Летом сорок первого

Глава восьмая

Отходили с боем. Немцы, придя в себя, открыли бешеный огонь по смельчакам. Особенно их выводил из себя тот факт, что русские шли на выручку своего дота на их, германских, танках, с немецким оружием. Этого они им простить не могли. Палили изо всех стволов и, не жалея боеприпасов, стремились смять, уничтожить дерзкую группу пограничников. А когда те с трудом и потерями все же вырвались из опасной зоны боя, немцы тут же организовали преследование. Над лесом появилась пара разведывательных самолетов, и они сверху контролировали движение группы. Лишь к вечеру, когда зашло солнце и опустились сумерки, пограничникам удалось оторваться от преследователей и углубиться в чащу. Не останавливаясь, отмахали еще несколько километров по проселку.

У небольшой речушки, петлявшей по лесу, застопорили танк. Бойцы сидевшие на броне, державшиеся за скобы, разжали занемевшие пальцы и неуклюже пососкакивали на землю. Вслед за ними из люка вылезли и остальные. Бросились молча к речке и, черпая пригоршнями, жадно пили студеную воду. Кто же мог предположить, что так по-глупому все обернется?

Закомолдин вытер тыльной стороной ладони губы, оглядел в сером сумраке вечера наличный состав, остатки недавнего взвода. Надо же такому случиться!

– Сколько ж нас осталось?

– С вами девять, товарищ лейтенант, – ответил Неклюдов, затыкая пробку в баклажке.

– Ровно девять, – подтвердил Шургалов. – Двое легко ранены. Иван Коршин в левое плечо навылет, кость не задело, да Червоненко пулею чиркнуло ребро. Оба воевать могут.

– С Сагетеляном, значит, трое. – Закомолдин прошелся, разминая затекшие ноги, хмуро произнес: – Повоевали! Ничего не скажешь! Половину людей потеряли.

– Так кто ж мог предполагать, что наши так нас встретят? – зло выдохнул Неклюдов.

– Думать надо бы этим мозговым аппаратом, – Закомолдин постучал сам себе пальцем по лбу, – война идет, а не учения полковые. Другими категориями пора научиться мыслить.

– Что вы так, товарищ лейтенант, – сочувственно произнес Шургалов. – На ошибках своих сами же и учимся.

– Дорого платить приходится за науку, – отрубил Закомолдин и вдруг остановился, прислушался. – Вроде ветка хрустнула?

– И мне послышалось, – Неклюдов насторожился и схватился за автомат.

– Атанда! – подал сигнал тревоги Сагетелян, сидевший на броне танка, и нервно передернул затвор винтовки.

Бойцы кинулись врассыпную, прячась за деревьями. Торопливо защелкали затворы. Виктор Батюк метнулся к танку и в одно мгновение, вскочив на него, нырнул в открытый люк. Закомолдин с пистолетом в руке, прижавшись к стволу сосны, всматривался в темную чащу, откуда послышался хруст ветки.

– Без команды не стрелять!

Несколько минут стыла гнетущая тишина. Потом снова, уже рядом, захрустели ветки и, раздвинув кусты, на проселочную дорогу вышли трое. В красноармейской форме и трехлинейными винтовками за спиной.

– Свои мы! Русские! Понапрасну не продырявьте! – сказал громко один из них и торопливо добавил: – Пограничники мы!

– Не стреляйте! – крикнул второй. – Нас трое!

– Товарищ лейтенант! Лейтенант Закомолдин! – подал голос третий. – Это я, посыльный штаба ефрейтор Силиков? Силиков я!

Силикова знал не только Закомолдин, но и другие пограничники. Он входил в состав лучших спортсменов погранотряда, хорошо плавал и бегал, особенно на четыреста метров. На окружных соревнованиях неизменно входил в группу финалистов.

– Вася, ты? – вперед вышел сержант Неклюдов, хорошо знавший ефрейтора.

– Я, Петя! – обрадовано произнес Силиков и кинулся обнимать сержанта. – Здорово! Живой! Мы-то вас поначалу за немчуру приняли. Чуть гранату было под танк не пульнули, да разговор ваш русский услыхали. Лейтенанта Закомолдина я сразу узнал! Свои выходит, хотя и на немецком танке.

– Трофей! – с гордостью произнес Иван Коршин, пожимая руку посыльному штаба. – А меня чуть продырявило. И еще Семена Сагетеляна. А где наши?

Троих пограничников окружили. Посыпались вопросы. Увидев Закомолдина, ефрейтор вытянулся и взял под козырек:

– Товарищ лейтенант, разрешите доложить! – голос его звучал радостно и звонко. —Ефрейтор Силиков, рядовой Чернов и артиллерист Вакулин прибыли к вам! – И тут же добавил: – Мы-то вас считали того... ну, геройски погибшими. Всю группу! Вы ж оставались прикрывать, когда мы на прорыв пошли.

– Батя живой? – спросил Закомолдин.

– Был жив до вчерашнего боя, – ответил Силиков, – а сейчас не знаю, где майор Курзанов и что с ним.

Силиков рассказал, как тогда они успешно вырвались из окружения и все эти дни шли на восток, по пути делая засады на дорогах, подорвали один танк, ухлопали три грузовых машины, в кузовах которых находились вражеские солдаты, и одну штабную легковушку с офицерами. Майор Курзанов часто вспоминал лейтенанта Закомолдина, а когда в руки попали штабные документы, очень сожалел, что того не было рядом, чтобы разобраться в тех штабных бумагах.

