Глава тридцать первая

1

Осенью 1933 года директор завода Лихачев и секретарь парткома Тарасов были вызваны в Наркомтяжпром.

— Не сможет ли ваш завод, дорогие товарищи, выпускать легковую автомашину? — спросил Серго Орджоникидзе.

— Конечно, сможет, — сказал Лихачев не раздумывая.

Поднялся и Тарасов.

— Люди жаждут нового дела, товарищ Серго, — сказал он. — О них следует подумать в первую очередь.

В самом деле, за эти годы люди выросли, накопили технический и организационный опыт, им необходимо было проявить себя, попробовать в настоящем деле. Секретарь парткома хорошо понимал это.

Степан Никонович Тарасов был избран на пост секретаря парткома Московского автомобильного завода в 1932 году. Он сменил на этом посту Леонида Немцова, избранного председателем Московского горкома профсоюзов. С тех пор они работали с Лихачевым, что называется, «душа в душу», при полном взаимопонимании. которое радовало их обоих.

Если Лихачев работал с 14 лет в Питере на Путиловском заводе, то Степан Никонович Тарасов работал с 14 лет на Брянском заводе. Начал он с того, что «грел» заклепки, был молотобойцем, потом выучился, как это принято говорить, «на токаря». В партию вступил: в 1916 году. Был в Красной гвардии. Окончил двухгодичные курсы марксизма при ЦК ВКП(б).

Лихачев с первых же дней понял, что может опираться на Тарасова во всех случаях и без длинных объяснений на жгучую тему единоначалия.

Вот и на этот раз, едва Лихачев со свойственным ему темпераментом откликнулся на предложение Серго, Тарасов громко, с широкой, располагающей к себе улыбкой заявил, что коллектив завода АМО, конечно, безоговорочно согласится выпускать легковую машину.

Сергей Миронович Киров, который сидел и кресле у стола Серго, поднял на него глаза и рассмеялся.

— А то как же!.. Тяп-ляп — и готов корабль, — сказал он.

— Почему же «тяп-ляп»? — спросил сердито Тарасов.

— Разве мы не знаем? — сказал Киров. — Вы привыкли свои грузовики собирать так, что в них шестерни разговаривают. А легковая машина — это вам не крашеное корыто какое-нибудь. Тут нужна совсем другая культура.

Это прозвучало вызовом. Всем было известно, что Путиловский завод выпустил «на пробу» десять легковых автомашин и пригнал их в Москву. Инициатива принадлежала, таким образом, не москвичам, а ленинградцам. Признание этого факта было не слишком приятно Лихачеву и Тарасову, но они пожимали плечами, путиловцы вряд ли могли показать высокую культуру производства — Путиловский завод выпускал тракторы.

В большом кабинете за длинным столом, поставленным перпендикулярно к столу самого Серго, сидело не менее пятидесяти человек — цвет предприятий советского машиностроения.

Все ждали, чем кончится разговор с автозаводцами.

— Если нам это будет поручено, мы сделаем не хуже путиловцев, — сдвинул брови Лихачев.

Он был обижен неверием Кирова в силы автозаводцев и не смотрел в его сторону.

— Я вовсе не думаю, товарищ Лихачев, что вы сделаете хуже, — возразил Серго, — вовсе нет… Но, может быть, легче и проще будет построить новый завод вне Москвы. Вы знаете, товарищи, я не сторонник строительства гигантов в Москве. Ты, Лихачев, хорошенько продумай все это, подсчитай, посоветуйся е людьми, чтобы войти в правительство с обоснованными предложениями.

И, опустившись в кресло, он стал быстро писать что-то на большом листе бумаги.

Карандаш скрипел и крошился под нажимом его топкой смуглой руки. Все следили за ее движением.

— Товарищ Лихачев! А что, если перестроить ваш завод и выпускать не двадцать, а семьдесят тысяч грузовиков? — сказал Серго. — Учти, пожалуйста, что мы не с кондачка предлагаем, а много раз считали, пересчитывали, обдумывали и только теперь решили вас спросить.

— Почему нет?.. Сможем! — снова коротко ответил Лихачев.

— И это не все. Будете выпускать еще тысяч десять легковых!

— Возьмемся, товарищ Серго, — сказали одновременно Лихачев и Тарасов. И так это бодро и слитно было сказано, что все рассмеялись.

