ПОЕЗДКА В ХАР БУЛУК

Прошло несколько дней. Как-то вечером Харцха сказал своему помощнику:

— Бадма, завтра я уезжаю в Хар Булук, буду искать там воду.

— Как ты будешь искать её, Харцха, ты же не гидрогеолог?

— Нужда заставит — станешь тем, кем захочешь. А мои родители раньше жили в окрестностях Хар Булука. Мать не раз говорила, что была там богатая вода. Надо только найти её. А секретарь райкома и председатель сказали, что и трава там хорошая в этом году. Если найдём воду — перегоним туда отару.

— С кем же ты поедешь, Харцха?

— С Нараном. А ты оставайся тут за хозяина да получше смотри за овцами. А сейчас идём чай пить.

За чаем они обсудили все детали поездки в Хар Булук. А после чая Харцха, поострее наточив лопаты, стал собираться в дорогу. Но тут подбежали сыновья. Вчера они не успели выложить отцу все свои впечатления от поездки в Элисту, а сегодня, улучив минуту, насели на него.

— Папа, а мы в автобусе ехали. Эх и здорово!..

— И кино смотрели. Про Чапаева! Он с белыми дрался. Как саблей взмахнёт — так и нету головы у беляка! А Анка из пулемёта их — та-та-та… А потом Чапаев утонул, его беляки убили… Я даже заплакал. А Бембя всё ждал, что он выплывет…

— Мы и книги купили, папа, и тетрадки…

— А ещё Героя Советского Союза видели… Настоящего! Со Звездой на груди…

Харцха слушает малышей, поддакивает, а сам думает о другом. Хорошо с ними! Весь день бы слушал он их, но сейчас главное — поездка в Хар Булук. Не забыть бы чего. Там, в степи, каждый гвоздь будет дорог. Он приготовил лом, топор и заточил ещё одну лопату — третью.

— А зачем тебе так много лопат? — спросил Бамба, не отходивший от отца.

— Может, сынок, колодец рыть придётся. Сломается или затупится одна, ей другая на замену. А в запасе ещё и третья будет. Понял?

— Понял, папа. Ты только возьми и меня с собой, ладно? Я тебе и дяде Нарану помогать буду…

— Ну уж нет, — улыбнулся отец, — помощник ты пока слабенький, да и устанешь там. Нам дня три-четыре в Хар Булуке пробыть придётся.

— Не устану, папа! Вот увидишь, не устану!

— Нет, Бамба, ты уж лучше здесь Бадме помогай за овцами присматривать.

— А Бадме Бембя и мама помогут.

— Нельзя, Бамба, — уже серьёзно сказал отец. — Мал ты ещё для такой дороги.

Опираясь на палку, вошла бабушка. Бамба бросился к ней:

— Бабуня, почему меня папа с собой не берёт? Я ведь большой уже…

— Что ты, что ты, внучек, нельзя тебе в такое место! И отец-то твой зря едет. Не найдёт он там воду, погубили ироды водичку…

— Найду! — твёрдо сказал Харцха. — Ты же сама говорила, что была там вода.

— Была, да сплыла, а место то проклятым стало. Зря, Харцха, едешь.

— Тьфу ты! — не сдержался Харцха. — Я думал, ты добрый совет дашь мне, а вместо этого…

Старушка насупилась, а Харцха, поняв, что погорячился, сказал уже спокойнее:

— Надо, мама, ехать, очень надо. Задохнёмся мы тут без воды. Отар-то вон сколько нагнали — и все на один водопой.

— Ну, раз надо, поезжай, сынок. Только остерегайся той степи, злая она…

— К злому мне не привыкать. Война позлее была, и то выдюжил…

Наран — он приехал совсем недавно — запрягал в арбу быков. Бамба вертелся возле него. Когда к ним подошёл Харцха, Наран сказал:

— А что, Харцха, давай мальца возьмём? Ничего с ним не случится, а закалка для него хорошая будет, в жизни пригодится.

Отец улыбнулся:

— Что, уже и Нарану нажаловался?

— Нет, я не жаловался! Пап, возьми…

Отец махнул рукой.

— Ну, что с тобой делать, собирайся…

Бамба, услышав это, от радости даже подпрыгнул.

— Разрешили, разрешили!.. — во весь голос завопил он и бросился к дому.

Бембя, узнав, что Бамбу отец берёт с собой в Хар Булук, тоже стал проситься. Но не так горячо, как Бамба.

