Источник. Кеннеди «Истории Ирландии у домашнего очага» (The Fireside Stories of Ireland, 1870), «Шан ан Омадхан и его хозяин» (Shan an Omadhan and his Master).
Параллели. История также встречается у Кэмпбелла (в сказке «Сын скорняка» (Mac-a-Rusgaich)). Это европейская шуточная история, построенная на мотиве состязания в выдержке, — своего рода «кто первым потеряет самообладание». Причины широкого распространения подобных сюжетов описаны в библиографии М. Коскена.
У одной бедной женщины было три сына. Старший и средний были смышлеными, умными парнями, а младшего все звали Джеком-дураком, потому что считали простаком. Однажды старшему сыну надоело сидеть дома без дела и он сказал, что пойдет в мир — искать выгодную службу. Пропадал он целый год, а когда вернулся, еле ноги волочил, лицо осунувшееся, да и злой как черт. Отдохнув и поев, он рассказал, как попал на службу к грубому и жадному Серому негодяю в Городке несчастий. Они заключили соглашение, по которому тот, кто первым скажет, что сожалеет об этой сделке, должен будет расплатиться полосой кожи шириной в дюйм — от плеча до бедер. Кроме того, если пожалеет хозяин, он также обязывается выплатить работнику двойную плату; если работник — не получит ничего.
«Но этот мошенник, — продолжал он, — кормил меня так скудно и заставлял так тяжко трудиться, что это было невыносимо. И вот однажды, когда я, пылая от злости, услышал от него: “Жалеешь ли ты о нашей сделке?” — я, сам не свой от гнева, ответил, что да, жалею, — и вот теперь я калека на всю жизнь».
Бедная мать и братья были очень опечалены и обозлены судьбой старшего сына. Тогда средний сын сказал в сердцах, что тоже пойдет и поступит на службу к Серому негодяю и постарается поиздеваться над ним так, что тот первым пожалеет об их соглашении.
«О, как я буду рад увидеть, как со спины старого подлеца сдерут кожу!» — сказал он. Он отмел все возражения и отправился в Городок несчастий. А через год вернулся таким же искалеченным, несчастным и беспомощным, как и старший брат.
И что бы ни говорила бедная мать, Джек-дурак решил, что он-то управится с Серым негодяем. В результате он договорился с ним о годичной службе за двадцать фунтов на тех же условиях.
«Значит так, Джек, — сказал Серый негодяй, — если ты откажешься сделать хоть что-то, что тебе по силам, ты потеряешь месячную зарплату».
«Я согласен, — сказал Джек. — Но если ты откажешься от того, что ранее приказал мне сделать, должен будешь выплатить мне вдвое больше».
«Договорились», — ответил хозяин.
«А если ты будешь ругать и обвинять меня в чем-то, что я сделал по твоему приказу, ты также заплатишь мне вдвое больше».
«Договорились», — повторил хозяин.
В первый день Джека покормили очень плохо и заставили работать до изнеможения. На следующий день он пришел аккурат к обеду — как раз перед тем, как гуся снимали с вертела. Джек выхватил кухонный нож, отрезал одну сторону грудки, ножку и крыло и принялся есть. Появился хозяин и стал бранить его за наглость.
«Ну, хозяин, ты же должен меня кормить… Да и бог с ним, с гусем, ведь тебе уже не придется кормить меня до самого ужина. Уж не сожалеешь ли ты о нашем соглашении?»
Хозяин аж задрожал от злости и чуть не заорал: «Жалею», но вовремя опомнился.
«Хм, нет, вовсе нет», — выдавил он.
«Вот и славно», — сказал Джек.
На следующий день Джек должен был пойти на болото — заготавливать торф. Хозяева не слишком сожалели, что он не явится на обед. Однако завтрак показался Джеку не слишком сытным, поэтому он сказал хозяйке:
«Я думаю, мэм, лучше будет пообедать прямо сейчас — не терять ведь время на дорогу туда-обратно».
