ИВАН ОСТАЁТСЯ

Осенью тяжёлые тучи заволакивают небо. Они нагоняют тоску и скуку. В такую погоду хочется спать, и лень непрошеной хозяйкой заходит в душу. И Бембя, если бы не школа да не уроки, спал бы целыми сутками напролёт. Он теперь очень завидует бабушке: ей хорошо, ей не надо вставать утром в школу, не надо учить уроки. А ему, Бембе, мать с отцом всё время долбят в голову одно и то же:

«Учись у Бамбы, спроси у Бамбы, смотри, как Бамба хорошо выучил уроки…»

Ох этот Бамба! Без него как бы легко было! Не с кем было бы сравнивать, некого было бы в пример ставить.

Разные мысли приходят Бембе в голову. «Убежать в город, что ли? Пойти в другой колхоз и наняться в чабаны? Тогда сам себе хозяин…» Но Бембя смотрит в окно на улицу, где холодно и сыро, и по спине его начинают бегать мурашки. «Б-р-р… Дома лучше, дома теплее. Вот только школа и уроки…» Он подходит к бабушке — одна она только любит его и понимает — и ложится рядом с ней.

— Устал, внучек?

— Устал, бабуня.

— Ну полежи, отдохни.

И они подолгу лежат рядом.

Бабушка, с той поры как семья Харцхи переехала в Хар Булук, стала в доме будто чужая. Она теперь всегда хмурая, как это осеннее небо, и молчаливая, как луна. Раньше она была за главную хозяйку — готовила обед, хлопотала по дому, а сейчас будто рукой сняло с неё всё; день пройдёт, а она никому ни полслова, ни слова. Разве только с Бембей поохает. А с Бамбой она словно чужая.

— Бабуня, тебе плохо? Болит что-нибудь? — спрашивает Бамба.

А бабушка и не отвечает. Точно воды в рот набрала.

Подойдёт отец:

— Мама, что с тобой происходит?

Нет ответа.

Невестка присядет, обнимет за плечи:

— Мама, почему ты всё время молчишь?

И снова в ответ молчание.

Семья Харцхи всегда была шумная и весёлая. Когда приехал Иван Болдырев, в доме стало ещё веселее. Только слепая бабушка одиноко сидела в своём углу и у всех вызывала озабоченность.

Не прошло это и мимо Ивана Болдырева. Он сразу же заметил состояние старушки и как-то сказал Харцхе:

— Что это, брат, мать твоя от нас уединяется?

Харцха не знал, что и ответить на его вопрос.

— Старая она, вот и причуды у неё разные…

Но Иван не унимался:

— Нет, у неё какая-то скорбь на душе, чем-то она мучается. Попытался я беседовать с ней, но она не открывается. Узнай, Харцха, ты сын всё-таки…

Чудесный человек Иван! Приехал в отпуск отдохнуть, повидать друга, вспомнить о пережитом, а погулял день — и сразу же в мастерскую подался. И трактор ему надо было осмотреть, и автомашины. И всюду он находил непорядок. Очень уж любил своё дело Иван. Харцха обычно сопровождал его.

— Да как же вы можете, Харцха, ездить на такой машине, она же на полном износе! Её давно в ремонт пора списать! — восклицал Иван.

— У нас три машины, — пытался неловко оправдываться Харцха.

— Тем более все они должны быть на полном ходу. Кто у вас механик?

— Нету у нас механика, — хмурился Харцха. — Каждый сам себе инженер.

— Плохо, — огорчался Иван. — За машинами, как и за человеком, наблюдение и уход нужны. А у вас они отданы на откуп любому.

— А что поделаешь? Две машины ремонта требуют, а поставить их на ноги некому — нет специалистов.

Иван удивился:

— Как это некому? Кто же у вас занимается машинами?

— Да вроде бы никто…

— Безобразие! — стукнул Иван кулаком по столу. — Да сегодня машины — основное в нашей жизни, как вы этого не понимаете!



На другой же день Иван снова пошёл в мастерскую…


На другой же день Иван снова пошёл в мастерскую, хотя мастерской назывался один только навес под саманной крышей, и пробыл там до вечера. А вечером вернулся сердитый, грязный.

— Ну и дела… — сказал он Харцхе. — Куда только ваш председатель смотрит? Почти новые машины ржавеют под солнцем и ветром, приходят в негодность.

— Нету специалиста, — опять развёл руками Харцха.

— А молодёжь? Почему вы не учите молодых? — вспылил Иван. — Они же все сегодня грамотные и лучше нас с тобой поймут технику. У нас бы в колхозе за такие вещи строго осудили.

— Помоги, Иван, — сказал Харцха. — Помоги опытом, своими знаниями. Научи наших ребят — большое спасибо тебе за это скажем.

— Как? И когда? — удивлённо взглянул на него Иван. — Я же у вас ненадолго, в отпуске.

— А ты подумай. Из всякого положения есть выход, а твоя помощь нам очень бы пригодилась.

— Ну что ж, — быстро согласился Иван. — Раз надо — помогу.

И с утра до вечера он стал пропадать возле машин. Сколотил группку молодых ребят и вместе с ними ставил на ноги захромавшие тракторы и автомашины.

