В понедельник к вечеру все было уже готово к встрече, и я мог спокойно и с наслаждением поесть. Фриц всегда счастлив, когда видит, что в кабинете что-то происходит, и тогда он особенно старается. В тот вечер, увидев, как много в супе грибов, и почувствовав в салатной заправке вкус эстрагона, я кивнул ему и послал воздушный поцелуй. Он покраснел от удовольствия. Вульф ему за его произведения нередко по-настоящему кланяется, а Фриц каждый раз краснеет. Так же смущенно он розовел, когда я пользовался случаем воздать ему должное. Клянусь, однако, что я делаю это только ради того, чтобы доставить ему радость и не обидеть его. Часто я спрашиваю сам себя, замечает ли это Вульф. Он относится к еде столь сосредоточенно и внимательно, что я со спокойной совестью мог бы сказать, что он ничего не замечает, однако делать со спокойной совестью какие-либо предположения о Вульфе абсолютно бессмысленно.
Сразу же после обеда Вульф, как он и намеревался заранее, отправился наверх в свою комнату, — это входило в его вечернюю программу. Я несколько минут посовещался на кухне с Фрицем и тоже пошел наверх, чтобы переодеться. Я выбрал серый костюм в мелкую клетку, который, пожалуй, лучше всего сидел на мне из всех костюмов, когда-либо бывших у меня, голубую рубашку и темно-синий галстук. По пути вниз я заглянул в комнату Вульфа, расположенную на том же этаже, чтобы кое о чем его спросить. Он сидел в обитом ковром кресле под торшером с одним из романов Чейпина в руках, поэтому я остановился и подождал, пока он не отметит карандашом абзац в книге.
Затем я спросил:
— Что если некоторые из них прихватят с собой что-либо неподходящее, например юриста? Должен ли я впускать ЭТО в дом?
Он кивнул, даже не взглянув на меня. Я спустился вниз в кабинет.
И тут примчался первый. Я предполагал, что их подразделение не начнет построение раньше девяти, однако до девяти оставалось еще минут двадцать, когда я услышал, как Фриц прошел через холл и открыл парадную дверь. Потом щелкнула задвижка, и Фриц впустил первую жертву. Жертве явно пора было побриться, у нее были мятые брюки и растрепанные волосы. Светло-голубые глаза бродили вокруг, пока не остановились на мне.
— Черт возьми, — провозгласил он. — А ведь вы не Ниро Вульф.
Я это подтвердил и открыл ему, кто я такой. Даже не подав мне руки, он вещал:
— Знаю, что пришел на это сборище слишком рано. Я — Майкл Эйерс из «Трибюн», занимаюсь городскими новостями. Я сказал Оджи Рейду, что сегодня вечером мне нужен выходной, собираюсь организовать охрану своей жизни. По дороге я заглянул кое-куда на пару стаканчиков, но тут мне пришло в голову, какой же я дурак, ведь здесь тоже вполне может найтись какая-нибудь выпивка. Я не имею в виду пиво.
Я спросил его:
— Джин или джин?
Он ухмыльнулся.
— Один-ноль в вашу пользу. Скотч, пожалуйста. И не тратьте сил и времени на его разбавление.
Я подошел к столу, который мы с Фрицем разместили в нише, и налил ему виски. Про себя я подумал: «Да здравствует Гарвард, студенческий рай, а жизнь у студентов веселая, и т. д.» Я также подумал, что с ним вполне могут быть неприятности, если он начнет вести себя слишком шумно, однако если я откажусь удовлетворять его отвратительные низменные желания, будет еще хуже. А поскольку я помнил банковские справки чуть ли не наизусть, я знал, что он проработал четыре года в «Пост» и три — в «Трибюн» и что он зарабатывает 90 долларов в неделю. Газетчики — вообще моя слабость, я никогда не могу избавиться от ощущения, что они знают такие вещи, о которых я и понятия не имею.
