Легенда о Горном Льве (СИ)

Глава 52 Осада

Зигрид

Я отправил посла Рассогу, чтобы кочевники подтянулись к городу и помогли навести порядок. Сам собрал людей и поехал к дому короля Алариха. Орм и его парни превратили дом в крепость: заперлись и завалили ворота изнутри, что нельзя было пробиться, поставили лучников по стенам ограды, поливающих стрелами, навтыкали кольев перед воротами и бросали камни. Ворота и ограда и без того были высокими, с четырьмя башнями, постройка могла выдержать длительную осаду. В первый день мы не смогли пробиться внутрь и уничтожить мятежников. Я не расстроился. Не ждал, что будет легко.

— Сдавайся, Орм! — рявкнул я, подъехав к воротам во время передышки. Ульв плясал подо мной, чуя общее напряжение. Улица превратилась в разрушенный муравейник. На каменистой дороге валялись трупы, уже кружили мухи и хищные птицы. Это были парни Орма Северянина. Мои люди оттаскивали наших. — Я убью тебя быстро, если сдашься сам!

— Не дождёшься, ублюдок! Передай подарок королеве! Аха-ха-ха! — отозвался северянин. Потом из окна башни скинули труп, мужчину с тёмными волосами, слипшимися от крови, и разбитым лицом. Он упал прямо под копыта коня. Ульв заржал и чуть не встал на дыбы. Это был слуга-управляющий Филипп, я узнал его. Стиснул зубы, зверея.

Следом посыпались стрелы. Я вскинул щит. Железные наконечники застучали, впиваясь в дерево. Ульв заржал и попятился, приседая на задние ноги. Я дёрнул поводья.

— Ну ладно.

День был долгим. Орм крепко засел, грёбаный ублюдок. Осада длилась полдня, а потом мы заняли один из домов неподалёку от дома короля. Город представлял собой этажи, поскольку тянулся в горы. Я был вынужден обложить дом Орма своими отрядами, взяв в кольцо, но к вечеру поступали тревожные вести: отты, что поддерживали императора Ёрстрарики, переходили на сторону бунтовщиков.

— Дерьмо! — выругался я, хлопнув по столу.

Воевода Вермунд рассказывал мне об обстановке в городе. Мы были в маленькой комнате, где кроме стола с парой кресел и кровати ничего больше не было. Йорген, раненый, перетягивал живот повязками, грязно ругаясь от боли. Мои парни ходили по коридорам и узкому двору, занимая места для дозоров. Готовились к ночи, которая может стать тяжёлой и для кого-то — последней.

— Отты подожгли святилище, — докладывал воевода Вермунд, стоя около стола. Я буравил глазами ненавистный дом с белокаменными стенами. Отсюда, с высоты небольшой усадьбы какого-то знатного торговца-отта, расположенной на пригорке, дом Алариха казался маленьким, словно игрушечным. Я сотру его с лица земли. — Они громят улицы и занимают дома, что ближе к побережью.

— Пошли туда людей. Их надо отрезать от всех выходов из города, пристань тоже.

— Слушаюсь, — кивнул Вермунд, мужчина немного старше меня, с короткими тёмными волосами, уже тронутыми сединой, и крупным кривым носом. — И ещё, господин, там северяне… они хотят говорить.

— Северяне? — удивился я. Неужели старик решил сдаться? Непохоже на него. Орм был таким же упрямым, как я.

— Да, дружина князя Варди.

— Что ещё за Варди? — нахмурился я.

— Часть северян хочет перейти на нашу сторону, — пояснил воевода, оставаясь спокойным. Он был уставшим, в грязном доспехе из варёной кожи, но собранным.

— Позови его.

Вскоре Варди привели. Высокий парень с обритой до тёмной щетины головой и коротко обрезанной бородой. Глаза у него были синие и цепкие. Доспех не представлял из себя ничего особенного, кожаная куртка, наручи. На поясе — длинный меч с широким лезвием в кожаных ножнах, нож с костяной рукоятью и пара коротких боевых топоров. Никаких украшений на пальцах Варди не было, только обереги гремели на груди железяками. Он улыбнулся мне, когда вошёл, и отвесил поклон. Вёл себя так, словно был равным мне. Дурак, тут нет никого, кто равен мне.

