Лейтенант милиции Вязов. Книга вторая

НЕУЧТЕННАЯ МОГИЛА

Вот и отделение. Не так уж много дней Михаил не входил в это парадное, и все же у него радостно сжалось сердце. Сейчас он увидит товарищей по работе, самых для него близких людей. Но вместе с радостью зашевелилась и тревога. Михаил уже слышал о ликвидации института заместителей по политической части. Это значило, что майор Копытов еще более укрепил свое единоначалие, а он, Вязов, как парторг, стал не менее ответственным лицом.

Майор принял лейтенанта с таким горячим восторгом, какого, по совести говоря, Михаил не ожидал после разбора дела Поклонова в городском управлении. Ом крепко потряс руку, усадил рядом с собой, возбужденно рассказывая:

— А знаешь, нас с тобой теперь часто хвалят, на городском совещании ставили в пример., министр отметил в приказе. — Вытирая лысину платком, майор от удовольствия жмурился.

— Один раз промахнемся и будут ругать, — улыбнулся Михаил.

Начальник по привычке бахвалился. Даже и последняя, весьма серьезная взбучка на него не подействовала.

— Где же Николай Павлович? — спросил Михаил, с интересом наблюдая за выражением лица майора. Копытов не нахмурился, как ожидал Михаил. Значит, он не сердился на бывшего своего заместителя по политической части.

— На завод отправился, к тискам. И рад до смерти. Пожалуй, у нас он был случайным человеком.

Последние слова кольнули Михаила. Не мог Николай Павлович быть случайным человеком, он отдавал работе все: знания, время, глубокую любовь. Он строго выполнял наказ партийной организации завода: укреплял дисциплину в отделении, всеми силами боролся с ворами, грабителями, хулиганами. «Куда ни пошли Николая Павловича, везде он будет работать с душой, не хныча. Но у каждого человека есть любимая работа, к которой больше всего и тянет», — подумал Михаил. Спорить с Копытовым он не стал: не хотелось в первый же день пререкаться с майором, омрачать хорошую встречу. Он не надеялся прожить с начальником мирно: вспыльчивый характер майора, его привычка командовать единолично должны привести к столкновению, особенно после того, как ушел Николай Павлович. Но только не сегодня, не сейчас, предстоит еще разговаривать с людьми — и хочется, чтоб сохранилось то ясное настроение, с которым он пришел.

— Поедешь со мной. Интересное и загадочное дело. И опять в нашем районе, — сказал Копытов. — Все начальство спешит, — добавил он многозначительно, надевая фуражку.

Они сели в мотоцикл, майор управлял сам. Поездка на мотоцикле представляла не малое удовольствие, и Михаил, сидя в коляске, жадно глотал упругий воздух. Вскоре они выехали на широкую асфальтированную улицу Карла Маркса в том месте, где она спускается к мосту, перекинутому через канал. Михаил подумал, что они едут в медицинский институт, и с недоумением посмотрел на начальника. Нет ничего приятного з том, чтобы рассматривать разбитого машиной или порезанного человека. Но в следующую минуту он уже догадался, что они едут на кладбище, и улыбнулся от неожиданной мысли: «Из больницы до кладбища-самый короткий путь человека. И нет ли у Терентия Федоровича желания отволочь меня поскорее под сень крестов и железных решеток? Насолили мы друг другу немало».

Под раскидистой разморенной акацией, сплошь усыпанной кистями зеленых стручков, уже стояло не менее десятка легковых машин.

Вокруг свежей могилы толпилось человек пятнадцать. Копытов и Вязов подошли, поздоровались. Оказавшийся здесь участковый уполномоченный Петр Трусов, увидев Вязова, бросился навстречу, приложив руку к козырьку:

— Поздравляю с выздоровлением, товарищ лейтенант! — отчеканил он.

Михаил с удовольствием пожал ему руку.

— Поздравляю и вас, — сказал он, показывая на розовые ленточки младшего сержанта на погонах.

— Спасибо, — проговорил Трусов.

— Что тут происходит?

Сержант объяснил:

— Не то сторож, не то работники похоронного бюро утром увидели свежую могилу. Оказалось, она не зарегистрирована… Ну, шум подняли, звонить начали.

