Легкое сумасшествие по имени любовь

ГЛАВА 19

Летние деньки пролетали один за другим, сливаясь в сменяющие друг друга недели. Жизнь превратилась в идиллию. Дурацкие песни о любви заполучили глубокий смысл. Неправдоподобные романтические комедии лучились светом истины. Все вокруг приобрело благотворную ауру милоты, свойственную пушистым котятам и сверкающим радугам. Может быть, так было всегда, просто я этого не замечала? Ну разве любовь не изумительна?

По правде говоря, я не уверена в значении слова «великолепно», но если оно означает «по-настоящему хорошо», то да, любовь великолепна. Но я понимала, что этот полет был временным. И по-настоящему я не люблю.

Мой харизматичный новый друг (с приятными бонусами) просто налил реактивное зелье в мой шипучий лимонад, и я выпила его, не успев задуматься о последствиях. Я была возвышенно, волшебно одурманена этими последствиями и оседлала волну радости. Тихий шепот здравого смысла где-то в глубине души предостерегал меня, говоря, что все это пройдет, но сейчас я хотела насладиться происходящим. Как в тот момент, когда вы ступаете на весы после приступа тяжелого желудочного гриппа, и видите, что похудели на пять кило, — вы не можете не испытать приятного волнения, даже если знаете, что потерянные килограммы скоро к вам вернутся. Мои чувства были похожи на это, только лучше.

В промежутке между играми с детьми на озере, шоппингом с Доди и Фонтейном, поеданием огромных порций мороженого и наслаждением от свиданий с Дезом я побывала на конференции по организации интерьеров и вернулась в Белл-Харбор, полная энтузиазма и идей. Я твердо решила заняться этим делом, и Кайл подбросил мне еще пару клиентов.

Однажды вечером, слоняясь по террасе в ожидании Деза, который должен был зайти за мной, я размышляла о том, как разместить двести пар обуви в одном гардеробе.

— Боже, ты можешь успокоиться? Я чувствую твой эстроген даже отсюда! — недовольно воскликнул Фонтейн.

— Что такое «эстлоген»? — спросил Джордан с пола, где они с Пейдж что-то устраивали из бус и пустого тубуса от средства для чистки труб.

— Ничего, малыш. — Я скорчила Фонтейну сердитую гримасу.

На террасе появилась Доди в синих солнцезащитных очках в металлической оправе, в джинсах-клеш и толстовке годов этак шестидесятых. Лоб ее украшала оранжевая повязка в стиле ниндзя.

— Крутой прикид, ма!

— Спасибо, милый. — Доди повиляла бедрами. — Мы с Гарри идем на Фестиваль Эры Водолея на рыночной площади. А когда Дез придет, Сэди? У меня к нему вопрос по его части.

— Пожалуйста, не донимай его бесконечными проблемами Аниты Паркер. Пусть она обращается к своему лечащему врачу.

— Это не для Аниты, это для… кое-кого другого.

— Тогда пусть этот кое-кто тоже обратится к своему семейному доктору.

Я вытянула шею, выглядывая в окно, чтобы определить, не Дез ли приехал на автомобиле, шум которого донесся с улицы. Зазвонил телефон, и Пейдж побежала к нему, расшвыривая игрушки во все стороны.

— Алло? О, бабушка. Здравствуй!

Я вздрогнула от леденящего душу предчувствия. Не грохот ли из мрачного Аида донесся до меня?

Пейдж продолжала болтать:

— Мы делали браслеты из бисера. Ага. Да, она здесь, но она идет в кино с Дезом.

О нет! Только не это! Пейдж, не говори ей ничего! Я бросилась, чтобы вырвать трубку из ее нежных пальчиков. Чем меньше знает мама, тем лучше. Но Пейдж забивала гвоздь за гвоздем в крышку моего гроба.

