Летом сорок первого

Глава десятая

О такой удаче Закомолдин и не предполагал. Не гадал и не думал.

Он, конечно, надеялся на спасительную зелень леса, которая надежно их укроет. Сколько не барражировали немецкие самолеты-разведчики, снижаясь чуть ли не до макушек деревьев, а обнаружить отряд им так и не удалось. Чуть ли не весь день летали, кружили буквально над головой, но, видать, сверху не все просматривается так, как снизу. Сплошное зеленое покрывало густой листвы укрывало пограничников.

Закомолдин чувствовал, что немцы не случайно так старательно разыскивают его группу. Они не могут им простить нападение на воинскую колонну, спешным порядком двигавшуюся к фронту, и разрушение важного моста. Но он не предполагал, что своей группой вторгся в засекреченный и тщательно охраняемый гитлеровцами район, о секретном существовании которого пограничники и не подозревали.

Разглядывая трофейную карту, Закомолдин лишь обратил внимание на то, что в этом районе жирными крестиками перечеркнуты несколько мелких деревень и хуторов. Сначала Сергею показалось, что немцы обозначили сожженные, уничтоженные в ходе боев населенные пункты. Да и уничтожить-то их сил много не требовалось. Деревянные срубы, крытые большей частью соломой и дранкой, в знойные сухие дни лета загорались от любой искры, а не только пуль и снарядов. Удивляло лейтенанта лишь то, что за все эти дни в округе ему не пришлось ни разу встретиться с местным населением. Куда ж оно делось? Не могли же все погибнуть. Кто-то же должен был остаться, уцелеть, спрятаться и, естественно, убежать в лес...

Но раздумывать над этими вопросами и строить догадки у него не хватало времени. Лейтенанту, озабоченному своими делами, судьбой своей основательно поредевшей группы, было просто не до них.

А нынче все сразу стало на свои места и – прояснилось.

Почти до вечера пограничники выжидающе таились в густой чаще, не смея из нее высунуться. Голодные, измученные тяжелым боем у моста, где потеряли многих боевых соратников, они настороженно прислушивались к каждому подозрительному шороху. С тревогой вглядывались в небо, где назойливо кружил и кружил самолет-разведчик. Ждали, что немцы бросят крупные силы и наверняка станут прочесывать лес. Вскоре где-то далеко сбоку, едва уловимо, послышались трескотня выстрелов и хлопки взрывов. Не оставалось сомнения, что гитлеровцы с кем-то затеяли бой, кого-то обнаружили. Судя по плотности огня, силы с обеих сторон задействованы не малые. По крайней мере по батальону...

Закомолдину даже показалось, что там сражаются основные силы погранотряда. Но высланная в ту сторону разведка – ходили Неклюдов и Червоненко – вернулась ни с чем. Пробраться к месту боя не удалось. Путь преграждала река, которая делала плавный поворот и отсекала лесную местность, где шел бой. А переправляться днем вплавь разведчики не рискнули. На той стороне сожженная деревушка. Лишь два дома целых. В деревушке фашисты в черной форме, как у наших железнодорожников, и железными бляхами на груди. И ни одного из местных жителей не приметили. Только мычала одинокая телка, а трое немцев, с засученными рукавами до локтей, ловили ее.

На обратном пути разведчики набрели на протоптанную тропу и сделали небольшой крюк, вышли к сторожке лесника. Но и она оказалась пустой. Двери сорваны с петель, окна вышиблены. Самодельная мебель – кровать, стол да скамьи – остервенело порублены, поломаны. Видимо, немцы недавно похозяйничали в сторожке. Ничего съестного найти не удалось. Даже «журавль», стоявший над срубом колодца, срублен и, вместе с помятым ведром, валялся неподалеку.

– За той сторожкой мы натолкнулись на колючую проволоку. А колючка не наша, сразу видать, немецкая, – докладывал Неклюдов о результатах разведки. – Мы скрытно пошли вдоль нее. Что ж, думаю, немцы так огородили? Дальше видим уже в три ряда колючая проволока. Прямо по лесу протянута, к деревьям прибита. Большую территорию, видать, охватили. Присмотрелся с горки и ахнул. Склад немецкий! И по дороге в лесу, что чуть приметна сверху, машины груженые к тому складу идут одна за другой. Что-то свозят, это факт. Потому что обратно движутся порожняком. Но уже другой дорогой, которая выходит с того склада в другом конце.