– А вчера днем нас выследили самолетом, – продолжал рассказ Силиков, – повис, стервец, над лесом в небе, прямо над нами. Мы открыли по нему пальбу, да сбить не удалось. А потом и началось. Налетели «юнкерсы», стали бомбить. Подкатили на грузовиках солдаты и пошли цепями прочесывать лес. Отряд собрался в кулак, и майор Курзанов сам повел бойцов на прорыв. Да неудачно. Сначала вроде бы шло хорошо, прорвали вражескую цепь, одолели и шоссейку. А потом, когда добрались до железной дороги, напоролись на фрицев. Они словно бы поджидали нас там. Целый бронепоезд жахнул огнем. Тогда майор и приказал рассредоточиться и самостоятельно небольшими группами пробиваться на восток. Нас было сначала пять человек, да один подорвался на мине, а второго сразили наповал, прямо на насыпи, когда железную дорогу проскакивали.

Во время рассказа Силикова лейтенант Закомолдин вопросительно посмотрел на Неклюдова, как бы спрашивая: помнишь вчерашний самолет-разведчик? Тот понимающе кивнул. Быстрая маскировка и принятые меры предосторожности спасли их. Самолет-разведчик их не обнаружил, но случайно наткнулся на основную группу пограничников. Майор Курзанов, как теперь стало ясно, с главными силами пограничного отряда находился где-то рядом, всего в нескольких километрах от озера. А немцы искали Закомолдина и его бойцов, чтоб отплатить за разгром танкистов. Они действовали быстро. Обложили лесной массив, и весь удар пришелся на пограничный отряд. Так показалось Закомолдину. Он об этом и сказал вслух.

– А может быть, вовсе и не так, – сказал Неклюдов, – пограничники же подбили штабную машину с офицерами. Может быть, за ту легковушку и озверели немцы.

– Товарищ лейтенант, давайте отойдем в сторону на минутку, – понизив голос, произнес Силиков и многозначительно посмотрел на Закомолдина, – я должен еще что-то сказать вам важное.

Закомолдин позвал с собой Неклюдова и Шурганова. Вместе с ефрейтором они отошли от дороги, углубились в чащу.

– Это мои заместители, – представил Закомолдин ефрейтору своих спутников. – Старший сержант Петр Шургалов вырвался из Брестской крепости, а сержанта Неклюдова знаешь сам. У меня от них нет секретов.

– Понятно, – кивнул Силиков.

Он, остановившись, снял ремень и поднял гимнастерку. Под ней, поверх нательной рубахи, была намотана на тело плотная густо-вишневая ткань.

– Знамя отряда, – чуть слышно пояснил Силиков. – Майор Курзанов приказал уходить самостоятельно и спасти знамя. Вынести его к своим через линию фронта.

– А твои товарищи об этом знают? – спросил Закомолдин.

– Нет, – ответил Силиков, – знают только, что у меня важное донесение и они обязаны сопровождать и охранять меня, что бы ни случилось.

Закомолдин невольно вспомнил, как по праздничным дням, в торжественные построения личного состава пограничного отряда на плацу, при звуках духового оркестра особо отличившиеся пограничники выносили знамя. Ассистенты шли по бокам с обнаженными шашками. Весь строй держал равнение на них, на знамя. А в обычные дни оно, покрытое чехлом, покоилось в штабе и возле него, на посту номер один, неотлучно находился пограничник с заряженным карабином. И вот теперь это же самое знамя, без древка, без золоченого наконечника в виде пятиконечной звезды, тайно обмотано вокруг туловища ефрейтора Силикова.

– О знамени пока никому ни слова, – сказал тихо Закомолдин.

Неклюдов и Шургалов согласно кивнули. Они конечно же доверяли своим бойцам, верили в их преданность, однако в такой ситуации, в какую попал их отряд, лучше, чтобы о знамени знали как можно меньше людей.

– Силиков будет со мной рядом. Назначаю его своим ординарцем, – сказал Закомолдин и добавил негромко, положив руки на плечи Неклюдову и Шургалову: – А если со мной что случится, знамя спасать вам.

Летняя ночь коротка, и Закомолдин торопился использовать каждую минуту темного времени. Они успели отмахать на танке по лесной проселочной дороге не один десяток километров. Где-то впереди занималось утро, и ночная темнота редела, таяла. Капризно-прихотливо петлявшая дорога вела на восток, туда, где в блеклом небе полыхала утренняя заря и вот-вот должно было всплыть большое, огненно-круглое солнце. Танк, натужно урча мотором, отмерял своими стальными траками километр за километром. С предосторожностями, заранее разведав дорогу, объезжали стороной населенные пункты.

Внутри танка стояла неприятная духота. Пахло машинным маслом, бензином, железом, потом. Тепло шло волной от разогретого мотора и от стиснутых мужских тел. Стальную коробку основательно перенаселили, внутрь влезло столько бойцов, сколько смогло уместиться, тесно прижавшись друг к дружке. Встречный воздух врывался в распахнутые люки освежающей струей, но не приносил облегчения. Люди устали, сказывались бессонная ночь и теснота, когда не сделаешь лишнего движения, не побеспокоив соседа.

Тяжело тесниться внутри танка, но не легче было и тем, кто находился снаружи, на тряской броне, цепляясь за скобы и все иное, за что только можно ухватиться. Да еще донимали выхлопные газы, которые порой так забивали дыхание едкой гадостью, что невольно выступали слезы.