«Да, хорошо, Джек, ты прав», — сказала она и принесла ему кусок вкусного пирога, ломоть масла и бутылочку молока, думая, что он возьмет все это с собой. Но Джек даже и не подумал никуда идти, пока все не съел.
«Ну, хозяйка, — сказал он затем, — думаю, если я спокойно посплю на куче сухого торфа или сухой травы и не буду возвращаться сюда на ужин, то завтра приду на работу пораньше. Так что, может, дашь мне еду на ужин сейчас? И все хлопоты с моим кормлением будут окончены».
И она дала ему еду на ужин, думая, что он возьмет ее с собой. А он тут же все съел, ничего не оставил. Хозяйка была слегка озадачена.
Тогда Джек, подустав от тройной порции, позвал хозяина и спросил:
«Что в этих краях полагается делать слугам после ужина?»
«Ничего, просто идти спать», — таков был ответ.
«О, очень хорошо, сэр». — И с этими словами Джек поднялся на чердак конюшни, разделся и лег спать. Один из работников увидел это и рассказал хозяину. Тот тут же поднялся на чердак.
«Джек, ты подлый негодяй, что все это значит?»
«Я отправился спать, хозяин. Хозяйка — да благословит ее Бог — накормила меня завтраком, обедом и ужином, а ты сам потом сказал, что после ужина надо поспать. Так в чем ты меня винишь, сэр?»
«Да как же тебя не винить и не бранить, подлец ты эдакий!»
«Тогда выдай мне, пожалуйста, один фунт, тринадцать шиллингов и четыре пенса, сэр».
«Какого дьявола, мерзавец! За что?»
«О, я вижу, ты, хозяин, позабыл о нашей сделке. Ты сожалеешь о ней?»
«Я… да… ой, то есть нет! Хорошо, я заплачу, когда ты проснешься».
На следующее утро Джек спросил, какая у него сегодня будет работа.
«Вот, держи плуг и иди на то стоящее под паром поле, которое находится за загоном для выпаса скота».
Часов в девять хозяин зашел посмотреть, что там происходит и какой из Джека пахарь. И что же он увидел? Маленький мальчик хлестал лошадей плетью, носок и сошник плуга скользили по дерну, а Джек тянул плуг на себя, пытаясь остановить лошадей.
«Что ты вытворяешь, мерзкий вор?» — взревел хозяин.
«Так я же пытаюсь удерживать этот чертов плуг, как ты мне и велел! А этот несносный мальчишка продолжает хлестать лошадей плетью, хоть я ему и говорю перестать. Может быть, ты поговоришь с ним?»
«Нет, но я поговорю с тобой! Разве ты, тупица, не знал, что “держать плуг” означает пахать землю?»
«Честное слово, я делал ровно то, что ты сказал. Если ты хотел, чтобы я вспахал землю, почему же ты так не сказал? И теперь ты винишь меня за то, что я сделал?»
У хозяина от гнева перехватило дыхание, но он вовремя спохватился и ничего не сказал.
«Теперь иди и вспаши эту землю, мерзавец, — так, как это делают все пахари».
«Не сожалеешь ли ты о нашем соглашении?»
«О, вовсе нет, вовсе нет!»
И весь остаток того дня Джек трудился на пашне как прилежный работник.
Через пару дней хозяин велел ему пойти и присмотреть за коровами на поле, половина которого была засеяна молодой кукурузой.
«Смотри в оба глаза, — сказал он, — чтобы Брауни не подходила к пшенице; она может натворить бед, остальных можно не бояться».
Заготовка торфа. Гравюра Хендрика Нюмана. Харлем, 1746–1788 гг.
The Rijksmuseum
Около полудня он пошел посмотреть, как Джек выполняет порученную работу. И что же увидел? Джек лежит, уткнувшись лицом в землю, и крепко спит, Брауни пасется возле тернового куста, а один из ее рогов связан веревкой с деревом. Все остальные коровы — кто как — щиплют и топчут молодую пшеницу. Хозяин отвесил Джеку звонкую пощечину.
«Джек, ты никчемный бродяга! Разве ты не видишь, что делают коровы?»
«В чем-то винишь меня, хозяин?»