– По всему видно, товарищ лейтенант, что тот склад немецкий очень даже крупный. Я шоферил до войны и знаю, сколько тонн могут везти на грузовике, а тут они катятся, как муравьи, – добавил Червоненко.

Слова Неклюдова о том, что они обнаружили немецкий склад, сразу всех взволновали. Бойцы повеселели. Конечно же каждый понимал, что склады бывают самые разные – и с техникой военной, и фуражные, и вещевые, и опасные, с химическими веществами и боеприпасами.

– A может быть, с горючим? – предположил Батюк, обеспокоенный тем, что в танке оно кончалось. – Вот было бы здорово! Полные баки заправить бы!

– Иди ты со своим горючим, когда вторые сутки не жравши воюем! – осадил его Шургалов. – Понимать надо!

– Да, танк без горючего – ничто! Пустая железная коробка и все! Вот! А у меня в баках литры крохотные и больше ни капли.

– Литры! А у нас и крошки хлеба нету. И курева давно кончилось!

– Всю пыль махорочную из карманов повытрясли.

– Склад-то там вроде продуктовый, – не утвердительно, но вполне определенно произнес Червоненко. – В кузовах одни ящики. Вроде как с консервами. Глаз у меня наметан, сквозь брезент вижу, что за груз лежит.

– А может, и мешки? – снова вставил слово Батюк. – В мешках и сахар, и муку перевозят, да крупу разную.

– В тех грузовиках, что сам видел, мешков не было, – сказал Неклюдов веско. – Из-под брезента углы ящиков торчали.

– Разберемся! – произнес Закомолдин и оглядел бойцов, мысленно намечая тех, кого взять с собой на более детальную разведку, и вслух закончил: – Со мной пойдут сержант Неклюдов и... старший сержант Шургалов.

– Возьмите меня, товарищ лейтенант! – выставился вперед Батюк, быстро добавляя, что десантом на немецком танке, может быть, удастся с ходу и без потерь ворваться внутрь и захватить тот вражеский склад. – А там и машину горючим подзаправим и нагрузимся продуктами.

Предложение Батюка в основном совпадало с планом лейтенанта, который уже вырисовывался в его сознании. Еще не видя самого объекта, Закомолдин мысленно представлял его перед собой, – военные полевые склады примерно одинаковы у всех армий мира, – и он планировал использовать танк.

– Товарищ лейтенант, поддерживаю просьбу ефрейтора. Ему для пользы дела неплохо бы хоть краем глаза поглядеть дорогу, подступы к складу да и расположение внутри его, – сказал Шургалов, – чтоб потом наверняка вести машину.

– Хорошо, – согласился Закомолдин, – с нами пойдет и Батюк.

Первую часть пути прошли скорым шагом. Неклюдов вел уверенно, ориентируясь по своим, ему одному известным приметам. Прошли светлый березняк, спустились в овраг, с ходу перепрыгнули через речушку, которая петляла по низине, заросшая по берегам тальником и осокой, пробрались сквозь густой ельник, а потом снова начался смешанный лес, где рядом с соснами стояли высокоствольные березы и осины, липы да клены, и меж ними, как молодцы среди девушек, возвышались уверенные и крепкоствольные дубы, поднимавшие к небу густые кроны.

– Скоро ли? – спросил Закомолдин, запоминая приметные деревья, чтоб легче было находить дорогу.

– Уже близко, – ответил Неклюдов. – С километр, не больше. Я пойду вперед, а вы за мной.

Дальше продвигались с предосторожностями, короткими перебежками и маскируясь в зарослях. А когда взобрались на небольшую возвышенность, то сержант-пограничник поднятой рукой подал сигнал «внимание! опасность!». Закомолдин и Шургалов застыли на месте, а потом тихо, словно тени, приблизились к Неклюдову. Затаились в колючем кустарнике, что густо рос, подпирая кроны деревьев.

– Смотрите, – шепнул Неклюдов, протягивая вперед руку. – Вот он.

Сквозь листву хорошо просматривался почти весь немецкий склад, во всяком случае, значительная часть его территории. Среди деревьев возвышались, крытые зеленым брезентом ряды из плотно сложенных деревянных ящиков. Видна была и дорога, по которой подъезжали группами по две-три машины, груз в кузовах закрыт брезентом. Закомолдин с первого взгляда по конфигурации определил – «бьюсинги», тяжелые семитонные грузовики. Что же они свозят сюда?