Но как бы там не было, а бойцы чертыхались, но радовались, что есть у них этот железный конь, который везет их на своем горбу, и не приходится топать своими двумя по этой самой проселочной дороге в предрассветной темноте.

Закомолдин держал на коленях раскрытый немецкий планшет и сверял карту с местностью. Карта, как он с удивлением убедился, была выполнена безукоризненно. Она наглядно свидетельствовала, что германская разведка поработала дотошно и основательно.

– Где мы? – спросил Неклюдов, отжимаясь от лейтенанта к железной стенке, чтобы дать ему хоть малейший простор.

– Скоро подкатим к Слониму, – сказал Закомолдин. – Только сначала нужно через речку Щара перемахнуть.

– Стало быть, надо брод искать.

– Мост обозначен на карте, – Закомолдин в сиреневом утреннем свете всматривался в карту, читая условные знаки. – Около моста пометки карандашом сделаны. Два ромбика.

– Это хорошо, что мост. – Неклюдов спиной чувствовал какой-то железный выступ на борту танка, и тот надсадно давил под лопатку. – Проскочим с ходу и потом рванем его к чертям собачим!

– С ходу уже один раз напоролись, – невесело произнес Закомолдин и, всмотревшись в карту, добавил: – Тут небольшая высотка одна помечена в лесу, недалеко от реки. Возле нее и застопорим машину. А как разведаем пути-подходы, да что за охрана у моста, тогда и двинем, сержант! Чтоб наверняка!

– Разрешите, лейтенант, я сам пойду?

– Действуй, – согласился Закомолдин, не отрываясь от карты. – Только сначала нам место для привала выбрать надо и, как положено, соорудить полную маскировочку.

Яркий луч утреннего солнца, ворвавшийся неожиданно в распахнутый люк, резко и неприятно полоснул по глазам. Закомолдин невольно зажмурился. Заныло сердце. Почему-то вспомнилось, как такие же яркие лучи утреннего солнца радостно встречал он прошлым летом. На поросшем кустарниками и редкими деревьями склоне Воробьевых гор. Встречал не один, а с Татьяной...

После выпускного бала они группой выпускников, недавних курсантов, а теперь молодых командиров, махнули ночью на Воробьевы горы встречать рассвет, утреннее солнце, начало первого дня своей новой жизни. Она ему, эта жизнь, тогда казалась радужной и счастливой, полной каких-то скорых достижений и будущего торжества. Лейтенантские кубики в петлицах вселяли уверенность и надежно обеспечивали радостное будущее. А еще рядом находилась Татьяна, такая обворожительная в своем легком светлом платье, что у Сергея не столько от выпитого шампанского, сколько от ее близости, от прикосновения ее рук, от ее глаз, которые сияли звездочками, от ее улыбки бесшабашно колотилось сердце и кругами, в каком-то сладком тумане, плыла голова...

У Татьяны тогда тоже был счастливый день. Пока он сдавал выпускные экзамены, она участвовала в соревнованиях по гимнастике на первенство столицы. Татьяна, уже перворазрядница, выступила очень успешно и заняла неожиданно для всех третье место, опередив многих именитых московских гимнасток. Это был большой успех.

Молодые лейтенанты, остановив три машины такси, шумно втиснулись внутрь и помчались через весь город по пустынным улицам столицы на Красную площадь, где постояли у Мавзолея, а потом по Садовому кольцу рванули к Киевскому вокзалу и далее по набережной к Воробьевым горам. Темные воды Москвы-реки отражали огни фонарей. Одинокий катерок тянул две баржи к Южному порту. От катера и барж длинными усами разбегались волны, они дробили отражения фонарей и далеких звезд. От реки веяло прохладой. На востоке занялась заря, и на фоне розового неба чернел, словно нарисованный тушью, ажурный железнодорожный мост окружной дороги.

– Штурмуем высоту? – подал команду Василий Селезнев, отличник курса, заводила, который выбрал службу на Дальнем Востоке. – Встречаем древнее ярило на вершине горы!

Дружно бросились на склон, продираясь сквозь кусты и по росной траве. Компания как-то незаметно распалась на парочки. Татьяна, схватив Сергея за руку, увлекала его вверх.

– Давай, давай, лейтенант! – подбадривала она весело. – Не отставай!

А он и не думал отставать. Сергей не чувствовал под собой земли. Ему было хорошо с нею, очень хорошо, и в то же время он никак не мог побороть до конца в самом себе какое-то запоздало появившееся чувство собственной вины, хотя никакой вины и не было. Впрочем, нет, была. Она заключалась в том, что он впервые один находился с Татьяной, без закадычного друга Бориса Степанова. Так получилось. Тот не смог прибыть на выпускной вечер из подмосковного спортивного лагеря, где находился на тренировочных сборах, прислал поздравительную телеграмму. Сергей же испытывал двойственное чувство. Его охватывала радость, что он с Татьяной, и в то же время испытывал он какую-то неловкость за свое счастье, за свои намерения, хотя никаких намерений у него не было. Он просто пьянел от радости жизни и смущался своей радости. А Таня, как ни в чем не бывало, весело смеялась и, судя по всему, чувствовала себя свободно и раскованно.

– Вперед, мой лейтенант!