Я налил ему еще стаканчик, он схватил его обеими руками и сел, заложив ногу на ногу.
— Скажите-ка мне, — спросил он, — правда ли, что Ниро Вульф выступал в роли евнуха в одном из каирских гаремов, а свой жизненный путь начал с того, что собирал у женщин благодарственные отзывы о зубной пасте «Пирамида»?
И я, как осел, на какие-нибудь полсекунды ему поверил.
— Послушайте, — сказал я ему, — Ниро Вульф — это тот… — но тут я остановился и засмеялся. — Ясное дело, только он был там не евнухом, а верблюдом.
Майкл Эйерс кивнул:
— Это меняет дело. Я бы сказал, что теперь мне понятно, почему верблюду так трудно пройти сквозь игольное ушко. Ниро Вульфа я никогда не видел, но слышал о нем и видел иглу. Можете к этому что-то добавить?
Добавить мне пришлось еще один стаканчик выпивки для него, прежде чем появились следующие клиенты. На этот раз их было двое, Фердинанд Бауен, биржевой маклер, и доктор Лоринг А. Бертон. Я вышел в холл, чтобы встретить их и таким образом отвязаться от Майкла Эйерса. Бертон был крупный, красивый, хорошо одетый мужчина, держался он прямо, но не чопорно, зато с сознанием собственного достоинства. У него были темные волосы, черные глаза и усталый рот. Бауен был среднего роста и какой-то усталый. Он был одет в черное и белое. И если бы у меня появилась охота повидать его как-нибудь вечером (почему-то мне показалось, что такой охоты у меня не появится), мне пришлось бы отправиться в театр и поискать его в фойе. У него были маленькие ноги в изящных лаковых туфлях и изящные маленькие женские руки в изящных маленьких серых перчатках. Снимая пальто, он так далеко развел руки, что мне пришлось отойти в сторону, чтобы он не попал мне в глаз. А людей, которые подобным образом ведут себя в закрытых помещениях, я просто терпеть не могу. Я считаю, что их, например, нельзя пускать в лифт, однако я их вообще не люблю где бы то ни было.
Я провел Бертона и Бауена в кабинет, объяснил, что Вульф вот-вот спустится, и указал им на Майкла Эйерса. Тот назвал Бауена Фреди, а Бертона — Лорелей и предложил им выпить.
Фриц привел следующего, Александра Драммонда, цветочника, опрятную маленькую уточку с тонкими волосиками, единственного из них, кто уже раньше побывал в доме Вульфа. Несколько лет назад он приезжал с группой цветоводов после заседания какого-то общества полюбоваться орхидеями. Я сразу его вспомнил. Потом почти одновременно прибыли: Прэтт из политического клуба Таммани, Эдлер и Кейбот — адвокаты, Коммерс — ведущий аукциона из Филадельфии, Эдвин Роберт Байрон — главный редактор журнала, Огастес Фаррел — архитектор, и парень по имени Ли Митчелл из Бостона, который сообщил, что он представляет обоих банкиров, Колларда и Гейнса. От Гейнса он привез письмо. Если считать Колларда и Гейнса, то в десять минут десятого получилось в сумме двенадцать человек. Разумеется, все они знали друг друга, однако едва ли можно было утверждать, что они чувствовали себя по этому поводу достаточно радостно, не исключая и Майкла Эйерса, который мрачно прохаживался с пустым стаканом в руке. Остальные по большей части сидели и вели себя, как на похоронах. Я подошел к столу Вульфа и дал знак Фрицу тремя короткими звонками. Спустя пару минут я услышал слабое гудение лифта.
Дверь кабинета открылась, и все обернулись. Вошел Вульф. Фриц закрыл за ним дверь. Он, колыхаясь, проплыл половину пути к своему письменному столу, повернулся и сказал:
— Добрый вечер, джентльмены! — Подойдя к своему креслу, он встал так, чтобы задней стороной колен касаться края сиденья, руками оперся на подлокотник и опустился в кресло.