Лейтенант вынул из чехла трофейный бинокль. Цейсовские линзы сразу же приблизили вражеский склад. Хорошо видно все – и крытые брезентом штабеля и машины, и груз, который выгружали люди в странной военной форме, очень знакомой. Приглядевшись, Закомолдин увидел несколько квадратных фуражек и понял – роль грузчиков выполняют пленные поляки. А чуть в стороне, в тени, оцеплением, торчали фигуры немцев в черных мундирах с автоматами.

И еще лейтенант увидел немцев с собаками. Псы крупные, похожие на волков. Он даже почему-то обрадовался тем собакам. Немецкие овчарки!

– Вот это подфартило нам! – выдохнул радостным шепотом Батюк. – Складище какой, а?

– Что ж они возят сюда? – так же шепотом спросил Неклюдов, оглядывая склад.

– Может быть, взрывчатку, боеприпасы, – предположил Закомолдин и, еще раз посмотрев на штабеля, на пленных, на немцев и на собак, протянул Шургалову бинокль. – Взгляни-ка.

Шургалов, чуть раздвинув рукой ветки, навел бинокль. Хорошо ему стало видно, как пленные поляки разгружали машины. Ящики, окрашенные в оранжевый цвет, были тяжелыми. Каждый несли по четыре человека и складывали их в длинный ряд. Тут же тянулись ряды, которые складывали из зеленых и полосатых ящиков. Другие штабеля, уложенные раньше, наглухо, до самой земли, закрыты брезентом.

– Что в тех зеленых и желтых ящиках, не знаю, в полосатых – мясные консервы, – сказал Шургалов и пояснил: – За год перед войной в Бресте нам тоже приходилось разгружать и носить такие полосатые ящики. Освобождали армейские складские помещения от старых, польских еще запасов и продукты передавали в магазины и детские дома. Штампы на тех ящиках были десятилетней давности, а мясные консервы что надо! Мы пару ящиков уронили, и солдаты попользовались трофейной тушенкой, кажись, она была не польской, а из другой страны, то ли австрийской, то ли голландской. Командир читал и разбирал надписи, да я не запомнил. А в других ящиках, тоже тяжелых, в банках лежало сгущенное молоко, сладкое, как мед! А в тех, которые полегче, сухие печения, совсем не сладкие, назывались они галетами.

– Может, в тех желтых ящиках чай и курево? Ихние сигареты? – спросил Батюк.

Ему никто не ответил.

В бинокль по очереди посмотрели Неклюдов и Батюк, а потом снова его поднес к глазам Закомолдин. Охрана склада была, по его мнению, слабой. Сторожевые вышки по углам, да редкие посты. Никаких временных казарм, даже палаток вблизи не обнаружили. Следовательно, охрана привозная. Это, конечно, значительно облегчало дело. При складе нет никакого гарнизона.

– Сомнем охрану в два счета, – сказал лейтенант и тут же коротко изложил свой план.

Он был прост. Как только стемнеет, несколько пограничников подберутся к складу с дальней стороны и отвлекут на себя внимание охраны. В это время группа захвата, переодетая в немецкую форму, на трофейном танке подкатывает к складу, вроде как бы спеша на помощь, и, ворвавшись внутрь, уничтожает и вышку у ворот, и охрану. Быстро нагрузив в танк ящики с продуктами, поджигает и уничтожает остальные штабеля. Третья группа – страхует и прикрывает пути отхода.

– Ну и веселенькая будет сегодня ночка! – Шургалов потер ладони. – Устроим грандиозный фейерверк, что надолго запомнится немцам!

– Только б кроме жратвы мне пару канистр с горючим добыть, – размечтался Батюк. – Хоть одна бочка должна же быть там для подзаправки грузовиков.

В том, что им удастся выполнить свой план и они сегодня же ночью возьмут тайный немецкий склад, даже тени сомнения ни у кого не возникло. Голодные и усталые, измученные боями и скоростными переходами, люди смотрели на этот склад, как на лакомый кусок, как на подарок, который им вдруг так неожиданно и очень кстати преподнесла беспокойная и не очень-то щедрая на радости воинская судьба. Потому-то главное внимание Закомолдин и его спутники уделяли изучению окружающей склад местности, сличали ее с картой и намечали не только пути отхода, место сбора группы, но и дальнейший маршрут следования. На всякий случай – а вдруг столкнутся с немцами! – намечали и запасной путь.