Татьяна каким-то чутьем в темноте выбирала дорогу, вернее, угадывала чуть приметную тропу, и они карабкались по ней. Сергей следовал за девушкой в каком-то сладком радужном тумане и продолжал чувствовать необъяснимую скованность, которая не только не проходила, а как будто бы все больше и больше овладевала им. Да еще некстати он невольно подумал о своем парадном новеньком мундире и блестящих зеркалом хромовых выходных сапогах, сшитых на заказ. А Татьяна подбадривала его из темноты и сама лезла куда-то вверх по росной траве, сквозь колючие кусты.

– Давай сюда, Серега!

Сергей рывком, напрямик, одолел крутой подъем, измазав коленки и поцарапав руку, взобрался к узкой площадке, где около ствола дерева светлело платье Татьяны. Вокруг было тихо и темно. Товарищи с подругами не подавали голосов. Они или уже вскарабкались на самый верх, или попритихли на полпути. Только какая-то ночная пичуга, видимо потревоженная людским вторжением, попискивала откуда-то сбоку. Да по черному ажурному месту, монотонно постукивая колесами на стыках, прокатил грузовой состав...

– Как красиво, а? – Татьяна стояла, прижавшись к его плечу.

– Да!.. Красотища!

Перед ними в розово-сиреневой дымке рассвета расстилался огромный город. Блеклые огни фонарей вычерчивали знакомые улицы и проспекты. Вырисовывались силуэты многоэтажных зданий, и в окнах зажигались огоньки. Далекие трубы дымили порозовевшим красивым дымком. А прямо перед ними, на фоне алого неба отчетливо поднимались островерхие, увенчанные рубиновыми звездами башни Кремля, ослепительно отливали золотом луковки древних соборов и стрельчатой колокольни Ивана Великого, ранее других встретившего первые солнечные лучи.

На их глазах преображалась и Москва-река, становясь величественно торжественной. Она розовела, и ее воды, доселе темные и невзрачные, превращались в расплавленный металл, который плавно струился и двигался в свое будущее. Чуть слышно доносился приятный сладковатый запах дыма, послышались далекие гудки машин, мерное дыхание пробуждающегося большого города. А здесь, на склоне Воробьевых гор, они невольно ощущали благостный покой родной природы, которая жила по своим извечным законам, казалось, неподвластным никому на свете, утверждая само существование жизни.

Татьяна стояла рядом, прижавшись доверительно к его плечу, обхватив его за талию. Сергей легонько обнял ее за плечи и чувствовал тепло ее тела, проникавшее сквозь тонкую материю платья, ощущал ее близкое дыхание, непонятный, волнующий запах волос. Он стоял в нерешительности, блаженствуя в радости, и вся неловкость, непонятная и донимавшая его натянутость, чувство неясной вины окончательно исчезли, и мир новой жизни открывал перед ним свои необозримые просторы. Он чувствовал прилив сил, ощущал себя уверенным и беспредельно счастливым.

– Через год я за тобой приеду, – шепнул Сергей, словно боялся, что их могут подслушать, сам удивляясь своей смелости, своему предложению.

– Я буду ждать, – так же тихо ответила она, не поднимая головы, а только еще ближе прижавшись к нему.

– И мы придем сюда встречать рассвет.

– Обязательно, Сережа...

– Чтоб никогда больше не расставаться...

– Да, Сережа... Чтоб никогда не расставаться...

Сергей, не открывая глаз, печально и грустно улыбнулся, вспоминая тот сладостный рассвет. Прошел год. Как все неузнаваемо изменилось! Обидно и надсадно заныло сердце, полынной горечью томилась душа. Удастся ли им когда-нибудь вообще свидеться? Останется ли он в живых? Сергей тряхнул головой, как бы сбрасывая с себя минутное оцепенение, видение далекого теперь прошлого, и вырываясь из сладкого забытья в суровую действительность. Живительные утренние лучи солнца влетали в распахнутый люк танка и утверждали начало нового трудового дня большой и нелегкой войны, наполненной опасностью и неожиданностями.

Отсюда, с небольшой вершины, поросшей деревьями и кустарниками, хорошо просматривалась пойма реки, сама река, спокойная, широкая, отливавшая серебром в утренних лучах, и мост. Добротный, в два пролета, сооруженный из кряжистых бревен, опиравшийся на массивный бык, вставший посередине реки. Две дороги – одна выбегала из лесной пущи, чуть приметная, проселочная, по ней они ехали на танке, и другая – магистральная, соединялись почти перед самым мостом, чтобы снова разбежаться в разные стороны уже на той стороне реки.

Закомолдин в трофейный бинокль рассматривал подходы к мосту и его охрану. Настораживали его два немецких танка. Теперь ему было ясно, что обозначали два ромбика, нарисованные карандашом на карте. В бинокль отчетливо было видно, что в танках открыты люки, и капельки росы серебрились на закамуфлированной броне. Танки стояли у самого моста по обеим сторонам дороги. Танкисты беспечно толпились на берегу, оглядывая реку.

– Никакой другой охраны нету, – пояснил Неклюдов, быстро вернувшийся из разведки. – Густые кусты доходят до самого моста. Можно скрытно пробраться почти вплотную к танкам, чтоб забросать их гранатами.

