Легкое сумасшествие по имени любовь

ГЛАВА 20

Заехавший за мной Дез выглядел, на мой взгляд, восхитительно. Открыв пассажирскую дверь, он сказал:

— У тебя что-то на щеке.

Что такое, размазанная помада? Неразмазанное пятнышко крема? Я потерла щеку.

— О, я понял! Это же мой поцелуй! — Он коснулся моего лица губами легко, как бабочка, и мы хором хихикнули.

— Не слишком глупо? — поинтересовался он.

— Есть немного, но я это проглочу.

Он снова поцеловал меня, прежде чем я села в машину. Дети проводили выходные у Ричарда, и на несколько дней я была вольна как ветер. В ожидании, пока Дез займет водительское место, я увидела, что на полу что-то блеснуло. Я потянулась и подняла сережку. Знакомое ощущение дежавю накатило на меня. Знаете, чувство, что вы уже испытывали это раньше?

Я постоянно находила в машине Ричарда разное барахло — спичечные коробки из ресторанов, в которых я никогда не бывала, недоеденный хот-дог с помадой на салате, а однажды даже обертку от презерватива. Ричард рассказал мне байку про друга-приколиста, который специально заложил такую шуточную бомбу, чтобы нас потроллить. Ха-ха, очень смешно.

Я молча изучала серьгу, пока Дез регулировал высоту своего кресла и опускал козырек. Я смотрела на нее так, будто она могла испариться, если очень сильно захотеть. Она была простой — с цветными стеклянными бусинками и проволочной спиралькой. И не была стильной. Да что там, она была уродливой. И совершенно точно не моей.

Он вставил ключ в замок зажигания. Я подняла сережку:

— Чье это?

Он посмотрел на меня удивленно, перевел взгляд на серьгу, потом опять на меня:

— Хм… Так это не твоя?

Я поднесла ее поближе к лицу, иронично поднимая бровь.

— Разве похоже, что я такое надену?

— Ну… нет, наверное. — Он был растерян, будто вопрос содержал в себе подвох, вроде «эта серьга меня полнит?»

— Тогда чье это?

Он возился, заводя машину.

— Я поднял ее на вашей подъездной дороге. Наверное, Доди. Я забыл ее спросить.

Я посмотрела на сережку. Да, она была как раз в стиле Доди. Это объяснение было правдоподобным.

— Я верну ее тете. — Серьга нашла себе место у меня в сумочке.

— О, спасибо. Кстати, как там дела у Пенни? Она хорошо себя чувствует? — Он отрегулировал клиренс, приподняв багажник машины.

— Неплохо. Только устает.

Я рассказала Дезу о беременности Пенни, хотя и поклялась ей хранить тайну. Но я знала, что он ничего не расскажет, потому что они вряд ли встретятся. И Фонтейну я тоже сказала, хотя это получилось случайно. Когда дело казалось расспросов, он был таким же дотошным и коварным, как моя мать.

— Они будут выяснять, мальчик это или девочка? — Нет, решили устроить себе сюрприз.

— О, это хорошо. А имена уже придумали?

— Пока нет. А почему тебя интересует только ребенок Пенни?

— Да так. Обычная беседа.

Мы поужинали у Арно, где работал Джаспер. Затем прогулялись по набережной Белл-Харбора, то держась за руки, то идя под руку, пока не наткнулись на маленький патио-бар с живой музыкой. Зал выходил прямо на пляж и являл собой просто идеальное место для ночных развлечений. Столик был таким маленьким, что наши колени сталкивались. Мурашки бежали по моей коже в предвкушении, что колени Деза вновь притронутся к моим. Мы смаковали коктейли и говорили о всякой милой ерунде, например, о том, кто придумал летнее время и каким странным был мюзикл «Кошки». Нет, ну правда. Мюзикл. О кошках.

Я рассказала ему, как в детстве Пенни хотела экономить электроэнергию — еще до того, как это стало мейнстримом, — а я прокрадывалась куда-нибудь в доме и включала там свет, чтобы ее подразнить.

Дез не остался в долгу:

— А мы с Бонни мечтали что-нибудь взорвать. И однажды взорвали диван.

— Взорвали диван? Но как?

