Ледыш и Недотрога

Глава 39. Ледат

Я спускался со сцены, покачиваясь от усталости, мечтая лишь об одном — добраться до вагончика и, пока не наступил рассвет, нырнуть в черноту сна. Урвать хотя бы два часа до начала занятий, чтобы не клевать носом на лекциях. Но у двери мне перегородил дорогу пёс Аида. Схватив за шиворот, вежливо проговорил:

— Егор Никитич хочет вас видеть. Прошу следовать за мной.

И поволок в сторону тёмного коридора, по бокам которого мерцали маленькие светодиодные лампочки. Я молча переставлял ноги, зная не понаслышке, что сопротивление бесполезно. Со мной обращались, как с рабом, но денег, которые выплачивал мне Черных, всё же хватало на зарплату сиделке и лекарства для дедушки. О себе я давно перестал думать…

Меня втолкнули меня в кабинет Аида, за спиной хлопнула дверь, и я поправил одежду. Черных сидел в кожаном кресле и, заложив нога на ногу, в руке покачивал бокал с золотистой жидкостью.

— Слушаю, Егор Никитич. О чём вы хотели поговорить?

— Как поживает старый хрыч? — поигрывая льдом в бокале, лениво поинтересовался Аид.

— Нормально.

— И каково смотреть в глаза деду, которого предал из-за девчонки? — поглядывая на меня исподлобья, продолжал он допрос.

Я обречённо вздохнул. Ясно! Желает порезвиться. Я давно привык быть игрушкой в руках этого человека. Просвета не было, как и возможности освобождения, ведь я сам подписал чёртов договор, желая вырвать Виолетту из лап этого чудовища. Заменил её собой в этом аду, и придётся терпеть унижения, пока Аиду не надоест. А этого не случится, ведь этот человек считает меня виновным с гибели сына и будет мстить, пока я не сломаюсь.

Но я больше не боялся.

— Примерно так же, как пожимать руку человеку, который приказал убить вашего сына, — жёстко ответил я, намекая на встречу Коршева и Черных во время Дня города.

Пальцы Аида, сжимающие бокал, побелели, и я напрягся, думая, что стекло вот-вот разлетится, но Егор Никитич внезапно расслабился.

— Смотрел новости? — протянул он и изогнул губы в усмешке. — На праздничном фуршете у мэра мы действительно поговорили с Игорем Константиновичем. Кстати, он был впечатлён, когда я рассказал вашу историю. Я думал, что они с дочерью не так уж близки, но эта девочка очаровала такого нелюдимого типа, как ты, и вырвала свободу для отца-преступника. История, достойная экранизации!

Я лишь сжал челюсти до боли, стараясь ни единым мускулом не выдать настоящих чувств. Аид не в первый раз пытался вывести меня из себя. Всегда бил по самому больному и после таких «бесед» я выходил, едва живой от морального и эмоционального истощения, а вот Черных будто оживал и несколько дней был в хорошем расположении духа.

Всё, что я мог — говорить правду.

— Из вас бы получился более интересный кино-персонаж, — холодно заметил я. — Человек, ребёнка которого убили по ошибке, пресмыкается перед убийцами. Ничего не смея противопоставить столичным чиновникам, с наслаждением отыгрывается на друге сына.

— Да что ты знаешь?! — взвился тот от злости.

— Немного, — холодно согласился я. — Слышал, что жена Коршева работала в вашем головном офисе. Предположу, что она приехала сюда, чтобы убедиться в молчании Троцкого-старшего.

«Не хочу думать, что мама Виолетты тоже знала о шантаже и неудавшемся покушении».

— И что вы ей гарантировали это, — тем же тоном продолжил я. Понимал, что это смело до безрассудства, но терять было особо нечего. Черных всё равно прижмёт меня к стенке. — Не потому ли так заботились о том, чтобы моего дедушку не выбросили на улицу? Вам было нужно усидеть на двух стульях. И Коршеву угодить, но при этом сделать всё, чтобы потрепать ему нервы. И это, по-вашему, месть? Всё равно, что плюнуть в спину тому, кто убил вашего сына!

Он двинулся ко мне стремительной коброй, и сильный удар отбросил меня так, что я упал. Возможно, не будь я вымотан морально и физически, смог бы уклониться, но не стал этого делать. Любое сопротивление лишь разозлит Аида, а так он удовлетворится одним ударом, потому что не захочет ломать игрушку.

Вытер кровь с губ и поднялся.

— Если это всё, я пойду.

Черных вернулся в кресло и, схватив бутылку, отпил прямо из горлышка. Я захлопнул за собой дверь и поморщился. Ещё одна адская ночь позади.

На мотоцикле добрался до вагончика и, стянув футболку, упал на кровать. Стояли тёплые деньки, больше подходящие для июля, чем концу августа, поэтому дверь я оставил приоткрытой, чтобы немного проветрить нагревшийся в железных стенах воздух.

Казалось, лишь смежил ресницы, как ощутил, что меня кто-то трясёт.

— Ледыш! Проснись!

С трудом вырвался из цепких пальцев сна и недоумённо посмотрел на зарёванное лицо Руси.

— Ворона? — глянул на часы. — Пять утра… Что ты здесь делаешь?

Может, дедушке снова стало плохо? Я рывком поднялся.

— Зачем приехала? Могла бы позвонить.

— Ты не отвечал! — крикнула она.

Покрутила сотовым у меня перед носом. Я заметил сорок с чем-то пропущенных и заволновался сильнее.

— Что с дедом?

— Ничего, — снова разрыдалась она и, заломив руки, простонала: — Маришка пропала!

Я нахмурился — плохо дело. Стряхнув остатки сна, подхватил футболку и натянул её. Усадил рыдающую Руслану на кровать и легонько встряхнул за плечи.

— Не реви. Рассказывай по порядку. Что произошло?

— Мама позвонила и сказала, что заберёт её из садика, — всхлипывая, начала она. — По голосу она была трезвой, поэтому я согласилась. Но когда вернулась из института, дочки дома не было. Поехала к маме, а она спит. Я трясла её, спрашивала, где Мариша, но мама и слова не смогла выговорить. Отчима дома нет и на звонки не отвечает. Я искала всю ночь… Обзвонила все больницы!

— А полиция?

— Была, — она зло вытерла мокрые щёки. — Сказали ждать. Чего, интересно?!

— Понятно, — схватив её за руку, потянул из вагончика. — Клоун поможет.

— Но он давно переехал!

— Связи-то остались, — рассудительно ответил я.

Кто знал, что сегодня в доме Кондратьева я встречу ту, что не выходила из головы и не отпускала сердце?