– Товарищ лейтенант, разрешите мне повести группу захвата, все организую быстро и чин-чином, – предложил Шургалов, опережая Неклюдова, и добавил: – Я в тех ящиках быстрее других разберусь и нагружу в танк все, что надо, не только одну тушенку. И курево разыщу, и сгущенку молочную.

– Курева бери побольше, – сказал Неклюдов, который уже мысленно согласился с тем, что группу захвата возглавит не он, а Шургалов. – С куревом, когда и жратвы нету, перебиться можно.

– Не промахнусь, – ответил ему Шургалов.

– Хорошо, группу захвата возглавит сержант Шургалов. Подумайте, кого берете с собой, – Закомолдин говорил тихо и четко, словно здесь, в лесу, их могли подслушать, – а ложное нападение начнет сержант Неклюдов. Могу выделить два, ну от силы три бойца. Справитесь?

– Товарищ лейтенант? – в голосе Неклюдова зазвучали обидные нотки. – Мне и двух хватит. Наших, пограничников. Мы втроем такой шум-тарарам устроим, что всю округу на ноги подымем!

– Вот этого делать не следует. Вся округа нам ни к чему, – назидательно сказал лейтенант. – Тут важно без лишнего шума, но привлечь к себе внимание. Проделать ходы в колючей проволоке, но так, чтобы немцы обнаружили, и тогда, отстреливаясь, уходить. Но уходить, заманивая охранников.

– Ясно, товарищ лейтенант. Только чем проволоку резать? Не камнями же ее перебивать?

– В танке, в ящике с инструментами, кусачки есть, – подсказал Батюк и тут же потребовал: – Только чур с отдачей! Тебе даю, ты сам мне и вернешь.

– А то как же! – усмехнулся Неклюдов, довольный тем, что появилось «орудие производства». – Инструмент может еще не раз пригодиться!

– Вернешь мне лично в руки, – повторил Батюк. – Говорю при свидетелях.

– Усек, – кивнул Неклюдов и затих под строгим взглядом командира.

– Все остальные идут со мной. Мы перекрываем дорогу и страхуем группу нападения, – Закомолдин раскрыл трофейный планшет и расстелил немецкую карту. – А теперь последнее. Мы находимся вот тут, – он подчеркнул ногтем на зеленом лесном массиве небольшую высотку, – на этой горке южнее склада. С запада протекает река, а севернее склада железная дорога и магистральное шоссе. До них тут сантиметра три, может, больше. Карта пятикилометровка, в одном сантиметре пять километров, такой масштаб. Получается, что до железной дороги и той шоссейки чуть больше пятнадцати километров.

– Выходит, немцы по железке сюда на разъезд подогнали состав и потом на грузовиках свозят продукты на тайный склад, – читал карту Неклюдов.

– А то как же еще? – в тон ему тихо ответил Шургалов.

– Может быть, наши там, впереди, на всех реках мосты порвали, и ходу немцам по железке нету никакого, вот они и задумали этот тайный склад сделать, – Батюк продолжил мысль Неклюдова. – Это как пить дать! На карте мосты есть, а на деле тю-тю! Вроде того, нашего.

Закомолдин молча их слушал, давая каждому возможность разобраться в окружающей местности. А сам в эти минуты, оглядывая карту, мысленно намечал пути отхода и главное пункт сбора. Наиболее благоприятным местом для сбора группы, судя по карте, являлась крохотная деревушка, скорее всего хуторок, расположенный северо-восточнее склада, в густом лесу, в стороне от дорог, где кругом одни болота. До той деревушки прямиком километров пятнадцать, не больше. И пунктиром отмечена проселочная дорога, значит, и танку пройти можно. Лейтенант ткнул в тот хуторок пальцем.

– Запоминайте, здесь место сбора. Деревня, вернее хутор Новые Выселки. Кругом лес и болота, других населенных пунктов близко нет. Прямиком километров пятнадцать. А по дороге побольше.

– Не далековато, командир? – засомневался Щургалов.

