Вот и подошла к концу повесть о братьях Бамбе и Бембе, о людях, что живут в калмыцкой степи и своим трудом делают эту степь нашим богатством.
Более десяти лет длилась моя разлука с Хар Булуком. Жизнь бросала меня в разные края, познакомила со многими хорошими людьми, но всегда я думал о Хар Булуке и всей душой стремился к нему.
И вот она, родная степь! Здравствуй, Хар Булук! Здравствуй и прощай, потому что мне опять предстоит дальняя дорога. Но я рад, что снова увидел тебя, дышу твоим воздухом. Двенадцать лет… Много это или мало? Если заглянуть в глубь веков, то очень и очень мало. Так, песчинка в океане времени. А если посмотреть вперёд?..
Двенадцать лет назад Хар Булук только начал строиться. На северном склоне Гахан Сала располагалось пять кошар. Председатель колхоза Басанг Церенович сказал мне тогда, что будут построены ещё и фермы для крупного рогатого скота.
И вот двенадцать лет позади. Что же изменилось? Многое. Я смотрю на Хар Булук и ничего не узнаю. Всё здесь новое, добротное, прочное, сделанное на века.
— Здравствуй, Хар Булук! — кричу я. — Здравствуй, новый Хар Булук, моя степь, моя любовь! Здесь живут мои друзья, мои родственники, люди, воспитавшие меня. Они отдали мне всё, чтобы сегодня я смог вернуть им свой долг.
Я ещё не видел своих друзей, но ясно представляю их лица. Вот Харцха, Иван, Болха, Людмила Ивановна, Наран… Какие они теперь? Изменились, наверное, как и сам Хар Булук…
Вспоминаю своего друга Нимю. Он тогда был совсем молод. Но за труд, за любовь к людям его все в колхозе, даже старики, звали по имени и отчеству.
Потом я вспомнил Бамбу и Бембю. Какими теперь стали они? В последний раз я видел Бембю, когда он болел. Я зашёл к Харцхе проститься, а Бембя не узнал меня. Он лежал бледный, худой…
Сколько их было, маленьких и пытливых, в Хар Булуке! Я помню их всех — Наташу, Кермяш, Руслана, Бамбу… И все они любили Хар Булук. Эту любовь привили им родители, учитель Нимя Нармаевич и многие другие.
Сколько у меня здесь друзей! Весь Хар Булук! Как они живут? К чему стремятся? О чём думают?
Бежит и бежит под колёсами машины широкая асфальтированная дорога. Ветер треплет мои волосы и, точно котёнок, лезет под рубашку. А на сердце всё теплее и теплее.
А вот и возвышенность Ярты! Я взбираюсь на её вершину и вижу прямо перед собой посёлок. Какой же он красивый и зелёный! Считаю постройки. А ведь раньше не было ни одной. А сегодня!.. Плывут по зелёной степи двухэтажные красавцы дома. А сразу за ними — голубая гладь большого пруда. В нём отражаются ивы, облака, пролетающие птицы.
«Да Хар Булук ли это?» — думаю я. Конечно же, Хар Булук! Вон старая кошара Харцхи, за нею — Дорджи Шалбурова, а ещё дальше — Баты Очирова… И всё-таки это совсем другой, новый Хар Булук.
Меня встречают первые деревья, приветливо машут ветвями.
— Куда везти? — спрашивает шофёр.
— К школе! — кричу я.
Останавливаемся у двухэтажного розового дома. На нём трепещет на ветру красный флаг. Рядом стоят девушка и юноша. Подхожу поближе. Да, они будут стоять здесь вечно: это памятник погибшим в войну. У девушки в руках автомат, а сбоку медицинская сумка с красным крестом. У юноши правая рука сжата в кулак, а левая висит, как крыло у подбитого сокола. А внизу надпись, обычная, скромная: «Юные партизаны Калмыкии — Тамара Хахлы́нова и Володя Коси́ев. Погибли в бою с немецко-фашистскими оккупантами за свободу и независимость нашей Родины».
Ко мне подошла со стопкой книг и тетрадей девушка, спросила удивлённо:
— Вы откуда?..
— Скажите, Нимя Нармаевич у себя?
— Да, у себя. Вы к нему? Из районо, наверное? Пойдёмте, я провожу вас.