Майкл Эйерс старался привлечь мое внимание, размахивая стаканом и восклицая:
— Эй! Евнух и верблюд!
Вульф слегка поднял голову и с одной из своих лучших интонаций произнес:
— Вы хотите предложить это в качестве дополнения к перечню личного зверинца мистера Чейпина?
— Кто? Но я предлагал…
Джордж Прэтт одернул его:
— Майкл, заткнись!
Архитектор Фаррел схватил его и подтолкнул к стулу.
Я подал Вульфу список с указанием присутствующих, он пробежал его глазами, поднял голову и заговорил:
— Я рад видеть здесь мистера Кейбота и мистера Эдлера. Оба они, как я вижу, адвокаты. Их профессиональные знания и тренированные умы предохранят нас от вульгарных ошибок. Я также отмечаю присутствие мистера Майкла Эйерса, газетчика. Поскольку он один из вас, я хотел бы мимоходом заметить, что если вы хотите избежать предания гласности…
Майкл Эйерс пробурчал:
— Я не газетчик, я репортерский гончий пес. Я брал интервью у Эйнштейна…
— Насколько вы пьяны?
— Какого черта, откуда вы это взяли?
Брови Вульфа поднялись вверх:
— Джентльмены?
Фаррел успокоил его.
— Майкл в порядке. Не обращайте на него внимания. Майкл вполне олл-райт.
Джулиус Эдлер, адвокат, фигурой напоминающий острие карандаша, а лицом — продавца или клерка, поспешил вмешаться:
— Я бы сказал, что да. Мы отдаем себе отчет, что это ваш дом, мистер Вульф, и что мистер Эйерс находится под газом, однако в конце концов вы позвали нас сюда, как нам кажется, не для того, чтобы наказывать за наши страстишки. У вас есть что нам сообщить?
— Конечно…
— Меня зовут Эдлер.
— Да, мистер Эдлер, ваше замечание свидетельствует о наличии того, что, как я и предполагал, станет главным препятствием к достижению договоренности между нами. Я отдаю себе отчет, что вначале вы будете относиться ко мне недоброжелательно. Все вы крайне обеспокоены, а испуганный человек автоматически настроен враждебно и готов защищаться. Все и вся кажутся ему подозрительными. Я знал, что вы будете смотреть на меня с подозрением.
— Глупости, — заявил Кейбот, второй адвокат. — Мы вовсе не напуганы и ни в чем вас не подозреваем. Если вы намерены нам что-то сказать, говорите.
Я представил его:
— Мистер Николас Кейбот.
Вульф кивнул.
— Если вы не напуганы, мистер Кейбот, тогда нам не о чем дискутировать. Причем в буквальном смысле. Вы вполне можете разойтись по домам.
Вульф открыл глаза и медленно оглядел одиннадцать лиц перед собой.
— Видите ли, джентльмены, я пригласил вас сегодня вечером, исходя из ряда предположений. Если хотя бы одно из них ошибочно, данная встреча будет просто потерей времени, как вашего, так и моего. Я предполагаю, во-первых, что вы убеждены в том, что Пол Чейпин убил двоих, а возможно, и троих ваших друзей; во-вторых, что он убьет вас, если ничего не предпринимать. Третье предположение таково, что для того, чтобы устранить эти ваши опасения, вам нужен я, мои способности. А в-четвертых, что вы готовы мне хорошо заплатить за эти услуги. Итак?
Они посмотрели друг на друга. Майкл Эйерс хотел подняться из кресла, однако Фаррел толчком усадил его обратно. Прэтт пробормотал довольно громко, так что его услышал и Вульф:
— Неплохо придумано.