— Да, познакомились с ним на пляже. Он так забавно разговаривает, но зато дал нам с Джорданом леденцы, когда у тети Доди пошла из головы кровь.

Ох. Достаточно. Я выхватила у нее трубку.

— Привет, мама. Что стряслось?

— О ком это она?

— Ничего особенного. Просто друг.

— У него что, проблемы с речью? — Мать добилась бы успеха в те мрачные времена истории, когда детей с изъянами скармливали волкам.

— Он шотландец, мама. У него акцент.

— Хм-м-м. Ты с ним встречаешься?

Моя мама могла бы дать фору испанской инквизиции. Слава богу, хоть пыткам водой она не доверяла.

— Это врач, живет тут, по соседству. Он наложил Доди пару швов, когда она упала и поранилась. А сейчас он пригласил меня в кино. Но не стоит придавать этому такого значения.

Она проворчала в трубку:

— Честно, Сэди, я лишь немного поинтересовалась, и вот что я получаю в ответ.

Я прикусила губу.

— Прости, мама. Что ты хотела?

— Я хотела повидаться со своими внуками, если ты не против.

— Они будут рады, — соврала я.

— Ричард тоже кое с кем встречается, как тебе известно.

Я ждала, что волна печали наполнит мои легкие и стеснит дыхание, но ничего не случилось. По сути, Ричард всегда встречался кое с кем, даже когда мы были женаты. Но впервые это известие не вызвало у меня боли в груди.

— Удачи ему. Слушай, мне пора. Но завтра я позвоню тебе, и мы договоримся о встрече, ладно? Поговори с Доди.

Доди попыталась отвертеться, но я продолжала совать ей трубку, пока она не взяла ее.

— Привет, Эллен. — Она показала мне язык и вышла в другую комнату.

Я снова проинспектировала окно:

— Где же Дез? Он опаздывает!

— Он не опаздывает, душечка. Это у тебя часы спешат, ты сама их перевела, забыла, что ли? — напомнил мне Фонтейн.

— Да, потому что я не люблю опаздывать. И он мог бы сделать то же самое.

— Ну так скажи ему об этом. Уверен, он оценит идею.

Но когда Дез наконец-то приехал и поцеловал меня в щеку, я немедленно забыла о своем мучительном ожидании. Пейдж протянула ему что-то в руке.

— Смотри, Дез. Я сделала тебе браслет, — сообщила она. — Я взяла бусинки такого цвета, как для мальчиков, потому что ты мальчик. Но еще добавила чуть-чуть розовых, чтобы ты помнил, что это от меня. И красные, чтобы ты думал о мамочке.

Он сделал вид, что пытается надеть тоненький браслетик на свое широкое мужское запястье.

— Красный — любимый мамин цвет?

Пейдж закивала, и ее кудряшки смешно запрыгали.

— Да. Потому что это цвет любви.

Я сделала вид, что внимательно рассматриваю ногти.

— Спасибо. Сейчас я уберу его в карман, чтобы не потерять, — сказал он Пейдж. — Но думаю, что на работе его высоко оценят.

Она довольно захихикала.

— Фонтейн будет читать нам с Джорданом сказку, когда вы уедете.

— Правда? Какую же?

— Про злого тролля, который заточил принцессу в башню. И не выпустит оттуда, пока она не угадает его имя.

Дез улыбнулся:

— О, я ее слышал. А ты знаешь, как его зовут?

Она уверенно закивала:

— Да. Это Румпельписькин.

Фонтейн и Дез покатились со смеху.

— Черт тебя побери, Фонтейн! — Я шлепнула его по руке. — Это ты ее научил? Если она брякнет такое перед Ричардом, он меня убьет!

Я повернулась к Пейдж:

— Его зовут Румпельштильцхен, котик.

Фонтейн ухмыльнулся:

— Я ее такому не учил, клянусь.

— Ты не останешься на обед? — спросила мать, когда несколькими днями позже я привезла детей к ней в Гленвилл погостить.