Между тем рабочие раскопали могилу и вытащили труп. Это оказалась женщина. Даже без обследования врача можно было определить, что совершено злостное преступление — убийство. Лицо женщины было специально изуродовано. Как всякого оперативника, Вязова тоже заинтересовало, преступление, но вокруг могилы было столько старших офицеров, что он не решился детально осмотреть труп. Он уже задавал себе обычные в таких случаях вопросы: «Какая здесь произошла трагедия? Чем вызвана была такая кара?» По пустякам люди друг друга не убивают и не хоронят скрытно ни близких, ни чужих.

Начальник городского управления полковник Турдыев тут же поручил расследование преступления подполковнику Урманову, предложив взять в помощь любого работника по своему усмотрению.

— Слушаюсь, — сказал Урманов.

И тут, к неудовольствию Михаила, вмешался майор Копытов:

— Товарищ подполковник, — попросил он, — мне бы очень хотелось, чтобы вы использовали моего работника- лейтенанта Вязова.

«Хоть бочком, но примазаться к славе», — сердито подумал Михаил, понимая, что Копытов, конечно, надеется на скорое раскрытие преступления, коли за него взялось городское управление и заинтересовались работники министерства.

— Вязова? — переспросил Урманов и метнул на Михаила взгляд с прищуром. — Не возражаю.

Так Михаил попал в бригаду. Собственно, поработать вместе с Урмановым было приятно, Михаила только покоробила навязчивость майора.

Начались необходимые в таких случаях процедуры: осмотр трупа, обследование местности, в котором принял участие и Михаил как член бригады. Каждая деталь или найденная вещь обсуждались всеми собравшимися. Еще до вскрытия могилы вокруг нее были обнаружены следы женских туфель очень большого размера, и со следа был сделан слепок. Некоторые предполагали, что хитрый мужчина специально надел женские туфли, надеясь пустить поиск по ложному следу. В кармане убитой женщины были найдены документы. Они ходили по рукам.

Михаил вместе с подвижным и, как видно, веселым парнем в тюбетейке осматривал ближайшие к могиле кусты алчи. В траве валялись бумажки, консервные банки, оставленные приходившими сюда родственниками усопших. На глаза Михаилу попалась спичечная коробка, он ее перевернул и осмотрел больше потому, что коробка была вставлена в металлическую обойму, какие продаются в магазинах. На чистой стороне обоймы Михаил разглядел нацарапанную ножом надпись: В К.» Михаил принес коробку Урманову и попросил передать на экспертизу.

Покончив с осмотром местности, фотографированием, протоколом, Урманов приказал отправить труп в морг, по вскрытие без него не делать. Затем, пригласив с собой полного, с брюшком, капитана, участкового Трусова и Вязова, он отправился опрашивать сторожа, который, как выяснилось еще раньше, первый заметил могилу.

В маленьком глинобитном домике они застали старика и старуху. Старик, — сухонький, подслеповатый, с безгубым ртом и редкой седой бородкой, — казался раз и навсегда чем-то удивленным. Сидя за столом, он ел молочную тюрю из алюминиевой чашки. Рядом с ним сидела щуплая, с багровыми щеками и тусклым взглядом старуха и пила молоко из стакана. Передний угол комнаты занимала большая, почерневшая от времени икона, на на висел белый рушник, вышитый на концах.

Взглянув на старуху, Михаил вспомнил, что именно ее видел с Поклоновым, уж очень заметной была бородавка с дымчатыми волосиками. И было чему удивляться старуха верила в бога, если судить по иконе, заботливо убранной, и не гнушалась пивной. «Надо бы поинтересоваться ее образом жизни», — подумал Михаил.

В комнате стояли железная кровать, застеленная лоскутным одеялом, стол и два стула. Стекла окон давно не протирались, па них, как марля, осела пыль.

Старик ничего не добавил к тому, что было уже известно, скачал только, что вчера на том месте, где где появилась могила, он видел каких-то подростков. Примет он вспомнить не мог. Хозяйка подтвердила показания мужа и пошла из комнаты, бросив на работников милиции недружелюбный взгляд. Выходя из квартиры, Михаил увидел старуху у двери: она полоскала в ведре половую тряпку и на этот раз даже не подняла головы.