Заговорил же Кейбот:
— Мы убеждены, что Чейпин социально опасный индивидуум. Естественно, что это затрагивает и нас. А что касается ваших способностей…
Вульф погрозил ему указательным пальцем:
— Мистер Кейбот, если вы предпочитаете и далее считать, что вы пришли сюда сегодня ради защиты интересов общества, я не буду вам портить забаву. Вопрос стоит так: сколько вы за это заплатите?
Майкл Эйерс вдруг ни с того ни с сего заорал: «Старый ловкач Ник!» Все вздрогнули. За этим тут же последовало: «Доминик, Ник, Ник!» Фаррел ткнул его под ребро. Кто-то проворчал: «Всуньте ему кляп!» Однако взгляды еще двух-трех человек, устремленные на Кейбота, свидетельствовали, что Вульф был прав: единственный способ успокоить эту птичку, — это как следует на него надавить.
В этот момент вмешался новый голос, спокойный и бесстрастный:
— Какая разница, испуганы мы или нет? — Это был Эдвин Роберт Байрон, главный редактор журнала. — Я легко могу допустить, что я боюсь, — ну и что из этого? Мне кажется, что гораздо важнее выяснить, что именно мистер Вульф собирается в этом отношении предпринять. Мы пришли, если согласиться с его предположениями…
— Черта лысого — согласиться. — Майкл Эйерс вырвался из рук Фаррела, встал и направился к столику в нише. На полпути он обернулся и выпалил: — Проклятье, и ежу ясно, что мы перепуганы. Мы подскакиваем при малейшем звуке, оглядываемся на каждом шагу, вещи валятся у нас из рук. Вы чертовски хорошо знаете, что это так. Пусть поднимут руку те из вас, кто сегодня ночью не крутился в постели без сна, а спокойно уснул, не думая о том, как он подловил Энди и что с ним сделал. Вульф, старый вы обманщик, вы ведь слышали о нашем объединении? О Лиге раскаивающихся? Мы ее переименуем в Лигу дураков или лучше в Лигу запуганных. — Он налил стакан по самый край и поднял его; я не стал указывать ему на то, что по ошибке он схватил графин с шерри. — Соучастники! Да здравствует Лига запуганных мужчин] — Одним героическим глотком он направил содержимое стакана куда следует. — Что касается меня, то можете называть меня председателем. — Тут он вдруг нахмурился и воскликнул с возмущением и отвращением: — Черт побери, кто налил мне в виски конскую мочу?
Фаррел от души расхохотался, к нему присоединился Прэтт. Драммонт, цветочник, захихикал. Бауен, биржевой маклер, был либо утомлен, либо с успехом делал вид, что устал. Он вытащил сигару, откусил кончик и прикурил. Я пошел поискать для Майкла Эйерса нужную бутылку, так как знал, что он захочет прополоскать рот, чтобы избавиться от этого запаха. Поднялся Ли Митчелл из Бостона.
— Позвольте сделать одно замечание, джентльмены. — Он откашлялся. — Я, правда, не вхожу в вашу компанию, однако я уполномочен заявить, что оба джентльмена, мистер Коллард и мистер Гейнс, действительно весьма озабочены. Они убедились в выдающейся репутации мистера Вульфа и готовы поступать в соответствии с его предложениями.
— Хорошо. — Тон Вульфа успокоил удивленный шум голосов. Он взглянул на меня. — Арчи, раздай, пожалуйста, бланки.
В верхнем ящике моего письменного стола были на всякий случай приготовлены двадцать копий, я вынул их и раздал по кругу. Вульф позвонил, чтобы ему принесли пиво, и налил стакан. Опорожнив его, он проговорил:
— Как видите, это список ваших фамилий и против каждой из них указана определенная сумма. Лучше всего я поясню это вам, прочитав подготовленный мной меморандум… Или его у меня нет? Арчи?
— Вот он, сэр.
