Михаил обрадовался, узнав, что подполковник еще у себя, и влетел в кабинет возбужденный и раздосадованный.
— Нет, это свыше моих сил! — воскликнул он, бросаясь на стул, — Играть роль влюбленного, посягать на самые чистые чувства, обманывать — это противоречит нашей этике. Это черт знает что!
Урманов не прерывал, сидел за столом, согнувшись, усталый и, казалось, растерянный. Смотрел он на папиросу, словно изучал ее, как вещественное доказательство. Бледное от бессонницы лицо его стало еще красивее, и эта бледность у Михаила тоже вызывала раздражение.
— А задание? — тихо спросил Урманов.
Михаил спохватился — как бы то ни было, он сидел у заместителя начальника управления. И он, сдерживаясь, доложил обо всем, что узнал от Вали.
Урманов долго молчал, продолжая рассматривать папиросу. Заговорил он опять тихо, по-дружески, не как начальник:
— Я тебя понимаю, Миша, но ты пойми и меня. Нам еще абсолютно неизвестно, что произошло на кладбище, поиск не сдвинулся с мертвой точки, и я пока не вижу просвета. Ты знаешь, что это значит! Чтобы добраться до Вали, этой дальней родственницы старухи, нам пришлось провернуть огромную работу, потревожить массу людей. И я еще не уверен, сдвинемся мы с мертвой точки или нет и после того, как поймаем старуху… Но старуху поймать надо во что бы то ни стало, хотя теперь она едва ли принесет кому-нибудь вред. Может быть, она поможет нам прояснить положение хоть в какой-то степени. — Урманов бросил окурок в пепельницу и вынул из пачки, что лежала на столе, другую папиросу. — Подлецы, совершившие такое зверское убийство, могут наделать много бед, могут пострадать не один и не два человека, и поэтому я был вынужден принять крайние меры. Я взываю к твоему сознанию, хотя мог бы просто приказать. Насколько я понял, Валя не причастна к убийству, и перед ней мы потом извинимся… Я надеюсь, вы с ней останетесь друзьями…
Урманов провел ладонью по лицу, потер глаза. Он очень хотел спать.
— Я вас понял, Латып Урманович, — сказал Михаил, уже сожалея, что вспылил.
— Вот и хорошо. Завтра ты опять отправишься к Вале, а о подругах ее мы позаботимся сами. Садись поближе, обсудим дальнейшие наши шаги.
На другой день утром Михаил явился к Вале домой. Постучав в ворота, он отошел в сторонку, всеми силами стараясь настроить себя на веселый лад, вспоминал ходовые анекдоты, которые можно будет рассказать девушке. Валя вышла из дома грустная, поздоровалась нехотя, опустив голову, и сказалась занятой — якобы ее вызвали на работу, хотя был выходной день. Михаил вздохнул. Еще вчера подобный оборот дела был предусмотрен с подполковником, и Михаил втайне очень желал такого исхода.
— Когда же мы встретимся еще? — спросил он, тоже опуская глаза, чтобы девушка не заметила в них радостного блеска.
— Я вам позвоню, Миша.
— Ну что ж. Очень жаль. Хотел выходной день провести с вами. Тогда простите за беспокойство, — сказал Михаил с естественной интонацией обиды в голосе. Шагая по улице, он даже сам удивился, как это здорово у него получилось.
За углом к нему подошел смуглый, с курчавым чубом и с простецким носатым лицом паренек.
— Здорово, Миша! — закричал он радостно.
— О, Садык! — обрадовался и Михаил. — Здравствуй! Каким ветром тебя сюда занесло?
Они крепко потрясли друг другу руки и, перебрасываясь вопросами, зашагали по тротуару — обрадованные неожиданной встречей старые друзья. Но пройдя два дома, Садык вдруг посерьезнел и спросил:
— Ну, как?
Михаил оглянулся и ответил:
— От ворот поворот.
— Значит, по пиале пива выпьем? — опять весело спросил Садык.
— Несомненно.
