Леди Некромант

Глава 40

Несколько часов ужаса, настолько сильного, что кровь стыла в жилах, а сердце болело.

Не думать о смерти. Не видеть в каждом сугробе силуэт дочери. Верить, что все обойдется.

Сложней всего было не корить себя за строгость. Но даже сквозь пелену страха Эстас отчетливо видел, что не перегнул палку, не обидел ничем Тэйку. Он не давал ей повода вести себя так! Не давал. Виконтесса была совершенно права, подчеркивая это.

Где же и что он упустил, воспитывая дочь? Почему за каких-то три недели милая, добрая, спокойная девочка превратилась в свою противоположность? И как это теперь исправлять?

Нужно поговорить с отцом Беольдом не только о виконтессе, но и о дочери. К нему многие обращаются, он должен подсказать, как быть в такой ситуации. Тэйка не первая девочка на свете, у которой появилась мачеха! И уж точно не первая девочка в Хомлене, оказавшаяся в такой ситуации.

Раз спокойные объяснения на нее не влияют, раз слова отца ничего не значат, придется действовать другими методами. Но это потом… А сейчас главное, чтобы нашлась!

Эстас зря опасался, что правда о рождении дочери ухудшит отношение виконтессы к Тэйке и к нему. Зря. Леди Кэйтлин сопереживала искренне, всем сердцем. От того, как сильно она хотела помочь и утешить, становилось легче. Удивительно, но за какую-то минуту, которую длились неожиданные объятия, леди Кэйтлин перестала быть ему чужой.

Это чувство грело душу, давало силы жить и не отчаиваться.

Благодарность неведомому призраку, благодарность жене с особой магией переполняла сердце, а счастье от того, что дочь нашлась, было таким всепоглощающим, что хотелось обнять весь мир.

В крепости ждала горячая вода в больших бадьях, вкусная еда и обжигающий узвар с медом. Рыси, которым после появления призрака командир велел возвращаться в крепость, уже напарились, отогрелись. Дьерфин суетился, проверяя, не обморозился ли кто. Осмотрел Тэйку, поразился тому, что она провела без малого сутки на холоде, а казалось, гуляла от силы час и даже не успела озябнуть. Но упреков дочь наслушалась от лекаря, от Джози и от самого Эстаса столько, что глаз ни на кого не поднимала, тихо каялась и горестно всхлипывала.

Леди Кэйтлин вообще была единственной, не сказавшей ни слова о выходке Тэйки. Она не оправдывала, но и не ругала, и Эстас вечером, когда уже уложил дочь, зашел к жене, чтобы поблагодарить ее за неоценимую помощь и тактичность.

Леди, несмотря на ночные бдения и очень неспокойный день, была с Ерденом и отклонила все предложения сменить ее. Приехавший из Астенса маг, рано поседевший ровесник Дьерфина, уже заживил мальчику сломанные ребра, подлечил синяки и заговорил воспаление легких, но чарам нужно было время. Ребенок по-прежнему нуждался в уходе и спал, измотанный лихорадкой.

— Я не знаю, как вас благодарить, леди Кэйтлин, — осторожно сев на край постели, тихо начал Эстас. — Вообще не думаю, что существуют слова, способные выразить мои чувства. Тэйка для меня все.

— Понимаю. Как вы ее наказали?

— Три недели без поездок в Хомлен. Она ждет каждую с большим нетерпением, так что это ощутимое наказание. Запрет на книги на неделю, это тоже болезненно. Попрошу отца Беольда отдельно поговорить с ней. Несколько раз, если потребуется. И, самое главное, отказ от вечерней сказки, — он вздохнул. — На неделю. Но это, положа руку на сердце, наказание не только ей, но и мне.

— Вы считаете себя виноватым за вчерашний разговор? — леди удивленно вскинула брови, покачала головой: — Не стоит. Вы пытались помочь ей привыкнуть ко мне. Вы не обделяли ее вниманием, ничем не обидели. Такой у нее характер, — жена пожала плечами. — Но ей придется стать более ответственной и сдержанной, когда проявится дар.

— Вы уверены, что он проявится? — к мысли о том, что у дочери будет такая особенность, Эстас привыкнуть не успел и пока не знал, есть ли смысл радоваться.

Леди Кэйтлин кивнула:

— Совершенно.