— Я Варди Красавчик, — представился он. Я кивнул, оглядывая его. — И я новый князь севера.

— С чего вдруг ты решил прийти ко мне? — ещё один предатель? Я бросил взгляд на своих парней, что стояли с двух сторон от Варди Красавчика, а ещё у двери комнаты. Он был в меньшинстве, и даже его топоры вряд ли ему помогут. Мне стоит только кивнуть, и Варди сдохнет, как пёс.

Варди прищурил синие глаза.

— Орм старый безумец, — заявил он, так и не дождавшись от меня поздравлений. — Он помешался, решил, что умнее всех. Не знаю, чем он думал, когда начал эту заварушку. Наверное, своим членом!

Новый князь засмеялся, будто это и правда было смешно. Я подлетел к нему и схватил за горло. Варди захрипел. Вцепился в мои запястья, заскрёб чёрными ногтями. Я склонился к его уху.

— Если хоть на шаг приблизитесь к моей жене, я развешу ваши кишки по всему городу. Понял⁈

— Понял, князь! Мы молимся за Светлую Госпожу, мы умрём за неё, если прикажешь!

— Ты видел, что он сделал с ней, и не вмешался? — я крепче сдавил его шею.

— Прости… князь, — захрипел Варди, безуспешно сжимая мои руки. — Я не знал… не понял… как поступить… прости!..

Я бросил его. Варди согнулся и стал кашлять. Его лицо было красным. Я стал ходить кругами. Бесился, потому что оказался бессилен и не помог своему главному сокровищу. Слабость. Проклятая слабость. Я боялся думать о том, что случилось с моей женой. Боялся смотреть ей в глаза, потому что не вынес бы её осуждения, её боли. И ещё хуже было знать, что я ничего не могу исправить.

— Почему я должен тебе верить⁈ — заорал я. Тупая, бессмысленная ярость.

Варди замер, хлопая глазами. Кажется, он был напуган. Ну конечно, я мог убить его прямо сейчас. Бросить в него нож. Зарезать мечом. Отрубить голову секирой. Или приказать парням у двери разобраться с ним. И его люди не смогут ему помочь. А Варди очень хотел жить, даже больше — он хотел власти. Проклятая власть!

— Я клянусь на оружии, — Варди достал топор и чиркнул лезвием по ладони. Кровь закапала на ковёр под нашими ногами, окрасила сталь. — Клянусь богами, я и мои люди будем с тобой до конца, князь Зигрид Рыжий, Горный Лев из Бергсланда.

Я выпрямился перед ним и взглянул сверху, хотя Варди был немного выше меня. Словно волк, что прижимается к земле, он сутулился и склонял голову.

— Сколько у тебя людей?

— Почти сотня, князь. Пятеро погибли, когда мы уходили.

— Пусть все принесут мне клятву, и тогда вы в деле, — вздохнул я. Будто у меня есть кого выбирать.

Немного позже я вышел во двор. Дом в два этажа окружали каменные стены и три башни с узкими окнами-бойницами. У крыльца стояли парни Варди и он сам. Я оглядел их: молодые северяне, что желали набить кошельки золотом и побрякушками для подруг. Они были сильными, наверное, воевали и раньше. Загорелые небритые лица, сломанные носы, кожаные куртки — ничем не отличались от моих волков. Только мои псы были готовы сдохнуть, если прикажу, а эти…

Все поклялись на оружии, как Варди, и тогда я немного успокоился.

— Им точно можно верить? — спросил меня Йорген, когда я вернулся. Мы остались вдвоём. Он пил. Устал после боя, а ещё был ранен. Пить не надо бы, но когда Йоргена останавливали какие-то дырки в животе? Я упал на соседнее кресло и устало пригладил потные, солёные волосы. Солнце, наконец, зашло. Комнату окутала приятная полутьма и прохлада.

— Хрен знает, — вздохнул я. Плеснул в кубок вина. Мне надо выпить, срочно. Разом осушил кубок и поморщился. Голова зашумела, заныл старый шрам на виске. — Ты знаешь, как они трясутся над своими клятвами. Будем надеяться, что это не пустой звук.

— Что будешь делать?

Йорген был такой же грязный от крови и пыли, как и я. Друг сидел за столом, сложив ноги в сапогах на столешницу. Вертел в руках секиру. Он оттирал лезвие, покрытое засохшей кровью, сухой тряпкой.

