном продолжала леди Льессир. — Она предпочитает использовать и наихудших своих подданных. Видите, даже ему нашлось применение. Он обогатит род Россэров не только своей историей, но и кровью.

Я стиснула зубы, промолчала.

— У мерзавцев потомство обычно сильное. А при соблюдении рекомендованной частоты сношений, еще и многочисленное, — услышала я сквозь бешеный стук колотящегося сердца.

Триединая! За что?

Впившись пальцами в подшивку, я говорила размеренно и спокойно, представляла на месте леди Льессир призрачную сущность, которой ни при каких обстоятельствах не могу показать слабость. Иначе потустороннее убьет меня. В лучшем случае.

— Я очень благодарна Ее Величеству за заботу о сохранении рода Россэр. Ее Величество с беспримерной тщательностью подошла к выбору наилучшего мужа для дочери одного из древнейших родов Итсена. Этот брак будет чудесным напоминанием всем аристократам и вельможам страны о том, как щедра и внимательна Ее Величество в милости своей.

Преподаватели пансиона могли гордиться мной! Смысл, исключительно издевательский, вложен в подобострастные и смиренные фразы.

Леди Льессир долго молчала. Конечно, она все поняла. Поэтому и молчала, буравя меня недовольным взглядом и поджимая губы.

— Вы, наверное, не знаете, но в этой части страны есть брачные обычаи, которые будут вам интересны, — начала она, наконец.

— Прошу простить, миледи, но вы, наверное, не знаете, что в пансионе я три года была главой общества «Культурное наследие восточной народности Итсена». Доклады раз в две недели, чтение множества трудов уважаемых историков и краеведов, — я твердо глядела в глаза ненавистной женщине. — При всем уважении к вашим энциклопедическим знаниям и подготовке к поездке, вы вряд ли сможете рассказать мне хоть что-нибудь новое о многовековых традициях этой народности.

С каждым моим словом ее неприязненная ухмылка превращалась в гримасу злобы, но голос прозвучал удивительно спокойно:

— В таком случае расскажите вы мне о праве и долге годи.

— Боюсь, повторение уже известных вам сведений навеет скуку, и тогда путешествие станет вам в тягость, миледи, — заявила я. — К тому же обсуждение прошлого моего жениха и заседаний трибунала наверняка растревожило вас. Волнения могут привести к болезни. А меньше всего на свете я хотела бы, чтобы поездка, в которой вы так любезно согласились сопровождать меня, навредила вашему здоровью или душевному равновесию. Дорога и без того долгая и трудная.

Не признаваться же, что о своей увлеченности варилингами я наврала, лишь бы леди замолчала! На самом деле мои познания были весьма скромными. А всякие брачные ритуалы, считавшиеся в Итсене полузаконными пережитками языческих времен, я и вовсе не помнила.

Леди Льессир, как ни странно, все же решила сделать перерыв в беседах и череде нападок. Очень вовремя, иначе пришлось бы признаваться в слабости и говорить, что терпение мое давно истощено. А разъяренный маг может случайно так заклясть, что десять магистров не разберут. Учитывая редкость моего дара некромантии, вероятность попадания под неснимаемое проклятие была очень высока.

Жаль, что честное предупреждение подруга королевы посчитала бы угрозой. Причем угрозой магической, а это было чревато такими последствиями, о которых и задумываться не хотелось. Я все время помнила, что Нинон была для королевы заложником, возможностью шантажировать меня. Только из-за сестры я и держалась из последних сил.

И все же своего эта женщина добилась! Я то пыталась вспомнить право годи, то отрешиться от мыслей о расправе Каганата над Хомленом. Даже не выдержала и, не обращая внимания на злорадную ухмылку спутницы, снова прочитала некоторые выдержки из протоколов военного трибунала. В них было что-то странное, что-то очевидно и явно странное, но из-за волнения и злости, близкой к разрушительному бешенству, я все никак не могла понять, что же именно меня настораживало.

Полуденный отдых не принес облегчения. Пока мы обедали, а нам меняли лошадей, леди Льессир обронила пару пренебрежительных слов о Джози. Я ответила резко, возмущение ясно чувствовалось. К сожалению. Поверенная узнала еще одно мое слабое место. Я своими руками дала ей оружие против себя!

Все из-за переживаний и усталости, из-за этого проклятого богиней навязанного брака с предателем!

