Легенда о Горном Льве (СИ)

Глава 19 Измена

Зигрид

Меня ломало. Жар ещё не отпустил, рана выжимала все силы, но валяться в постели, пока в моём доме творится какая-то хрень, я не мог. Не хотел, но и встать не вставал. Ноги не держали. Я послушался жену. Впервые послушал кого-то, кроме себя. Решил, что сначала должен ощутить силу в жилах. Потом задушу эту суку Сванхильд голыми руками. Отрежу голову и поставлю на кол посреди двора. Пусть все видят, что станет с теми, кто рискнёт отобрать моё.

До следующего утра не покидал покоев и почти всё время спал. Катерина не оставляла меня одного. Возилась со мной, будто я был щенком. Ужасно. Ненавидел себя за слабость. Горный Лев не может даже дойти до отхожего места.

Дерьмо.

Моя весна читала мне, устроив мою раненую голову у себя на коленях. В книге было что-то про древнего князя, который воевал с варварами в северных лесах. Я слушал певучий голос, но не улавливал сути. Голова болела. Мысли были далеко от варваров севера, но я был благодарен, что она рядом — тёплая, нежная, моя девочка. Её тонкие пальчики перебирали мои волосы. Невесомо блуждали по плечам. Засыпал от её касаний. Отдал бы всё, лишь бы это никогда не заканчивалось. Нежность Катерины была в сто раз приятнее, чем самая страстная ночь с умелой любовницей, вот, что я думал.

Катерина рассказала, что говорила с моими людьми, пока я валялся мешком костей на постели, и наврала им о моём здоровье. Понял, я должен держаться бодрым. Ближе к вечеру следующего дня я собрал все свои силы и вышел. Прямо у двери встретил Оддманда. Должно быть, старик шёл ко мне с докладом.

Ко мне? Или к моей жене, которая быстро прибрала мою власть к своим маленьким цепким ручкам?

— Господин? — удивился Оддманд, вскинув густые серые брови. Он широко ухмыльнулся в усы. — Рад видеть тебя на ногах!

— Ага, я тоже, — хмурился я. Направился по коридору, стараясь держать спину и шаг. Хотел найти своих людей и узнать, что случилось и чем закончился поход. Память будто отшибло. Когда пытался вспомнить, только сильнее гудела голова. — Где Йорген?

— В усадьбе, господин. Он не выходил из покоев рыжеволосой госпожи.

— Проклятье, какая ещё госпожа⁈

Оддманд отвёл меня туда. Покои оказались недалеко от моих, в конце коридора. Я без стука ввалился внутрь и огляделся беглым взглядом. На постели валялся Йорген, придавив собой какую-то рыжую девицу. Они оба вскинулись. Воевода оскалился.

— Какого хрена, Зигрид? Уйди, я занят! — зарычал он. Девка уткнулась лицом в его голую грудь. Она лежала с задранной юбкой. Мне не было до их лобзаний никакого дела.

— Собирайся. Есть дела.

— Засунь дела себе в зад!

— Жду за дверью.

Я вышел, хлопнув дверью, и остановился. Ох, проклятье! Не могу отдышаться. Схватился за стену, чуть не рухнул. Оддманд стоял в коридоре, не решаясь что-то рассказать. Я бросил на него взгляд. Проклятая темнота слева жутко бесила. Повязка чесалась. Голова ныла. Но полы больше не плясали под сапогами, а съеденное не грозило выйти наружу так же, как вошло. Неужто дерьмовый отвар помог?

— Где Сванхильд? — Голос дал хрипотцы.

— В сторожевой башне, господин. Там сидит ещё Лейф.

— Лейф⁈

Что успел выкинуть этот отбитый? Лейф был одним из лучших воинов в дружине, я воевал с ним плечом к плечу не один год. За свирепость его кликали Безумцем. Поговаривали, что он и вовсе берсерк, воин, что впадает в яростное опьянение и рубит всех, кто попадётся под руку. Неужели безумие совсем захватило его разум? На сердце стало неладно.