Они прошли три квартала, обойдя массив одноэтажных домов, и вышли на ту же улицу, где жила Валя, но с противоположной стороны. На углу притулилась зеленая будка, вокруг нее стояли и сидели любители пива, Михаил вынес две кружки, одну отдал Садыку, и они присели, как и многие, на корточки.
Так они сидели несколько минут, поглядывая вдоль улицы и переговариваясь.
— Вот она! — сказал тихо Садык.
Михаил увидел девушку в белом платье с короткими рукавами. Девушка подошла к воротам валиного дома. Через минуту ее впустили во двор.
— Теперь пастухам придется загорать. Пойду-ка я, возьму еще по кружечке, — сказал Садык и направился к будке.
Однако долго ждать им не пришлось. Не успели они выпить и по пол-кружки, как из ворот вышла Валя и ее подруга Нина Спиридонова. Михаил и Садык поспешно зашли в будку. Садык наспех допил пиво, подмигнул и ушел. Михаил не торопился, вышел из будки, когда девушки и Садык скрылись за углом.
Девушки вошли в трамвай, в тот же вагон сел и Садык. Михаил огляделся, отыскивая глазами свободную машину, но, как на зло, все они шли переполненные. В выходной день такси берутся нарасхват, а частные машины ходят редко. Так и пришлось Михаилу метаться на остановке до тех пор, пока подошел следующий трамвай. Мысленно ругая всех шоферов, он вскочил в вагон. «Куда же они поехали? — размышлял он, стоя на передней площадке. — Оделись девушки хорошо, авосек в руках не несли, вряд ли они поехали на работу. Может быть, в магазины направились?» Этот вариант предусматривался подполковником — выходной день, можно кое-что купить.
У театра имени Навои Михаил вышел из трамвая и пошел по улице Кирова, где расположено много магазинов, взяв направление к универмагу. Теперь он не боялся встретиться с Валей, его даже заинтересовал вопрос: смутится она при встрече или постарается превратить в шутку свой обман?
Вот и улица Карла Маркса. По тротуарам движется масса людей, хотя солнце печет нещадно, а здания и крыши блестят, словно стеклянные. Многие горожане надели темные очки. Над головами, как огромные цветы, покачиваются китайские зонтики. Михаил подошел к автобусной остановке и встал на виду — Садык скорее его заметит. Так оно и получилось, вскоре подошел Садык и, не взглянув на товарища, сказал:
— Они в ювелирном. Что-то продают. После зайдешь, узнаешь. Жди в той же пивной будке.
Садык ушел, а Михаил, потоптавшись немного, прошел квартал и остановился против ювелирного магазина, который был на противоположной стороне улицы. Садык рассматривал витрину.
Девушки вышли, озабоченно переговариваясь, за ними направился Садык, и Михаил заспешил в магазин. «Ага! Определенно Валя продала теткин браслет. Теперь их встреча состоится обязательно», — догадался Михаил.
Предъявив удостоверение директору магазина, Михаил узнал, что Валя, действительно, продала браслет.
…Садык уже сидел на корточках, с кружкой в руках, когда подошел Михаил, и задорно попрекнул:
— Опаздываешь, Миша-джон? Я уже пью про запас, как верблюд… Давай гулять!
У будки журчал арык, от воды расползалась еле ощутимая прохлада, пиво, охлажденное льдом, пощипывало горло. Огромный клен темным гигантским зонтом закрывал солнце. Место было во всех отношениях подходящее, и Михаил с Садыком не без удовольствия коротали время.
— Какой хороший выходной сегодня… — восхищался Садык, вскидывая угольные брови и улыбаясь. — Настоящий байрам!
— Повезло нам, — соглашался Михаил.
Нина Спиридонова прибежала в будку раскрасневшаяся, возбужденная, с графином в руках. Это была круглолицая, маленького росточка девушка с порывистыми движениями, быстрым изучающим взглядом небольших серых глаз. Она смело подошла к прилавку, у которого чинно стояли в очереди мужчины, и сказала:
— Ну-ка, мужики, подвиньтесь. Хоть одной женщине вы можете уважить? Налейте мне! — бросила она продавцу.
— Эк, — стрекоза! Не место тебе здесь, — заметим пожилой мужчина, судя по загрубелым рукам, рабочий. — У кого учишься, Нинка?