Дорогой знакомимся. Деля́ш Бадма́евна, учительница. Преподаёт в этой школе ботанику.
Директора школы на месте не оказалось: пошёл в сад-огород.
— А что это за сад-огород? — спросил я.
Деляш Бадмаевна объяснила:
— А это наш пришкольный участок. У нас и сад свой, и огород. Пойдёмте покажу.
И мы идём с ней к саду-огороду по широкой красивой улице. Какие красивые дома! С палисадниками, с резными наличниками, с большими светлыми окнами… И все они какие-то разные, будто теремки выскочили из сказки и загородили нам дорогу.
— По какому вы делу приехали? — интересуется Деляш Бадмаевна.
Коротко рассказываю о себе.
И вот мы подходим к южной окраине Хар Булука. Передо мной зеркало большого пруда. Смотрю и не верю своим глазам: раньше здесь расстилалась бескрайняя степь, а теперь на сотни метров вдаль и вширь раскинулась водная гладь!
А вот и сад-огород, о котором мне с такой любовью успела рассказать молодая учительница. Он почти на самом берегу пруда. Женщины, шедшие нам навстречу, обрадовались:
— Деляш Бадмаевна, а мы вас давно ждём!..
— А в чём дело? Здесь же должен быть Нимя Нармаевич…
— Уехал он, а нам огурцы собирать надо, да не знаем, кому сдавать.
Не удержавшись, восклицаю:
— Огурцы?! В сентябре? Никогда в Калмыкии не было в сентябре огурцов…
Деляш Бадмаевна улыбается:
— А это наш второй урожай.
— Здесь, в Хар Булуке?
— Да, в Хар Булуке.
Женщины окружили учительницу, не обратив на меня внимания. И я их понимаю. Разве мало здесь приезжих? Раньше в Хар Булуке каждый новый человек был событием. А теперь к приезжим здесь привыкли.
Они говорят о своих делах, а я с волнением оглядываюсь вокруг.
Как всё изменилось! Рядом с огородом — огромный сад. Сколько здесь яблок и абрикосов!.. А поблизости вызревают краснобокие помидоры, огурцы, капуста, жёлтые дыни, арбузы…
Какое богатство! И всё это принесла вода. А может, люди, их любовь к земле, к труду, а не только вода?..
А вот появился и сам Нимя Нармаевич, высокий, такой же бледнолицый, как и прежде. Мой друг Нимя!.. С ним несколько учеников. Женщины почему-то называют его бригадиром.
— Бригадир, мы морковь уже убрали. Что делать дальше?
— Убирайте арбузы, — отвечает Нимя. — Скоро из города придут машины, надо будет погрузить всё. — И повернулся к ученикам: — А вам придётся убирать огурцы и помидоры…
Он только сейчас заметил меня, бросился навстречу:
— Дружище! Каким ветром к нам занесло?
— Здравствуй, Нимя! Соскучился, вот и приехал…
— Спасибо! Спасибо, друг! А мы недавно вспоминали тебя…
Опять подошли женщины:
— Бригадир, а куда носить арбузы?..
Я смотрю на директора и думаю: прошло столько времени, а он мало изменился. Разве только возмужал, солиднее стал.
Нимя заметил мой взгляд, спросил:
— Ты о чём задумался?
— Да вот не пойму, кто ты: директор или бригадир?
— A-а, вот оно что! — И, тоже смеясь, отвечает: — И директор, и бригадир. Сад-то наш, школьный, вот сами и управляемся. Тут приходится быть и садоводом, и пчеловодом, и агрономом, и рабочим… А как же! Хозяйство-то вон какое! Раньше колхоз меньше был.
Потом он спрашивает:
— Тебя ещё не посвятили в наши планы? Нет? Тогда слушай. Сейчас наша школа восьмилетняя, а в следующем году откроем десятилетку…
— У тебя семья есть?
— Это что, допрос? — смеётся Нимя. — Есть, конечно! Сын Цеце́н растёт.
— А как живут Харцха, Иван?..
— О, о них я рассказывать не буду, увидишь сам. Впрочем, мы сейчас вместе поедем к ним. Это твоя машина у школы стоит? Вот и подкатим.