— В ночь, когда случилось покушение на маленькую госпожу, была потасовка в главном зале. Лейф стал зачинщиком. Псы напали на рабынь, княгиня пожелала вмешаться.

Кровь отлила от моего лица.

Боги, Китти… Если я увижу хоть один синяк на твоей коже, когда раздену тебя донага, то порежу всех.

— Лейф Безумец ударил маленькую госпожу, дружина поднялась и судила своим судом, — продолжил Оддманд.

— Где был ты? — это меня беспокоило едва ли не сильнее всего. — Княгиня сильно пострадала?

— Нет, только царапины. Я не успел вмешаться, господин, — честно сказал старик, глядя мне в глаза. — Я уже стар, ни к чему не годен. Пора уже ложиться в курган. Если хочешь, прикажи выпороть меня. Я провинился и не уберёг твою собственность. Понесу наказание по закону.

Он опустил седую голову. Оддманд служил когда-то моему отцу, князю Колльбьёрну, и ушёл со мной на долгие годы беззакония. Оберегал, пока я был сопляком. Учил сражаться, помог найти верных соратников. Помог выжить. Он всегда был рядом. Даже если бы хотел, я не мог выпороть его. Честь не позволит. Отец учил меня отвечать добром на добро. Увы, не всегда получается.

— Я прощаю тебя, Оддманд, — вздохнул я, обдумав всё это. — Раз всё обошлось… Лейфа вздёрнуть и повесить над воротами. Скажи людям, что он казнён за смуту и покушение на жизнь княгини. Выполняй.

— Слушаюсь, господин, — старик поклонился и ушёл.

Наконец показался Йорген. Он был злым и сверкал чёрными глазами, как волк. Вышел одетый, хоть и без оружия, и прикрыл дверь в покои.

— Долго копаешься, — заметил я недовольно.

— Надо было закончить… одно дело! — зарычал воевода. Мы пошли по коридору в главное крыло дома.

— Я кормлю тебя не за то, чтобы ты кончал свои дела.

— Отвали, — огрызнулся Йорген и нахохлился.

Спустившись в главный зал, я заметил, что на стене появился гобелен — большое полотно, сотканное из зелёных и золотых нитей. Узор сплетался в сложные узлы. Я удивился. Йорген тоже. Оба поняли, чьих рук дело. С появлением гобелена в зале стало будто… теплее? Дом становился домом. Гобелены и подсвечники появились в коридорах усадьбы, стало чище и светлее. В одной из комнат почему-то жили щенки. Я решил, что попозже разберусь с этим. И всё-таки перемены в доме мне понравились. Не жалею, что вернулся.

По пути до дружинного дома, где жили воины, я расспрашивал Йоргена о дани и том бое, где пострадала моя башка. Он рассказал. Уже в последнем поселении, на пирушке, мы упились и завязалась драка. Один из воинов ударил меня секирой. И я не встал.

— Я отрезал ему башку, так что за смуту он поплатился. Согласись, это был бы не ты, Зигрид, если бы не вляпался в историю! — заметил Йорген. — У нас с тобой всегда не всё гладко. Но я рад, что ты выкарабкался.

— Дань забрали? У бунтовщиков?

— Всё до последнего гроша выгребли, князь. А ещё забрали у вождя всех дочек. Дожидаются тебя в рабской половине.

— Пусть Оддманд определит их на кухню.

— Но, князь… — Йорген озадаченно насупился, — они дочки вождя, красивые и никогда не работали. Ещё девки. Не хочешь себе в постель?

— Мою постель будет греть только одна женщина, Йорген, и ты знаешь, какая, — коротко бросил: — Девок в кухню, пусть Агот с ними разбирается.

Йорген не стал спорить. Рассказал, как ехали до усадьбы в лютый снегопад. Как вязли в сугробах кони и примерзали к земле сундуки во время остановок. Йорген очень торопился, боялся, что я сдохну в пути и придётся отковыривать мёрзлый труп от деревянного настила телеги. Бьёрн устроил истерику, когда увидел мою пробитую голову, его отпаивали элем полночи. Мне стало смешно, когда я услышал об этом.

