Либерия

ЭПИЛОГ

Когда мы вернулись из ресторана в по-прежнему погруженный в темноту дом, Шимон сразу же пожелал всем спокойной ночи и ушел в свою комнату.

Гена направился на кухню и стал при свете фонарика готовить ссобойку на завтра: достав из холодильника пакет с куриными окорочками, он принялся жарить их на плите и заворачивать в плоские хлебные лепешки.

Я же, вооружившись горящей свечой, искал свои носки во всех возможных местах: на бельевых веревках во дворе, в своей комнате, в ванной, на кухне, в гостиной... Почему-то в этот момент мне казалось очень важным найти эти артефакты прошлой жизни. Это было похоже на паранойю, но я ничего не мог с собой поделать. Впрочем, отыскать их мне так и не удалось.

Поставив свечу на парапет крыльца, я прикурил от нее сигарету и посмотрел в сторону клетки с мартышками. Они не спали; прижавшись друг к другу, они глядели на меня своими большими грустными глазами, поблескивающими в темноте. Мне стало жутко... Я как будто смотрел в глаза какому-то скрытому глубоко внутри себя существу, которое хотело вырваться наружу, но лишь беспомощно смотрело на окружающий мир сквозь крепкие прутья клетки, сложенной из привычек, традиций, правил, детских страхов и взрослого окостенения.

Завтра утром я уеду черт знает куда, и неизвестно, когда вернусь — и вернусь ли вообще. А два этих несчастных существа так и останутся сидеть здесь взаперти по чьей-то жестокой, бессмысленной прихоти?

Сам не понимая, что делаю и зачем, ведомый тем же неподвластным сознанию импульсом, что заставил меня несколько дней назад затеять драку в баре, я подошел к клетке, развязал узел на дверце и широко распахнул ее... Мартышки напряглись, слегка подались назад и остались сидеть на своих местах, с опаской глядя на меня.

Я вернулся на крыльцо с непривычным чувством спокойной радости, как будто впервые за долгое время я сделал что-то по-настоящему хорошее. Но почему мартышки не убегают? Может быть, они боятся меня, и осмелятся выйти из клетки, когда я скроюсь из виду?

Потушив свечу, я ушел в свою комнату. Стянув одежду и побросав ее на пол, я наощупь нашел свою кровать, лег на нее и уставился в темноту. Рана на лодыжке, заработанная во время падения с мотоцикла, неприятно зудела... "Ничего страшного", — успокоил я себя, потрогав ее пальцами и убедившись, что ранка понемногу затягивается твердой коркой.

— Если ты уже в дерьме — закрой рот! — произнес я вслух финальную фразу истории, рассказанной Шимоном за ужином. В моем исполнении она прозвучала трагично и с оттенком обреченности — как оглашенный в зале суда приговор о пожизненном тюремном заключении без права на апелляцию.

Было бы неплохо поспать перед завтрашней дорогой. Но время шло, часы в гостиной громко отсчитывали секунды и минуты, а заснуть мне все не удавалось. Я лежал на кровати тупым бревном, покрытый потом: в жарком, душном, неподвижном воздухе он выделялся какими-то невероятными объемами, сбегая струйками по лицу и груди, пропитывая подушку и простыню, образовывая небольшие квакающие болотца под моей спиной.

Но хотя мое тело ныло и страдало, я чувствовал, что постепенно избавляюсь от тошнотворного ощущения собственной неуместности, которое преследовало меня в Беларуси. Здесь, где понятия "вчера" и "завтра" теряли свое значение; где, просыпаясь утром, люди не знали, удастся ли им сегодня раздобыть что-нибудь поесть, и до седых волос вели себя как дети, — здесь я удивительным образом начинал чувствовать себя вполне на своем месте... В конце концов, что такое "свое место"? Дом, где провел детство? Школьная парта? Прикрученная к полу койка в казарме? Дружный коллектив продуктового магазина? Уютное кресло перед экраном телевизора? Слой свежего цемента на кирпичной кладке?

Да, мне никогда не нравилось то, что меня окружало. Но, может быть, на самом деле проблема была во мне самом: я не знал, кто я, поэтому все время пытался стать кем-то другим, примеряя на себя разные маски, которые встречал в книгах и фильмах или видел вокруг. Подобно хамелеону, я превращался в окружающие предметы, но это не делало меня счастливее — я продолжал испытывать постоянную мучительную тоску. И только теперь я начал, пока еще очень смутно и приблизительно, понимать, кто я, и чувствовать первые пьянящие признаки освобождения из клетки, состоящей из абстрактных понятий и чужих идей, которые отделяли меня от настоящей, моей собственной жизни. Республика Либерия — в полном соответствии со своим названием — и в самом деле могла стать для меня "страной освобождения". Не потому, что она чем-то лучше других мест. У каждого человека — своя Либерия. Вопрос в том, удастся ли ее найти?