— Нет, Бембя, тебе уж придётся побыть дома за хозяина. Да и болеешь ты часто. А Бамба не боится ни дождя, ни холода. Помогай здесь маме и бабушке по хозяйству, смотри за овцами, будь молодцом. А мы с Бамбой воды тебе из Хар Булука привезём, чистой, родниковой.

И через несколько минут Харцха, Наран и Бамба тронулись в путь. Бамба сам погонял волов и улыбался от радости…

В Хар Булук они прибыли в полдень, когда солнце стояло в самом зените.

Наран, окинув взглядом цветущую степь, вскричал невольно:

— Раздолье-то какое! И ни одной живой души — будто кладбище… А ведь Джалджи Шонтаев неплохо здесь хозяйствовал: двенадцать табунов лошадей имел, а овцам и счёту не знал.

Харцха остановил быков неподалёку от ложбины, которая к востоку переходила в глубокий овраг. А ещё дальше овраг превращался в котлован, похожий на впадину высохшего озера. На возвышенности Ярты распрягли быков, сняли с арбы лопаты, а бочонок с водой поставили под арбу.

— С чего начнём? — спросил Наран.

— С Бамбы, — засмеялся Харцха. — Пусть он смотрит за быками, а мы пойдём местность осматривать.

— И я с вами! — взмолился Бамба.

Отец обернулся:

— А с быками кто?

— Я их за собой поведу.

— Веди, если справишься.

Взвалив на плечи лопаты и ломы, отец с Нараном направились к балке. Бамба следом за ними гнал быков.

Расположились у начала балки, на ровной поляне.

— Здесь, что ли, начнём? — спросил Наран.

Харцха взял горсть земли, помял её, подумал немного.

— Попробуем здесь.

Две лопаты с хрустом врезались в землю. Уступ, ещё уступ… Летели в стороны пласты земли. Харцха и Наран работали молча. Бамба поблизости пас быков. Потом землекопы сделали передышку.

— В старину, — начал Наран, — когда я был вот такой же, как Бамба, люди говорили, что человек познаётся в детстве и в работе, а настоящий конь — в жеребёнке и в упряжке!..

«Наверное, что-то интересное скажет», — подумал Бамба и подогнал быков поближе.

— И сейчас эта пословица жива, — медленно вставил Харцха. — Она вечно будет жить.

— Ты прав, — согласился Наран, — но я не об этом хотел сказать. В нашу молодость этой пословице придавали другое значение.

— Какое?

— Вора ведь тоже считали добрым молодцем. Удачно украл — хвалили; попадался — били.

Бамба не выдержал:

— Кто бил? Милиционеры?

Наран засмеялся:

— Тогда, вьюнок, не милиция была, а жандармы. Правда, они редко посещали нашу горячую степь, но иногда всё же бывали. Хотите, расскажу вам один случай?

Бамба подбежал ещё ближе, совсем забыв про быков. Отец укоризненно взглянул на него, но ничего не сказал: пусть слушает, что с ним поделаешь!

А Наран рассказывал:

— Приехал ко мне однажды Бодва́. Мы с ним дружили, хотя он старше меня лет на шесть был. А мне в ту пору четырнадцать стукнуло, овец я пас у богача Дорджи́на Бора́…

Наран достал кисет, закурил, несколько раз затянулся с наслаждением.

— Ох и ловок был этот Бодва! И на коне здорово скачет, и из чужой отары в любое время ягнёнка утащит, и человека любого вокруг пальца обведёт… Вот как-то подошёл он ко мне и спрашивает: «Хочешь научиться ездить верхом?» Ну кто же в детстве откажется от этого! «Хочу, — говорю, а сам боюсь, что Бодва просто смеётся надо мной. — Очень хочу!» — повторяю я. У отца моего лошади не было, поэтому я спал и во сне видел, как бы покататься верхом. А Бодва скакал, как настоящий джигит. Мало того, он к тому времени успел где-то уже украсть одну лошадь, и все его хвалили за это: «Молодец Бодва! Храбрый парень! Вот каким надо быть!» Для нас, мальчишек, Бодва вообще был героем. И вот поэтому, когда он пообещал научить меня скакать на лошади, я был на седьмом небе от радости…

Наран бросил окурок на сырую землю и поднялся.

— Ну, хватит, продолжение потом, в следующий перекур. А сейчас берёмся-ка за работу.

И опять звенят лопаты, опять тяжело дышат землекопы.

Наран вгоняет лопату до самого черенка и отбрасывает землю далеко от ямы. Харцха не отстаёт: на другой стороне ямы холм не меньше. Они будто соревнуются. И Бамбе приятно смотреть на их дружную работу.