— Ну и ну, а ещё княжеский отрок! И где он, кстати?

— Я велел ему не попадаться на глаза, — рассказал Йорген. — Тошнит с его соплей.

Я кивнул. Что-то я избаловал этого сорванца.

— Спасибо, что позаботился обо всём, дружище, — сказал я. Йорген был моей правой рукой уже столько лет, что нельзя сосчитать. Ему я верил так же, как и Оддманду. Готов был погибнуть за них обоих. — Я щедро отплачу тебе.

— Я знаю, — улыбнулся друг и похлопал меня по плечу. — Поэтому я до сих пор с тобой. Чисто, ради твоего золота, ха-ха!

— Вот ты сукин сын, — хмыкнул я. — А я думал, мы друзья.

— Дружба дружбой, но свиньи везде, Зигрид.

Мы оба нахмурились и замолчали.

Дружинный дом уже не мог вмещать в себя столько людей, сколько было у меня после двухлетнего похода на запад и войны с югом. Часть воинов придётся разместить в городе. Вряд ли наместник Хринг этому обрадуется… Но надо как-то дотянуть до весны. Потом мы пойдём на восток, будем жить в лагерях. Всем хватит и места, и добычи.

Больше меня волновал воевода Стейн, который оставался в крепости на время моего отсутствия. Я хотел узнать, что тут было без меня. Он был крупным мужчиной, с чёрной косматой бородой, старше меня на десяток зим. Стейн был сыном Оддманда, начинал службу ещё при моём отце, но потом сбежал вместе с верными мне людьми. Воевал на моей стороне за трон Бергсланда.

— Поздравляю тебя, князь! — улыбнулся мне воевода Стейн и пожал руку. Я кивнул, думая, что он рад моему выздоровлению. — Все ждём праздника Поворота, чтоб выпить за твоего наследника!

Наследника? — удивился я, вскинув брови. Йорген тоже выглядел опешившим.

— Какого ещё наследника? — прохрипел я. Сердце заколотилось чаще. В меховом плаще вдруг стало жарко, как в бане. Стейн замялся.

— Я думал, княгиня уже рассказала тебе. Прости, князь, не хотел болтнуть раньше времени. Просто княгиня сказала нам, что носит твоего сына под грудью, вот я и подумал…

Заснеженная земля ушла у меня из-под ног. Я был ошарашен. Счастлив и одновременно в недоумении. Китти и взглядом не намекнула, что беременна. Что у неё мой наследник. А я приказал! Что-то здесь нечисто… — недобрые подозрения закрались в голову.

— Спасибо, Стейн, — сказал я, кивнув. — Завтра погуляем, скажи парням. Все получат обещанную награду.

— Хранят тебя боги, князь!

Мы поговорили с воинами ещё немного, отдавая распоряжения насчёт дозоров и предстоящего праздника Поворота. Приедут гости из соседних земель, будет гуляние в городе. Я хотел, чтобы мои люди последили за порядком.

Я поднялся на крепостную стену, чтобы подышать воздухом. Оглядел заснеженный сосновый лес, раскинувшийся вокруг усадьбы. С чернеющего неба сыпался крупный снег. В башне освещаемые светом фонарей сидели трое дозорных и играли в кости.

— Где Гуди пропадает? Его черёд морозить зад, — проворчал здоровенный парень в шлеме. Он потряс кружку, мешая кости.

— Занят, — другой воин, с русой бородой, поднёс ко рту два пальца, просунул язык между ними и пошевелил. Парни заржали. — Гуди очень нравится госпоже. Боюсь, мы его больше не увидим.

— Эх, вот везёт же дуракам!

Злость вспыхнула неожиданно. Я рванул к дозорным. Они заметили меня, но было поздно. Я выхватил из сапога нож и бросился на того бородатого парня.

— Что ты сказал, ублюдок⁈ — зарычал я. Прижал его голову к низкому столу и наклонился. Дозорный забился. Я вдавил нож в его щёку и пустил кровь. — Жить надоело? Что за дерьмо ты несёшь?

