У меня тоже имеется чудесная кожаная вещичка, правда, не такая большая, как Чейпинова шкатулка, но с более красивой отделкой. В среду во второй половине дня, сидя за своим письменным столом и убивая время в ожидании посетителя, который сообщил по телефону о своем приходе, я вынул ее из нагрудного кармана и полюбовался ею. Она была у меня всего несколько недель. Сделана она была из коричневой страусовой кожи и по всей поверхности украшена золотым тиснением. На одной стороне на расстоянии около полудюйма от края шли тонкие линии, из которых вырастали цветы, цветы орхидеи, изображенные так живо, как будто Вульф дал тому парню, который это делал, один цветок каттлеи, чтобы тот его скопировал. Другая сторона была покрыта изображениями автоматических кольтов, пятьдесят два чудесных маленьких пистолетика, которые все были нацелены в середину. А в центре было золотом вытиснено «А. Г. от Н. В.». Вульф подарил это мне 23 октября за обедом. Я даже и не подозревал, что он вообще знает, когда у меня день рождения. Я ношу в этом кожаном портмоне свою полицейскую лицензию, разрешение на оружие и водительские права. Возможно, я бы и обменялся с вами, если бы получил за него весь город Нью-Йорк да еще парочку порядочных пригородов в придачу.
Когда вошел Фриц и объявил, что пришел инспектор Кремер, я сунул портмоне обратно в карман.
Подождав, пока инспектор Кремер удобно устроится в кресле, я отправился наверх в оранжерею. Вульф с Хорстманом стояли у стола для пересаживания растений, разложив на нем какую-то осмунду. Вульф склонился к цветку и внимательно рассматривал его. Я ждал, пока он поднимет голову, и чувствовал, как у меня пересыхает в горле.
— Да?
Я глотнул.
— Внизу Кремер. Инспектор Ворчун.
— Ну и что? Ты слышал, что я сказал ему по телефону?
— Послушайте, — сказал я, — я хочу, чтобы вы меня правильно поняли. Я пришел сюда только ради того, чтобы узнать, не раздумаете ли вы и не захотите ли с ним поговорить. Да нет, хватит. Если вы на меня сейчас накричите, это будет выглядеть просто по-детски. Вы понимаете, что я имею в виду.
Вульф слегка вытаращил глаза, левым дважды моргнул мне и снова отвернулся к столу с растением. Теперь я видел только его широкую спину. Он обратился к Хорстману:
— Достаточно. Принесите древесного угля. Думаю, что можно обойтись без сфагнума[9].
Я вернулся в кабинет и сообщил Кремеру:
— Мистер Вульф не может прийти. Он слишком слаб.
Инспектор рассмеялся:
— Ничего иного я от него и не ожидал. Я ведь знаком с Ниро Вульфом подольше, чем вы, сынок. Вы же не думаете, что я хочу выудить из него какие-то секреты? Все, что он мог бы мне сказать, я сам сказал вам. Могу я закурить трубку?
— Курите. Вульф это ненавидит. Черт его знает почему.
— Что-то вы тут темните, — Кремер набил трубку, подержал около нее спичку и запыхтел. — Можете мне не… Вульф сказал вам… что я ему сообщил по телефону?
— Я это слышал. — Я похлопал по своему блокноту. — У меня здесь все записано.
— О’кей. Я не хочу, чтобы Джордж Прэтт катил на меня бочку, я для этого слишком стар. Что здесь происходило позавчера вечером?
Я усмехнулся.
— Только то, что вам сообщил Вульф. Это все. Он заключил некое маленькое соглашение.
— А правда, что он расколол Прэтта на четыре тысячи долларов?
— Никого он не раскалывал. Он просто предложил им кое-что купить, и они согласились.
— Ну-ну, — он попыхтел трубкой. — Вы знаете Прэтта? Прэтт считает, что смешно платить частному сыщику, когда город содержит целый великолепный штат надежных и умных людей для того, чтобы они справлялись с подобными проблемами. Он так и сказал «справлялись». Я при этом присутствовал. Он заявил это заместителю комиссара полиции.