Вот прошло пятнадцать минут, полчаса, час… А они всё роют и роют. Из ямы уже не видно их голов, а редкие отрывистые фразы раздаются будто из-под земли. Бамба лежит на траве и терпеливо ждёт, когда же начнётся очередной перекур. И неотступно думает о Наране. Раньше Наран никогда не говорил о себе, а тут вдруг рассказывает. А Бамба слышал, что Наран в молодости сидел в тюрьме. Но никто его за это почему-то не упрекал — наоборот, все любили и уважали. «Отчего он такой старенький, а крепкий? — думает о чабане Бамба. — И вон какой сильный — копает и копает, будто и не устал». Сложив калачиком ноги, Бамба стегает кнутом по полыни и время от времени поглядывает в сторону ямы. «Нет, всё ещё копают!» И вдруг снова слышит голоса. Оглядывается, а отец с Нараном уже стоят рядом. Наран опять берётся за самокрутку.

— Харцха, ты знаешь восхваление Аранза́ла Джанга́ра? — спрашивает он.

Отец отвечает:

— Знал когда-то, а теперь забывать стал.

— Тогда послушай, что в нём говорится. — И Наран читает восхваление:

Аранзал в крестце собрал

Всю грозную красоту свою,

Аранзал в глазах собрал

Всю зоркую остроту свою,

Аранзал в ногах собрал

Всю резвую быстроту свою…

А вот другое:

Сказывают, у прославленного скакуна

Шея лебяжья, стальная спина,

Чёлки подобны купавам речным,

Уши — кувшинным ручкам резным,

Очи пронзительнее мечей,

Крепость зубов сильнее клещей,

Редки шаги… Знайте, враги,

Гибель несут вам скакуны!

— К чему ты это всё? — спросил отец.

И Бамба обрадовался вопросу: он тоже не понял смысла восхвалений Аранзала Джангара.

— К чему? — переспросил Наран. — А вот к чему. Конь у Бодвы не хуже коня Аранзала был. Как почувствует на своей спине наездника — ветром становится. Несётся по степи точно вихрь. И вот однажды Бодва подвёл своего коня ко мне и говорит: «Садись, Наран». Я ушам своим не поверил! А когда увидел, что Бодва не врёт, даже испугался. «На такого коня?..» — «Не бойся, — говорит Бодва, — садись, мой конь умнее тебя». «Эх, — подумал я, — умирать так умирать!» И сел. Вернее, не сел, а с помощью Бодвы взобрался на коня. Взобрался, натянул поводья… И началось!.. Будто ураган засвистел у меня в ушах. Будто земля вихрем помчалась мимо меня. С перепугу перехватило дух, зарябило в глазах. Вцепился я левой рукой за луку седла, правой натягиваю повод… А что было дальше, не помню…

И снова оборвался рассказ Нарана. Опять Бамба остался наедине с волами и огромной степью. И когда наступило время ужина, когда солнце уже коснулось горизонта, Наран вылез из ямы, сполоснул лицо и руки и подмигнул Бамбе:

— Помнишь, малец, на чём я остановился?

— Помню, дядя Наран. Лошадь выбросила вас из седла…

— Правильно. А рассказываю я всё это для того, чтобы понял ты, какая жизнь у нас раньше была.

Наран сделал несколько глотков воды из белого эмалированного чайника и вытер рукавом рубашки губы.

— Так вот слушай, что было дальше. Привёз меня Бодва домой чуть живого. Два дня отхаживал — боялся, что помру. Но я крепким оказался, выжил. А отец с матерью за это время всю степь обшарили. Думали, сгинул я или сбежал. Когда я поправился немного, отец чуть не убил меня, да мать не дала.

А Бодва через несколько дней появляется снова. «Очень, говорит, ты понравился мне, Наран. Давай, говорит, побратаемся». Ну, я сдуру, конечно, и побратался. Для меня тогда это счастьем было. За год научил он меня лихо верхом ездить. И ещё… многому плохому научил.

— А потом? — спросил Бамба.

— А потом?.. Однажды Бодва спрашивает меня: «Нужен тебе конь?» — «Конечно, говорю, нужен, только где его взять?» — «Пойдём вечерком — достанем». — «Где?» — «Не задавай глупых вопросов…»

Бамба чувствовал, что вот-вот начнётся самое главное в рассказе Нарана, и хотел это главное услышать как можно быстрее, но в это время раздался голос отца:

— Бамба, а где быки?

Бамба оглянулся: быков не было! Он вскочил на ноги. Не было́ их в степи, словно сквозь землю провалились!