— Прости! Прости, князь! — заскулил простуженным голосом урод. Он пытался вырваться, но я держал крепко. Кровь потекла на стол. Другие парни потясённо замерли. — Я сказал, что слышал!..

— Что ты слышал? Что⁈ Говори!

— Гуди…

— Кто это, мать твою?

— Гуди Счастливчик. Госпожа приблизила его после драки!.. — сипел дозорный. Налился краснотой. Слёзы выступили из его глаз. — Он вечно с ней таскается, говорят, даже спит в её покоях!

Я бросил его и выпрямился. Так вот, какая ты, Катерина? Чуть муж за дверь, ты тащишь в постель всяких ублюдков? Дер-рьмо!

— Займитесь делом, а не пускайте слухи, как бабы! — выплюнул я. Желваки беспокойно перекатывались на щеках. Я хотел порвать всех троих, но тогда некому будет ходить в дозоры. — Ещё одно слово о моей жене — вздёрну.

Подошёл Йорген, до этого молча взирающий со стороны. Он был спокоен. Привык, что я мог зарезать кого-то, кто мне просто не нравился. Это все знали. Парням просто не повезло — не заметили меня вовремя, не успели прикусить языки. Йорген взял меня за плечо.

— Идём, Зигрид, — негромко сказал он.

На щеке дозорного, чей язык стоило бы отрезать, была кровавая рана. Он зажал её ладонью. Парни помогли ему подняться. Я схаркнул. Бесился и хотел кому-нибудь врезать. Но позволил Йоргену увести меня.

Мысли путались. Я был далеко от праздника Поворота и обычных дел. Думал про Китти, измену и нашего сына.

— А вдруг это не твой сын? — озвучил мысль, которая терзала меня, Йорген. Уже темнело. Мы вошли в дом. В коридоре было тихо и мрачно. Мы были тут одни, в тишине. Я поймал тревожный взгляд друга. Он меньше других желал мне зла.

— Заткнись. Это невозможно, — обрубил я.

Мне было паршиво. Ещё колотило от бешенства. В усадьбе без меня бардак. Смута воинов, бешеная сука Сванхильд, какой-то, мать его, Гуди!.. Кто это⁈ Надо скорее избавиться от всех предателей. Ну ничего, Лейфом уже занят Оддманд. Наложниц выкину завтра же, когда будет пир в честь Поворота. Гуди найду и повешу.

Будет спокойно и хорошо. Будет порядок.

В покоях Китти не оказалось. Я ужасно хотел поговорить о нашем сыне, которого она почему-то утаивала. Не хотел думать про измену. Меня, всё-таки, не было дома почти месяц, я ещё плохо знал эту девицу и не мог предугадать, что она способна выкинуть. Не хотел опускаться и верить тупым слухам, но…

Может, она лишь притворяется невинным цветком, а на деле та ещё крыса? Как Сванхильд, которой от меня нужно было только моё золото и положение. Есть ли в этом мире хоть одна женщина, которая примет меня любым? Которая поймёт меня и мои идеи? Моё желание знать этот мир? Неужели я ошибся и рано открыл своё сердце? Хотел верить, что Катерина узнала уже после моего отъезда, вот и не успела сказать. Пусть так и будет, боги.

Я не хочу снова остаться один.

Сидеть на месте без дела и ждать, я не мог. Сожру себя гнилыми мыслями. Я опять вломился в покои, где жила рыжая девчонка Йоргена. Она оказалась в комнате одна и испугалась меня. Подскочила и спешно поправила простое серое платье, до этого сидела на полу, работая с тканями.

— Где княгиня, знаешь? — спросил я. Рыжая кивнула.

— В хранилище. Скоро должна вернуться, господин, — тихо сказала девочка, не поднимая глаз от пола. Я кивнул.

— Работай, — бросил я зачем-то и вышел.

У входа в хранилище сидел незнакомый мне парень, небритый, с тёмными волосами и загорелым лицом, ещё молодой, не старше меня. Он не ходил со мной за данью, я не помнил его. А у меня была неплохая память на лица. Это он, Гуди? Заслышав шаги, воин поднялся.