— Давить их, пока не уничтожу всех предателей, что же ещё.

— Всех предателей никогда не уничтожить, — заметил Йорген. — Всё катится в зад, Зигрид. Сегодня Орм, а завтра?

— Заткнись, я слежу за всеми.

— Нет. Ты боишься, и я тебя понимаю. Раньше бояться надо было только за свой зад, а его, давай по-честному, не жалко. А теперь… как она?

Я скрипнул зубами. Гнал мысли о Китти весь день, но теперь друг задел дыру в моей груди. Я чувствовал себя так, словно во мне торчало копьё. Планы поставлены под угрозу, Орм ещё жив, а с ним много предателей. Его войско растёт с каждым часом, в городе погромы и пожары. Отты переходят на его сторону. Боги ведают, что будет завтра, наверное, начнутся уличные бои. Моя империя может никогда не появиться на карте мира, потому что я оказался слишком глуп. Пригрел на груди змею.

Проклятье, но больше всего я боялся за Китти! Надо было оставить её в усадьбе, но, боги, вряд ли там ей было бы безопаснее.

— Не знаю. Я даже не знаю точно, что случилось.

— Надо было спросить, — упрекнул Йорген. — Ей нужен ты, а не эта сраная месть. Она другая, Зигрид…

— Иди в зад! — рявкнул я и шумно поднялся.

Стал расхаживать по комнате, словно зверь в клетке. Желваки перекатывались на щеках. Йорген был прав, я бросил её, когда она нуждалась во мне больше всего. Но, будь я проклят, не выдержал бы вида её страданий. Не знаю, что скажу, когда вернусь, когда увижу её снова. Я придурок, раз кинулся спасать свою власть, а не успокаивать изнасилованную жену. Она никогда не простит меня.

— Она добрая девушка, — продолжил Йорген, будто не понимал, как мне плохо. — Я сожалею, что так произошло, но ничего не исправить.

Я вернулся к столу и оперся на столешницу руками. Вперил взгляд в бездушные глаза Йоргена.

— Что в слове «заткнись» тебе неясно?

— Зигрид…

Йорген замолчал. Но он уже сделал дело — посеял смуту в моей голове. Весь день я отвлекался на ублюдков, на проклятую войну. Теперь гонял в голове мысли о Китти. Меня снова начало трясти. Я помнил, как она смотрела, как молила глазами остаться.

Не мог я остаться! Неужели неясно, что я должен наказать предателей и отмстить? Вернуть себе власть⁈

Но я не прощу себе ошибки. Никогда не прощу.

Послышался плеск, вырвав меня из раздумий. Йорген наливал вино в кубок. Он закряхтел, спуская ноги на пол. Зажимал рану на боку. Повязки были наложены криво. Залатал, как мог. Я начал беспокоиться за друга.

— Тебе бы вернуться к Трис, — вдруг сказал я. Из меня хреновый врачеватель, а вот девчонка была способной. Приняла роды, уверен, и с ранами справится. Йорген фыркнул и взглянул на меня с ухмылкой.

— Я нажрался, как свинья. Никуда я не пойду.

— И что, что нажрался? Она, кажется, уже привыкла, — хмыкнул я и снова сел около него. Отобрал у него кувшин и выпил вина прямо из горла. Поморщился, вытер усы. — Почему не пойдёшь?

— Я буду жаловаться на жизнь и извиняться. Нахрен это дерьмо. Трис уже устала меня слушать, но я не могу заткнуться, когда нажираюсь.

— И давно ты стал сожалеть о жизни?

Я обернулся к нему и повёл бровью. Йорген отвалился на спинку стула. Кровь напитала белые повязки на его животе и почернела, свернувшись. Друг потёр небритое лицо. Избегал смотреть мне в глаза.

— Я изнасиловал её, — выдавил он. Желваки перекатились на его щеках. Мне показалось, что я ослышался.

— Что? Кого? Погоди, о чём ты? — нет, он и правда нажрался.

Йорген обернулся ко мне, и я увидел, что глаза у него мокрые. Я опешил. Никогда не видел его плачущим. Йорген был и есть самый жестокий, самый отбитый ублюдок из всех моих ублюдков. Он никогда не плакал. Он вообще не умеет плакать. Он не человек! Бездушный пёс, не знающий жалости.