— Нет, извини. Я бы с радостью, но Кайл попросил меня встретиться с очередным заказчиком. Это будет уже третий! — Я выпрямилась, гордая своими достижениями.

— Я все же не понимаю, почему тебе так нужно наводить порядок у чужих людей. Если тебе не хватает средств, ты можешь попросить у меня, а не устраиваться домработницей.

Я опять сникла:

— Спасибо, но я делаю это не ради денег, а потому, что это доставляет мне удовольствие.

Я не стала рассказывать матери, что записалась на бизнес-семинар и внесла свое имя в онлайн-реестр планировщиков. И что Фонтейн уже придумал дизайн визиток для нашего совместного предприятия. И, разумеется, умолчала о том, что они с Доди без конца уговаривают меня переехать в Белл-Харбор. Смысла нет упоминать о том, чего не случится.

— Итак, дети побудут у тебя два дня, а потом их заберет Ричард, верно? Ничего не изменилось? — спросила я.

Я хотела уйти, прежде чем она начнет заваливать меня вопросами о Дезе. Или устроит что-нибудь еще в том же духе.

— Нет, все как договаривались. Будет приятно увидеться с ним снова.

Я не разделяла ее энтузиазма. Ричард был таким милым во время последних наших встреч, но ощущение, что он что-то затеял, меня не покидало. Старые привычки бесследно не проходят.

— Ладно, тогда я побежала. Не была у себя дома несколько недель, надо там все проверить.

Я проехала через весь город и зарулила в свой старый добрый квартал. Улица выглядела как-то иначе: то ли цветы другие, то ли что-то перепланировали. Незнакомые дети играли в соседнем дворе. Они стояли и смотрели на меня, пока я отпирала дверь своим ключом. Газон, впрочем, выглядел отлично. Видимо Ричард распорядился починить разбрызгиватели. Дверь будто прилипла, открываясь нехотя, но наконец подалась. Я вошла внутрь. Мой гленвиллский дом обзавелся затхлым нежилым запахом.

Пыль сверкала в снопах солнечного света, падающих сквозь окна. Я с таким нетерпением спешила сюда, надеясь обрести умиротворяющий покой после бесконечного хаоса в доме Доди. Но тишина, царящая тут, была жуткой, как в склепе. Я положила сумочку на свою обожаемую столешницу из черного гранита в кухне. Я часами выбирала цвета, когда был последний косметический ремонт. Он закончился как раз в те дни, когда Ричард почти перестал бывать дома.

Угольно-черный и серый монохром, призванные продемонстрировать мой классический стиль и элегантный вкус, теперь казались мрачными. Все вокруг — столешницы из холодного камня, приборы из нержавеющей стали, тщательно расставленные декоративные тарелки — было безликим и безжизненным. Дизайн был настолько же безупречным, насколько начисто лишенным индивидуальности. Придется снова делать ремонт, когда я вернусь домой. Может, Фонтейн согласится мне помочь.

Я сбросила туфли и по плюшевому ковру прошла в гостиную. Над мраморным камином висел огромный семейный портрет: Ричард, Пейдж, Джордан и я позировали в белых рубашках и брюках цвета хаки. Я вспомнила тот день — он был ужасен. Ричард сильно опоздал, и я отказалась сидеть рядом с ним перед фотографом. Потом Джордан расплакался, потому что отец отругал его. Улыбка на моем лице, смотрящем на меня со снимка, выглядела искренней, но я помнила, чего мне это стоило. Я мастерски скрывала свое ужасное состояние от окружающего мира. Но сама я не могла не видеть печати грусти в своих глазах.

Эту фотку я сниму. Я и оставила-то ее там ради детей. Сфотографируемся еще раз с Джорданом и Пейдж.