— А какой? — спросил он и тут же поспешно добавил: — Только не говорите, что некромантия.

Девушка улыбнулась:

— А почему бы и нет?

— Только не обижайтесь, — вздохнул он. — Этот дар не для женщины.

— Тогда для женщины нет подходящей магии. Вообще нет, — с прежней улыбкой ответила она.

— Дар целителя, например, не такой опасный и не связан с боями, — резонно возразил командир.

— Зато связан с заразными болезнями. С кровью и ранами, со сложными родами и смертью, — посерьезнела жена. — Алхимики дышат вредными испарениями. Ошибки в зельях, даже незначительные, могут привести к гибели самого алхимика или его клиента. Стихийники — боевые маги. И, поверьте, могут убить десяток человек тремя словами. Но увидят эти жуткие смерти.

Эстас помрачнел, признавая правоту собеседницы. Магия только на словах была прекрасной силой, созидающей и величественной. А леди продолжала:

— Остаются артефакторы. Их сил хватает на одну-две формулы в неделю. Это очень слабые маги, болезненные и умирают рано. Потому что все время досуха вычерпывают резерв, а зелья восстановления, как вы знаете, ядовиты.

Повисла пауза. Командир в который раз за последние дни задумался о том, как тяжело жить с благословением Триединой.

— Не огорчайтесь раньше времени, лорд Эстас. Не стоит, — жена снова покачала головой. — Ваша дочь восточных кровей. У каганатских магов несколько другая природа волшебства и иные возможности.

— Если она случайно обратится в волка, это будет нечто, — хмыкнул он.

— Главное, чтобы смогла превратиться обратно, — улыбнулась леди Кэйтлин.

Наверное, вид у него был такой растерянный, что жена посчитала нужным утешить. Она подалась вперед и, положив ладонь ему на запястье, посмотрела в глаза:

— Она справится. Родители всегда боятся за детей, это естественно. Но вы зря переживаете. До пробуждения дара еще есть пара лет. И помните, Триединая не дает магию слабым духом. Тэйка справится. И вы тоже.

Верно. Он всегда справлялся, что бы ни случалось. И дар Тэйки не станет исключением.

Позже, укладываясь спать, Эстас вспоминал разговор с женой, ее благожелательность, успокаивающую тревоги, утонченную южную красоту, тепло и уверенность прикосновения. Ни робости, ни даже мимолетного ощущения неуместности не было, как и в лесу, когда леди Кэйтлин первая, по своему почину обняла его. Больше радовало лишь то, что жена назвала его по имени. Второй раз за день. Прозвучало очень приятно и естественно, без нарочитости.

Развитие отношений вообще обнадеживало, и это в свете условий магической клятвы беспокоило. Пункт о беременности в первый год отравлял все успехи. Эстасу он был отвратителен, но там и после нескольких десятков прочтений лазейки не нашлось. Либо беременность в первый год, либо Ее Величество сама подберет Тэйке мужа.

Клятва связывала и королеву, и ее поверенную, они не могли прямо сказать леди Кэйтлин, что беременность и хорошие отношения с мужем проплачены. Но это было и не нужно. Чтобы внести разлад, уничтожить доверие, чтобы все испортить раз и навсегда, достаточно намеков, правильно сформулированных фраз и переведенных на счет денег.

Это легко сделать, и Эстас мог поклясться, что мстительная леди Льессир еще проявит себя и здесь. Слишком удобно для нее подстроена возможность напакостить и поиздеваться. Слишком удобно, чтобы она промолчала. Эта женщина с удовольствием покажет и леди Кэйтлин, и ему самому, насколько хрупким и недолговечным бывает благополучие. А у Эстаса даже не будет возможности оправдаться так, чтобы не нарушить клятву!

Больше всего ему хотелось даже не рассказать о хомленской истории, о семье и титуле. Больше всего Эстас тяготился пунктом о беременности и считал, о таком условии жена должна знать уже сейчас. С другой стороны, он понимал, что любой намек на денежное вознаграждение за ребенка мгновенно превратит самого Фонсо в подлеца, ухаживающего, чтобы обмануть, чтобы лаской склонить к близости и соблюсти свою выгоду. И не будет больше веры его словам, подаркам и расположению.