— Спасибо. Я надиктовал его таким, как он есть. Возможно, вы предпочтете, чтобы он был написан официальным языком, но думаю, что это едва ли потребуется. Я был бы рад, если бы этот текст был принят и подписан. Всех присутствующих здесь, а также неприсутствующих, чьи фамилии имеются в полученном вами списке, я для краткости называю Лигой. Меморандум гласит:
1. Обязуюсь избавить Лигу от страха перед нанесением ущерба со стороны:
а) Пола Чейпина;
б) лица или лиц, которые рассылали отпечатанные на машинке стихотворные письма с угрозами;
в) лица или лиц, ответственных за смерть У. Р. Гаррисона и Юджина Дрейера, а также за исчезновение Эндрью Хиббарда.
2. Решение о том, была ли выполнена данная задача, будет принято самими членами Лиги простым большинством голосов.
3. Все расходы по этому предприятию понесу я сам, а Лига не будет обязана возмещать их, как и выполнять любые другие обязательства в том случае, если я не добьюсь успеха и не выполню поручения к явному ее удовлетворению.
4. После принятия решения, что задание выполнено ко всеобщему удовлетворению, каждый из членов Лиги уплатит мне сумму, которая в прилагаемом перечне указана против его фамилии, при этом все члены Лиги несут коллективную взаимоответственность за уплату всей суммы.
Думаю, что документ составлен довольно исчерпывающе. Разумеется, если вы пожелаете установить определенные временные рамки для выполнения этого задания…
Николас Кейбот прервал его:
— Полная чушь, даже не подумаю обсуждать это.
Джулиус Эдлер с улыбкой заявил:
— Мне кажется, следовало бы поблагодарить секретаря мистера Вульфа за то, что он не суммировал итог и тем самым избавил нас от потрясения. Но я это сделал. Пятьдесят шесть тысяч девятьсот пятнадцать долларов. Ничего себе! — Его брови взлетели на самый лоб и там и остались.
Коммерс, который потратил свои последние десять долларов на дорогу сюда из Филадельфии, попросил слова и произнес свою первую публичную речь:
— Я не очень-то много знаю о ваших способностях, мистер Вульф, но сейчас я кое-что узнал о крепких нервах.
Остальные хором присоединились к нему и, похоже, приперли нас к стенке.
Вульф подождал минутку, потом поднял руку ладонью вперед. Для него это был невероятно энергичный жест.
— Прошу вас, джентльмены. На самом деле нет абсолютно никаких оснований для ссоры. Все совершенно просто. Я предлагаю вам кое-что купить у меня за определенную цену, с оплатой при поставке. Если вы считаете, что цена слишком высока, вас никто не заставляет покупать. В этой связи могу сообщить вам, что мисс Хиббард за услугу, которую я предлагаю вам, предложила мне в субботу десять тысяч долларов. Выше десяти тысяч в данном перечне нет ни одной суммы, а ведь мисс Хиббард лично не подвергается опасности.
Джордж Прэтт сказал:
— Ну конечно, а вы ей отказали, чтобы иметь возможность ощипать нас. Словом, вы стали на путь благотворительности, а как только речь заходит о том, чтобы творить добро, так вы знать ничего не знаете, так?
— Короче говоря, весь этот меморандум — сплошная чушь. — Николас Кейбот подошел к столу Вульфа, взял с него памятную записку и начал ее внимательно изучать. — Что означают все эти рассуждения об ответственном лице или лицах? Мы хотим только, чтобы Пол Чейпин попал туда, куда следует. Все эти экивоки…
— Вы меня удивляете, мистер Кейбот, — вздохнул Вульф. — Я отдал предпочтение этому стилю в первую очередь из-за того, что среди вас есть два опытных юриста, и мне хотелось упредить их возражения. Под влиянием разных обстоятельств представление о вине Пола Чейпина настолько прочно укоренилось в вашем сознании, что вы уже не в состоянии рассуждать трезво. Я не могу избавить вас от страхов, обвинив Пола Чейпина в убийстве. Если бы я это сделал, а затем следствие доказало бы, что он невиновен, это привело бы к двум неприятным последствиям. Во-первых, для того, чтобы мне заплатили, я должен был бы вначале сфабриковать обвинения против него, а это было бы несправедливо по отношению к нему и весьма неприятно для меня самого, а во-вторых, подлинный виновник этих шуточек остался бы на свободе, продолжал бы свое черное дело, а вы и дальше были бы в страхе… или мертвы. Я хотел лишь учесть все…
— Ерунда. — Кейбот нетерпеливо отбросил меморандум. — Мы убеждены, что это Чейпин. Мы это знаем.