Слева от камина на стене был след от ботинка, который я швырнула в Ричарда. Я не могла припомнить, за что, но была уверена, что он это заслужил. Как мы дошли до такого? Ненависть к нему вовсе не пришла ко мне сразу. Это случилось постепенно, медленно, исподволь расползаясь в моей душе, как лед, пока она не застыла целиком. Когда-то я любила его. И думаю, он тоже любил меня, так же как спортсмен любит свои наградные кубки.

Когда мы встретились, я еще училась в колледже, а он уже работал репортером на местной крошечной радиостанции. О, какими же безоблачными и полными любви казались первые месяцы брака! Нам было весело вместе, и мне так нравилось его внимание. Сначала у нас еще случались ссоры, нечастые, но довольно бурные. А затем прекратились, вместе с любым общением, кроме секса.

Это была единственная тема для разговора, что еще оставалась у Ричарда:

— Хочешь?

— Да, если ты не против.

— Тогда давай.

Вдали взвыла сирена, возвращая меня в реальность и отвлекая от мыслей о Ричарде. Я поднялась наверх и замерла на пороге спальни. Как и перед домом на улице до того, я поймала ощущение, что никогда не видела эту комнату раньше или вообще очутилась в музее. «А здесь у нас демонстрация среды обитания современной американской семьи. Обратите внимание, мужчина и женщина этого вида спят так далеко друг от друга, насколько позволяет матрац».

Огромную кровать с балдахином, занимающую полкомнаты, надо будет заменить. Сейчас я ее просто ненавидела. Ричард подарил мне ее на пятую годовщину свадьбы, но она дорого обходилась мне до сих пор. Я выдвинула верхний ящик своего комода, в котором хранила украшения, и рылась там, пока не нашла черную бархатную коробочку, в которой хранилось обручальное кольцо. Я открыла ее. Даже в полутьме мое кольцо сверкало. Камень в нем был огромный — очередной экстравагантный подарок.

Ричард полагал, что любовь надо выставлять напоказ, и потому охотно открывал кошелек. И так же щедро делился другими своими… частями. Я усмехнулась, стоя в пустой комнате. Да. Похвальная щедрость Ричарда оказалась его недостатком. В этот момент меня осенила кое-какая идея, и я сунула коробочку в карман.

Спустившись вниз, я позвонила соседям. Я так ни разу и не общалась с ними с тех пор, как уехала в Белл-Харбор. Шейла из соседнего дома не ответила. Не ответили ни Нора, ни Элейн, ни Конни. Неделю назад, будучи в городе, я оставила им всем сообщения, но не получила в ответ ни слова.

Стоя на террасе, я огляделась, изучая задние дворики. Они были здесь, сидели в патио Норы. Тревожное чувство сдавило мне горло, и меня посетила очередная идея. Я вынула телефон из кармана и набрала Шейлу еще раз. Она никогда не выходила из дома без трубки. Из окна я могла видеть, как она подобрала свой телефон со стеклянного столика и посмотрела на номер, с которого шел вызов.

Она посмотрела на мой дом и сбросила вызов, не отвечая. Господи. Они избегают меня. Но почему? Я шлепнулась на стул рядом с окном в ожидании волны возмущения. Но, как и раньше, когда я узнала, что Ричард с кем-то встречается, я не почувствовала ровным счетом ничего. Скучала ли я по этим дамам? Вовсе нет. И они по мне явно не скучали. Я покинула наш мирок, смачных сплетен рассказать не могла, и общение со мной потеряло для них всякий смысл.

Еще каких-то два месяца назад я бы бросилась туда, топча газон, и потребовала бы объяснений, теперь же радовалась, что они мне всё упростили. Бессмысленные приятельские отношения прекратились без всяких истерических драм или показательных разрывов. И когда я вернусь в Гленвилл, то не стану терять силы на то, чтобы восстановить старые связи. Найду новых друзей, получше. Что там несла мадам Маргарет? «Долой старое, даешь новое»? Что ж, отношений с людьми это тоже касается.