Это было бы особенно обидно, ведь Эстас не рисовался, не лез из кожи вон, лишь бы понравиться жене. Он искренне ею интересовался, эта девушка с каждым днем нравилась ему все больше. Он восхищался ее внутренним стержнем, силой характера, достоинством, не наигранным, а истинным благородством. Он любовался ею, ловил взгляд изумрудных глаз и понимал, что его влечет к ней.

Эстас постепенно приходил к мысли, что Ее Величество, возможно, совсем не хотела унизить опального командира. Собственное отрицание и поведение леди Льессир превратили происходящее в сущий ад, но трезвое размышление расставляло все на места.

Трудно было вообразить более достойную невесту для потомка старинного дворянского рода. Магическая клятва, даже треклятый пункт о беременности, предписывала сделать брак настоящим и тем самым не только вернуть баронету Фонсо утраченные привилегии, но и укрепить угасающее семейство Россэр.

Для него сводничество королевы было наградой, а не наказанием. С точки зрения политики и рода для виконтессы Россэр — тоже. Осталось лишь постараться, чтобы леди Кэйтлин и с точки зрения человеческих отношений считала брачный союз с Эстасом Фонсо не трехлетней ссылкой, а благом.

Новогоднее одаривание перенесли на один день из-за побега Тэйки. И то, как пояснил мне супруг, лишь для того, чтобы не наказывать никого вместе с ней. Другие имели полное право получить свои подарки. А самой Тэйке две недели запрещалось пользоваться новыми книгами и красками.

Вопреки этому ограничению девочка казалась гораздо более покладистой и спокойной, чем раньше. Причем не только внешне, но и на магическом уровне.

Это ощущалось во время завтрака, когда приезжий маг невольно перетянул на себя все внимание, а разговоры в основном велись о Ердене и о работе лекаря Дарла в крепости. Впечатление сохранялось и позже, когда астенский врачеватель проверил действие своих формул и уехал вместе с сержантом Вироном, а супруг с дочерью, господин Дарл и я собрались рядом с елкой.

Тэйка благодарила за книгу вполне искренне. Я нарочно прислушивалась к ее эмоциям и с удивлением понимала, что девочка действительно обрадовалась краткой энциклопедии северных рун и сказаний. Основы рунического письма увлекли Тэйку настолько, что она даже попыталась с помощью книги расшифровать значение вышивки на малахае, который я подарила супругу. Но муж строго пресек эту попытку дочери действительно получить подарок, а не только знать, что он есть.

Она огорчилась, но старалась виду не подавать. А потом речь зашла о елке, которую я собиралась прирастить к пню. И это был первый раз, когда некромантия вызвала живейший интерес девочки. Она предвкушала волшебство и до слез расстроилась, когда отец сказал, что в этом году елку будут возвращать на место без Тэйки.

Удивительная перемена отношения! Удивительная, особенно в свете того отрицания, с которым девочка относилась к елке и игрушкам поначалу.

Лишь на несколько минут вернулась былая неприязнь и то ослабленная, блеклая. По просьбе мужа я надела малахай, длинный хвост чернобурки мягко скользнул на плечо.

— Теперь кажется, что у вас есть косы, — дополнила Тэйка комплименты лекаря и супруга. Прозвучало напряженно, и, судя по тому, как нахмурился лорд, не только мне показалось, что девочка пыталась меня задеть побольней.

— Но вы и без них красивая, — тут же добавила Тэйка и невинно улыбнулась.

Не знаю, почему, но в этот момент стало жутко. По спине пробежал холодок, шевельнулись волосы на затылке, появилось мерзкое чувство близкой опасности. Наверное, потому что девочка воскресила те эмоции, которые отравили последний месяц в столице. Я так же ждала неприятностей, так же холодило затылок, а закончилось все вмешательством Ее Величества и отрезанными косами.

Наверняка дело только в этом. В чем же еще?

Я поблагодарила за комплимент, но выпад против меня супруг не собирался оставлять безнаказанным. Он отозвал дочь в сторонку, и, хоть лекарь и отвлек меня разговором, я отчетливо слышала фразы «Ты хочешь до строгого домашнего ареста довести? Чтобы я тебя в комнате и днем запирал?». Тэйка понурилась, что-то тихо ответила. Судя по тону и позе, каялась.

Они вернулись к креслам, мы еще немного попили чай, и я ушла спать. От усталости слезились глаза, время тянулось медленно, а мысли еле ворочались.