— Я тоже. — Вульф качнул головой вниз и вверх и снова замер неподвижно. — Да, я убежден, что Чейпин — это человек, которого вы вынуждены бояться. Однако, готовя этот меморандум, я счел необходимым учесть все непредвиденные обстоятельства, и как юрист вы должны со мной согласиться. В конце концов, что нам в действительности известно? Очень мало. Например: что, если Эндрью Хиббарда замучили угрызения совести и он решил сам отомстить за человека, которого вы обидели? Это могли бы быть вы, мистер Кейбот, или же доктор Бертон, или мистер Майкл Эйерс… да кто угодно. Вы говорите «ерунда», и я на основе своего опыта — тоже, но почему бы не учесть все возможности?
Кейбот снова подтянул меморандум поближе. Джулиус Эдлер встал, подошел к письменному столу и стал проглядывать текст вместе с ним. Остальные вполголоса переговаривались. Майкл Эйерс лежал, вытянувшись в своем кресле, глубоко засунув руки в карманы и закрыв глаза. Джулиус Эдлер сказал:
— О вашем последнем условии не может быть и речи. Я имею в виду коллективную ответственность за всю сумму. Об этом мы вообще не будем говорить.
Складки на лице Вульфа несколько распрямились:
— Совершенно с вами согласен, мистер Эдлер, на этом я не настаиваю. По сути дела я специально вставил его туда, чтобы у вас было что вычеркнуть.
Эдлер заворчал. Цветочник Драммонд, который присоединился к ним вместе с Прэттом и Арчером Коммерсом, снова захихикал. Кейбот наморщил лоб, уставился на Вульфа и заметил:
— Вы вообще-то не хитрец или все-таки да?
— Средне. Правду говоря, я не особенно силен в коммерческих вопросах, я слишком неотесан. Это врожденное, и с этим ничего не поделаешь. Возьмите, например, предложение, которое я вам сделал, — я сумел лишь представить его и сказать: примите его или откажитесь. Но я компенсирую этот недостаток, формулируя свое предложение настолько привлекательно, что от него не так-то легко отказаться.
К своему удивлению, я увидел, что на лице Кейбота ни с того ни с сего появилось подобие улыбки, и на мгновение я даже за него порадовался. Он продолжал:
— Честное слово, ваша неуклюжесть мне даже симпатична.
— Благодарю вас. — Вульф повел глазами, чтобы увидеть и остальных. — Ну что, джентльмены? Остановлюсь еще на двух мелочах. Во-первых, я не включил в меморандум условие о том, что вы будете со мной сотрудничать, тем не менее я рассчитываю на вас. Я был бы рад, если бы мистер Гудвин или кто-то еще смог посетить вас в любое разумное время, а с некоторыми из вас я бы с удовольствием поговорил сам. Это возможно?
Три или четыре головы закивали. Джордж Прэтт, стоящий в группе у стола, сказал: «Пойдет». Кейбот, уже откровенно смеясь, произнес:
— Не забудьте про мою неуклюжесть.
— Хорошо. Второй пункт касается денег. По моему мнению, названные суммы достаточно умеренны. И это отнюдь не шантаж. Если мне не удастся удовлетворить вас, я не получу ничего, так что речь идет о следующем: согласится ли мистер Гейнс уплатить мне восемь тысяч долларов, доктор Бертон — семь тысяч, а мистер Майкл Эйерс — сто восемьдесят долларов за то, что я гарантирую вам освобождение от страха, который довлеет над ними? Я предполагаю, что вы согласитесь и сочтете правильным, чтобы суммы были дифференцированы в зависимости от платежеспособности каждого.