— Князь Зигрид, — он поклонился. Смотрите, какой послушный пёс. А не выбить бы тебе глаза, урод⁈

— Какого ты тут бездельничаешь? — спросил я, закипая. Хотел бы поговорить по-человечески, но злость охватила меня тут же. — Разве ты не должен быть на стене?

— Госпожа велела дожидаться её здесь.

— Госпожа? — я усмехнулся. — Кто ты такой? Назовись.

— Гуди Счастливчик, господин. Пока тебя не было, я охранял госпожу, — рассказал он. И лучше бы замолчал. Гуди сверкнул белёсыми глазами, паршивый волк. — Ей было страшно после покушения. Госпожа попросила оберегать её.

Я схватил его за ворот куртки и встряхнул. Гуди был рослым. Он вцепился в мои запястья. Хороший воин, свободный, не сломленный раб. Если будем драться, то крови прольётся много.

— Я слышал, как ты… берёг, — выплюнул я. Те парни грязно болтали о моей жене, значит, и обо мне. Такого оскорбления мне ещё никогда не наносили.

Гуди дёрнул желваками.

— Это грязные сплетни, князь, — зарычал он. Сильнее стиснул мои запястья. — Я и пальцем не тронул госпожу Катерину. Я… люблю её, как пёс любит хозяина. Порву глотку, но сохраню её жизнь.

Ответ меня устроил. Я выдохнул и выпустил его. Поверил. Или хотел верить. Но если он и врал, то делал это убедительно.

— Пошёл вон.

Гуди быстро поклонился и направился прочь по коридору. Потом скрылся в темноте лестницы. Я едва удержался, чтобы не швырнуть ему меж лопаток нож. Выругался на весь коридор с чувством. И кто такой этот ублюдок⁈ Как он сумел подобраться к моей драгоценности так близко? Я был зол. И это ещё мягко сказано.

Я был просто в ярости.

Это ревность? Нет, я просто бесился, что кто-то ошивался около моей собственности. Моей драгоценности. Говорил с нею. Дышал около неё. Если узнаю, что он трогал её своими грязными лапами, то прикажу отсечь ему голову.

Позволил увидеть себя слабым, и меня тут же ударили ножом в спину. Ну как всегда. Жизнь, ты вообще не удивила.

В хранилище оказалось пусто. Сначала я решил, что рыжая девчонка надурила меня, но потом заметил тёплое свечение в глубине хранилища. Пылала свеча. Среди запаха старой бумаги ощутил её запах. Цветочное масло. Сладость. Мой мёд, от которого я пьянею. Двинулся между полками, заставленными книгами, как на охоте шёл бы по следу зверя. Выслеживал хитрую лису.

Катерина сидела около черепа дракона на той же полке и гладила чудовище, будто живого зверя. Свеча освещала её грустное лицо. Длинная коса змеилась вдоль её спины и лежала кончиком на деревянной полке. Светлое платье плотно обхватывало тонкое тело. Сверкало бликами золото на ней: на кольцах, серьгах и ожерелье. Разве может эта нежность быть предательницей?

Жизнь научила, что у предательства много лиц.

— Почему не сказала? — Голос прозвучал зло. Не хотел набрасываться на неё, но ничего не мог с собой поделать. Отец всегда ругал за вспыльчивость. Кажется, с возрастом всё стало только хуже.

Катерина обернулась. Тёмные пуговки-глаза забегали по моему лицу.

— О чём ты, Зиг? — пробормотала Катерина.

— О чём⁈ О нашем наследнике, Катерина! — рявкнул я. Эхо отразилось от стен и прокатилось по хранилищу. Княгиня снова затрепетала, как птенец. — Что молчишь, моя пугливая жена? Я всё знаю.

— Я не беременна.

— Что? — мне показалось, я ослышался. Потряс головой. Снова заныла проклятая болячка на виске. — Погоди, как это?

Нет, правда не понял.