Свобода — это внутренняя тишина. Прозрачное озеро, которое насквозь, до дна, пронизывают и согревают лучи нашего солнца, сверкающего на огромном голубом небе... Это то, чего в реальности не существует, — и что нужно всегда, каждую секунду видеть своим внутренним взглядом.

*******

Тем временем самый лучший сотрудник охранной конторы — последняя надежда своего босса, Чарльза, — ходил вокруг дома, распевая христианские песнопения. Видимо, именно в этом и заключался секрет его уникальной способности не спать при исполнении служебных обязанностей. Когда охранник заворачивал за дом, его голос звучал приглушенно и издалека; через минуту, поравнявшись с моим окном, охранник торжественно восклицал:

— Иисус! Ты — наш спаситель! Иисус! Ты — мой лучший друг!

Пел он душевно и даже почти не фальшивил. К такому музыкальному сопровождению можно было бы со временем привыкнуть и даже дремать под него, если бы не эти постоянные перепады громкости, то и дело заставлявшие меня, когда я уже почти погружался в тяжелую дремоту, подпрыгивать от неожиданности. Я хотел было уже выглянуть в окно и предложить ему продолжить петь, оставаясь при этом где-нибудь в одном месте — например, в дальней части двора, когда Шимон выбежал на крыльцо в одних трусах с криком:

— Христа ради, заткнись! Пожалуйста!

Тупо глядя в темный потолок, без единой мысли в голове, истекая потом, я понемногу провалился в мутный, тяжелый сон — и снова очутился в Минске. Этот город-призрак — чей древний облик столько раз стирало с лица земли неумолимое время, чья история представляет собой многовековую летопись разрушительных войн и кровавых расправ, чье настоящее лицо можно разглядеть, только крепко зажмурив глаза, — был окутан плотной пеленой из тумана и дождя, а над ним простиралось равнодушное серое небо, затянутое темными тучами, сквозь которые еле-еле, издалека пробивался тусклый свет солнца — такого далекого и слабого, что было невозможно определить, с какой стороны оно светило и существовало ли оно вообще...

Я медленно шагал по главному проспекту города, мимо всех этих исполинских сталинских зданий, упирающихся в землю массивными каменными колоннами. По тротуарам рядом со мной и навстречу мне шли десятки, сотни людей; они двигались плавно и с удовольствием, они смеялись, дружелюбно хлопали друг друга по плечу, весело общались... Казалось, я был здесь единственным человеком, чьи движения были угловатыми и нервными, кто чувствовал себя плохо и не в своей тарелке, кому не хотелось улыбаться и шутить.

А мне как будто не хватало кислорода; я изо всех сил пытался втянуть воздух в легкие, но никак не мог сделать по-настоящему глубокий вдох, который бы насытил мою кровь и мой мозг тем, что было мне жизненно необходимо.

И вдруг я заметил, что вверху, между нами и небом, была почти невидимая пленка. Она находилась примерно на уровне крыш зданий, и по ней время от времени пробегала легкая рябь.

"Мы ведь находимся под водой!" — осенило меня.

— Город затопило! — закричал я. — Вокруг вода! Разве вы не видите?!

Но люди только смотрели на меня, как на опасного сумасшедшего, кто недоуменно, а кто испуганно, обходили меня стороной и шли мимо. А мне с каждой секундой становилось все труднее дышать... Задыхаясь, я рвал на себе одежду и раздирал ногтями кожу на груди. В отчаянии, собрав последние силы, я оттолкнулся ногами от земли — и стремительно поплыл вверх!

Мне потребовалось всего лишь несколько секунд, чтобы дотянуться рукой до края воды. Еще два рывка — и моя голова вынырнула наружу! Я глубоко вдохнул чистый, прохладный воздух, и мои глаза чуть не вылезли из орбит. Передо мной открылся бескрайний, залитый ярким светом простор. Солнце грело меня своими лучами и ласково говорило со мной, как мудрый отец, держащий на руках новорожденного сына. Я как можно глубже, до самых крайних уголков своего естества вдыхал этот прозрачный, пьянящий воздух. Никогда раньше мне не приходилось ощущать ничего подобного! Это... Это было... Нет, словами невозможно описать ту удивительную легкость, тот безграничный восторг, ту абсолютную свободу...

Меня настолько переполняло счастье, что, казалось, еще несколько секунд — и у меня остановится сердце, или взорвется мозг, или я потеряю сознание и захлебнусь. Нет, я больше не мог этого выносить! То, что я увидел и почувствовал, было таким потрясающим, таким захватывающим, таким невероятно прекрасным, что этого просто не могло быть. В конце концов, это ведь был всего лишь сон... Сделав напоследок еще один короткий вдох, я нырнул и поплыл вниз.

2011-2013 гг.