Нимя отдаёт последние распоряжения, и мы с ним идём к школе. Дорогой он рассказывает:
— Знаешь, как только нашли воду, сразу же построили плотину в балке. Видал, что получилось? Настоящее озеро! Да ещё какое! И купаемся в нём, и рыбу разводим, и степь орошаем… А позже огород и сад разбили. Сначала небольшой был, а потом стал расти из года в год…
Навстречу вышел седоволосый, коренастый мужчина. Он протянул директору руку, кивнул мне и стал жаловаться:
— Возьми меня, Нимя, к себе — на огород или в сад. Эта проклятая пенсия загонит меня в могилу. Слоняюсь целыми днями как неприкаянный, места себе не нахожу. Скука проклятая заела.
Опять подошли женщины:
— Бригадир, а куда носить арбузы?..
И тут вдруг старик узнал меня:
— Постой-постой, ты не тот ли парень, который всё сказками и легендами интересовался?
— Он самый, дядя Наран, угадали… Да я и теперь вас с удовольствием послушаю.
— Вот ведь хитрец! — добродушно усмехнулся Наран. — А что? Можно и рассказать, если и правда интересуешься.
— Конечно, конечно, интересуюсь, дядя Наран! — воскликнул я нетерпеливо.
— Вы ему легенду о земле расскажите, дядя Наран, — попросил Нимя.
Наран деловито вытащил из кармана кисет, набил табаком старую трубку и затянулся с наслаждением.
— Давным-давно это было… — начал он. — В одном ханстве жили старик со старухой. У них было семь жёлтых дочерей, которые пасли семь белых коз. Очень любили своих дочерей старик и старуха.
Однажды мимо чёрного джолу́ма[6] старика проезжал хан. Увидев семь жёлтых девушек с семью белыми козами, хан прогневался на старика.
— Почему ты, старый верблюд, пасёшь семь своих коз здесь, где должны пастись мои многочисленные стада? Чтобы духу их тут не было! — грозно вскричал он.
— Ваше ханское величество, эти козы — кормилицы всей моей семьи. Если мы лишимся коз, смерти нам тогда не избежать, — сказал старик.
— Меня не касается, умрёте вы или не умрёте! Мои стада дороже тебя, твоих дочерей и коз, — безжалостно усмехнулся хан.
— Если вы, глава ханства, не заботитесь о нас, кто нам тогда поможет? Сжальтесь над нами, милостивый хан, дайте хоть клочок земли, чтобы мы могли пасти на ней семерых коз, — взмолился старик, упав на колени.
Хан ручкой кнута начертил вокруг жилья старика круг величиной в семь джолумов.
— Жалую тебе эту землю. Если хоть на вершок заберёшься за межу, что я начертил, лишишься своей головы, — молвил хан и удалился.
Старик пошёл к семи жёлтым дочерям своим, которые пасли семь белых коз, и велел им возвращаться домой.
— Аа́ва, козы ещё не наелись! Пусть попасутся. А не то молока не будет, — отвечает отцу старшая.
— Нельзя, дочка, ханского указа ослушаться. Пожаловал он нам землю величиной в семь джолумов. А на той земле ни вы, дочери мои, ни козы наши не уместятся. Придётся нам расстаться с козами, — печально сказал старик.
— Аава, говорят, что небо, сотворившее человека, творит и пищу. Не горюйте, — успокоила старика младшая дочь.
Утешили его дочери, и стало ему легче горе своё сносить.
А семь жёлтых девушек не покладая рук от зари до зари трудились на клочке земли величиной в семь джолумов. Трое колодец копают, трое землю пашут, одна семена сажает.
«Что там делают мои дочери?» — подумал старик и вышел из своего убогого джолума. Посмотрел… О боже!.. В испуге упал старик на колени, как тогда перед ханом, и дрожащим голосом воскликнул:
— О дочери мои! Как вы посмели растревожить мать-землю?[7] Какой тяжкий грех, какой грех!.. Рассердится Бурхан-Бакши… На том свете не будет нам покоя…
Семь жёлтых девушек снова успокоили отца и отправили его в джолум, а сами ещё усерднее взялись за работу.
Через семь дней попросили они своих родителей выйти на свет божий.
