Лейли и Меджнун

Он в изначальных прочитал строках:

Да будет милосерден к нам аллах!

Господне имя во главе письма —

Прибежище и чувства и ума.

Мудрее мудрых, истинно велик

Постиг он безъязыкого язык.

Он разделил десницей свет и мрак,

Он всех насытил, ласков и всеблаг.

Возжег на небе хор ночных светил,

Людьми он твердь земную расцветил.

Нетленной жизнью душу наделив,

Величием предвечным осенив,

Он людям мир вручил — заветный клад,

Что всех сокровищ выше во сто крат.

И разума огонь в душе возжег,

И осветил им двух миров порог.

Как скатный жемчуг мысли расцвели,

Когда любовь вела калам Лейли:

«В письме моем, как шелк, слова нежны,

И утешеньем стать они должны.

От пленницы послание тому,

Чей дух восстал и сокрушил тюрьму.

Как ты живешь, о странник, на земле,

Семи небес посланник на земле?

О верный в дружбе, истины оплот,

Тот, от кого любовь свой свет берет.

О кровью обагривший горный скат,

От взоров затаившийся агат,

О мотылек трепещущей свечи,

Источник Хызра, блещущий в ночи,

О ты, кто мир в волнение привел,

Когда в песках с оленем дружбу свел,

Цель для насмешек, плачущий навзрыд,

День воскресенья нас соединит.

О беспощадно изнуривший плоть,

Чью жизнь беда смогла перемолоть.

Из-за меня ты сердце сжег дотла,

Вокруг тебя осуды и хула.

Кому верна я до скончанья дней,

Кто сам священной верности верней.

О жизнь моя, блаженный свет души,

С тобою я, а ты, с кем ты, скажи?

С мечтой о счастье я разлучена,

Но я твоя невеста и жена.

Муж, что меня скрывает под замком,

До сей поры мне чужд и незнаком.

Жемчужиной алмаз не завладел,

И заповедный жемчуг уцелел.

Поныне запечатан тайный клад,

Бутон не тронут, недоступен сад.

Муж величав, и знатен, и велик,

Но пред тобой ничтожен и безлик,

Кичился белой луковкой чеснок,

Но расцвести, как лилия, не мог.

Так огурец, который перезрел,

Лимоном желтым зваться захотел, —

Хоть кислый он и так же желт на цвет,

Но аромата в нем и вкуса нет.

Мечтала в этом мире я и в том

Одно гнездо с тобою свить вдвоем.

О, если б знал ты, как я не права, —

Зачем дышу, зачем еще жива?

Пускай сурово покарает рок

Того, кто горе на тебя навлек.

Твой каждый волосок дороже мне,

Чем целый мир, расцветший по весне.

Ты чист, как Хызр, о, милость прояви,

И, словно Хызр, мне душу оживи.

Я — тусклая луна, ты — солнце дня,

Издалека молю, прости меня!

Прости, что не могу к тебе прийти,

Невольный грех, любимый, отпусти!

Отец твой умер, страшной весть была,

Одежду я, рыдая, порвала,

Царапала себе лицо и грудь,

Когда ушел он в свой последний путь.

Шипами проколола я глаза,

Плащ траурный мой был, как бирюза.

И слезы я, как дочь, над ним лила

И весь обряд печальный соблюла.

Но робость не сумела победить —

Тебя я не посмела навестить.

Здесь в жизни бренной путь влачу земной,

Душой нетленной я с тобой, родной.

Возлюбленный, я знаю, ты чуть жив,

Будь, умоляю, многотерпелив.

Земная наша временна юдоль,

Со временем поладь, смиряя боль.

Прикрой глаза, мой плачущий бедняк,

Чтоб над слезами не смеялся враг.

Будь мудрым и тоску превозмоги,

Чтоб над тобой не тешились враги.

Там, где весной бросали зерна в грязь,

Стеной шуршащей нива поднялась.

Забудут все, что пальмы ствол шершав,

В корзины сладких фиников собрав.

Шипами стебель розы окружен,

Настанет срок — распустится бутон.

И не горюй, что нет друзей вокруг,

Я — друг твой верный, беззаветный друг.

Не жалуйся на то, что одинок,

Друг одиноких и заблудших — бог.

В слезах, как туча, утопаешь ты,

Как молния, свой дух сжигаешь ты.

Отец ушел, но жизнь продолжил сын,

Рудник иссяк, но найден в нем рубин».

Меджнун прочел письмо, зарделся он,

Как розы расцветающий бутон.

«О мой аллах, о господи!» — твердил,

От радости в себя не приходил.

И новых сил почувствовал исток, —

Жизнь возвратил божественный листок.

Он вестника в своих объятьях сжал,

Благоговейно руки лобызал.

Вдруг спохватился: «Как писать ответ?

Коль нет бумаги и калама нет?»

Мгновенно, с расторопностью писца,

Гость, вынув из походного ларца

Калам, бумагу и пузырь чернил,

Меджнуну их почтительно вручил.

Из-под калама строчки полились,

Тончайшими узорами сплелись.

Слова, как ожерелье, он низал,

О пережитом горе рассказал.

Ответное письмо вложив в ларец,

В обратный путь отправился гонец.

Как вихрь пустыни, скрылся он вдали,

Спеша вручить послание Лейли.

И обмерла она, письмо схватив,

Его листы слезами оросив.