Он лениво улыбнулся:

— Ну так. Нам было ужасно скучно. Тогда мы взяли старый поломанный диван, который кто-то выкинул, и затащили его на вершину холма. И там взорвали. Робин нас выдала. Она всегда была ябедой. Мама жутко рассердилась.

Я даже представить не могла, что устроила бы моя мама при таких обстоятельствах.

— И что она сделала?

Дез задумчиво побарабанил по губам подушечками пальцев.

— Ну считай: я прибрал гараж, помыл машину, отскреб кухню, погулял с собакой… Но почти все это она и так заставила бы меня делать. А еще она вынудила меня признаться отцу. Это и было настоящим наказанием.

— Почему? — Мне было сложно себе это представить, потому что я росла практически без отца.

— О, если бы ты знала моего отца, ты бы не захотела его злить. Вот почему я буквально окаменел. Едва затащил свою жалкую задницу в его кабинет, прямо как зомби.

— А он что? — Я вытянула ногу, случайно коснувшись его голени. Его глаза сверкнули, и я восхитилась собственной способностью отвлекать его.

— Он рассмеялся. Инженер заговорил в нем, и он счел, что мы проявили сообразительность, но еще с неделю продержал меня под домашним арестом, а мама заставила меня вкалывать, как лошадь. Она всегда наказывала нас работой по дому. Может, поэтому я теперь такой неряха. Подсознательно связываю уборку с неприятностями.

— А для меня уборка связана с чувством власти над миром, как будто то, что все вещи лежат на своих местах, дает мне контроль над всей вселенной.

Дез изрядно приложился к своему стакану.

— Мне кажется, это будет пострашнее взрывов, — изрек он. — Хочешь потанцевать? — Музыканты в баре заиграли что-то медленное и плавное.

Дайте-ка подумать. Хотела бы я прижаться к нему всем телом, покачиваясь туда-сюда, пока все кругом шепчутся о том, какая мы красивая пара? Это может быть приятно.

— Да, пожалуй. — Я оказалась права. Это было очень приятно. Не знаю, шептался ли кто-нибудь о нас, но даже если и нет, мне все равно понравилось. — Вы так безукоризненно двигаетесь, доктор Макнайт.

— Я-то? — Он был очень доволен. — Признаюсь тебе кое в чем. Мы с Бонни взяли несколько уроков танцев перед ее свадьбой. Так как нашего папы уже не было, она попросила меня заменить его на церемонии. А чтобы не оконфузиться, мы решили потренироваться.

— О, это так мило.

— Не очень-то. Каждый урок мы цапались как кошка с собакой. Чуть не поубивали друг друга. Худший опыт, что у меня был. — Но его широкая улыбка сообщала обратное.

Я прижалась к нему.

— Чего бы тебе это ни стоило, результат твоих репетиций мне понравился.

Он притянул меня еще ближе, закружил в танце и выглядел таким элегантным.

— Сейчас я тоже очень этому рад. — И поцеловал меня, прямо здесь, перед всем честным народом Белл-Харбора. — И я должен признаться еще в одной вещи. — Его низкий голос так и таял в моих ушах.

— В какой? — спросила я срывающимся голосом.

— Я думал о тебе весь день.

— Весь? — Где-то в моей груди родилось блаженное тепло и разлилось по всему телу.

— Да. Пойдем ко мне, и я докажу тебе это.

Грозно ворчал гром. На город обрушился ливень. Утро было серым и сумрачным, но солнце горело в моей груди. Занавеска в спальне Деза трепетала чувственно, как в каком-нибудь черно-белом кино. Спеша раздеть друг друга, мы оставили открытой раздвижную дверь. Я выскользнула из постели, не желая будить его.

Мне нравилось пробираться в ванную, умывать глаза, приводить в порядок волосы, а потом ложиться обратно, чтобы он думал, что я просыпаюсь свежей, как маргаритка. Может быть, конечно, правда, что красота в глазах смотрящего, но немного прихорошиться никогда не помешает. Сумочка и большая часть моей одежды остались где-то в другой комнате. Так что у меня не было под рукой косметики, а какие-то тайные средства мне были неведомы.

Я выдавила немного пасты прямо в рот и прополоскала его хорошенько. Моя прическа напоминала крушение поезда, и я была уверена, что пятно на шее — засос, но с этим ничего не поделать. Я открыла дверь и оказалась застигнутой врасплох. Дез одарил меня сонной улыбкой с кровати. Я живенько спряталась за дверь, высунув только голову.