За воротами Трусов отозвал Михаила в сторону и шепнул, указывая глазами на дом:

— Я эту старуху видел у больницы, когда с Костей носил вам передачу. Ух и злющая. Сроду таких не встречал.

— Испугался? — улыбнулся Михаил.

— Нет, что вы… — смутился участковый, — Подозрительной она мне показалась.

— Если всех подозревать по свойству характера, то нам надо расширить штат во сто раз, — сказал Михаил и пошел к машине, у которой его ждал Урманов. А Трусов, хмурясь, вытащил из кармана коробку папирос, Зачем-то осмотрел ее и снова сунул в карман.

— Как ни странно, у нас есть документы. Поедем на квартиру, — сказал Михаилу Урманов, открывая дверку. — Но что-то здесь не чисто.

В машине уже сидели капитан и молодой парень в тюбетейке. У капитана слипались покрасневшие веки, он дремал и улыбался, наверное, во сне. Его полное, с нежным подбородком лицо было до крайности добродушным, и Михаил, взглянув на капитана, не мог не улыбнуться. Другой спутник был полной противоположностью капитану: на худой жилистой шее его, казалось, с трудом держится большая, со смолистой шевелюрой голова, нос — крючковатый, взгляд — задорный. Он поглядывал то на одну сторону улицы, то на другую и без стеснения толкал Михаила в бок.

— Я Садык, а ты Михаил? — спросил он и сильнее толкнул в бок.

— Он самый, — сказал Михаил, отвечая тем лее дружеским жестом.

Приехали. Небольшой двор с садом, одноэтажный дом. У забора три яблони, у дома два вишневых дерева, посредине двора кустов десять винограда. Из ворот на стук вышла хозяйка — пожилая женщина с дряблым лицом, прикрывшая плечи, несмотря на жару, пуховым платком. Увидев работников милиции, она запахнулась плотнее.

— А хозяин где? — спросил Урманов.

— На работе, — хриплым болезненным голосом ответила хозяйка, поеживаясь.

— У вас живет Соня Венкова?

— Снимает комнату. Только сейчас она в отлучке. Отпуск, значит, взяла, да ускакала к родителям в Куйбышевскую область.

— Давно?

— Два дня уже минуло.

— Ее комнату осмотреть можно?

— А чего ж? Глядите. Только уж не обессудьте, скажу: дурного она не сделает, чтоб за ней милиция смотрела.

— Мы вас долго не задержим, — пообещал Урманов п вошел во двор.

Комната, которую занимала Венкова, была обставлена прилично: кровать накрыта белым вязаным покрывалом, на подушке свежая накидка, на столе стояло зеркало, флакон духов, безделушки. В шифоньере висели драповое пальто и шерстяной костюм. Кругом чистота, порядок. Хозяйка, видимо, когда уезжала, прибралась. Капитан копался в ящике стола, поискал письма, но не нашел. В кармане костюма Садык обнаружил записку большой давности, уже потертую, хотя слова еще можно было разобрать. Кто-то приглашал в парк. В общем, ничего подозрительного найдено не было, хотя капитан весьма тщательно обследовал даже флакон духов и постранично перелистал с десяток книг, лежавших в ящике стола.

Михаил принимал посильное участие в осмотре квартиры — и с таким же успехом. Урманов начал допрос хозяйки. Женщина рассказывала просто, душевно:

— Девушка-то она воздержанная, ничего не скажешь. Гулять редко ходит, да и то с подругами, что вместе с ней работают. А больше домовничает: шьет и вяжет. Парней к себе ни в жисть не приводила, как другие. Скромна уж, скромна! Довольна я квартиранткой, не могу греха на себя взять — соврать. Я вот часто прибаливаю, так она за мной ходит, словно за матерью.

И когда Урманов сообщил, что работники милиции при странных обстоятельствах нашли документы девушки, хозяйка всплеснула руками и заплакала.