«Конечно, ленивый ты лодырь!»
«Тогда выдай мне один фунт, тринадцать шиллингов и четыре пенса, хозяин. Ты велел мне следить за Брауни, чтобы она не натворила бед, а насчет остальных сказал, что они не причинят вреда. Так вот она тут, далеко от пшеницы, безобидная, как ягненок. Ты жалеешь, что нанял меня, хозяин?»
«Нет, не жалею. Хорошо, я дам твои деньги, когда пойдешь на обед. Теперь слушай внимательно: не позволяй ни одной корове уйти с поля или приблизиться к пшенице до самого вечера!»
«Не бойся, все будет, как ты сказал, хозяин!»
Но Серый негодяй уже в глубине души пожалел, что связался с Джеком.
На следующий день из коровника пропали три телки, и хозяин велел Джеку отправиться на их поиски.
«Где же мне их искать?» — спросил Джек.
«В любых местах, куда они могли бы забрести, и в самых глухих закоулках, и даже там, где никто не подумал бы их искать».
Хозяин-грубиян заранее подумал о словах, когда давал Джеку задания. Когда же он зашел в загон для скота в обеденное время, то застал, как Джек снимал с крыши отдельные охапки соломы и заглядывал в образующиеся дыры.
«Что ты там делаешь, проходимец?»
«Конечно же, ищу пропавших бедняжек-телочек».
«С какой стати они могли бы там оказаться?»
«Думаю, ни с какой. Но я сначала обыскал все очевидные места — коровник, пастбище и поля рядом; а теперь ищу их в самом глухом закоулке, где никто и не подумал бы их искать. Может быть, это тебе не по нраву?»
«Конечно, мне это не нравится, ты, надоедливый болван!»
«Пожалуйста, сэр, выдай мне один фунт, тринадцать шиллингов и четыре пенса, прежде чем ты примешься за обед. А то мне кажется, ты жалеешь, что нанял меня».
«О, черт побери… Нет, я не сожалею. Просто положи солому на свое место, как если бы ты чинил крышу хижины своей матери».
«О, конечно, сэр, я все сделаю аккуратно».
И к тому времени, как хозяин пообедал, крыша уже была покрыта новой соломой, даже лучше прежней: Джек позвал мальчишку из деревни и велел принести свежую солому.
Посмотрев на это, хозяин сказал:
«Хорошо, Джек, теперь иди и найди тех телок, приведи их домой».
«И все же где мне их искать?»
«Ищи, как если бы это были твои собственные телки».
И все телки были в загоне еще до захода солнца.
На следующее утро хозяин сказал:
«Джек, тропа через болото к пастбищу совсем разбита, овцы на каждом шагу увязают в грязи. Пойди и сделай так, чтобы их копыта никуда не проваливались».
Примерно через час он пришел к болоту и увидел, что Джек точит разделочный нож, а овцы щиплют траву неподалеку.
«И каким это образом ты собираешься мостить тропу, Джек?» — спросил он.
«Все должно быть хорошо подготовлено, хозяин, — ответил Джек, — и хорошо начатое дело — это уже наполовину сделанное дело. Я наточу нож и отрежу копыта всем овцам в стаде, и ты будешь очень счастлив».
«Отрежешь копыта моим овцам? Ты мерзавец! Зачем тебе отрезать им копыта?»
«Ты же сам сказал, чтобы их копыта никуда не проваливались. У них не будет копыт, поэтому они никуда и не провалятся».
«Ты дурень, я имел в виду хорошую тропу для овечьих копыт».
«Жаль, что ты этого не сказал, хозяин. Тогда с тебя один фунт, тринадцать шиллингов и четыре пенса, если ты не хочешь, чтобы я закончил порученную тобой же работу».
«Да провались ты к дьяволу с твоими пенсами!»
«Лучше молиться, чем поминать дьявола, хозяин. Может быть, ты жалеешь о нашей сделке?»
«Во всяком случае… пока еще нет».