– Это дальнее место сбора, вроде как запасной аэродром, – пояснял Закомолдин, водя пальцем по карте. – А в случае удачи, все три группы сходятся вот здесь, в двух километрах восточное склада. Видите озерцо? И почти рядом проселочную дорогу?

Склонившись к карте, каждый запоминал местность. Внимательнее всех разглядывал ее Батюк. Имея за плечами всего семилетку, он не очень-то разбирался в топографии, но как водитель, которому приходилось вести машины по незнакомым дорогам, запоминал повороты, спуски и подъемы, чтобы потом, впопыхах да в темноте, не сбиться с направления.

До вечера отряд пережидал в чаще леса. Шургалов, пользуясь предоставленным ему правом, отобрал в свою группу захвата, кроме Батюка, еще пятерых бойцов, в том числе своих дружков, сослуживцев по Бресту пулеметчика Ляхоновича и Червоненко. Но Ляхоновича с его ручным пулеметом оставил с собой Закомолдин. В десантную группу напрашивался Сагетелян.

– Я же в танке стрелком-пулуметчиком, как же вы без меня обойдетесь?

– Как-нибудь, Семен, перекантуемся, – упрямился Шургалов, кивая на пораненную ногу пограничника. – Ты сам понимаешь, что малоподвижный и потому в группу захвата не годишься.

Но Сагетелян не был бы Сагетеляном, если бы так легко отступил. Настойчиво, несмотря на отказ, он добивался своего. Отчаянно жестикулируя, словно пытаясь руками утвердить значение каждого своего слова, он бросил последний козырь:

– О нашем командире не думаешь, товарищ старший сержант!

– При чем тут лейтенант? – не понимая подвоха, отозвался Шургалов.

– Как при чем? Тебе, видишь, дорогой, не хочется, чтобы я находился в танке, никак не хочется. А нашему командиру, с которым всего три бойца остается, прикажешь меня на руках нести?

Об этом Шургалов не подумал. Он полагал, что раненого оставят в лесу с кем-нибудь из бойцов, а потом, после разгрома склада, их заберут. Но сейчас такое решение никак не подходило и, естественно, не устраивало самого Сагетеляна. Спорить на глазах у всех Шургалов не хотел. Лейтенант хотя и молчал, но его молчание можно понять и не в пользу слишком заупрямившегося старшего сержанта. Почему бы, действительно, не взять раненого, тем более что он уже освоился c ролью стрелка? И Шургалов махнул рукой:

– Оставайся!

– Я тебе очень полезным человеком окажусь! – благодарно заговорил Сагетелян. – Водителя трогать никак нельзя, а я в открытый люк всю нагрузку через свои руки пропущу и внутри танка упакую, так упакую, что весь склад заберем!

В стороне бойцы выворачивали карманы и вытряхивали жалкие остатки курева, собирая по крохам махорочную пыль. Пограничник Чернов, боец-трудяга, исполнительный, ярый курильщик, руководил сбором этой трухи и пыли.

– Хотя б на пару закруток собрать. Курнуть по разу, а там до вечера потерпим, пока немецким табачком не разживемся!

Чернов невысок ростом, узок в плечах, жилист, востер лицом, его маленькие, словно бусинки, карие глазки смотрят на мир зорко и, казалось, буравят взглядом все, что попадает в поле его внимания. И голос у него не из приятных – громкий и резкий, какой-то надтреснутый, словно где-то внутри у него царапают обломком стекла по жестяному листу. Но дело свое он знал. Неклюдов одним из первых назвал Чернова, создавая свою группу, которой предстояло вызвать огонь на себя, отвлекая внимание охраны.

Летний день, как нарочно, тянулся долго и нудно. Давно распределены обязанности, собрали для группы захвата необходимое немецкое обмундирование и бойцы, напялив на себя вражескую форму, привыкали к ношению чужой одежды. Все давно обговорили и обсудили каждую мелочь. А солнце, как нарочно, медленно клонилось к закату. Бойцы, терзаясь от голода, без курева, с нетерпением и тревожным волнением ждали наступления вечерних сумерек, ночной темноты. Каждый из них впервые участвовал в диверсии, все ново и необычно, не то что бой вести. Они целиком полагались на командира.

Как только край солнца опустился где-то за дальним лесом, Закомолдин подозвал к себе Шургалов и Неклюдова.