— Я соврала. Тогда, в зале, — тихо ответила Катерина. Она бросила на меня обиженный взгляд и сказала прежде, чем я открыл рот: — А что мне оставалось делать? Ты был одной ногой в чертогах Старой Матери, а я — с твоими головорезами, которые могли убить меня и захватить весь Бергсланд! Наследник был единственным, что пришло мне в голову! Я сказала им, что у тебя есть продолжение. Законный князь.

Моя умная княгиня. Я бы не додумался. Я потрясённо молчал. Не знал, чему и кому теперь верить. Запутался. Разлепил губы и угрюмо сказал:

— Что за ублюдок Гуди? Болтают, что ты трахалась с ним.

Катерина залепила мне смачную пощёчину. Я оторопело вскинул брови. Лицо горело. В голове, раненой, всё перемешалось. Заныло. Снова подкатила проклятая тошнота. Впервые меня ударила женщина. Я настолько растерялся, что смог выдать лишь два слова:

— За что?

— Мне больно от твоих слов!

Катерина пылала ненавидящим взглядом. Глаза стали мокрыми, блестели слезами. Щёки налились румянцем. Я крепко обидел её. Вспомнил, что также она смотрела на меня в брачную ночь. Мы возвращались в начало, будто не было тех жарких ночей и долгих разговоров про империю. Всё было пустое.

— Давно ты веришь слухам, Зиг? — прошептала она жарким шёпотом. — Зачем бы мне предавать тебя? Я люблю тебя, Зиг, слышишь?

Люблю? Сотни раз слышал, что толку от этих пустых слов.

— Катерина, — нахмурился я. Меня разрывало на части. Я хотел ей верить, но не мог. Предатели хорошо ласкали уши враньём.

— Ты не веришь мне? — всхлипнула она.

Боги, только не реви!.. — я дёрнул желваками. — Что ты творишь со мной, моя весна?

— Ты видел кровь вчера? — вдруг сказала Катерина. — Была бы кровь, если бы я посмела быть с другим в твоё отсутствие? Было бы так больно?.. Я не знаю никого, кроме тебя. Ты мой первый мужчина и мой последний. Я тоже кое-что знаю о чести, Зигрид. Я лучше умру, чем лягу под другого.

Стало стыдно за грубые слова. Как я мог усомниться в верности главного моего сокровища? Она была рядом. Плакала надо мной, лечила, убирала дерьмо, молилась обо мне. Терпела мои выходки и всё равно оставалась верной, трепетной и нежной. Меня мог обмануть кто-угодно. Предать. Попытаться убить.

Кто-угодно, но не она.

— Прости, моя весна, — смутился я. Погладил её по лицу. На коже была влага. Слёзы. Я поцеловал её головку. — Прости, я глупец и просто ревную. Кругом предатели, Китти, я… я уже не знаю, кому могу верить.

Сказал правду, потому что хотел, чтобы она знала о моих чувствах. Что я тоже, проклятье, боялся. Боялся предательства сильнее, чем огня. Китти была единственной, кто понимал меня. Я ценил это. Не мог разбрасываться ею. Надо же быть таким глупцом, чтобы заподозрить её в измене! Катерина прижалась к моей груди и заплакала.

— В усадьбе стало теплее, — проговорил я, всем сердцем желая успокоить мою весну. Погладил её тонкую спинку. — Красивый гобелен, кстати. Вышьешь дракона? Давно хотел такой.

Она кивнула, всхлипывая. Погладила мою рубашку, расправляя складки. Интересно, о чём она думает? Ненавидит меня? Я отнял у неё счастливую жизнь в доме её отца. Заставил скучать, запер в четырёх стенах, ругал за каждый шаг. Урод. Самого тошнит. Ничего удивительного, если бы она сбежала с другим.

Но я слишком хотел верить, что меня может любить такое светлое, доброе существо. Дурак. Я чудовище и заслуживаю только гнить в земле.

— Зиг, — позвала Китти.

Я тут же склонился, чтобы услышать её голосок. Хотел обнять и целовать мокрые щёки. Любить вечность.

— Если будут вопросы про наследника, я всё улажу. Доверяй мне, прошу.

Она взяла мои руки своими маленькими ладошками. Тёплыми и нежными. Я кивнул. Я не мог не поклясться ей.