На это обратил внимание председатель. О, Басанг Церенович очень хитрый и умный человек! Как-то встретил Ивана и, начав издалека, спросил:

— Иван Герасимович, как тебе наша Калмыкия? Нравится или нет?

— И нравится, и нет, — ответил Иван.

— Это как понять?

— Калмыкия-то нравится, а вот в хозяйстве вашем порядка нет! Не нравится мне это.

— В каком хозяйстве?

— В механизаторском.

— О Иван Герасимович, согласен, полностью согласен! Но учти, какой может быть порядок, если у нас нет механика?

— Найдите и научите.

— А где его найти? И кто научит, если ни один из нас не разбирается как следует в технике?

— Плохо, — сказал Иван.

— Конечно, плохо, — согласился председатель. — Но как найти выход?

Иван ничего не ответил, а утром снова был у машин. Он своими руками отремонтировал трактор, две грузовые машины, землечерпалку. А когда собрался уезжать, председатель сам пришёл в дом Харцхи.

— Иван Герасимович, — сказал он, — ты пробыл у нас недолго, но сделал много. Спасибо тебе! Теперь ты друг не только одного Харцхи, а всего нашего колхоза. Жаль только, что у тебя своя родина и семья, а то бы я тебя ни в жизнь не отпустил.

— Почему?

— Такие люди, как ты, нам очень и очень нужны. Такие, как ты, — на вес золота. У тебя, вижу, большой опыт, большая практика, знания. А у нас вот нет таких специалистов. Отсюда и все беды наши.

— Учите людей, — сказал Иван, — выдвигайте молодых.

— А кому учить? Нету у нас учителей. Вот, может, ты останешься, научишь?

— Я? — Иван пожал плечами. — Но вы же сами сказали, что у меня родина есть! У меня — моя Рязанщина! Там меня ждут, там я нужен.

— А разве Калмыкия — не Россия? Тоже Россия. Только нет в колхозе таких людей, таких специалистов, как в Москве, Омске, как в Рязани. И это плохо. Земли у нас не хуже, чем в других местах. И люди рвутся к делу. Но вот видишь, на всё хозяйство — ни одного механика…

— А кто виноват? Вы же сами и виноваты…

— Нет, Иван Герасимович, мы только становимся на ноги. И начинаем всюду, как в Хар Булуке, от колышка. А люди только-только начали учиться делу.

— Что же вы предлагаете? — спросил Иван.

— Оставайся у нас, — просто и откровенно сказал председатель. — Мы тебе предоставим всё…

— Не могу, — отрезал Иван. — Человек где родился, там и жить должен.

— А здесь, значит, чужбина?

— Ну, какая уж тут чужбина…

— Так в чём же дело? У нас в стране для человека родина там, где он нужнее. А ты — отличный механизатор. У вас, на Рязанщине, специалистов и без тебя хватает. Мы тебе такой дом тут построим… На самом лучшем месте!

— Спасибо, большое спасибо, — сказал Иван. — Но ведь у меня там ещё двое ребят. Один, правда, большой уже. А другие-то — школьники! А у вас учат на калмыцком языке. Не осилят они его…

На том и расстались. Но вечером Иван сел писать письмо домой; потом долго беседовал с Людмилой Ивановной. А утром к нему опять зашёл председатель:

— Ну как? Ничего не надумал?

— Надумал, — протянул ему руку Иван. — Побуду у вас ещё с недельку, потом съезжу домой, улажу с ребятами… и сообщу своё решение.

У председателя лицо — сплошная улыбка.

— Вот это по-нашему, по-калмыцки! Я этого и ожидал! А насчёт жизни здесь и заработка — не обидим тебя! И Людмиле Ивановне найдём место…

Через неделю Иван уехал, оставив у Харцхи жену и детей.

— Если ничего не выйдет, Харцха, — сказал он, — отправишь их тогда в Рязань сам. А улажу дела — приеду. Но перед выездом я тебе напишу.

* * *

Письмо от Ивана пришло неожиданно скоро. Он сообщал, что из колхоза его, хотя и неохотно, но отпускают, а дети, старший и младший, останутся пока с бабушкой.

И через месяц Иван Болдырев снова был в Калмыкии. Вот тут-то в семье Харцхи и произошла непредвиденная перемена. Как-то уж так получилось, что Бамба всей душой привязался к дяде Ивану. Утром он вместе с ним и Русланом уходил в мастерскую, помогал промывать в солярке замысловатые детали, бегал к колодцу за водой. А Бембя оставался дома. Он по-прежнему почти не отходил от бабушки, и беседовала она только с ним. О чём? Об этом знал лишь один Бембя, но о своих разговорах с бабушкой он никому не рассказывал. К переезду Ивана бабушка осталась равнодушной. И Иван однажды спросил Харцху:

— Послушай, Харцха, а не обижается ли на нас о Людмилой твоя мать?

— Откуда ты взял? — удивился Харцха. — За что она может на вас обижаться?

— Да что-то уж больно хмурая она и сердитая. А может, болеет?

— Нет, она здорова, а обида у неё только на меня…

Теперь удивился Иван:

— За что же это?