– Выступаем. Давайте сверим часы, – он вытянул свою руку, на запястье которой поблескивали никелем именные, командирские.

У Шургалова и Неклюдова были немецкие, трофейные, как их называли, «штамповки».

– В двадцать два начинает группа Неклюдова, – давал последние распоряжения лейтенант, уже сам охваченный неясным азартом и какой-то слепой уверенностью в успех, – как зазвучат выстрелы, группа захвата врывается на территорию склада. А дальше, как получится, не будем загадывать.

– Получится, лейтенант, будь спок! – заверил Шургалов.

Неклюдов первым увел свою группу. Никакого прощания не было, они уходили, как идут на работу, деловито и обыденно. Закомолдин проводил их долгим взглядом, пока тройка не скрылась среди деревьев в быстро наступивших сумерках, потом закинул себе за спину немецкий автомат. Запасную обойму сунул в карман брюк.

Труднее оказалось вывести танк на накатанную проселочную дорогу, которая с шоссейки вела к складу. Разведанная днем широкая тропа куда-то пропала с наступлением темноты. Батюк, чертыхаясь, попытался было ломиться напрямую по молодняку, дважды ткнулся в кряжистые сосны и вынужден был отказаться от лихой затеи. Оставалось одно – выбраться, рискуя нарваться на немцев, на шоссейку, и по ней прошпарить до нужного поворота. Чтоб не вызвать лишнего подозрения, с брони танка слезли все, и Батюк повел машину кружным путем. Остальные, вместе с лейтенантом и Шургаловым, двинулись напрямик лесом.

Шли торопливо, без остановок, изредка обмениваясь односложными фразами, не замечая, что в природе готовятся перемены. Темень как-то сразу сгустилась, сливаясь в однообразную массу. С тревожным свистом пронеслась стайка каких-то вспугнутых ими маленьких птичек. Вершины деревьев закачались под порывами ветра, и по звездному небу понеслись темные рваные облака, высеивая из себя, как из решета, крупные холодные капли. Где-то сбоку надсадно и хрипло раздалось карканье вороны, которая, казалось, громко выражала неясную встревоженность.

– Заткнись, стерва! – выругался Шургалов. – Не каркай!

Дождь, редкий, крупными каплями падал и падал, шелестя листвою.

Вера в удачу как-то заметно утихала, и Закомолдин невольно думал о том, что нелепая случайность, заставившая их послать танк кружным путем, вынужденный поход лесом, это карканье вороны и капли холодного дождя, все вместе взятое сплетается в какой-то смутный несуразный ком, который колкой тревогой заставлял его нервы натягиваться до предела. Сергей слышал тяжелое дыхание бойцов, нагруженных оружием и боеприпасами, шагавших безмолвно и монотонно, а на ум пришла, всплыв из памяти, старая народная примета, что дело с неудачным началом редко кончается хорошо, чаще обречено на провал. А у них разве удачное начало? Неясные предчувствия охватывали Закомолдина.

– Лейтенант, – из темноты неожиданно вынырнул Шургалов и, зашагав рядом, вдруг предложил: – Может, махнем разом на склад, а? Посадим всех на броню и ходу.

– Надо сначала выйти на проселок, да тачку нашу встретить, – отозвался сухо Закомолдин и тут же сам себя одернул за излишнюю в данной ситуации резкость.

– Выйдем! – уверенно произнес Шургалов и, как бы излучая в темноте вокруг себя токи бодрости, закончил фразой, вычитанной в какой-то книге: – Главный праздник нас ждет впереди!

Как бы в подтверждение слов Шургалова, впереди и чуть сбоку донеслась трель соловья. Закомолдин повеселел. Сигналили разведчики. Дорога близко, танк на месте.

– Может, махнем все разом? – снова предложил Шургалов.

Закомолдин заколебался. Предложение заманчивое, но от него он отказался еще днем, когда рассматривал немецкий склад и подступы к нему. Потому и сейчас ответил отрицательно и добавил:

– Не зарывайтесь! Сначала нагрузитесь, а потом, отходя, жгите и подрывайте.

– Лады, – как-то вяло согласился старший сержант и, думая о чем-то своем, поспешил к танку.

Танк стоял темной железной громадиной, такой родной и желанный. Бойцы сразу его обступили, тихо выражая свою радость. Группа захвата тут же расположилась на прохладной, влажной от дождя, броне.

