Осенью тяжёлые тучи заволакивают небо. Они нагоняют тоску и скуку. В такую погоду хочется спать, и лень непрошеной хозяйкой заходит в душу. И Бембя, если бы не школа да не уроки, спал бы целыми сутками напролёт. Он теперь очень завидует бабушке: ей хорошо, ей не надо вставать утром в школу, не надо учить уроки. А ему, Бембе, мать с отцом всё время долбят в голову одно и то же:
«Учись у Бамбы, спроси у Бамбы, смотри, как Бамба хорошо выучил уроки…»
Ох этот Бамба! Без него как бы легко было! Не с кем было бы сравнивать, некого было бы в пример ставить.
Разные мысли приходят Бембе в голову. «Убежать в город, что ли? Пойти в другой колхоз и наняться в чабаны? Тогда сам себе хозяин…» Но Бембя смотрит в окно на улицу, где холодно и сыро, и по спине его начинают бегать мурашки. «Б-р-р… Дома лучше, дома теплее. Вот только школа и уроки…» Он подходит к бабушке — одна она только любит его и понимает — и ложится рядом с ней.
— Устал, внучек?
— Устал, бабуня.
— Ну полежи, отдохни.
И они подолгу лежат рядом.
Бабушка, с той поры как семья Харцхи переехала в Хар Булук, стала в доме будто чужая. Она теперь всегда хмурая, как это осеннее небо, и молчаливая, как луна. Раньше она была за главную хозяйку — готовила обед, хлопотала по дому, а сейчас будто рукой сняло с неё всё; день пройдёт, а она никому ни полслова, ни слова. Разве только с Бембей поохает. А с Бамбой она словно чужая.
— Бабуня, тебе плохо? Болит что-нибудь? — спрашивает Бамба.
А бабушка и не отвечает. Точно воды в рот набрала.
Подойдёт отец:
— Мама, что с тобой происходит?
Нет ответа.
Невестка присядет, обнимет за плечи:
— Мама, почему ты всё время молчишь?
И снова в ответ молчание.
Семья Харцхи всегда была шумная и весёлая. Когда приехал Иван Болдырев, в доме стало ещё веселее. Только слепая бабушка одиноко сидела в своём углу и у всех вызывала озабоченность.
Не прошло это и мимо Ивана Болдырева. Он сразу же заметил состояние старушки и как-то сказал Харцхе:
— Что это, брат, мать твоя от нас уединяется?
Харцха не знал, что и ответить на его вопрос.
— Старая она, вот и причуды у неё разные…
Но Иван не унимался:
— Нет, у неё какая-то скорбь на душе, чем-то она мучается. Попытался я беседовать с ней, но она не открывается. Узнай, Харцха, ты сын всё-таки…
Чудесный человек Иван! Приехал в отпуск отдохнуть, повидать друга, вспомнить о пережитом, а погулял день — и сразу же в мастерскую подался. И трактор ему надо было осмотреть, и автомашины. И всюду он находил непорядок. Очень уж любил своё дело Иван. Харцха обычно сопровождал его.
— Да как же вы можете, Харцха, ездить на такой машине, она же на полном износе! Её давно в ремонт пора списать! — восклицал Иван.
— У нас три машины, — пытался неловко оправдываться Харцха.
— Тем более все они должны быть на полном ходу. Кто у вас механик?
— Нету у нас механика, — хмурился Харцха. — Каждый сам себе инженер.
— Плохо, — огорчался Иван. — За машинами, как и за человеком, наблюдение и уход нужны. А у вас они отданы на откуп любому.
— А что поделаешь? Две машины ремонта требуют, а поставить их на ноги некому — нет специалистов.
Иван удивился:
— Как это некому? Кто же у вас занимается машинами?
— Да вроде бы никто…
— Безобразие! — стукнул Иван кулаком по столу. — Да сегодня машины — основное в нашей жизни, как вы этого не понимаете!
На другой же день Иван снова пошёл в мастерскую…
На другой же день Иван снова пошёл в мастерскую, хотя мастерской назывался один только навес под саманной крышей, и пробыл там до вечера. А вечером вернулся сердитый, грязный.
— Ну и дела… — сказал он Харцхе. — Куда только ваш председатель смотрит? Почти новые машины ржавеют под солнцем и ветром, приходят в негодность.
— Нету специалиста, — опять развёл руками Харцха.
— А молодёжь? Почему вы не учите молодых? — вспылил Иван. — Они же все сегодня грамотные и лучше нас с тобой поймут технику. У нас бы в колхозе за такие вещи строго осудили.
— Помоги, Иван, — сказал Харцха. — Помоги опытом, своими знаниями. Научи наших ребят — большое спасибо тебе за это скажем.
— Как? И когда? — удивлённо взглянул на него Иван. — Я же у вас ненадолго, в отпуске.
— А ты подумай. Из всякого положения есть выход, а твоя помощь нам очень бы пригодилась.
— Ну что ж, — быстро согласился Иван. — Раз надо — помогу.
И с утра до вечера он стал пропадать возле машин. Сколотил группку молодых ребят и вместе с ними ставил на ноги захромавшие тракторы и автомашины.