— Беги по нашему следу! Они, наверное, направились к кошу! — сердито крикнул отец.

И Бамба со всех ног пустился по видному ещё следу от колёс арбы. А вечер уже придвинулся вплотную. Солнце вот-вот утонет за чертой горизонта. А там сразу ночь, темнота. Так всегда бывает в калмыцкой степи.

Бамба выбежал к возвышенности Ярты. От быстрого бега ему казалось, что сердце его не выдержит и разорвётся на кусочки. Ему хотелось броситься на сухую пыльную траву и зареветь от досады. Но тут, в зареве заката, он увидел своих быков. Красновато-бурые, упитанные, они мирно паслись на низине с сочной травой. И Бамба улыбнулся. Нет, всё-таки хорошо, что он приехал в эту степь!..

Когда Бамба пригнал быков, Наран с отцом собирали сухую траву для костра. Бамба бросился им помогать.

— Нашёл? — спросил отец.

— Пригнал! — весело ответил Бамба. — Они у нас смирные.

Он проворно собирал сухую траву и слушал разговор взрослых. А они говорили всё об одном — о яме, о воде.

— Трудно копать, — сказал отец, — сплошная глина пошла. За день не больше двух метров выкопали.

— Завтра осилим, — уверенно сказал Наран.

— А будет ли вода?

— Будет! Найдём воду. Я заметил, что глина стала тяжелее и водой пахнет…

Потом Бамба помогал им разводить костёр, они варили в котелке сушёное мясо, кипятили чай.

Эх, до чего ж приятно ужинать у костра! Пляшет весело пламя, лезет в глаза дымок, и так вкусно пахнет жареным мясом…

Спать решили у колодца. Постелили войлок и легли. Небо перед глазами — всё в звёздах. Они перемигиваются, играют, и сами собой закрываются глаза. Но разве уснёшь, если Наран не довёл до конца свой рассказ! И Бамба трогает его за руку:

— Дядя Наран…

— Чего тебе, Бамба?

— А дальше-то что?

— Ах, ты всё о той истории с Бодвой?.. Дальше, дружок, было вот что: соблазнил меня Бодва на нехорошее дело. С того самого вечера начались все мои мытарства и несчастья. Жизнь человека может сдвинуться вмиг. Встретились мы с Бодвой в условном месте. Он держал на поводке двух коней. На одном из них было дорогое седло. «Садись», — приказал мне Бодва и кивнул на коня с седлом. Мы сели и поскакали. А куда, я и сам не знал. Но догадывался: не на хорошее дело едем. И вскоре Бодва мою догадку подтвердил. «Никогда, говорит, не угоняй лошадей у соседей. Надо уехать подальше и брать у чужих». Я лишь киваю головой и поддакиваю. И дрожу от страха — ведь на воровство едем. Долго ехали. Потом Бодва остановил коня. «Ты, говорит, Наран, стой здесь, а я спущусь к Хараху́сову улу́су[4], там в ночном пасутся кони. Выгоню их на тебя, а ты мне поможешь. Гнать их будем в сторону Кевцги́н Ула́н. Понял?» Я кивнул, а сам дрожу всё сильней и сильней. Но Бодва для меня, глупого, ещё выше стал. Теперь я был свидетелем его храбрости.

Двенадцать коней угнали мы в ту ночь. И в селе Калмыцкий Базар Бодва передал их подозрительного вида дядьке с козлиной бородкой. Потом этот человек угощал нас жареным мясом и всё хвалил меня. Утром он дал нам много денег. Я столько ни разу ещё не видел. И Бодва, когда заметил, как я прячу деньги за пазуху, дал мне ещё пачку. «На, говорит, бери, ты парень удачливый и смелый. И эту красивую лошадь с седлом дарю тебе». Вот так и стал я конокрадом. После уж меня знали далеко за пределами нашего хото́на[5], боялись и уважали. Невест мне сватали самых богатых и красивых. Только я не успел жениться. Поймали меня, посадили в тюрьму, а потом отправили на каторгу…

Но последних слов Нарана Бамба уже не слышал — он спал. И чему-то счастливо улыбался во сне. Эту улыбку заметил Наран. Он укрыл кошмой голые ноги Бамбы и тоже улыбнулся. Ему почему-то в эту ночь было хорошо и легко. И хотя он устал, спать совсем не хотелось. Так бы смотрел и смотрел на эти большие мигающие звёзды, вдыхал всей грудью этот бодрящий и свежий степной воздух и думал о жизни — о той, что прошла, о той, которая есть, и о той, которая будет.

Загрузка...