После полудня позорно сбежала к кучеру на облучок. Лучше замерзнуть и промокнуть, чем терпеть общество леди Льессир! И уже наплевать на ее победную ухмылку и издевку в голосе. Лишь бы не видеть.

Удивительно, как я ее до сих пор не прокляла?

— Что она вам такого сказала, что вы из кареты сбежали? — Джози с тревогой заглядывала мне в лицо, когда мы, наконец-то, остались одни в комнате.

— Она не сказала, а дала почитать протоколы военного трибунала, — выдохнула я. — Он — Эстас Фонсо. Командир гарнизона, не закрывший ворота в ущелье.

Она ахнула, отступила на шаг, тяжело села на постель и несколько долгих мгновений смотрела перед собой. Я с горечью подумала, что поездка на облучке, дождь и пронизывающий ветер каким-то чудом притупили мои чувства, помогли пусть не смириться, но хоть перестать беситься.

Что толку от бессильной ярости? Какой в ней смысл, если я ничего не могу изменить? Да и личность мужа никак не влияет на мое стремление развестись через три года и не оставить супругу титул и фамилию.

— Хотелось бы мне почитать те протоколы, — в голосе Джози слышалась так несвойственная ей злость.

— Зачем? — удивилась я.

— Не мог же он на всех заседаниях молчать! — она зыркнула на меня. — Я бы хотела знать, что он говорил в свое оправдание! Почему его не казнили!

И на меня снизошло озарение… Вот она! Вот она, та странность, которую я никак не могла осознать!

— В подшивке были только речи обвинителя, — нахмурилась я. — Будто заседания проводились без Фонсо.

— Или его избили так, что он не мог долго говорить. В это мне больше верится, — буркнула неожиданно кровожадная Джози.

— Или так, — согласилась я и постаралась прислушаться к чутью.

Оно, видимо, оглушенное бушевавшими до того эмоциями, робко шептало, что в этой истории что-то нечисто, а доверять документам, которые показала леди Льессир, по крайней мере столь же опрометчиво, как и ее словам. Почему же в подшивке не было хотя бы последнего слова подсудимого? Или приговора? Почему?

К сожалению, о праве и долге годи Джози ничего не знала. Она, как и я, не знала даже, человек или предмет этот неведомый «годи». И в эту ночь леди Льессир получила то, к чему стремилась. Заснуть я так и не смогла.

— Есть еще некоторые документы, с которыми вам следует ознакомиться, леди Кэйтлин, — в голосе сидящей напротив змеи слышалось предвкушение.

Она протянула мне тонкую папку. Напрасно я ждала увидеть там оправдательную речь Фонсо или хоть сокращенный текст приговора. Там были доказательства того, что долгое время в крепости существовал собственный публичный дом.

К счастью, я догадалась вчитаться в даты. Меня явно считали очень недалекой простушкой, а потому подсунули официальные, но старые документы. Подобное непотребство было в Рысьей лапе до того, как Эстас Фонсо вообще появился в крепости и вступил в должность.

— Теперь эти женщины называются служанками и кухарками, полагаю, — небрежно повела плечом леди Льессир, выдвинув голословное обвинение.

Чутье, немного отдохнувшее за ночь от моей злости и праведного гнева, подсказывало, что подруга королевы если не врет обо всем, то нарочно сгущает краски.

— Видимо, одна из них или одна из городских любовниц родила вашему будущему супругу дочь, которую он воспитывает сам, — усмехнулась собеседница. — Посмотрите последние листы.

Я, всем сердцем надеясь увидеть документы на усыновление, послушно достала нужные бумаги. Эстас Фонсо признавал девочку своим родным ребенком. Потребуется даже не законник, а сказочный волшебник, чтобы при таких обстоятельствах не оставить после развода титул предателю.

— Этот мужчина будто создан для меня, — выдохнула я, изобразив улыбку, поразившую леди Льессир. — Прошу, передайте Ее Величеству мою нижайшую признательность за то, что подобрала мне такого мужа.

— Ее Величеству будет приятно знать, что вам понравился ее выбор, — оценивающе рассматривая меня, заверила собеседница.

Напоминая себе, что королева с подругой забавляются со мной, как кошка с мышкой, я старалась держаться, не показать понятные злость и обиду. Нельзя вести себя так, как леди Льессир рассчитывает. Нельзя позволить ей почувствовать себя победительницей!