Вдруг неожиданно где-то неподалеку бабахнул винтовочный выстрел. Все замерли, вслушиваясь. Все так же монотонно шумели вершины деревьев, больше никаких звуков, словно никого и ничего нет поблизости. Тревожное предчувствие, отпустившее было Закомолдина, снова навалилось глухой волной. Лейтенант рывком поднес к глазам руку с часами. Услышал, как они живо и радостно тикали, сияя фосфоресцирующим циферблатом и стрелками. Было без двух минут десять. Мысленно он находился там, с Неклюдовым. Почему начали раньше условленного времени? Сами пошли, не вытерпев, или напоролись?

Через несколько секунд, оставляя оранжевый след на синем фоне неба, шипя взлетели верх одна за другой три ракеты и, вспыхнув, зависли над лесом, заливая все вокруг ярким светом. А вслед за ракетами густым, пронзительным треском, многократно повторяемым лесным эхом, раздались автоматные очереди.

– Наши задействовали! – выдохнул Шургалов и со злой радостью хлопнул панибратски Закомолдина по плечу: – И мы поехали, лейтенант!

Вскочил на танк и крикнул водителю:

– Жми на полную!

Закомолдин поежился. Ему претила подобная панибратчина. Он командир и не терпел такого отношения между подчиненными и вышестоящими. Надо будет при случае напомнить Шургалову.

Мотор нудно завывал, но почему-то не заводился. Раз за разом Батюк нажимал стартер и включал зажигание, пока наконец враз оживший мотор гулко и весело не затарахтел.

– Поехали!

Танк, сорвавшись с места, рванулся по посветлевшей дороге, стиснутой с обеих сторон лесом туда, где взлетали вверх и зависали ракеты, где грохотали винтовочные выстрелы и выпускали длинные очереди пулеметы и автоматы.

А здесь их осталось трое. Вместе с Закомолдиным находился пулеметчик Ляхонович и Силиков. Вот и вся группа прикрытия. На какое-то мгновение Закомолдин пожалел, что они не поехали вместе со всеми, а остались тут. Но только на какое-то мгновение. Командирская закваска, заложенная в стенах училища, взяла верх. Ориентируясь в блеклом свете зависших в небе ракет, который доходил и сюда, Закомолдин быстро нашел нужный ему поворот дороги и расположил свою группу на небольшом пригорке. Ляхонович с ручным пулеметом, у Силикова и Закомолдина немецкие автоматы и по паре гранат. У лейтенанта еще и личное оружие, пистолет.

– Наша задача, не подпустить ни одной машины к складу, – повторил Закомолдин то, что говорил не раз еще днем.

– Не пропустим, пока живы, – нарочито бодро отозвался Силиков, и по его голосу можно было догадаться, какие черные кошки скребутся у него в душе.

Потянулись тягучие минуты ожидания. Каждый смотрел вперед, на пустынную дорогу, которая ущельем уходила к шоссе, а всем существом прислушивался к тому, что делалось за спиной, на складе. Когда гулко и неожиданно близко ударил пулемет, а трассирующие пули веером взлетели над лесом, Закомолдин, а вместе с ним и бойцы, застыли в напряжении. Среди сухих щелчков выстрелов и автоматной дроби, пулеметной очереди донесся треск сломанного дерева.

– Свалили вышку! – облегченно выдохнул Ляхонович. – Наши ворвались на склад.

Грохот автоматной и пулеметной пальбы как-то сразу стих, так по мановению руки дирижера умолкает оркестр, перестали взлетать ракеты. Лишь доносились отдельные щелчки выстрелов.

– Охрану кокают! – сказал Силиков весело.

Вдруг произошло то, чего никто не предполагал. Ярчайшая вспышка гигантской молнии озарила на миг всю округу, бросая на пустую дорогу длинные резкие живые тени, и в следующее мгновение раздался такой громовой раскатистый взрыв, что, казалось, не выдержат ушные перепонки, и под ногами ходуном закачалась земля. Вслед за первым взрывом тут же снова мелькнула вспышка, и повторился еще более оглушительный взрыв, а за ним еще и еще, превращаясь в сплошной огнедышащий вулкан...

– Там... Там! – закричал Ляхонович, и его голос тонул в гудящем грохоте. – Боеприпасы!!! Склад боеприпасов!!!