Старик со старухой переступили порог джолума и глазам своим не поверили! На одном участочке подсолнух и кукуруза улыбаются, радуясь солнцу; на другом — пшеница и рожь колышутся; на третьем — распустили свои лепестки тюльпан и лотос, распространяя вокруг аромат; на четвёртом — два ручья текут: медовый и кисельный; на пятом — молоко фонтаном бьёт; на шестом — шерсть и сукно, да шёлк всеми цветами переливается; а на седьмом — семь белых коз на зелёной траве пасутся, водой из родника запивают, резвятся, сытые и довольные. И посреди всего этого чуда возвышается золотой колодец. Чистая и прозрачная вода течёт из колодца, жажду растений утоляет.
— О золотые, жёлтые дочери мои! Какой же бог сотворил всё это чудо? — удивлённо воскликнул старик.
— Не бога, отец, не Бурхана это творение, — отвечает старшая дочь.
— Тогда кто же эти сокровища создал? — изумился старик.
— Труд, — сказала вторая дочь.
— Руки, — промолвила третья.
— Ум, — произнесла четвёртая.
— Желание, — поддержала сестёр пятая.
— Природа, — добавила шестая.
— Земля и вода, — заключила младшая дочь.
С того самого времени на земле своей в семь джолумов стали жить старик с семьёй в довольстве и богатстве.
Услышал об этом хан, примчался к старику и спрашивает:
— Ну-ка отвечай, почему это так: просторы у меня необъятные, а богатство моё всё уменьшается и уменьшается. У тебя же всего-то земли семь джолумов, а богатство твоё растёт. В чём тут дело?
— Ваше ханское величество, дело не в том, что у вас большие просторы, а в том, что источник жизни имеет свою тайну, — ответил старик.
— А как познать эту тайну?
— Спросите у моих дочерей.
Обратился тогда хан к семи жёлтым девушкам с тем же вопросом.
— Если вы хотите, ваше ханское величество, познать тайну жизни и тайну земли, для этого нужно обязательно набить на руках мозоли, — ответили хану девушки…
Наран, закончив рассказ, посмотрел на меня.
— Очень интересная легенда, — сказал я. — Спасибо вам за неё, дядя Наран.
— Чего уж там «спасибо», — махнул рукой старик. — Я эту легенду к тому рассказал, чтобы понятно было… Всё, что ты сегодня увидел, — всё руками людей создано, трудом твоих отцов, братьев, друзей…
— Правильно, дядя Наран, верно, — подтвердил Нимя.
— А если верно, — хитро подмигнул Наран, — тогда бери меня на работу. Плохо мне без неё. Вон и парня забыл, как зовут. Память стала сдавать. А всё пенсия!.. Когда работал, здоров был, а тут сделали милость, отправили на заслуженный отдых. Скажи хоть ты ему, парень: пусть даст мне работу!..
— Дам, дам, дядя Наран, приходите завтра, — смеётся Нимя.
А когда мы, простившись со стариком, уходим, вздыхает:
— Сильно постарел дядя Наран. А работник-то золотой был! Хочу на школьную пасеку его посадить, пусть с пчёлами воюет и медком лечится, для него это полезно…
Навстречу нам бежали мальчишки и девчонки. У всех на шее красные галстуки.
— Нимя Нармаевич, беда! Щука в озере появилась, рыбок ест!
— Откуда вам это известно?
— Видели сами! Мальки играют у берега, а она выскочила — хвать, хвать!..
— Так уж и «хвать»? А может, то не щука, а обыкновенный карась попрыгать задумал с детворой?
— Нет, щука!.. У неё зубищи знаете какие?.. Давайте пруд спустим в степь, щуку поймаем и снова воды напустим…
«Вон у них какой размах! — удивился я. — Они уж готовы воду из пруда перелить и снова напустить. А ведь раньше каждой каплей дорожили. Как изменилось время!» И я опять вспомнил о Бамбе и Бембе. Спросил о них Нимю.
— О, Бамба и Бембя совсем взрослые, — ответил директор. — Бамба — курсант авиационного училища, а Бембя учится в техникуме, на зооветеринарном отделении. Скоро вернётся к нам специалистом.
— А им тогда поездку в Москву устроили? — спросил я.
— Это за то, что воду нашли, что ли? А как же, ездили. Две недели в Москве пробыли, а на следующий год в Артеке отдыхали.
— Это хорошо! — воскликнул я. — Мальчишки заслужили поездку. Она запомнилась им, наверное, на всю жизнь.