— Доброе утро, — поприветствовал он меня.

— Доброе. — Я оставалась за дверью, не желая разгуливать в таком виде при свете дня. Ну ладно, относительном свете дня из-за дождя, но все же достаточно ярком, чтобы я могла выйти вот так, абсолютно голой.

— М-м-м… закрой глаза, а? — попросила я нерешительно.

— Зачем? — усмехнулся он.

— На мне ничего нет.

— А почему я должен закрывать глаза?

— Потому что я стеснительная.

— Но это же смешно. — Дез с удивленным видом заложил руки за голову.

— Вовсе не смешно. Ну давай, я и так уже чувствую себя дурой. Закрой.

Это начинало надоедать.

— Ну ты же знаешь, что я постоянно вижу людей без одежды, да?

— Тогда тебе должно быть неинтересно пялиться на меня. Извращенец!

— И ты знаешь, что я видел тебя голой много раз, и мне это нравится, да?

— Большую часть этого времени я лежала, и было темно. Это не одно и то же.

Его смех был таким… глубоким.

— Ты правда решила не выходить оттуда?

— Нет, потому что я голая, а ты весь закрыт.

— Это не проблема. — Он отбросил одеяло, демонстрируя, что одежды на нем не больше, чем на мне.

О боже!

— Ну вот. Теперь мы в равном положении. Так лучше?

Я отвела взгляд, густо покраснев. В глубине души я оставалась хорошей девочкой, а хорошие девочки отводят взгляд, когда мужчины выставляют себя напоказ. Ну… я была не очень хорошая, поэтому спустя миг снова зыркнула на него.

Он разлегся с удобством, совершенно бесстыдно. Его кожа казалась темной на фоне белоснежных простыней. Соблазняя меня, он погладил матрац рядом с собой.

— Ну иди сюда, — сказал он тоном, которым уговаривал что-нибудь сделать кого-то из Додиных собак.

Я быстренько взвесила все варианты. Отмела вариант просидеть в ванной до конца дня. Рано или поздно мне пришлось бы выйти. А так как соорудить тогу из полотенец не вышло бы, я была вынуждена вернуться обнаженной. Этот раунд он выиграл всухую.

— Вы совсем не джентльмен, сэр. — Я гордо расправила плечи и вышла из-за двери, наблюдая за тем, как выражение его лица менялось с легкомысленнодразнящего на нечто совсем иное. Хм. А может, это я выиграла раунд?

Следующий час мы провели в постели, исследуя разнообразные достоинства наготы. Да и весь день мы тоже провели в кровати — валялись, дрались подушками, шутили и смеялись, не ведя никаких серьезных разговоров. Ели вафли из тостера и попкорн из микроволновки.

Мы смотрели фильмы, нежились в джакузи, снова дурачились, даже вздремнули. Еда была так себе, фильмы — глупые и бессвязные, но это все равно был лучший день в моей жизни. Дурачиться с Дезом было намного веселее, чем все, что я когда-либо делала до сих пор.

— Мне, наверное, пора домой. — Я неохотно слезла с дивана, когда поняла, что наше свидание длится почти сутки. Я была одета в грубые штаны Деза, которые были длиннее, чем надо, на целый фут, и его футболку. На голове у меня царил ужасный беспорядок, а зубную щетку я жаждала заполучить ничуть не менее фанатично, чем Скуби Ду свои скуби-вкусняшки.

Дез изучал содержимое шкафов на кухне. Его голова то и дело мелькала в поле зрения.

— У тебя есть планы на вечер? — спросил он.

— Нет, я просто подумала, что тебя от меня уже начало тошнить.

— Да. Я просто терпеть не могу, когда ты не разрешаешь мне снять с тебя всю твою одежду.

Я покраснела.

— Это твоя одежда. Ну, и я полагала, что буду изображать неприступность, чтобы отношения продлились подольше.

Он закрыл буфет.

— Хм. А когда это ты изображала неприступность?

Я встала.

— О, вот теперь я точно ухожу.

Он вышел из кухни и обнял меня.

— Ты же знаешь, что я пошутил.

— Хм.