— В самом деле? — Я прикусил губу. Я всегда чувствовал себя дураком, когда ловил себя на том, что подражаю Вульфу. — Видимо, он говорил о здравоохранении, о том, что они должны справляться с угрозой эпидемий.
Кремер хрюкнул. Он откинулся на спинку кресла, посмотрел на вазу с орхидеями и снова взял трубку. Потом буквально затрещал:
— Сегодня после ленча со мной произошел забавный случай. Позвонила какая-то женщина и заявила, что требует арестовать Ниро Вульфа, так как он пытался ее зарезать. Ее переключили на меня, зная, что в этом деле замешан и Вульф. Я обещал ей, что пошлю туда кого-нибудь, чтобы выяснить детали, и она сообщила мне свою фамилию и адрес. Когда я их услышал, у меня от удивления глаза стали квадратными.
Я заметил:
— Что вы говорите? Интересно, кто бы это мог быть.
— Понятное дело, что вам интересно. Готов поспорить, что у вас от этого уже голова кругом идет. А через пару часов после этого ко мне явился некий мужчина. Я его вызвал. Это был таксист. Он заявил, что даже если его признание не будет совпадать с другими, он все равно не желает, чтобы кто-то обвинил его в лжесвидетельстве; так вот, он заметил кровь на ее воротнике уже тогда, когда она садилась в его такси на Перри-стрит. Это одна из тех вещей, о которых я хотел сообщить Ниро Вульфу по телефону, однако когда я представил себе, как он перерезает даме горло… Эта прекрасная картина так и стоит у меня перед глазами… — Он пососал трубку, зажег спичку и снова ее раскурил. Затем продолжал, несколько громче и настойчивей. — Слушайте, Гудвин, черт подери, в чем тут, собственно, дело? Я трижды допросил эту женщину и так и не смог от нее добиться даже того, как ее зовут. Она держала язык за зубами, и никто не мог заставить ее открыть рот. Вульф берется за это дело в понедельник вечером — и на тебе, уже в среду утром она у него в кабинете, чтобы продемонстрировать свои успехи в хирургии. Дьявольщина, что в нем есть такого, что все к нему так и валят толпой?
Я усмехнулся:
— Знаете, инспектор, это все из-за его отзывчивого характера.
— Ну конечно. А кто-, собственно, порезал ей шею?
— Хоть обыщите меня, ничего не найдете. Она сказала, что Вульф. Арестуйте его и заставьте его начать действовать.
— Может, это Чейпин?
Я покачал головой и постучал себя кулаком в грудь:
— Если даже мне известна эта тайна, то она погребена здесь навеки.
— Большое вам спасибо. Слушайте, я серьезно. Вы ведь считаете меня неплохим парнем, разве нет?
— Разумеется.
— Считаете?
— Вы хорошо знаете, что считаю.
— О’кей. Как я вам уже говорил, я пришел сюда не за тем, чтобы украсть столовое серебро. Я охочусь за Чейпином уже шесть недель. С того момента, как Дрейер протянул ноги. И за это время я не накопал против него ни черта. Возможно, что он убил Гаррисона, я голову дам на отсечение, что это он отправил на тот свет Дрейера, и похоже, что он добрался и до Хиббарда и достал и меня, потому что я вынужден из-за этого ломать себе голову. Он скользкий как угорь. Он даже открыто признался в убийстве перед судом, а в результате судья влепил ему пятьдесят баксов штрафа за оскорбление суда! Потом я выяснил, что он заранее объявил своему издателю, какой из этого получится великолепный рекламный трюк. Просто загляденье. А теперь скажите, разве он не скользкий, как мокрый пол?
Я кивнул:
— Да уж, скользкий — это точно.