Закомолдин смотрел на танкистов и пытался понять, что же так их заинтересовало в реке. Тут он увидел, как один из них поспешил к танку, скрылся в люке. Вскоре немец вылез, держа в руках какой-то мешок с двумя палками. Присмотревшись, Сергей увидел, что в руках у фашиста обыкновенная рыбачья сетка. «Рыбки свеженькой захотели отведать», – угадал Закомолдин. Танкисты оживились. Четверо стали быстро раздеваться, складывая на берегу форменную одежду. Двое других начали разматывать сеть. А еще трое пошли вверх по течению, видимо, стремясь попугать рыбу, погнать ее на сеть.

– Пусть хоть немного наловят, – сказал Неклюдов, понимая намерения Закомолдина, – а то у нас со жратвою совсем плохо. Сутки воюем не емши.

– Время не терпит. Надо спешить, пока на шоссейке не началось движение. Тогда и не сунемся.

Закомолдин тут же, на высотке в кустах, изложил план атаки, вывода из строя танков и уничтожения моста. Распределил обязанности между усталыми от бессонной ночи, голодными бойцами. Группу по захвату танков возглавил Неклюдов, а вторую, для отсечения и уничтожения танкистов, повел Шургалов.

– Устроим им рыбалочку с фейерверком, – сказал он.

– Только сетку не рвите, она еще нам пригодится, – напутствовал их Сагетелян, который оставался вместе с другими ранеными в танке.

Через полчаса, когда по плану обе группы должны уже были находиться около моста, Закомолдин дал команду Батюку:

– Заводи!

– Горючее на исходе, товарищ лейтенант, – доложил Батюк, включая двигатель.

– Будем добывать.

Немцы глушили рыбу трофейными русскими гранатами и, увлеченные ловлей, не заметили приближения танка. Они спохватились лишь тогда, когда машина подкатила на близкое расстояние. Но было уже поздно. Впрочем, фашисты и не подозревали, что в машине германского производства могут находиться русские. Они опасались появления своего начальства, а одиночный танк с белыми крестами на борту их не смущал. Танкисты, весело гогоча, дружными усилиями вытягивали из реки сеть, в которой трепыхалось живое серебро рыбы.

В тот момент, когда сеть уже вытянули на берег, а одинокий танк достиг моста, грянули дружные винтовочные выстрелы и автоматные очереди. Это бойцы во главе с Шургаловым начали атаку.

Они торопливо выскакивали из придорожных кустов и с торжествующими криками в упор палили по немцам, которые растерянно заметались возле обильного улова.

– Бей гадов!

– Дави паразитов!

Танкисты кинулись было к танкам, но, сраженные пулями, попадали замертво. Залегли и живые, растянувшись на траве у берега. Двое бросились в реку и стали удаляться. А один, рыжий немец, глушивший рыбу, издали запустил, словно камень, нашу «лимонку», и она, не долетев, шлепнулась между пограничниками и распластавшимися солдатами. Шургалов и еще трое бойцов мгновенно плюхнулись на землю, и тут же гулко ухнул взрыв. Немец швырнул вторую «лимонку». Воспользовавшись этим, гитлеровцы повскакивали на ноги и кинулись к прибывшему танку, надеясь найти за его броней спасение. Однако Сагетелян, сидевший у пулемета, дал длинную очередь, скосив их, потом полоснул по рыжему солдату, бросавшему гранаты, но не попал. Согнувшись, тот нырнул в лес. Оставшиеся в живых, едва грохнул второй взрыв, в панике бросились в рассыпную...

А группа Неклюдова тем временем захватила оба танка.

Бой длился всего несколько минут. Возбужденные успехом бойцы собирали оружие, боеприпасы, документы, притащили и сеть, полную рыбы. А Батюк осмотрел захваченные боевые машины. Оба танка имели серьезные повреждения и самостоятельно двигаться не могли, требовали ремонта. Их, видимо, немецкое командование и оставило у моста вместе с экипажами для охраны переправы. Но в баках имелось немного горючего, и в гнездах лежал полный боекомплект снарядов и коробки пулеметных лент. Батюк повеселел. Горючее тут же переправили на свой танк.

– Живем, командир!

Закомолдин, не теряя времени, сам руководил минированием моста. Заложили взрывчатку – снаряды, гранаты и две мины, взрыватель, – а потом Неклюдов по деревянному настилу расплескал канистру бензина.

– Будет фейерверк что надо! – и стал разматывать шнур, прикрепленный к взрывателю.

Но дальнейшие события развивались совсем не так, как планировал Закомолдин. На войне судьба капризна и изменчива. Увлеченные легким успехом, пограничники проморгали приближение крупной вражеской колонны. Первым фашистов заметил Сагетелян, высунувшийся из люка.

– Атанда! Немцы!

Из-за дальнего пригорка вынырнули на шоссе один за другим три танка, а за ними, соблюдая порядок и дистанцию, двигались две легковые, штабной автобус и следом катили грузовые машины, в кузовах которых рядами сидели солдаты. В лучах солнца блестели их каски.

Закомолдин, едва взглянув на шоссе, понял явную невыгоду своей позиции. Он замер на мгновение, и грудь его стало распирать от нехватки воздуха. Сергей ждал выстрелов. Сейчас начнется. Замерли и бойцы, всматриваясь в приближающуюся колонну. Но танки шли с той же ровной скоростью, а вокруг стыла прежняя напряженно-зловещая тишина. Лейтенант снова всмотрелся вперед. Он недоумевал, как это они могли прозевать появление немцев, хотя еще до начала нападения на мост заранее предполагал, что те могут появиться. Сергей смотрел на немцев, обеспокоенный одним-единственным вопросом: заметили или нет?