На это обратил внимание председатель. О, Басанг Церенович очень хитрый и умный человек! Как-то встретил Ивана и, начав издалека, спросил:
— Иван Герасимович, как тебе наша Калмыкия? Нравится или нет?
— И нравится, и нет, — ответил Иван.
— Это как понять?
— Калмыкия-то нравится, а вот в хозяйстве вашем порядка нет! Не нравится мне это.
— В каком хозяйстве?
— В механизаторском.
— О Иван Герасимович, согласен, полностью согласен! Но учти, какой может быть порядок, если у нас нет механика?
— Найдите и научите.
— А где его найти? И кто научит, если ни один из нас не разбирается как следует в технике?
— Плохо, — сказал Иван.
— Конечно, плохо, — согласился председатель. — Но как найти выход?
Иван ничего не ответил, а утром снова был у машин. Он своими руками отремонтировал трактор, две грузовые машины, землечерпалку. А когда собрался уезжать, председатель сам пришёл в дом Харцхи.
— Иван Герасимович, — сказал он, — ты пробыл у нас недолго, но сделал много. Спасибо тебе! Теперь ты друг не только одного Харцхи, а всего нашего колхоза. Жаль только, что у тебя своя родина и семья, а то бы я тебя ни в жизнь не отпустил.
— Почему?
— Такие люди, как ты, нам очень и очень нужны. Такие, как ты, — на вес золота. У тебя, вижу, большой опыт, большая практика, знания. А у нас вот нет таких специалистов. Отсюда и все беды наши.
— Учите людей, — сказал Иван, — выдвигайте молодых.
— А кому учить? Нету у нас учителей. Вот, может, ты останешься, научишь?
— Я? — Иван пожал плечами. — Но вы же сами сказали, что у меня родина есть! У меня — моя Рязанщина! Там меня ждут, там я нужен.
— А разве Калмыкия — не Россия? Тоже Россия. Только нет в колхозе таких людей, таких специалистов, как в Москве, Омске, как в Рязани. И это плохо. Земли у нас не хуже, чем в других местах. И люди рвутся к делу. Но вот видишь, на всё хозяйство — ни одного механика…
— А кто виноват? Вы же сами и виноваты…
— Нет, Иван Герасимович, мы только становимся на ноги. И начинаем всюду, как в Хар Булуке, от колышка. А люди только-только начали учиться делу.
— Что же вы предлагаете? — спросил Иван.
— Оставайся у нас, — просто и откровенно сказал председатель. — Мы тебе предоставим всё…
— Не могу, — отрезал Иван. — Человек где родился, там и жить должен.
— А здесь, значит, чужбина?
— Ну, какая уж тут чужбина…
— Так в чём же дело? У нас в стране для человека родина там, где он нужнее. А ты — отличный механизатор. У вас, на Рязанщине, специалистов и без тебя хватает. Мы тебе такой дом тут построим… На самом лучшем месте!
— Спасибо, большое спасибо, — сказал Иван. — Но ведь у меня там ещё двое ребят. Один, правда, большой уже. А другие-то — школьники! А у вас учат на калмыцком языке. Не осилят они его…
На том и расстались. Но вечером Иван сел писать письмо домой; потом долго беседовал с Людмилой Ивановной. А утром к нему опять зашёл председатель:
— Ну как? Ничего не надумал?
— Надумал, — протянул ему руку Иван. — Побуду у вас ещё с недельку, потом съезжу домой, улажу с ребятами… и сообщу своё решение.
У председателя лицо — сплошная улыбка.
— Вот это по-нашему, по-калмыцки! Я этого и ожидал! А насчёт жизни здесь и заработка — не обидим тебя! И Людмиле Ивановне найдём место…
Через неделю Иван уехал, оставив у Харцхи жену и детей.
— Если ничего не выйдет, Харцха, — сказал он, — отправишь их тогда в Рязань сам. А улажу дела — приеду. Но перед выездом я тебе напишу.
Письмо от Ивана пришло неожиданно скоро. Он сообщал, что из колхоза его, хотя и неохотно, но отпускают, а дети, старший и младший, останутся пока с бабушкой.
И через месяц Иван Болдырев снова был в Калмыкии. Вот тут-то в семье Харцхи и произошла непредвиденная перемена. Как-то уж так получилось, что Бамба всей душой привязался к дяде Ивану. Утром он вместе с ним и Русланом уходил в мастерскую, помогал промывать в солярке замысловатые детали, бегал к колодцу за водой. А Бембя оставался дома. Он по-прежнему почти не отходил от бабушки, и беседовала она только с ним. О чём? Об этом знал лишь один Бембя, но о своих разговорах с бабушкой он никому не рассказывал. К переезду Ивана бабушка осталась равнодушной. И Иван однажды спросил Харцху:
— Послушай, Харцха, а не обижается ли на нас о Людмилой твоя мать?
— Откуда ты взял? — удивился Харцха. — За что она может на вас обижаться?
— Да что-то уж больно хмурая она и сердитая. А может, болеет?
— Нет, она здорова, а обида у неё только на меня…
Теперь удивился Иван:
— За что же это?