— Ладно. Я испробовал все, что мог. Прежде всего я предположил, что жена ненавидит и боится его, а уж она-то могла заметить более чем достаточно. Если бы мы только сумели уговорить ее все нам выложить. Ну а когда я узнал, что она помчалась повидаться с Вульфом, я, естественно, ожидал, что она ему кое-что рассказала. Поэтому у меня есть одно предложение. Если не хотите, можете мне ничего не говорить. Я не буду на вас давить Но если вы сумели что-нибудь выудить из этой Чейпиновой бабы, возможно, вы смогли бы найти для этого более удачное применение, поняв, как это увязывается с тем немногим, что известно мне. Так что добро пожаловать.
— Инспектор, подождите секундочку. Если вы думаете, что она приходила сюда, чтобы с нами дружески пообщаться и кое-что обсудить, то как это увязывается с тем, что она звонила вам, требуя арестовать Вульфа?
— Сынок, — быстрые глаза Кремера заморгали, — разве я не говорил вам, что знаю Ниро Вульфа чуть побольше, чем вы? Если бы он хотел, чтобы я думал, что она ничего ему не сказала, он бы посоветовал ей поступить именно так.
Я сказал:
— Это на него похоже. Это действительно на него похоже, только он этого не делал. Знаете, почему она вам позвонила — только подождите, какой поднимется шум, когда я сообщу об этом Вульфу, — она сделала это потому, что она психопатка. Да и этот ее муж не лучше. Оба они психопаты. В высшем обществе на Парк-авеню пользуются этим выражением, чтобы сказать, что кто-то чокнутый.
Кремер кивнул:
— Я слышал это выражение. У нас есть отделение… впрочем, это не важно.
— Но вы точно знаете, что он убил Дрейера?
Он опять кивнул:
— Я думаю, что Дрейера убил Пол Чейпин вместе с Леопольдом Элкасом.
— Что вы говорите?! — Я посмотрел на него. — Это начинает мне нравиться. С Элкасом?
— Да-да. Значит, ни вы, ни Вульф не хотите раскалываться. Может, мне начать?
— Я был бы ужасно рад этому.
Он снова набил свою трубку.
— О деле Дрейера вам известно. А знаете, кто купил таблетки нитроглицерина! Сам Дрейер. Это точно. За неделю до смерти, на следующий день после того, как Элкас позвонил ему и сообщил, что его картины подделка и что он хочет получить обратно свои деньги. Возможно, у него были какие-то планы в отношении самоубийства, а возможно, и нет. Я думаю, что нет. Ведь в небольших дозах люди давно пользуются нитроглицерином.
Он так глубоко затянулся, что я ожидал увидеть, как дым пойдет из пуговиц его жилета.
— А теперь вот что: каким образом Чейпин смог достать эти таблетки из пузырька? Это просто. Он их вообще не брал. Они были у Дрейера уже неделю, а Чейпин довольно часто забегал в галерею. Пару часов он провел там в понедельник во второй половине дня вроде бы для того, чтобы поговорить о картинах Элкаса. Он вполне мог уже тогда взять таблетки и спрятать их на всякий случай. И такой случай подвернулся ему в среду после ленча — всего лишь одно мгновение, мне ведь известно, что рассказывает Элкас. В четверг утром мой детектив допросил Сантини, итальянского эксперта, и все совпадало, но ведь тогда мы думали, что это самоубийство, это было просто рутинное расследование. За это время я послал запрос коллегам в Италию, они разыскали Сантини во Флоренции и как следует, подробно, с ним побеседовали. Он подтвердил правильность того, что говорил детективу на первом допросе, но добавил, что забыл тогда упомянуть, что Элкас, когда все вышли из конторы, за чем-то вернулся и был там примерно с полминуты. Что, если там стоял стакан Дрейера, еще наполовину полный, а Элкас бросил в него таблетки, которые ему заранее дал Чейпин, чтобы он это сделал за него?
— Но зачем? Просто так, шутки ради?
— Я не говорю зачем. Мы сейчас как раз над этим работаем. Что, если, например, Дрейер продал Элкасу подлинники картин — ведь прошло уже шесть лет, — а Элкас их куда-то сплавил, заменил их подделками, а потом потребовал деньги обратно? Мы хотим в этом покопаться. В ту минуту, когда мне будет ясно зачем, я постараюсь организовать для Элкаса и Чейпина бесплатное проживание и питание.
