Распростившись с Костей и Верой и не заходя домой, Михаил направился на свидание с Валей. В запасе было много времени, и он не торопился. Да и мышцы побаливали от усталости, а в голове начинался шум. По дороге его мучила все та же мысль: что делать с Виктором? Почему он знаком со сторожихой? Можно, конечно, предупредить отца, Михаил однажды уже разговаривал с матерью Виктора, но она, как и многие мамы, ничего не поняла, для нее сын был лучшим ребенком в городе.
Как бы то ни было, за пять минут до назначенного срока Михаил стоял у курантов на цементных ступеньках и наблюдал за потоком горожан. Михаил не заметил, как прошел срок свидания. Он взглянул на часы, и настроение у него испортилось. Но уходить уже не хотелось.
Михаил холодно посматривал на хорошеньких девушек, которые изредка вскидывали недоуменный взгляд па его красивое хмурое лицо. Никто, конечно, не знал, что он после неудачного объяснения с Надей решил равнодушно относиться ко всем женщинам па свете. Он будет их провожать, танцевать с ними, шутить, но они никогда не заставят его страдать.
Валя подбежала запыхавшись. Белая кофточка и коричневая юбка были очень к лицу ей, и Михаилу ее скромные вкусы понравились. Куда же пропала ее сухость, с какой она разговаривала в палате? Перед ним стояла смущенная и радостная хорошенькая девушка с алыми щеками и глазами ясными, как слезинки. Валя часто дышала.
— Ох, и торопилась! — откровенно созналась она. — Я намного опоздала? Не обижайтесь.
Михаил взял девушку под руку, и они отправились в парк.
Они слушали эстрадный концерт, ходили по аллеям, ели мороженое. Михаил говорил без умолку, подтрунивал над девушкой: он предполагал, что в нее влюбляются все мужчины, лежащие в больнице. Излечиваясь от одной заразной болезни, они заболевают другой, еще более заразной — любовью.
— Любовь не болезнь… и не заразная, — несмело возразила Валя.
Ее скромный протест вызвал у Михаила пущее желание шутить:
— Как же не болезнь! — воскликнул он. — Влюбленные люди мучаются, не находят себе места, бегают по ночам, страдают бессонницей, иногда стреляются, вешаются, топятся, глотают яд, дерутся, убивают. Разве это не симптомы страшной болезни? Она неизлечимая, а что заразная — доказывать не приходится. Любовь охватывает все континенты, этому недугу подвержены все люди с возраста пятнадцати-шестнадцати лет, и некоторые болеют до девяноста лет. «Любви все возрасты покорны». Один семидесятилетний старик рассказывал мне на своей свадьбе: «Я-то что, только второй раз женюсь. Вот мой отец был здоров! На седьмом десятке он женился на второй, на восьмом — на третьей, а когда ему пошел девятый десяток — на четвертой. Умирали жены-то по возрасту. Ну, а в девяносто лет, вроде, влюбился, да жениться было не очень-то удобно. Бывало, в выходной день собирается к любушке своей в соседнюю деревню, песенки напевает, а внучата или, как их называют, правнучата, вокруг прыгают и голосят: «Дедушка к бабушке идет! Гулять будет!» Вот это был мужик настоящий! А я что… заморыш…»
— Вы уж расскажете… — краснела Валя, взглядывая на Михаила смущенно.
Михаил рассказывал побасенки, басни, а сам думал: «Ну и как? Второй раз, полагаю, на свиданье не придешь. Теперь выбирать парня будешь осторожно, встретишь такого, которого сама полюбишь и не станешь его мучить, как меня мучает Надя».
Из парка они вышли уже в первом часу ночи, на узких улицах пригорода было тихо и темно. Михаил проводил Валю до ее дома, и тут разговорилась, наконец, и она. Рассказала о том, что живет одна, родных у нее нет, что выходила она замуж, да неудачно, с мужем разошлись. Для чего она об этом поведала, Михаил понять не мог и, слушая ее грустный с пришептыванием голос, думал: «Вот так оно и бывает, когда тяп-ляп и — в дамки».
Они стояли у забора, над которым распростерла свои лапы могучая орешина. Эту часть улицы освещали только звезды, да из окон некоторых одноэтажных домов пробивался свет сквозь лохматые деревья и густой кустарник. Валя не уходила, видно, ей приятно было стоять и разговаривать, а Михаил вдруг решил: «Играть — так играть до конца», — и спросил вкрадчиво:
— А если я вас полюбил уже, Валя, что вы на это скажете?
Девушка опустила голову и промолчала.