— Кто же ее обидел бедненькую?! Не иначе грабители. Она, сердешная, все подарки матери да сестренкам собирала…

Хозяйка рассказывала, а Михаил томился. По всему было видно: тут зацепиться не за что. Вскоре Урманов встал и приказал ехать в управление.

В обширном кабинете Урманова собрались восемь человек. Пока была одна версия — Венкова ограблена. Но эта версия опровергалась самим фактом тайного захоронения. Зачем грабителям надо было девушку тащить на кладбище и закапывать? На это необходимо время, и вся процедура была очень рискованная.

Но так как другая версия не намечалась, единодушно решили начать общие поиски: отправить на экспертизу документы Венковой, уточнить ее биографию, продолжать опрос знакомых и повезти их в морг для опознания убитой.

После совещания Урманов оставил Михаила в управлении. Михаил понимал, что в управлении ему пока нечего делать, просто подполковник решил считать молодого работника чем-то вроде практиканта, который болтается по кабинетам и которого терпят, как лишнюю, но необходимую обузу. Поэтому на опросе Михаил сидел молча, курил и мысленно посылал в адрес Копытова нелестные слова.

Первым пришел хозяин дома, в котором снимала комнату Венкова. Это был щуплый человек с розовыми щеками, чисто выбритый. На нем была стародавнего покроя блуза из дорогой материи, на ногах лаковые, немного уже потрескавшиеся туфли. Работал он закройщиком. Он нисколько не волновался, в прищуренных по привычке глазах, — словно прицеливался с какой стороны отрезать, — в самых уголках затаились насмешливые морщинки, и все время казалось, что он вот-вот заразительно рассмеется:

— Я с ними, с бабами, особых дел не имел, — заявил он решительно, когда узнал в чем дело. — Работаю много, сами понимаете. С кем шашни заводила квартирантка — аллах знает. Каждый на свой аршин меряет. Тем более, за квартиранткой никогда не следил, жена с ней дела вершила. Видел, понятно, девушка скромная, а больше мне ничего не надо. Другое дело, если бы она начала дома куролесить, тогда я бы принял крутые меры: марш со двора — и кончилось знакомство.

— Я с вами не совсем согласен, — возразил Урманов. — Девушка жила одна, без родителей. Кто-то должен за ней присмотреть, совет дать. И вы это обязаны были сделать как советский человек.

Какие советы?! — вдруг разъярился мужчина. — Чего вы мне мораль читаете? Плохого поведения не было, жалобы не поступали, девушка — как девушка. Зачем же зря тревожить человека?

Когда Урманов отпустил закройщика, в кабинет вошла Валя. Да, это была та самая Валя, которая не хотела с Михаилом разговаривать в больнице. Явилась она в белой блузке и коричневой юбке. И глаза она опускала так же, как в палате: стеснительно и настороженно.

Валя встречалась с Соней, — по соседству чего не бывает, — но ни в кино, ни в парк с ней не ходила. И ничего предосудительного за девушкой не замечала. Два раза видела ее с молодым человеком: парень так себе, в дешевом костюме, может быть, парень заводской. Не знакомились.

— Опишите его внешность, — попросил Урманов.

— Как бы сказать? Роста он среднего, вроде бы худощавый. Глаза и брови светлые, лицо белое. Нос? Очень курносый парень. Подбородок? Круглый. Губы, заметила, тонкие. Скуластый? Нет, не скуластый. На вид приятный хлопчик. Да, еще забыла: волосы у него курчавые.

Валя сидела на краешке стула, вспоминая, морщила переносицу, опускала глаза и поднимала их на подполковника стеснительно. Руки она держала на коленях. Михаил заметил, что изредка она исподтишка посматривала на него.

Потом в управление приходили знакомые Венковой по работе. Все они заявляли, что Соня девушка скромная, но скрытная. Ни с кем особенно не дружила, держалась замкнуто.

Все эти сведения нисколько не проливали света на мотивы преступления, и Михаил, отпросившись у подполковника, ушел. С собой он прихватил спичечную коробку, которая оказалась настолько загрязненной, что определить на ней оттиски чьих-либо пальцев было невозможно. Однако инициалы на спичечнице вызвали у Михаила довольно определенные подозрения, и подполковник поручил ему проверить свою версию.