— Не хотела, чтобы я в Хар Булук переезжал. Секрет у неё есть какой-то, а какой — никто не знает. Не любит она эту Харбулукскую степь, что-то у неё с ней связано в жизни тяжёлое.

— Интересно. А ты не пытался узнать? — спросил Иван.

— Пытался. Да только разве она расскажет? Сидит целыми днями и молчит. Вот Наран, должно быть, кое-что знает, но он связал себя перед матерью честным словом и тоже молчит.

Наран по вечерам, вернувшись с отарой, приходил в дом Харцхи пить чай. Бамба, Руслан и Наташа встречали его всегда с радостью. Раз пришёл дядя Наран, значит, опять расскажет что-нибудь интересное и занимательное. Ведь он столько всего знает! Руслан зовёт его дедушкой. Наран только ещё допивает третью чашку, а он уже дёргает старика за полу:

— Дедушка, мы ждём тебя.

Наран дует на горячий чай и улыбается:

— Вот Кермяш придёт, я и расскажу вам сказку.

Бамба не выдерживает. Он выскакивает из дому, мчится к Кермяш, тянет её за руку.

— Пойдём, дядя Наран без тебя не хочет сказку рассказывать, — говорит он.

Кермяш спрашивает у мамы разрешения, и они убегают. Мать вдогонку кричит:

— Кермяш, только ненадолго!

— Знаю, мама, одну сказку послушаю!..

Но, заслушавшись дядю Нарана, она уходить не торопится. Да и Бамбе не хочется её отпускать — за последнее время они так сдружились, что почти всегда вместе.

— Мама, пусть Кермяш ночует у нас, — просит он.

Болха не соглашается:

— Нет, её мама будет беспокоиться.

И Бамба с Наташей и Русланом идут провожать Кермяш. Всем вместе веселее.

В коше Харцхи свет горит до полуночи. Женщины готовят к утру завтрак для ребят и для взрослых, стирают и гладят рубашки, проверяют школьные сумки: всё ли дети собрали на уроки, не забыли ли чего. Бабушка тоже нанята — шьёт внукам белые рубашки.

— Белые рубашки очень маркие, — говорят ей.

А старушка не соглашается.

— От белой рубашки, — отвечает она, — и дорога бывает белая.

С того времени, как дети пошли в школу, бабушка будто немного повеселела. Она чаще стала вступать в разговоры, опять начала хлопотать по хозяйству, а по утрам сама собирала и провожала детей в школу. Ребята к этому привыкли. И Бамба утром спит напропалую, зная, что бабушка его обязательно разбудит. И не ошибается. Как только лучи солнца доберутся до двери, он слышит тихий голос бабушки:

— Бамба, Бембя, вставайте! Уже пора…

Близнецы с трудом продирают глаза — ах, как бы хорошо поспать ещё часок! — и торопятся к умывальнику. А Наран и Бадма уже выгоняют отару в степь.

— Ну, герои, как наука? — хлопает их по спине Наран. — Поддаётся?

Бембя сердится, не отвечает, а Бамба тоже шутит:

— Я уже знаю, сколько будет шестью шесть!

— Ну и сколько?

— Тридцать семь! — выпаливает он.

Бембя не понимает шутки и сердито оборачивается к брату:

— И не тридцать семь, а тридцать шесть…

Бамба хохочет, смеётся и дядя Наран.

Но тут раздаётся голос бабушки:

— Бембя! Бамба! Пора завтракать!..

Рано вставать Бамбе не хочется, но учиться очень интересно. Он первым входит в класс, садится за парту и с нетерпением ждёт, когда появится учитель. Сегодня Нимя Нармаевич расскажет им что-то новое, чего они ещё не знали.

Бембя учился не хуже других, но особенного рвения к учёбе у него не было. Если Бамбе всегда хотелось заглянуть на одну-две страницы вперёд — а что там? — то Бембя, замечая такое, говорил:

— А нам это не задавали!

Стихи Бамба заучивал почти сразу. Прочтёт два-три раза и уже может свободно рассказать их. Бембе для этого приходилось тратить почти полдня. И он до слёз злился на брата: тот уже выучил все уроки и гуляет на улице с Русланом и Кермяш, а ему, Бембе, надо сидеть за столом и зубрить.

Болха объясняла это плохой памятью Бемби. Харцха не соглашался:

— А по-моему, лентяй наш Бембя и равнодушный какой-то. Почему он отказывается, когда Бамба предлагает свою помощь?

— Обидно ему и стыдно, наверное…

— Больше знать и хорошо знать — не обида и не стыд. А Бембя — себялюбец и завистник. Не отпускай его гулять, пока не выучит назубок все уроки!

Бембя до вечера корпел над уроками, а когда мама ласково говорила ему: «Вот и хорошо, сынок, а теперь иди погуляй», он, наперекор ей, шёл не на улицу, а к бабушке.

«Пусть Бамба гуляет, — со слезами на глазах думал он, — они его любят и хвалят…»

Бабушка прижимала к себе его голову и, как могла, успокаивала. И Бембя через полчаса уже спал.

Загрузка...