Зигрид
Много лет назад, когда я только занял княжеский стол Бергсланда, то зашёл в хранилище. Там отец собирал книги, разные, в том числе старые. Я никогда сюда не ходил раньше, пыльно и воняет тухлой бумагой. Всегда темно, тесно. Слишком сухой воздух. К тому же, я не разумел письма и никогда не держал в руке перо. Меч и секира лежали в ладони роднее. Но теперь, когда я стал князем, мне стало любопытно, зачем отец хранил это старьё.
— Господин, — старый, худой, как палка, и совсем лысый хранитель в сером балахоне поклонился мне. Я кивнул в знак приветствия и оглядел высокие полки, заставленные кожаными книгами.
— Что здесь, старик?
— Знания, господин, — отозвался хранитель. Он был горбатым, поэтому мог даже не кланяться.
— И зачем они тут? У нас негде складывать оружие, а мы собираем вонючее старьё, — проворчал я, пройдя между полками. Провёл пальцем по дереву. На коже остался густой серый след. — Ещё и грязно. Как бы заразы не было.
— Оружие ничто в сравнении с мудрым умом, мой господин.
Я обернулся. Старик что-то знал, мне неведомое. Он смотрел серыми, тёмными глазами. Там, в его глазах, была колкая мудрость. Я срочно захотел понять, что же такое важное он тут хранит. Что-то, что важнее оружия.
— Тогда расскажи, что ты знаешь, хранитель.
И старик рассказал. Он знал много. Очень много. Про далёкие страны, Восток и Запад. Про моря, которым нет края, которые зовутся океанами. Про зверей, о которых я никогда не слышал и не верил, что они существуют. Но больше всего меня впечатлило прошлое. Нет, не то прошлое, что знал я сам: о рождении мира из утробы Старой Матери от семени Праотца. Хранитель знал то прошлое, которое было после, но за сотни, тысячи лет до меня. До моего отца. Моего деда и прадеда.
Тогда народы были совсем другие. Они занимали весь Юг, плавали на кораблях и торговали рабами. Выращивали деревья, из плодов которых делали масло. Устраивали грандиозные игрища среди лучших воинов. И у них была самая могущественная империя.
— Империя? — спросила Катерина.
Она сидела напротив, обняв острые коленки, торчащие под алым платьем, и слушала меня, открыв ротик. Её тёмные, бойкие глазки горели.
Любопытство. Мне было хорошо это знакомо.
Мы сидели в шатре, совсем одни, и мне больше был никто не нужен. Только она. Моя Китти. Прекрасная, как весна, с её светлыми, длинными волосами. И мне нужно было её жадное внимание. Удивление. Восхищение мной. Я дышал этим, как воздухом. Почему-то мне было важно её мнение. Никогда прежде я не делился своими планами с кем-либо, казалось, никто меня не поймёт.
Она понимала. Я видел это по её глубоким, как два озера, глазам. Сам тонул в её взгляде.
Потрескивали ветки в костре. Дым поднимался в отверстие в крыше шатра. Тянуло сыростью, но мне было не холодно сидеть без рубашки. Я кивнул и пояснил:
— Да, империя. Это самое огромное княжество, которое только можно представить, — перед глазами уже побежали бескрайние леса, поля, побережья, огромные города и тысячи воинов в горящих на солнце шлемах. Взгляд затуманился. Я уже не видел лица Катерины, уже был там. В империи. — Люди прошлого владели всем побережьем у южного моря. Границы их земель доходили до севера, где до сих пор вечный лёд. На западе они дошли до самого океана. Это огромная вода, в сотни раз больше моря. На востоке они дошли до страны, где живут огромные лысые звери с длинным носом-трубкой и клыками, как у львов.
— Боги, такого зверя не бывает! — вздохнула Катерина. Её щёки загорелись румянцем. Я усмехнулся.
— Я тоже так сказал старику и приказал вырезать ему язык за враньё.
Катерина охнула.
— Потом передумал, — поморщился я. — Как он мне расскажет про империю без языка?
Моя княгиня облегчённо вздохнула, прижав руку к сердцу.
— И что, ты хочешь сделать свою империю? — поняла она.
Помнится, старый Волк Юга болтал об остром умишке дочки. Кажется, это правда.
— Да, хочу. Только представь, я буду самым могущественным правителем в мире. Как те старые люди. Хочу, чтобы обо мне вспоминали через века.
— Ты хочешь быть богом? — склонила головку Катерина. Длинные белокурые волосы упали на её грудь.
Я фыркнул.
— Богом? Ты шутишь? Я уже бог! — я усмехнулся и развёл руками. — Я распоряжаюсь жизнями на своих землях. Богаче меня никого нет, разве что на востоке. Но скоро я отберу их богатства.
Катерина обняла плечи.
— Тогда… зачем? Разве тебе нужно столько богатства? — тихо спросила она.
И всё-таки она не до конца понимала меня.
Я сел ближе и взял её тонкие, нежные руки. Заглянул в тёмные, тёплые, как кора дерева, глазёнки своей юной, но такой прекрасной жены. Она зарумянилась, но не отвела взгляда. Ждала. Умела слушать, и я оценил это высоко. Мало кто из людей умеет слушать. Я ответил:
— Я хочу увидеть то, о чём рассказал мне старик. Хочу знать. Понимаешь? В мире столько всего. Я не могу сидеть у себя в горах и ждать старости. Да и мало чести помереть во сне. Я погибну с мечом в руке и далеко отсюда.
Катерина тяжко вздохнула. Её глазки потухли. Улыбка сползла с моего лица. Почему-то мне кололо грудь, когда видел её слёзы. Прекрасное создание не должно плакать. Я заправил тонкую, почти белую прядь за её красное ушко.
— Что не так, Китти?
— Ты уверен, что справишься, Зиг? — тихо спросила моя весна.
Я ощутил мурашки по коже от её ласкового «Зиг». Будь я проклят, но был готов сделать что-угодно, лишь бы услышать звук своего имени из её уст снова! Снова и снова, особенно её стоны.
— У древних получилось. Почему у меня не получится? — сердце забилось чаще, когда я спросил: — Ты не веришь в меня, моя драгоценность?
Катерина отвернулась и посмотрела в огонь. Пламя плясало на её благородном лице. Ласкало светлые кудри, выхватывало из тьмы нежную ложбинку между грудями в вырезе алого платья. Подумав немного, княгиня обернулась. Глаза блестели.
— Мне страшно за тебя, Зиг, — выдала Катерина. Она вдруг подползла ко мне и села на скрещенные ноги. Я прижался носом к её макушке и вдохнул запах. Весна. От неё пахло цветочным маслом. Катерина взяла мои огрубевшие от оружия руки и погладила сбитые костяшки. — Я не хочу остаться одна слишком рано.
— Тогда молись богам, чтобы помогли мне. Я сдохну только когда увижу все стороны света, моя киска, будь уверена.