— То есть пока у вас нет никаких доказательств?
— Нет.
Я усмехнулся:
— Вы всегда придумываете массу великолепных комбинаций. Нужно будет рассказать об этом Вульфу, уверен, что это его развлечет. А почему бы вам не считать смерть Дрейера простым самоубийством и оставить все как есть?
— Не пойдет, особенно с того момента, когда исчез Хиббард. Если бы даже я этого хотел, то уж Джордж Прэтт и вся их компания не оставят меня в покое. И их реакция меня не удивляет, ведь они получили письма с угрозами. Этими письмами я тоже вынужден заниматься, хотя они и накручены невероятно. Вы их читали?
Я кивнул. Он сунул руку в карман, вытащил какие-то бумажки и начал их просматривать.
— Я полный псих. Таскаю с собой эти стихи во всех карманах, потому что не могу отделаться от мысли, что где-то в них есть ключ. Если бы я только сумел его отыскать! Послушайте, что он послал им в пятницу, через три дня после исчезновения Хиббарда:
Ну вот. И первый, и второй, и третий.
Я вижу то, чего не видно вам:
И голову, всю залитую кровью,
И мертвые от ужаса глаза,
В безумной и несбыточной надежде,
Что это не конец еще…
Есть первый, и второй, и третий.
Я слышу то, чего не слышно вам:
Как он, стеная, молит о пощаде,
Как задыхается, сквозь стон хватая воздух,
А кровь пузырится на блекнущих губах.
В себе я ритм победы ощущаю,
Душа моя от радости поет,
И я хвастливо, гордо заявляю:
Да, вот и первый, и второй, и третий!
Ах, почему меня вы не убили!
Как, по-вашему, разве не похоже, что нам следует этим заняться? — Кремер снова сложил бумаги. — Вы когда-нибудь в жизни видели парня, которого молотили по голове до тех пор, пока она у него не стала всмятку? Вы видели такое? Отлично, теперь сравните вот с этим: «А кровь пузырится на блекнущих губах». Разве это не меткое наблюдение? Я бы сказал — да. Это написал человек, который все это видел. И я вам говорю, что смотрел он на это не издалека. Вот почему, когда речь идет о Хиббарде, меня интересуют только покойники. Чейпин прикончил Хиббарда, это так же точно, как дважды два четыре. Остается только один вопрос: куда он дел то, что от него осталось? И еще — как он прикончил Дрейера, с той небольшой разницей, что тут ему помог Элкас?
Инспектор помолчал и несколько раз приложился к трубке. Потом сморщил нос и спросил:
— А почему вы считаете, что это было самоубийство?
— Я так не считаю. Я думаю, что его убил Чейпин. Возможно, что и Гаррисона, и Хиббарда. Мне просто любопытно будет посмотреть, как вы с Ниро Вульфом и высокочтимая Лига сумеете это доказать. Да и Элкас, на мой взгляд, сюда не вписывается. Если вы насчет Элкаса промахнулись, то можете сливать воду.
— Гм-гм. — Кремер снова наморщил лоб. — Вам не нравится, что я охочусь за Элкасом? Интересно было бы узнать, что на этот счет скажет Вульф. Верю и надеюсь, что это дело я не завалю. Вы, конечно, знаете, что Элкас устроил слежку за Полом Чейпином? Может, он его в чем-то подозревает?
Я несколько приподнял брови и, надеюсь, больше ничем себя не выдал:
— Я этого не знал.
— Черта лысого вы не знали.
— Разумеется, пару глаз там держите вы и пару — мы. — Тут я вспомнил, что мне не удалось застать Дэла Бэскома, чтобы расспросить его о той ищейке в коричневой кепке и розовом галстуке. — Я считаю, что тот малыш в коричневом, который составил компанию нашим парням, просто один из экспертов от Бэскома.