– Неужели хана нам? – выдохнул Неклюдов, бросая ненужный шнур.

Но выстрелов все не было. Значит, еще не заметили. Есть еще несколько секунд. Утреннее солнце спасало их. Оно слепило глаза немцам. И лейтенант, вдруг ощутив в себе новый порыв риска и удачливости, с дерзкой решимостью рванулся вперед, распределяя обязанности и давая короткие ясные приказы. В каждом вражеском танке, поставленном для охраны моста, быстро разместились по три бойца. Командиром одного танка стал Иван Коршин, а второго – артиллерист Вакулин, прибывший вместе с Силиковым.

– Прут, гады, по-нахальному, – ругнулся посеревший лицом Вакулин, торопливо загоняя снаряд в пушку. – Попробуем продырявить фашистскую броню ихними же снарядами!

Остальные бойцы по приказу Закомолдина быстро перебежали по мосту на противоположный берег и там попрыгали в скопы, загодя вырытые немцами, мысленно благодаря покойных гитлеровцев за добрую услугу. На левом фланге спешно разместились бойцы во главе с Шургаловым, а на правом – группа Неклюдова. Окопы были неглубокими, сухими и пыльными. Закомолдин, проскочив на танк, крикнул Батюку:

– Жми на ту сторону!

Все это произошло в считанные секунды. Немцы, естественно, заметили торопливые передвижения на мосту, но ничего не могли понять: они видели свои танки и вроде бы своих солдат. Заподозрив что-то неладное, с переднего танка вверх взметнулась зеленая ракета. Что она обозначала, Закомолдин не знал. Важно было выиграть время. Не долго думая, он взял немецкую ракетницу, сунул туда красную ракету и выстрелил через открытый люк. «Пусть теперь загадку решают сами фрицы», – подумал он, понимая высокую цену выигранных секунд. У моста в окопах закреплялись бойцы. Батюк успел вывести танк на шоссе. Немцы, в ответ на красную ракету, выпустили две зеленые.

– Сворачивай на просеку и разворачивайся! – крикнул водителю Закомолдин, снова выстреливая из ракетницы красной ракетой.

Батюк свернул с шоссейки и тут же круто развернулся на сто восемьдесят градусов, срывая траками травянистый покров до земли. Закомолдин, прильнув к прицельному устройству, наводил перекрестие на головную машину. Мысленно чертыхнулся, что горючим подзаправились, а вот снарядами не запаслись. Но тут же спохватился, подумав о том, что снаряды нужны и бойцам, оставшимся на том берегу в неподвижных немецких танках. Сейчас важно было выиграть время и подпустить вражескую колонну как можно ближе, чтобы бить наверняка.

Но тут движение колонны застопорилось. Закомолдин сквозь увеличительные линзы прицельного устройства отчетливо увидел, как из леса на дорогу выбежал, размахивая руками, немецкий солдат. Лейтенант сразу узнал его. Это был тот самый рыжеволосый, который отчаянно швырял наши «лимонки», а потом, бросив своих товарищей, драпанул в лес. Ждать дальше не имело смысла. Закомолдин уже успел усвоить простейший, а может быть, и главный закон войны – первые выстрелы могут стать решающими.

– Огонь!

Лейтенант, не отрываясь от прицельного устройства, нажал спуск, и тут же грохнул пушечный выстрел. Снаряд угодил как раз в то месте, где на дороге находился рыжеволосый фашист. Взрывом его разнесло на куски. Но не по солдату же палил Закомолдин. Бил по переднему танку. Недолет. А точнее – позорно промазал, хотя расстояние небольшое, каких-то триста метров, не больше. Не играя с судьбой, он повернул механизм и чуть поднял ствол орудия.

– Готово! – доложил заряжающий Силиков, и послышался щелчок орудийного замка.

Опережая Закомолдина, Коршин и Вакулин дружно выстрелили из своих неподвижных танков. Сквозь увеличительные стекла прицела лейтенант видел, как оба снаряда стеганули по передней боевой машине, дырявя ее. Она еще двигалась, но как-то странно, завалившись на бок, на котором белой краской был выведен крест. Из танка повалил дым, и он вспыхнул, запылав ярким факелом.

– Молодцы! – похвалил Закомолдин своих бойцов, словно они находились рядом и могли услышать. – Бить по второму!

А сам, еще подняв ствол, ловил в перекрестье прицела серый штабной автобус, который давал задний ход, стремясь развернуться. За автобусом затормозили грузовики, и, под пулями, – пограничники открыли огонь по немцам изо всех стволов, – вражеские солдаты выпрыгивали на дорогу, падали убитые, сноровисто разбегались живые, стреляя наугад из автоматов в сторону моста. Два танка, поводя стволами пушек, выплескивая вспышки огня, стреляя на ходу, объезжали стороной пылающую боевую машину. А в небо снова взлетела целая пачка ракет: немцы, недоумевая, сигналили, мол, свои!

Закомолдин выстрелил в автобус и с радостью увидел, что попал. Снаряд угодил в кабину и разорвался внутри, автобус дернулся, как живой, из него повалил густой черный дым.

– Есть, – деловито отметил Сергей удачное попадание.

– Давай, давай, подходи ближе! – кричал Сагетелян, стреляя из пулемета короткими очередями по солдатам. – Зачем прятаться?