— Здорово это у вас получается, — сказал Серго. — Полное единство взглядов. А если не останавливая конвейер и не снижая темпов? — добавил он.

Лихачев и Тарасов не отступили.

— Сделаем! — сказали они.

Таким образом, Московский автозавод, который только что провел свою первую реконструкцию и не успел еще, что называется, снять леса, стоял теперь перед необходимостью нового строительства, новой реконструкции, да еще не останавливая конвейера и не снижая темпов.

Это обещало уже знакомые трудности, бессонные ночи пускового периода, напряжение всех сил и средств. Однако Лихачев и Тарасов с готовностью сказали «сделаем», ясно представляя себе такую же страстную готовность заводских коммунистов, молодежи, инженеров, техников, рабочих-ударников.

2

Назавтра после заседания в Наркомтяжпроме Степан Никонович Тарасов пришел в кабинет к Лихачеву и молча положил перед ним письмо, сложенное треугольником. Лихачев расправил ладонью затейливо сложенный листок, и его твердое, правильное лицо с блестящими глазами и небольшими черными, аккуратно подстриженными усиками расплылось в улыбке.

«Дорогие товарищи автозаводцы, герои вы наши и победители на трудовом фронте! — писали колхозники Орловской области. — Посылаем вам масла и баранинки и еще пошлем, только дайте нам за это парочку машин»,

— Вот мужички… просто решают дело, — прочитал он вслух и рассмеялся. — Мы — вам, вы — нам. Да еще… парочку… Откуда это неслыханное послание?

— Ходоки! — сказал Тарасов. — Они нас, оказывается, тут вчера целый день ждали с этим маслом и бараниной.

— А ты им сказал, что весь наш выпуск вперед на год распределяется? Три года назад надо было покупать, когда никто не покупал. Помнишь, говорили, зачем четыре тысячи, когда и восемьсот штук не знаем, кому продать.

Вместо ответа Тарасов засмеялся.

— А где же все это ихнее богатство? — спросил Лихачев.

— В столовую отправил.

— А сами они куда девались?

— Пошли на прием к Михаилу Ивановичу. Его хотят просить. Иван Алексеевич, — сказал Тарасов, — говорят, что даже Форду не удавалось до сих пор переходить на новую марку без остановки конвейера.

— Вот как… Даже Форду, — передразнил Лихачев. — Между прочим, Форд такой задачи перед собой и не ставил. Зачем это ему?

— Вообще-то говоря, удобнее остановить конвейер, — сказал Тарасов наивно. — Надо освоить новые станки, конвейеры, разработать приспособления, сломать старый график, создать новый. Удобнее остановить…

— Смотря кому, — ответил Лихачев усмехаясь. — Демьянюку, как ты знаешь, показалось неудобно. Я с ним согласен.

— Я понимаю, что технически все это очень сложно, — сказал Тарасов уклончиво.

— Технически!.. Не только технически, а и всячески, — согласился Лихачев. — Да сейчас и программа другая. Очень сложно.

3

Все было сложно, все, что предстояло теперь коллективу завода. И оба — директор и секретарь парторганизации — хорошо понимали это.

Судя по воспоминаниям бывшего табельщика Ивана Семеновича Семенова, именно в эти дни о коридоре заводоуправления он увидел крупную фигуру секретаря парторганизации.

Старик пропустил мимо себя Тарасова и спросил его тоном заговорщика.

— Степан Никонович! Нас, говорят, вчера к Серго вызывали? Интересно узнать, как он нас, одобряет или нет?..

— Почему же не одобряет? — спросил Тарасов, прислоняя руку к уху. Он был когда-то «котельщиком-глухарем», и глухота осталась на всю жизнь. — Почему не одобряет? — повторил он.

— Я ничего не говорю, — уклонился от ответа хитрый старик. — Это люди говорят, что путиловцы вроде нам ножку подставляют.

— Ничего подобного, — поспешно возразил Тарасов, улыбаясь. — С чего бы это? Просто расширяться будем. Опять мала квартирка оказалась!

— Ах так!

— А ты что думаешь?.. Именно так…

Он сказал это весьма туманно. Но дотошный старик сразу обо всем догадался. Вот почему той же ночью почти во всех цехах говорили, что завод стоит накануне нового большого строительства, и это, конечно, каждого волновало и радовало, как всякая перспектива завтрашней борьбы, в которой ты будешь обязательным и счастливым участником.

Загрузка...