Головы снова кивнули. Он облегчал им принятие решения, и они постепенно склонялись к этому. Я даже усмехнулся про себя: «Шеф, ну вы и фокусник, честное слово, хитрейший из фокусников!»
Ли Митчелл из Бостона снова взял слово:
— Конечно, я не могу принять решение за мистера Колларда и мистера Гейнса о размерах платежей. Однако могу вас заверить, что вы вполне можете на них рассчитывать. Сегодня ночью я вернусь в Бостон, и завтра они вам телеграфируют.
Кейбот сказал:
— Элкаса можете вычеркнуть, он вам ни цента не заплатит.
— Нет?
— Нет. Он такой же сентиментальный, каким был Энди Хиббард. Он скорее согласится увидеть всех нас в аду, чем поможет поймать Пола Чейпина.
— Понятно. Просто несчастье, когда человек позволяет своему сердцу командовать разумом. Ну что ж, посмотрим. Я хотел бы быть уверенным в одном, джентльмены. Честно говоря, мне бы не хотелось, чтобы в будущем кто-либо из вас мог утверждать, что я действовал с беспощадностью и жестокостью, которые вы совершенно не имели в виду. Я исхожу из предположения, что все вы считаете Пола Чейпина убийцей, что он грозил вас убить и что вы хотите, чтобы он был схвачен, разоблачен, посажен в тюрьму и наказан. Я прошу мистера Гудвина опросить всех поименно. Если я вас правильно понял, прошу ответить «да».
Итак, он поручил это мне. Я взял список, на котором уже отметил всех присутствующих. Однако прежде чем я успел назвать первого, взял слово Ли Митчелл.
— На этот вопрос я могу безоговорочно ответить за мистера Колларда и мистера Гейнса. Ответ один — да.
Возникло небольшое замешательство, однако никто не заговорил. Я прочел:
— Фердинанд Бауен.
Маклер ответил хрипло, но уверенно:
— Да.
— Доктор Лоринг Бертон. — Некоторое время мистер Бертон ничего не говорил, затем прошептал так тихо, что его едва было слышно: «нет». Все посмотрели на него. Он взглянул по сторонам, громко глотнул, а потом вдруг взорвался:
— Чушь! Да! Я хотел сказать «да», именно «да». Романтическая чушь! Да!
Фаррел повернулся к нему.
— То-то же. Странно, что ты не был первым.
Я продолжал:
— Огастес Фаррел.
— Да.
Я вызывал всех по фамилии. Драммонд, Кейбот, Прэтт, Байрон, Эдлер, Коммерс, — все они сказали «да». Я продолжал:
— Майкл Эйерс.
Он все еще лежал, развалившись в кресле. Я еще раз назвал его фамилию. Эдлер, сидящий рядом, толкнул его в бок: «Эй, Майкл! Скажи «да». Майкл Эйерс слегка пошевелился, чуть открыл глаза, пробормотал: «Да» — и снова закрыл глаза.
Я обернулся к Вульфу.
— Это все, сэр.
Как правило, я слышу, когда Фриц выходит в холл, чтобы открыть парадную дверь. Но на этот раз я ничего не слышал, видимо потому, что был слишком занят вызовом их для доклада. Поэтому я так удивился, заметив, что дверь кабинета открывается. Остальные увидели, что я смотрю в ту сторону, и тоже посмотрели туда. Фриц сделал три шага внутрь комнаты и подождал, пока Вульф кивнет ему.
— С вами хочет поговорить некий джентльмен, сэр. Визитки у него нет. Он просил доложить мистера Пола Чейпина.
— Разумеется, — Вульф даже не пошевелился. — Конечно, пригласи его.