У Закомолдина занемели пальцы, которыми он сжимал автомат. Не может быть! Но грохот бесконечных взрывов не оставлял никакого сомнения в том, что они просчитались... Это было так невероятно очевидным, что Закомолдину никак не хотелось в подобное верить. В его смятенном сознании возникла, застряв занозой, и никак не хотела уходить упрямая, колюче протестующая мысль, что произошло какое-то нелепое недоразумение, глупая ошибка, исправить которую уже никак не удастся. Ведь все можно было бы сотворить по-иному!

У него не хватало внутренних сил, чтобы осознать происшедшее и зло порадоваться своей удаче, тому, что им удалось вывести из строя крупный, тщательно замаскированный и строго охраняемый секретный склад взрывчатки и боеприпасов, даже не склад, а крупную перевалочную базу фронтового подчинения.

Он думал о своем промахе. Совершенно обессилев, Закомолдин привалился спиной к шершавому стволу сосны и спиной чувствовал, как дерево живо реагировало на гудящие взрывы и, в такт колебаниям земли, нервно вздрагивало всей своим существом.

Оставаться тут больше не имело никакого смысла. Закомолдин понимал, что вырваться из огня разрывов даже на танке вряд ли кому-нибудь удастся... Не было никакой надежды, что в живых останутся и бойцы, пошедшие с Неклюдовым. Кого же им теперь прикрывать?

А немцы несомненно вот-вот нагрянут. Их можно ждать с минуты на минуту. Стоит ли после всего случившегося вступать в бой, который уже не имеет смысла?

Закомолдин тронул за плечо Ляхоновича, застывшего в оцепенении, поманил Силикова и махнул рукой в сторону от дороги, в лес.

– Уходим!

Те безмолвно двинулись за командиром.

Шли быстро, местами, где позволяла тропа, переходили на бег. Закомолдин спешил. Делая крюк, он намеривался обойти стороной гигантский грохочущий костер, а потом углубиться в лесную чащу.

Когда на их пути попалась крохотная лесная речушка, вся заросшая колючими кустарниками и высокой травой, Закомолдин обрадовался ей. Он сам торопливо ступил на ее глинистое дно и властно приказал обоим бойцам, шагавшим по берегу:

– В речку быстро! Прячь следы!

Силиков последовал за лейтенантом. Он, бывалый пограничник, моментально понял своего командира и его приказ. Прятать следы нужно от специально тренированных псов. А немцы несомненно обшарят весь лес вокруг взорванного склада, пустят по следу собак. Встречаться с ними ему не хотелось. Об этом Силиков и крикнул оглохшему от взрывов Ляхоновичу, простому пехотинцу, далекому от подобных премудростей.

– Скорее лезь в воду! Путай след от ищеек!

Хлюпая по воде, которая порой захлестывала за голенищами сапог, неуверенно шагая по неровному дну, то твердому, то предательски вязкому, они прошли нeсколько километров. А потом, выбравшись на берег, снова совершили скоростной марш-бросок, продирались сквозь кусты, которые нежданно преграждали путь. Ветки цеплялись за одежду, хлестали по лицам.

– Скорей! Скорей! – торопил Закомолдин, спеша как можно дальше уйти от злополучного места. – Не отставать!

Звериная тропа, как нарочно, то возникала, то пропадала, и они в темноте ломились напрямую. Шли уже не один час. Спины взмокли, пот градом струился по лицам, и комарье роем носилось вокруг, безжалостно жаля в открытые места.

– Товарищ лейтенант, передых бы сделать... Хоть короткий! – тихо взмолился Ляхонович, держа на плече, как палку, свой ручной пулемет. – Все поджилки дрожат.

– Шевели ногами, втягивайся, – отозвался Закомолдин и посоветовал: – Дыши ровнее! Три шага вдох, три выдох...

– Да как тут дышать, когда воздуху не хватает... Вся грудь разрывается.

Силиков двигался молчком, но его прерывистое шумное дыхание показывало, что и он выбивался из сил. А Закомолдин боялся отдыха, боялся расхолодить себя и бойцов, потерять набранный темп. Летняя ночь коротка, а им надо как можно дальше уйти от взорванного немецкого склада, который остался далеко за спиной и все еще гулом разрывов напоминал о себе...