— Это понятно, что вы так думали. Вы ведь не знали, что Бэском со вчерашнего дня завязал с этим делом. Попробуйте пообщаться с этим карапузом. Я вчера два часа подряд пытался это сделать. Он заявил, что у него есть чертовское право держать свой чертовский язык за зубами. Он так ужасно изысканно выражается. Наконец, я сказал ему «брысь» и теперь хочу выяснить, кому он посылает свои сообщения.
— Вы же только что сказали, что Элкасу.
— Это мое мнение. А кому же еще? Вы не знаете?
Я покачал головой:
— Готов поставить полдоллара.
— Ладно. Но ничего мне не говорите, я хочу сам угадать. Вам, наверное, ясно, что я не полный дурак. А если это вам не ясно, то ясно Ниро Вульфу. Я знаю, Вульф полагает, что разоблачит этого мистера Чейпина и что ему за это прилично заплатят. Поэтому я был бы дураком, если бы ожидал, что он выпустит из своих рук какие-нибудь козыри. Давайте говорить откровенно. За последние шесть недель я столько раз ставил этому уроду ловушки и ничего из этого не вышло, что я его теперь просто на дух не переношу и охотнее всего разорвал бы его на кусочки. Кроме того, меня погоняют и скачут на мне так, что у меня уже вся спина стерта от седла. И я очень хочу узнать две вещи. Во-первых, как далеко продвинулся Вульф? Конечно, я знаю, что он гений. О’кей. Но достаточно ли у него материала, чтобы свалить этого калеку?
Я ответил ему, причем всерьез:
— У него достаточно материала, чтобы свалить каждого, кто начал первым.
— А что будет, если он сделает это первым? Пусть он вытащит из Прэтта четыре куска, от этого у меня голова болеть не будет. Но можете вы мне сказать, когда он это сделает? И могу ли я ему в чем-нибудь помочь?
Я покачал головой:
— Нет, и еще раз нет. Но он все равно это сделает.
— Порядок. Я пока кое-где кое-что пошукаю. А теперь вы могли бы сказать мне вот что, и клянусь, вы не будете об этом жалеть: когда сегодня утром здесь была Дора Чейпин, не сказала ли она, что где-то между одиннадцатым и девятнадцатым сентября видела в кармане у своего мужа таблетки нитроглицерина?
Я любезно улыбнулся ему:
— На этот вопрос можно ответить двумя способами, инспектор. Один — это если бы она сказала, и в этом случае я попытался бы ответить вам так, чтобы вы не узнали ничего определенного. Второй способ — это то, что вы сейчас услышите: никто ее об этом не спрашивал, а сама она об этом не упоминала. Она просто пришла сюда, чтобы ее здесь зарезали.
— Так-так. — Кремер встал с кресла. — И Вульф набросился на нее сзади. Ну ладно, пока. Большое спасибо я вам скажу как-нибудь в другой раз. Передайте Вульфу мой привет и скажите, что касается меня, то я желаю ему заработать на этом деле Чейпина и деньги, и аплодисменты наших сограждан. И чем скорее, тем лучше. Я охотно выброшу это дело из головы и займусь чем-нибудь другим.
— Передам. Пива хотите?
Он отказался и ушел. Поскольку это был инспектор, я проводил его в холл, помог натянуть пальто и открыл ему дверь. У тротуара стояла полицейская машина, большой «кадиллак» с шофером. Ну и ну, подумал я, вот это я называю работать детективом.
Я возвратился в кабинет. Он показался мне неуютным и мрачным, было уже около шести часов, полчаса как стемнело, а я зажег только одну лампу. Вульф все еще был наверху, развлекался со своими растениями. Он придет минут через семь. Мне страшно не хотелось сидеть тут и смотреть, как он пьет пиво, а чего-нибудь большего от него без толку было ожидать, поэтому я решил, что выйду на улицу, найду какой-нибудь камень, переверну его и посмотрю, что под ним лежит. Я открыл окна, чтобы выветрился дым от трубки Кремера, вынул из ящика кольт и по привычке сунул его в карман, прошел в холл за шляпой и пальто и вышел из дома.