На следующий вечер хозяин собрался на свадьбу и, прежде чем отправиться в путь, сказал Джеку:
«Мне бы уйти оттуда в полночь, и я хочу, чтобы ты туда пришел и проводил меня домой, а то боюсь, что могу выпить лишнего. Если же ты вдруг окажешься там еще раньше, то следи, чтобы я ничего такого не натворил. За мной нужен глаз да глаз! А я уж потом обязательно позабочусь о том, чтобы и тебе что-нибудь перепало с праздничного стола».
Около одиннадцати часов, когда пир был в самом разгаре, хозяин, пребывая в прекрасном настроении, почувствовал, как что-то липкое ударило его по щеке и упало рядом со стаканом. Когда же он опустил взгляд, то увидел овечий глаз. Пока он соображал, что к чему, еще один глаз шлепнулся с другой стороны. Он уже начал сердиться, но сдержался. А когда через пару минут он поднес стакан ко рту, чтобы отпить вина, туда плюхнулся третий глаз. Он с отвращением выплюнул вино и закричал:
«Боже мой, хозяин этого дома, разве тебе не стыдно от того, что в праздничной зале есть кто-то, кто способен совершить такую гадость?»
«Хозяин, — вместо него сказал Джек, — не вини ни в чем этого честного и добропорядочного человека. Он тут ни при чем — это ведь я бросал в тебя глаза, чтобы напомнить, что я уже тут. Ты же сам велел мне прийти пораньше, сказал, что за тобой нужен глаз да глаз. Ну вот, я и принес глаза[55]. Да и сам хотел бы выпить за здоровье жениха с невестой, как ты обещал».
«Ах ты, мерзкий негодяй! Откуда у тебя эти глаза?»
«А где же мне их взять, как не у твоих овец? Или ты хотел, чтобы я полез к соседу, а тот бы за это меня на кол посадил?»
«О горе мне! И зачем только я связался с тобой».
«Вы все свидетели, — сказал Джек, — что мой хозяин сожалеет о встрече со мной. Наш договор разорван. Хозяин, с тебя двойная плата, а потом иди в соседнюю комнату и лежи как человек, в котором есть хоть капля порядочности, пока я не сдеру с тебя полоску кожи шириной в дюйм от твоего плеча до бедра».
Все присутствовавшие стали возмущаться, но Джек спокойно добавил:
«Вы же не препятствовали ему, когда он сдирал такие же полоски со спин моих двух братьев? Когда гнал их домой к бедной матери — избитых и без гроша в кармане».
Когда же присутствовавшие в зале услышали об условиях соглашения, они согласились, что все должно быть по справедливости. Хозяин взревел и заорал, но никто не пришел к нему на помощь. Наоборот, его раздели до бедер, уложили на пол в соседней комнате, а Джек встал над ним, держа в руке разделочный нож.
«А вот теперь, старый жестокий негодяй, — сказал он, проводя ножом по полу, — я сделаю тебе одно предложение. Дай мне, помимо двойного жалованья, еще двести гиней, чтобы поддержать моих бедных братьев, и я — так уж и быть — не стану сдирать с тебя кожу».
«Нет! — ответил тот. — Лучше сдирай с меня всю кожу с головы до ног».
«Ну хорошо, ты сам это предложил», — с ухмылкой сказал Джек. Но как только он сделал первый надрез, Серый негодяй взревел:
«Все, хватит, я отдам тебе деньги».
«А теперь, дорогие соседи, — обратился ко всем присутствующим Джек, — не думайте, что я какой-то злодей, — я этого не заслуживаю. У меня не хватило бы духу вырвать глаз даже у крысы. Я купил полдюжины овечьих глаз у мясника и использовал только три из них».
После этого все снова перешли в главную залу и усадили Джека рядом с собой за стол. И все пили за его здоровье, а он пил за здоровье всех сразу. А потом шесть крепких парней проводили его и хозяина до дома. И они все ждали в гостиной, пока тот не отдал двойную плату и двести гиней. Когда же Джек вернулся домой, он принес бедной матери и изувеченным братьям радость. И с той поры его уже никто не звал Джеком-дураком. С тех пор его знали как Джека, сдирающего шкуру с негодяев.