Михаил подождал ответа, не дождался и вдруг привлек девушку к себе и поцеловал. Губы у Вали оказались холодными, и сама она не вздрогнула, не отстранилась, словно оцепенела. «Неужели и так бывает?»- не сразу поверил Михаил. Его ошарашила холодность и податливость Вали, ее равнодушие. Он спросил:
— А вы меня не полюбили?
— Не знаю, — прошептала она.
«Вот тебе и раз! Для чего же целоваться?! — чуть не вскрикнул Михаил. — Циник из меня вырабатывается, циник». Теперь его мучил вопрос: что же делать дальше? Валя была такой безвольной и беспомощной, что у него шевельнулась жалость к ней. Лучше было бы, если б она ударила его по щеке за нахальство, тогда бы все встало на свое место. Видимо, не сладким было ее замужество, жизнь се пришибла, и даже любовь — это чистое чувство — она начала смешивать со случайным сближением. «Это же пакость? — возмущался Михаил, поспешно закуривая. — И я решился толкнуть ее дальше? Нет, я не могу так поступить!»
— Вот что, Валечка, — сказал он, пожимая ей на прощанье руку, — советую вам держаться тверже, не терять своего достоинства. Люди разные бывают, некоторые и обидеть могут, если им потакать. Простите меня за бесшабашность. Я наговорил вам много нелепостей. Любовь должна быть гордой и чистой. «Надежду счастьем не зови: лишь время даст оценку им мечтам об истинной любви, что так ревниво мы храним». Так писал Байрон.
Мимо проходила женщина. Михаил заглянул ей в лицо и замер. «Обознался или нет? Или показалось, что эта женщина — разыскиваемая старуха?»
Поспешно пожав еще раз руку Вали, сказав «до свиданья», Михаил бросился за старухой. Добежал до угла — и никого не увидел. Улицы были пустынны, во-круг — ни шороха, ни огонька. Михаил стоял у стены дома, не понимая, как это все могло случиться, куда успела скрыться старуха? Неужто старуха может так быстро бегать, что за несколько секунд проскочила квартал?
Михаил побежал в одну сторону, потом в другую, вглядываясь в проемы между домами, под деревья, но старухи и след простыл. Толкнулся в одну калитку, в другую. Все они были закрыты. В каком-то дворе залаяла собака. Михаил прислушался. Собака, зевнув с визгом, успокоилась. Свет уже во всех домах погас, окна еле различались, и в полной тишине вдруг засвирестел кузнечик. Михаил вздрогнул и чертыхнулся.
— Что же делать? — прошептал он.
Несколько минут Михаил стоял под деревом на углу, за которым скрылась старуха, оглядывал пустынные улицы. Уйти нельзя, разыскивать старуху одному по дворам бессмысленно, надо было пригласить участкового уполномоченного.
Квартала за два от Михаила появилась машина, лучи фар метнулись по домам, по деревьям, потом распластались по мостовой. Машина приближалась, и Михаил принял решение: он остановил машину, показал шоферу удостоверение и приказал из ближайшей же телефонной будки позвонить подполковнику Урманову и передать: Вязов ждет его на углу улиц Поперечной и Садовой. Шофер обещал, машина ушла, а Михаил опять отошел к углу и замер у стены. Ясно было, если старуха сидит где-то поблизости, то она все видит, догадалась и о его, Михаила, намерениях и тоже решает вопрос: что предпринять?
Через пятнадцать минут приехал подполковник с капитаном и двумя лейтенантами. Михаил доложил обстановку. Подполковник, не медля, отправил машину за участковым, лейтенантам указал места наблюдения и, покачав головой, сказал:
— Так-таки испарилась старуха?
— Как в воду канула, — развел руками Михаил. — Я сейчас готов поверить, что она колдунья.
— Не впадайте в панику, лейтенант, — посоветовал Урманов и пошел осматривать улицу.
Почти до рассвета «прочесывали» участковый, Михаил и Урманов ближайшие к перекрестку дома. Старуху н» обнаружили. Урманов злился. Выйдя из последнего намеченного к проверке дома, он закурил и спросил Михаила с недоверием:
— Да была ли старуха? Не показалось ли вам, лейтенант?
— У меня есть свидетель, я стоял с девушкой, — вынужден был признаться Михаил, понимая, что подполковник им очень недоволен, хотя и не говорит об этом.
— Она может подтвердить, — добавил он.
Сели в машину. Урманов покусывал мундштук папиросы. Вдруг он обернулся к Михаилу и спросил:
— Как звать вашу девушку?
— Валя.
— Та самая, которая ухаживала за вами в больнице?
— Она… — проговорил Михаил в замешательстве, не понимая — откуда подполковнику известна девушка.
Поедем ко мне, — приказал Урманов и больше за всю дорогу не раскрыл рта.