— Трис. Я изнасиловал её, — хрипло сказал Йорген со слезами в голосе. Я увидел, что у него руки дрожат.

— Та-а-ак, ну-ка выпей, — я налил ему сам. — Как так вышло? Я даже подумать не мог… она же так любит тебя, да и ты рассказывал про пирожки!

Мы оба усмехнулись. Ох, про пирожки до сих пор смешно!.. Йорген шмыгнул сломанным носом. Переносица была в запёкшейся крови. Он вытерся запястьем. Слёзы текли по его смуглому лицу.

— Я просто сукин сын. Она была девственницей, Зигрид, ни слова не сказала, когда я повёл её с собой. Мы трахались в коридоре. Я даже не понял, что что-то не так.

— Ты и правда придурок, дружище.

Я выпил из горла. Не мог слушать такое трезвым, да ещё и смотреть, как он ревёт, словно мальчишка. Знал, что Йорген бывает твердолобым, но чтобы настолько… его твердолобость могла разбить каменную стену.

— Там было темно, — добавил он.

— Это не оправдание.

Йорген вздохнул и закрыл лицо руками. Он сожалел. Сердце разрывалось глядеть на него. Я не знал, чем утешить его, да и нужно ли? Понятно, о каких извинениях он говорил. Представляю, как Трис надоело видеть его сопли.

— Боги, Зигрид, она так плакала!.. Я думал, задохнётся.

— Её можно понять. У меня нет слов, дружище, — признался я.

Мы выпили снова. Прикусили языки и думали каждый о своём. Йорген выпрямился и смотрел в стену за моей спиной. Я стал ковырять ногтем краску на кувшине. Провалился в воспоминания.

В походах мы видали всякое. Наблюдать насилие над женщинами было привычным делом. Не сказать, что я испытывал какое-то удовольствие, видя мучения, нет. Иногда было даже жаль, особенно, когда я был моложе и ещё не зачерствел. Собирал всяких девок, делал их своими наложницами и засыпал подарками.

Я любил их. Каждую любил, пусть и недолго, потому что пустоголовые девицы быстро надоедали. Наверное, это была даже не любовь, а скорее жалость и похоть. Ни одну из них я не насиловал. Хватало моего золота и влияния, чтобы девки сами раздвигали ноги. Вряд ли они любили меня. Скорее то, что я мог им дать. Кому нужен безумец и убийца? Уж точно не предел девичьих мечтаний. Всё было пустое.

Запретить другим я не мог. Не мог спасти всех, потому что это война. Война делает людей животными, чудовищами. Стая волков вырывалась на волю, когда мы грабили. Останавливать их было бы самоубийством.

Либо я мог потерять власть, как дядька Ингольв.

Становилось всё темнее. В городе опустели улицы. Только мои люди ходили по стене крепости чёрными тенями. Надо ложиться спать, потому что с утра придётся снова лезть в осаду. Боги ведают, что будет завтра. Не хочу даже думать. Но мы остались сидеть и горевать о былом.

— С хрена ли ты рассказываешь мне это дерьмо? — спросил я. — Ты мне прекращай рыдать, как сопливая деваха, Йорген! Ты мне нужен, слышишь? Если ты размякнешь, то, считай, война проиграна. Один я не справлюсь.

Йорген усмехнулся. Он обнял меня, словно брат, которого у меня никогда не было. Я и любил его, как брата. Не помнил времени, когда Йоргена рядом не было. Друг похлопал меня по плечам.

— Я буду с тобой до конца, Зигрид. Я просто к тому, что твоей Катерине страшно и больно. Наверное, она может думать о смерти…

Боги, заткнись, ублюдок.

— Я думаю, ты должен пойти к ней и поговорить, — сказал, наконец, Йорген. — Спросить, что случилось, что она чувствует. Побыть с ней в трудное время. А не резать тут всех, как бешеная сука.

— Не могу, — шепнул я одними губами.

Конечно, я никуда не пошёл. Ночью провалялся на тюфяке, уступив раненому Йоргену кровать. Почти не спал, гонял в голове мысли. Порывался пойти на заставу у крепостной стены, где осталось моё сокровище, но страх сковывал меня. А утром послал Йоргена, чтобы увёз Катерину из города. Снова начались бои.