— Не хотела, чтобы я в Хар Булук переезжал. Секрет у неё есть какой-то, а какой — никто не знает. Не любит она эту Харбулукскую степь, что-то у неё с ней связано в жизни тяжёлое.
— Интересно. А ты не пытался узнать? — спросил Иван.
— Пытался. Да только разве она расскажет? Сидит целыми днями и молчит. Вот Наран, должно быть, кое-что знает, но он связал себя перед матерью честным словом и тоже молчит.
Наран по вечерам, вернувшись с отарой, приходил в дом Харцхи пить чай. Бамба, Руслан и Наташа встречали его всегда с радостью. Раз пришёл дядя Наран, значит, опять расскажет что-нибудь интересное и занимательное. Ведь он столько всего знает! Руслан зовёт его дедушкой. Наран только ещё допивает третью чашку, а он уже дёргает старика за полу:
— Дедушка, мы ждём тебя.
Наран дует на горячий чай и улыбается:
— Вот Кермяш придёт, я и расскажу вам сказку.
Бамба не выдерживает. Он выскакивает из дому, мчится к Кермяш, тянет её за руку.
— Пойдём, дядя Наран без тебя не хочет сказку рассказывать, — говорит он.
Кермяш спрашивает у мамы разрешения, и они убегают. Мать вдогонку кричит:
— Кермяш, только ненадолго!
— Знаю, мама, одну сказку послушаю!..
Но, заслушавшись дядю Нарана, она уходить не торопится. Да и Бамбе не хочется её отпускать — за последнее время они так сдружились, что почти всегда вместе.
— Мама, пусть Кермяш ночует у нас, — просит он.
Болха не соглашается:
— Нет, её мама будет беспокоиться.
И Бамба с Наташей и Русланом идут провожать Кермяш. Всем вместе веселее.
В коше Харцхи свет горит до полуночи. Женщины готовят к утру завтрак для ребят и для взрослых, стирают и гладят рубашки, проверяют школьные сумки: всё ли дети собрали на уроки, не забыли ли чего. Бабушка тоже нанята — шьёт внукам белые рубашки.
— Белые рубашки очень маркие, — говорят ей.
А старушка не соглашается.
— От белой рубашки, — отвечает она, — и дорога бывает белая.
С того времени, как дети пошли в школу, бабушка будто немного повеселела. Она чаще стала вступать в разговоры, опять начала хлопотать по хозяйству, а по утрам сама собирала и провожала детей в школу. Ребята к этому привыкли. И Бамба утром спит напропалую, зная, что бабушка его обязательно разбудит. И не ошибается. Как только лучи солнца доберутся до двери, он слышит тихий голос бабушки:
— Бамба, Бембя, вставайте! Уже пора…
Близнецы с трудом продирают глаза — ах, как бы хорошо поспать ещё часок! — и торопятся к умывальнику. А Наран и Бадма уже выгоняют отару в степь.
— Ну, герои, как наука? — хлопает их по спине Наран. — Поддаётся?
Бембя сердится, не отвечает, а Бамба тоже шутит:
— Я уже знаю, сколько будет шестью шесть!
— Ну и сколько?
— Тридцать семь! — выпаливает он.
Бембя не понимает шутки и сердито оборачивается к брату:
— И не тридцать семь, а тридцать шесть…
Бамба хохочет, смеётся и дядя Наран.
Но тут раздаётся голос бабушки:
— Бембя! Бамба! Пора завтракать!..
Рано вставать Бамбе не хочется, но учиться очень интересно. Он первым входит в класс, садится за парту и с нетерпением ждёт, когда появится учитель. Сегодня Нимя Нармаевич расскажет им что-то новое, чего они ещё не знали.
Бембя учился не хуже других, но особенного рвения к учёбе у него не было. Если Бамбе всегда хотелось заглянуть на одну-две страницы вперёд — а что там? — то Бембя, замечая такое, говорил:
— А нам это не задавали!
Стихи Бамба заучивал почти сразу. Прочтёт два-три раза и уже может свободно рассказать их. Бембе для этого приходилось тратить почти полдня. И он до слёз злился на брата: тот уже выучил все уроки и гуляет на улице с Русланом и Кермяш, а ему, Бембе, надо сидеть за столом и зубрить.
Болха объясняла это плохой памятью Бемби. Харцха не соглашался:
— А по-моему, лентяй наш Бембя и равнодушный какой-то. Почему он отказывается, когда Бамба предлагает свою помощь?
— Обидно ему и стыдно, наверное…
— Больше знать и хорошо знать — не обида и не стыд. А Бембя — себялюбец и завистник. Не отпускай его гулять, пока не выучит назубок все уроки!
Бембя до вечера корпел над уроками, а когда мама ласково говорила ему: «Вот и хорошо, сынок, а теперь иди погуляй», он, наперекор ей, шёл не на улицу, а к бабушке.
«Пусть Бамба гуляет, — со слезами на глазах думал он, — они его любят и хвалят…»
Бабушка прижимала к себе его голову и, как могла, успокаивала. И Бембя через полчаса уже спал.