Первые минуты боя внесли сумятицу и подняли переполох в колонне. Но только первые минуты. Материальные силы, перевес и в огневых средствах и людском составе, был на стороне фашистов. Да и опыта ведения войны у немцев имелось больше. Воюют не первый год и победно. Растерянность прошла быстро. Гитлеровцы рассредоточились и под прикрытием танков и двух бронетранспортеров повели наступление на мост по всем правилам.

В пылу боя, в грохоте пальбы Закомолдин искал в перекрестье прицела черную легковую машину, но ее почему-то нигде не было. Вероятнее всего, она шмыгнула в лес. Закомолдин, досадуя на себя, что упустил такую важную цель, стал наводить ствол пушки на двигающийся бронетранспортер, делая поправки на скорость и опережение, и выстрелил. Попал! Бронетранспортер дернулся, словно напоролся на каменную стену, и пошел юзом, подставляя под удары свой борт. Из бронетранспортера выпрыгивали солдаты в серых мундирах и с касками на головах и попадали под пулеметный и автоматный огонь.

– Готово! – крикнул хрипло Силиков, загнав новый снаряд и закрыв замок.

В танке от пушечной пальбы и стрельбы пулемета стало нечем дышать. Пороховой перегар смешивался с запахом машинного масла и синтетического бензина, на котором работал мотор, и вся эта смесь противно царапала горло, забивала дыхание. Но открывать люки никто не думал.

Выстрелить по бронетранспортеру Закомолдин не успел. Вражеский снаряд, видимо, выпущенный из танка, наотмашь стеганул по стальной башне. Раздался такой грохот, словно сидишь в закупоренной железной бочке, а по ней ударили тяжелой кувалдой. К счастью, снаряд срикошетил, оставляя крупную вмятину. Но оглушил всех основательно. Да по броне горохом застучали пули. Закомолдин понимал невыгодность своей позиции. Танк открыт со всех сторон, как орех на столе. А лес рядом, там можно укрыться и вести стрельбу.

– Отходи к лесу, – приказал он водителю. – Задним ходом!

А сам стал целиться в немецкий танк, который обошел справа горящую машину и стрелял по Закомолдину с ходу. Нажал на рычаг спуска. Пушка дернулась назад, покачнув слегка весь танк. Сергей слышал, как из казенника выпала гильза. Вдыхая резкий запах пороховой гари, Закомолдин сквозь запотевшие стекла линзы видел, как под башней вражеского танка вспыхнул ослепительный голубой огонек разрыва и башня с пушкой, словно шапка с головы человека, чуть подпрыгнула и слетела на дорогу. Танк остановился, из переднего люка выпрыгнул сначала один, а потом и второй немец, оба в темных комбинезонах. Второй, хромая, побежал к краю дороги и плюхнулся в кювет.

Но Закомолдин не успел порадоваться своему удачному попаданию.

– Наш горит! – вдруг закричал Батюк. – Подбили!

В смотровую щель хорошо было видно, как танк, в котором находился Иван Коршин, пылал факелом и конвульсивно содрогался от взрывов внутри стальной машины. Густые снопы огня и искр выскакивали в разные стороны сквозь щели и пробоины. В танке рвались снаряды боекомплекта. Закомолдин инстинктивно по командирской привычке отметил, как не раз отмечал на полигоне, что немецкие танкисты стреляют довольно метко, поражая цели с хода. И тут же содрогнулся от сверкнувшей молнией догадки – танки у моста отвлекали внимание и принимали весь огонь на себя! Надо скорее этим воспользоваться.

– Жми задним ходом! – приказал он Батюку, стараясь перекричать грохот пальбы. – Скорее! К лесу!

Батюк и сам понимал всю отчаянность своего положения. Бросая танк из стороны в сторону, срывая на крутых поворотах траками травяной дерн, он зигзагами отступал, вернее, уводил машину к спасительной опушке.

Там, на шоссе, – откуда только они брались! – выползали все новые и новые вражеские танки. Стреляя с ходу, они катилась к мосту, стремясь овладеть переправой. Закомолдин выпустил подряд четыре снаряда, два из которых угодили в цель, – он видел, как один немецкий танк закружился на месте, разматывая гусеницу по дороге, а второй, словно его подтолкнули, завалился боком в кювет, обнажив днище. В утренних лучах солнца блестели отполированные сотнями километров дорог стальные траки, непрестанно двигавшиеся живой лентой.

– Бронебойный! – крикнул он заряжающему и с какой-то неуемной злой радостью увидел, как посланный им снаряд, пробив днище, взорвался в немецком танке, круша и разворачивая все внутри стального корпуса.

– Что, съели? Знай наших!

Но радость была горькою. Два немецких снаряда один за другим угодили в танк. Первый, гулко стукнув по броне, отскочил рикошетом от верхней части башни, а второй, чиркнув по макушке, сорвал тяжелую крышку люка с шарниров и отбросил ее куда-то в сторону. Оглушенный грохотом Закомолдин, подняв голову вверх, увидел кусок синего неба и край белого пушистого облака. В танк дохнуло свежим воздухом.

– Дышать легче! – мрачно пошутил бледный Силиков, из уха которого тонкой струйкой вытекала кровь. – Воздуха больше!

А там, у моста, отчаянно сражался танк артиллериста Вакулина, его поддерживали огнем из пулемета и автоматов бойцы Неклюдова и Шургалова, обосновавшиеся в немецких окопах. На этот неподвижный танк гитлеровцы и обрушили весь огонь.