— Сэди, не уходи, — промурлыкал он мне на ушко. — Останься и поужинай со мной макаронами с сыром.

— Ты решил, что можешь соблазнить меня макаронами?

— Я предложил бы тебе что-нибудь получше, но больше ничего нет. Только это и банка оливок. Но если ты останешься, я разрешу тебе выбрать фильм, который мы будем смотреть.

Он был соблазнительным демоном, предлагающим углеводы и перечень развлечений.

— Я умираю, как хочу почистить зубы. Мне нужна зубная щетка, — с жаром исповедовалась я.

Он засмеялся:

— А ты не могла бы использовать мою?

— Ты с ума сошел? И мне позарез надо привести себя в порядок.

— А я завтра уезжаю на работу и проведу там пять следующих ночей. И ты собираешься отправить меня на эту войну, даже не поцеловав?

Он мог просить меня остаться по чисто сексуальным причинам, но, честно говоря, меня это устраивало.

— Я подарю тебе целую тысячу поцелуев с условием, что схожу домой, переоденусь и все такое, а потом вернусь.

— Отлично! Я сгоняю в магазин, возьму там поесть того-сего и встретимся здесь. Я оставлю входную дверь незапертой на случай, если ты вернешься раньше меня.

Дез высадил меня у дома Доди и уехал за продуктами. Я так и пошла в его одежде, неся свою в пакете, и выглядела просто классно.

Фонтейн что-то рисовал, сидя у кухонного островка, а Джаспер нарезал перец.

— Привет, ребята. А где Доди? — Я бросила пакет с одеждой в кресло и выудила из вазы с фруктами яблоко.

— Она пошла с Гарри на фестиваль фильмов Кристофера Уокена, — ответил Джаспер. — Отлично выглядишь, кстати.

— Спасибо, — пробубнила я, жуя яблоко.

— Где ты ужинала прошлой ночью, принцесса? — спросил Фонтейн.

— У Арно. А сегодня вечером что-нибудь приготовим у Деза.

— Сколько ты провела с ним, полтора дня? Да ты заарканила этого пони, мисс Ковбой.

— Вот спасибо. Кстати, Джаспер, хорошо, что ты здесь, я хотела тебе кое-что показать.

Я сбегала к себе в комнату, вынула маленькую черную коробочку, привезенную из Гленвилла, и быстро вернулась. Положила коробочку перед Джаспером. Он обследовал ее осторожно, будто это была бомба, которую надо обезвредить.

— Что это? — Он взял полотенце и вытер руки.

— Я тут подумала вот что. Ты выбрал кольцо для Бет, но у тебя нет на него денег. Но если ты придешь туда с этим, то, возможно, его примут на обмен, да еще доплатят.

Лицо Джаспера приняло такое выражение, будто я сказала, что я киборг.

— Давай. Открывай, — подбивала его я.

Он взял коробочку и не спеша открыл.

— Сэди, ты не можешь подарить мне его. Кольцо такое большое.

— Ну знаю, и что? — Я пожала плечами. — Оно мне не нужно. Видеть его не хочу. И подвеску из него никогда не сделаю, потому что она вечно будет напоминать мне о Ричарде.

Фонтейн выхватил кольцо у Джаспера и поднес к свету, заставив сверкать и переливаться.

— Тогда сама обменяй его на что-нибудь для себя. Я не могу его взять. — Джаспер упрямо помотал головой.

— Мне просто не нужно больше украшений, Джас. А тебе нужно. И я буду только рада, если ты примешь этот подарок от меня. Ты же знаешь, что я ненавижу, когда вокруг валяются вещи, которыми никто не пользуется. Меня это нервирует. Но если оно сделает вас с Бет счастливее, то и мне будет хорошо.

Фонтейн всучил кольцо брату.

— Мне кажется, это отличная идея, — сказал он.

— А так вообще делается? Ну, подобный обмен? — Джаспер переводил взгляд с меня на Фонтейна, с Фонтейна на кольцо.

— Уверен, что у Мейсонов делают. Я уже покупал там винтажные вещи, — ответил Фонтейн.

Тетины часы с кукушкой заиграли в прихожей, пока я дожидалась ответа от Джаспера.

— Сэди, ты уверена? — торжественно спросил он.

Да, я была уверена. Это был совершенно правильный поступок.

