Лейли и Меджнун

Сказитель, перед тем как начинать,

Стал жемчуг слов сверлить и подбирать.

Жил некогда в Аравии один

Великий муж, арабов властелин.

Стараньем шейха амиритов край

Поистине расцвел, как божий рай.

Земля, его дыханьем вспоена,

Была благоуханнее вина.

Муж доблестный всем обликом своим

Ни с кем другим на свете несравним.

Он украшал Арабский халифат

И, как Гарун Аджамский, был богат.

Как в скорлупе таящийся орех

Судьбою огражден от бедствий всех.

Но милостью других не обделя,

Сам был свечой, лишенной фитиля.

Он жаждал сына, так ракушка ждет,

Что в ней волшебный жемчуг расцветет.

Так хлебный колос клонится пустой

Без полновесной силы золотой.

Шейх тщетно уповал, что, сжалясь, рок

Дозволит древу новый дать росток:

У кипариса на закате дней

Побег взрастет из свившихся корней.

И на лугу фазан в палящий день

Под молодой листвой обрящет тень.

Счастливец тот, с кем рядом сын растет,

В потомках он бессмертье обретет.

Шейх к милосердью высшему взывал,

Дирхемы щедро нищим раздавал.

«Родись, мой месяц, мой желанный сын!»

Жасмин сажал он, но не рос жасмин.

В пустой ракушке силился опять

Жемчужную он завязь отыскать.

Не знал он, тщетно вознося мольбу,

Что слезной просьбой искушал судьбу.

Не ведал он, печалью угнетен,

Что в ожиданье каждом свой резон,

Что связано все тесно на земле,

И смысл особый есть в добре и зле.

Что если кем-то был отыскан клад,

То лучше не найти его в сто крат!

И в списке дел, что будут на пути,

Иные лучше вовсе обойти.

Ведь счастья не находят люди те,

Что пребывают в вечной суете.

Ключ к тайне ищут, к той, что на замке,

Не ведая, что ключ у них в руке.

Шейх, чтоб родился столь желанный сын,

В глубинных копях свой искал рубин.

Моленьям слезным внял благой творец

И первенца послал он наконец.

На розовый бутон похож сынок.

Не роза, нет! — манящий огонек.

Жемчужинка блестящая. При нем

Сменилась ночь неугасимым днем.

Весть разошлась по всем концам страны,

Отец сорвал замок своей казны.

Он роздал все. Так роза наземь в срок

За лепестком роняет лепесток.

Чтобы недугов мальчик не знавал,

Он добрую кормилицу призвал.

Не мать, а время нянчилось с сынком

И благостным поило молоком.

Был молока священного глоток

Как преданности будущей залог.

Та пища, что вкушал он, с каждым днем

Любовь и стойкость укрепляли в нем.

Индиго, окропившее чело,

Восторженные чувства в нем зажгло.

И, проливаясь, капли молока

Росой казались в венчике цветка.

Кто глянет в колыбель — произнесет:

«Соединились молоко и мед!»

Сиял младенец в люльке вырезной,

Покоясь двухнедельною луной.

«Талант любви ребенку богом дан!»

И наречен был Кейсом мальчуган.

Год миновал, и убедились все,

Что мальчику в пленительной красе

Сама любовь, благословляя в путь,

Вложила перл в младенческую грудь.

До трех годков, играя и шутя,

Резвясь в садах любви, росло дитя,

В семь лет кудрявый, прелестью живой,

Тюльпан напоминал он огневой.

А в десять лет — твердили все уста,

Что легендарной стала красота.

При виде лучезарного лица

Молились все о здравии юнца.

Родитель, восхищен и умилен…

Был в школу мальчик им определен.

Наставник мудрый отыскался в срок,

Наук обширных истинный знаток.

Он с лаской обучал, как истый друг,

Способнейших детей пытливый круг.

Желал учитель, чтобы каждый мог

Добра и прилежанья взять урок.

В те времена, преданье говорит,

Для девочек был в школу путь открыт.

Из разных мест, стекаясь в знанья храм,

Совместно дети обучались там.

Талантов кладезь, несравненный лал,

Кейс знаний суть мгновенно постигал.

С ним вместе обучалась в школе той,

Жемчужной ослепляя красотой,

Дочь племени соседнего одна.

Была она прелестна и умна,

Нарядней куклы и луны светлей,

И кипариса тонкого стройней,

Мгновенный взгляд, скользящий взгляд ее

Был, как стрелы разящей острие.

Газель с невинной робостью в глазах

Властителей земли ввергала в прах,

Арабская луна красой лица

Аджамских тюрков ранила сердца.

В кудрях полночных лик ее сиял,

Казалось — ворон в когти светоч взял.

Медвяный ротик, сладость скрыта в нем,

Был чуть приметным оттенен пушком.

И эту восхитительную сласть,

Чтобы никто не смел ее украсть,

Отец Лейли и весь достойный клан

Оберегали словно талисман.

Той красоте волшебной надлежит

Шахбейтом стать в звучании касыд.

И капли слез, и проступивший пот

Поэт влюбленный жемчугом сочтет.

Не нужны ей румяна и сурьма, —

Была природа щедрою сама.

И родинка на бархате ланит

Сердца и восхищает, и пленит.

Не потому ль с любовью нарекли

Ее лучистым именем Лейли.

Кейс увидал и понял, что влюблен,

И был в ответ любовью награжден.

Мгновенным чувством он охвачен был,

И путь любви им предназначен был.

Им первая любовь, фиал налив,

Дала испить, сердца соединив.

О первая любовь, один глоток

Дурманной силой сваливает с ног.

Пригубив вместе розовый настой,

Они влюбленной сделались четой.

Любви вручив бестрепетно себя,

Кейс сердце отдал, душу погубя.

Но сколь любовь Лейли ни велика,

Была она застенчиво-робка.

Друзья вникали в трудный смысл наук,

Не размыкали любящие рук.

Друзья над арифметикой корпят,

Влюбленные словарь любви твердят.

Друзья уроки учат, как и встарь,

А у влюбленных свой теперь словарь.

Друзья зубрят глаголы день за днем,

Влюбленные воркуют о своем,

Отстав в науках, бросив все дела.

Любовь их вдохновляла и вела.