– Воздух! – хрипло закричал Силиков, выглянувший из танка, чтобы осмотреться.

С северо-запада заходили на бомбежку две тройки самолетов. По двойному излому крыльев и шасси, что торчали, как хищные лапы коршунов, он опознал немецкие пикирующие бомбардировщики. Отходящий танк Закомолдина они могли уничтожить лишь прямым попаданием, но для бойцов, оборонявших подходы к мосту, появление «юнкерсов» означало смертный приговор. Спасало лишь низкое солнце, которое едва поднялось над лесом, оно ослепляло летчиков и снижало точность стрельбы и бомбометания...

«Юнкерсы» к удивлению и неописуемой радости пограничников, не разобравшись в обстановке у моста, – да и что они сверху могли увидеть: везде лишь одни немецкие танки и машины! – прошлись над колонною, сбросив бомбы и стреляя из пушек и пулеметов по своим же солдатам. С земли тут же полетели вверх опознавательные ракеты, но разноцветные огоньки тонули в клубах дыма. Нещадно чадили подбитые танки, бронетранспортер и автобус.

Закомолдин, поняв смысл сигналов, сам спешно выстрелил в сторону самолетов из ракетницы, выпустив, как и те, из колонны, зеленую и красную ракеты. Он вводил летчиков в заблуждение: мол, и тут свои, не бомбите, не стреляйте. Важно было выиграть время, отойти к спасительному лесу, укрыться в его зелени.

А потом по броне начали хлестать ветви деревьев, и Закомолдин с облегчением понял, что они все же успели, что Батюк молодчина, смог, двигаясь задним ходом, бросая машину из стороны в сторону, выбраться из опасной зоны, вывести танк из-под обстрела и бомбежки.

Только радоваться было нечему. Дело оборачивалось, в общем и целом, явно не в нашу пользу. Там, у моста, все еще продолжали героически сражаться пограничники, и вел огонь израненный, но все еще действующий, огрызающийся огнем танк артиллериста Вакулина.

Немецкие самолеты, так и не разобравшись в обстановке, не поняв, где свои, где чужие, улетели в ту сторону, откуда появились.

Силы защитников моста таяли, а немцы все наседали и наседали. Положение становилось все более безнадежным. Гитлеровцы стремились во что бы то ни стало захватить мост, который, видимо, был им крайне необходим для переброски войск к фронту. На штурм шли новые и новые танки, волнами двигались солдаты.

– Переправу наводят! – сообщил Силиков.

– Где?

– Ниже по течению.

Закомолдин посмотрел туда, куда указывал Силиков, и увидел, как с противоположного берега отчаливали три большие резиновые лодки, в которых находились немцы. Надо дать знать Неклюдову, он-то ближе к ним, начавшим переправу. И как бы читая мысли лейтенанта, из окопа, с фланга, длинными очередями хлестнул пулемет. По его ровному таканью Закомолдин узнал «почерк» Ляхоновича. Живой, значит, пулеметчик из Бреста! Пули веером легли возле правой лодки, поднимая фонтанчики брызг. А потом попали и в надувную лодку. Она странно, как проколотая футбольная камера, быстро стала терять свои округлые формы, опадать и оседать в воду. Солдаты соскакивали в реку и, подняв над головой автоматы, плыли в разные стороны. Одни назад к берегу. Другие вперед. А в это же самое время вдали, еще ниже по течению, в зоне недосягаемости для пулеметного огня, от берега отчалили сразу четыре крупные надувные лодки, в каждой из которых находилось по десятку солдат. Им никто не мог помешать переправиться через реку. Закомолдин, скрежеща зубами, навел на лодки прицельное устройство и дважды пульнул из пушки. Снаряды подняли высокие фонтаны воды, перевернули одну лодку.

– Черт побери! – ругнулся Закомолдин, понимая, что зря тратит последние снаряды на такую далекую цель, когда тут, под боком, на той стороне ждут его огня, его поддержки.

Когда Сергей взглянул на танк Вакулина, то сердце его сжалось от боли и сострадания. В танк один за другим угодили три снаряда, и он, дергаясь от разрывов, печально задымил. И этот дым, набиравший силу, черный и густой, сносимый легким ветерком назад, к мосту, словно дымовая завеса, укрывал защитников переправы.

Закомолдин облегченно вздохнул, когда из танка выскочил боец и перебежками, падая и вставая, бросился по настилу моста к своим. Одежда горела на нем. В руках он держал гранату. Лейтенант узнал артиллериста и облегченно вздохнул: жив, герой!

Сагетелян, тоже увидевший Вакулина, стал прикрывать его пулеметными очередями. Помогали ему своим огнем и бойцы из окопов. Но добежать до спасительных окопов Вакулину не удалось. На середине моста – то ли сраженный пулей, а может быть, и сознательно, зная, что именно там заложена взрывчатка и мост полит бензином, – артиллерист упал, и в тот же миг ярко взметнулось огненное пламя мгновенно вспыхнувшего горючего. Раздался оглушительный взрыв, и оба пролета моста, сорванные с опорного бетонного быка неведомой силой, вздыбились вверх и, рассыпаясь на куски и пылающие бревна, рухнули в реку...

Мост перестал существовать.

Из окопов, стреляя на ходу, выскакивали оставшиеся в живых бойцы Неклюдова и Шургалова и перебежками отходили к лесу, откуда бил и бил по врагам из пушки и пулемета еще живой танк Закомолдина.