— У кого же мне учиться, как не у вас, Петр, Игнатьич! Вон как старательно пример показываете!
Мужчины засмеялись.
— Что верно, то верно, — согласился рабочий. — Ты хоть здесь-то не пей, домой тащи.
— Еще не дошла до такого безобразия, помаленьку воспитываюсь, У вас дома-то, поди, не с кем выпить?
Девушка сыпала слова, как град, и пока она перешучивалась, продавец, ухмыляясь, нацедил ей пива вне очереди.
— А, может, с нами кружечку выпьете? — подскочил к Нине Садык.
— Может, «Шумел камыш» с вами спеть? Не выйдет! У нас своя компания есть, без ухажоров обойдемся.
Мужчины хохотали, а девушка, бросив на прилавок деньги и схватив графин, мелкими шажками вышла из будки. Садык подсел к Михаилу и, проводив Нину восхищенным взглядом, развернул записку. Они молча прочитали: «Продали браслет. Тетка придет завтра за деньгами, когда В. отправится на работу».
— Тебе больше здесь оставаться нельзя, — сказал Садык, — иди докладывай.
Урманов выслушал Михаила, прочел записку и сидел молча, положив на стол сжатые кулаки. Михаил догадывался, что у начальника настроение скверное, и тоже почтительно молчал, сидя за столом. Оба курили. Хотя окно было открыто, в небольшом кабинете дым накапливался, как сумерки.
— Доверять нельзя. Придется установить дежурство, — проговорил Урманов и встал. Он внимательно оглядел поднявшегося Михаила, качнул головой и добавил:- Твой крестник Алексей Старинов из заключения бежал. Прет подлец напролом. Надо думать, что этот нахал появится у нас, и тебе следует держать ухо востро.
Зазвонил телефон. Урманов поднял трубку и, послушав, торопливо достал платок, вытер шею. На его усталом лице появилась страдальческая улыбка.
— Что же я поделаю, Маня, — работа. Сегодня? Ох, и не знаю. — Он поморщил лоб, искоса глянул на Михаила и сказал: — Ладно, пойдем. Может быть, хоть ленинградские юмористы развлекут немножко. Хорошо, хорошо!
Урманов медленно положил на телефон трубку и сел. Теперь и усталость, и какое-то радостное возбуждение овладело им, он опустил плечи и задумался. Михаил, чтобы не смущать начальника, отвернулся и закурил. Но Урманов вдруг встрепенулся и заговорил порывисто и горячо:
— Звонила Маня… Как я хочу сынишку, Миша! Ох, как хочу! Плохо без детей, плохо… Как бы я целовал его! Да, целовал! И подбрасывал его к потолку, ловил и подбрасывал… А он бы смеялся, а?!. Я слышал, как смеются маленькие дети… Какое это счастье для родителей. — Урманов смущенно улыбнулся, помолчал и вздохнул:-А жена не хочет. Говорит, с одним тобой мучения хватает. Что же мне делать? Разводиться? Эх, Миша!
Всю ночь Михаил с участковым уполномоченным Рахимовым бродили по улице, недалеко от дома Вали, поджидая старуху. И всю ночь возбужденный подполковник стоял перед глазами Михаила, в ушах раздавался прерывистый взволнованный голос этого, всегда спокойного, с насмешливыми глазами человека. В эти ночные часы пришла, как озарение, странная мысль: а не боится ли и Надя так же, как Маня, оставаться одна ночами? Может быть, не хочет дрожать от страха за мужа, ушедшего на выполнение опасного задания? А нужна ли такая жена? Много ли радости принесли бы ее слезы, когда он, вернувшись утром, поцеловал бы ее? В то же время, сколько горя принес бы и он, если бы его ранили? А если бы убили?.. Может, выбрать жену поспокойнее, поравнодушнее?.. Чепуха! Надю никто не заменит, уж лучше он совсем не будет жениться…
Утром Валя шла на работу под охраной, хотя и не знала об этом. Возвращалась тоже в сопровождении Садыка. Старуха в этот день не пришла. Пока было неясно: заболела она или догадалась о ловушке и сбежала…