— На все сто.

Джаспер закрыл коробочку и обнял меня так крепко, будто мы собирались выпрыгнуть из самолета, имея лишь один парашют на двоих. Его голос срывался:

— Спасибо. — И убежал из комнаты, сдерживая всхлипы.

Фонтейн улыбнулся мне, качая головой:

— Сладкая моя, я и не думал, что ты такая великодушная.

Я вернула ему улыбку:

— А я и не думала, что ты знаешь, что означает «великодушный».

Я вернулась к Дезу до того, как он пришел. Слонялась по дому, раскладывая все по местам, вымыла посуду, скопившуюся в раковине, выровняла подушки на диване, застелила постель, выстроила по линейке всю его обувь, сваленную в кучу у входной двери. Непрочитанные письма, газеты, журналы и рекламные листовки были раскиданы тут и там по кухне и столовой.

Я не смогла удержаться и рассортировала все, сложив журналы в одну стопку, разный спам — во вторую, а то, что показалось важным, — в третью. Дез вернулся в тот момент, как я закончила. Он огляделся, оценивая мою работу. Я вдруг почувствовала себя такой самонадеянной. Вдруг он обожает, когда ботинки валяются кучей, а почта раскидана по дому?

Дез поставил пакеты с покупками на стойку возле идеально сложенных кухонных полотенец.

— Я смотрю, ты тут поработала, — произнес он.

Я прикусила губу:

— Извини. Просто привычка.

— Не извиняйся. — Он взял верхний журнал. — Хм. Когда я его получил?

— Они разложены в хронологическом порядке: сверху — новые, внизу — самые старые. Моя компульсия не знала удержу. Раскладывать можно все и везде.

Он прижал стопку кончиками пальцев и улыбнулся:

— Дай догадаюсь. Одежда в твоем шкафу разложена по цветам? Или я не угадал?

— А разве так не у всех?

Он улыбнулся еще шире:

— Моя сестра Робин такая же. Вы друг другу понравитесь.

Время остановилось. Он нарушил главное правило. Всем известно, что это плохая примета — говорить о встрече с семьей в самом начале отношений. Почти так же, как говорить «Я люблю тебя» слишком рано. Ну понимаете, преждевременно признаваться.

Его улыбка исчезла так же быстро, как появилась. Он отвернулся и принялся разбирать пакеты, пока я перекладывала идеально сложенную почту.

— Так что у нас буде…

— Спагетти, — перебил он меня до того, как я закончила свой вопрос.

Засыпая той ночью, как пожилая супруга, я думала о том, что представляет собой наш союз, и пыталась подавить грусть. Лето кончалось. Мы с Дезом совершенно сознательно не обсуждали ни мое возвращение в Гленвилл, ни его последующее назначение. Я знала, что предложение о постоянной работе в Белл-Харборе было у него в кармане, но раз Дез не принял его, то и я об этом не думала. Наш роман был запасным аэродромом, а не пунктом назначения.

Раньше, чем хотелось бы, я вернусь к своей обычной жизни, а он устремится навстречу очередному большому приключению. Мы оба знали об этом с самого начала, и было бы ребячеством хотеть, чтобы все пошло по-другому. Верно? Не существовало способа обойти все это. Мы жили внутри мыльного пузыря, делая вид, что у нас есть будущее. Но его не было.

— Дез? — прошептала я.

— Хм-м? — промычал он в ответ.

— Мне так здорово с тобой.

Он обнял меня, сонно бормоча:

— И мне с тобой тоже.

Утром я проснулась до того, как проснулся он, мудро прихватив с пола рубашку и нацепив ее. Быть пойманной в голом виде оказалось приятно, но я все еще скромничала. Я включила свет в ванной, и мое сердце ухнуло и затрепетало. Рядом с щеткой Деза на полочке лежала новенькая зубная щетка. На ней был повязан подарочный бантик из зубной нити, так что я была уверена, что это для меня.

Это была самая милая вещь на свете, которую для меня когда-либо делали. Он купил мне зубную щетку. Я взяла ее с таким благоговением, будто это была хрустальная туфелька Золушки. Эта щетка многое для меня значила, и не потому, что я обожала чистить зубы. Она была особенной — говорила о том, что он хотел моего возвращения.