— Да, конечно. Кстати, недавно оба приезжали сюда: Бамба в отпуск, а Бембя на каникулы. Красивые парни, сильные, ловкие. А Бамба в форме — прямо настоящий космонавт. Говорит, как станет лётчиком, подаст документы — хочет быть космонавтом. Ничего удивительного — для них теперь все семафоры открыты. Вот так проснёшься однажды и услышишь: «Внимание, внимание! Говорит Москва. В космосе — лётчик Бамба…» Да, жизнь… — улыбается он. — Хорошая штука жизнь. — И спрашивает: — А нашу молочную ферму видел?
— То есть колхозную? — поправил я его.
— Какая разница! У нас всё общее, разделения нет. А ферма отличная, теперь её комбинатом называют — пять тысяч коров!
— Ну?
— Серьёзно. Иван Герасимович ею руководит.
— А чем занимается Харцха? На пенсию ещё не вышел?
— Такого разве отправишь на пенсию! Он возглавляет строительство в колхозе. Бодрый ещё, хотя тоже постарел заметно. Седина появилась. Недавно закончил строительство цеха по переработке овечьего молока. Колхоз будет ежегодно выпускать десять тысяч центнеров сыра. Это уже Басанг Церенович добился. В Москву ездил… Он ведь всё такой же настойчивый. И мечтателем остался таким же.
— Фантазёром, ты хочешь сказать?
— Нет, мечтателем. Все свои задумки он воплощает в жизнь. Вот хотя бы этот цех по переработке молока… Сколько Басанг о нём мечтал! Сколько проектов вынашивал!.. И осуществил свою мечту… Да, ещё ушёл на пенсию Очир Лиджиев. А чабан Бадма — может, помнишь, бывший помощник Харцхи — окончил институт. Сейчас работает у нас ветеринарным врачом.
Сколько перемен! И какие перемены!..
Мы шли с Нимёй к возвышенности Ярты. И тут я увидел скромную могилу. Лежали на ней живые цветы.
— Кто здесь похоронен? — спросил я.
— Мать Харцхи, бабушка Бамбы и Бемби. Два года назад умерла…
И опять мы шли молча. А думали, наверное, об одном и том же. Жизнь идёт своим чередом. Старое уходит, новое нарождается, растёт, крепнет, идёт дальше.
Жизнь, жизнь!..
Когда мы вернулись в школу, нам сообщили:
— Приехал Басанг Церенович и ищет вас.
— А где он?
— В саду-огороде.
Я сразу узнал весёлого и улыбчивого Басанга Цереновича. Он почти не изменился, словно старость решила обойти его стороной.
— Как, дружок, насовсем к нам или на время? — спросил он. — Смотри, какие мы богатые стали! Оставайся, хватит тебе землю-то ногами мерить.
— Это правда, Басанг Церенович, вы очень богатыми стали! Всё тут у вас преобразилось, прямо как в сказке. Надо подумать, — улыбаюсь я, — может, и останусь.
Председатель увлечённо говорил о хозяйстве, о планах на будущее, о людях. Я решил чуточку подзадорить его.
— Да, — сказал я, — всё у вас хорошо, Басанг Церенович, — и разбогатели вы, и люди выросли, вот только…
— Что только? — ревниво перебил он меня.
— Только название то же самое…
— Какое название?
— Да Хар Булук…
— Ах, вот ты о чём! Действительно старое. А мы как-то привыкли и не замечаем, что оно старое. — И заинтересованно спросил: — А как бы ты назвал наш посёлок?
— Я бы назвал его Алтын Булук, — ответил я.
— Алтын Булук… — повторил председатель. — Золотой Родник…
— Да, Золотой Родник! Разве плохо?
— Прекрасно! Очень, друг ты мой, хорошо! Вот сразу видно, что ты любишь свою родину и думаешь о ней. А название, пожалуй, приживётся. — И он ещё раз повторил: — Алтын Булук — Золотой Родник… Хорошо звучит!..
Не знаю, называют ли сейчас посёлок Алтын Булуком, но сам я с того времени зову и посёлок, и эту степь только так. Золотой Родник дал богатство земле, на которой родились мои предки. Богатство земли даёт счастье и силу людям, моим землякам, тем, кто своим трудом украшает землю. И пусть на этой земле всегда бьёт ключом звонкая и прозрачная родниковая вода, пусть звенит и поёт в двух простых словах: Алтын Булук — Золотой Родник.