В ходе второй реконструкции только один цех не имел возможности роста. Это литейный цех ковкого чугуна. Его расширению мешали близко расположенные заводские корпуса и дорожные магистрали.
Лихачев предложил заводским строителям продумать вопрос о расширении цеха ковкого чугуна не в длину, а в глубину, с расчетом перенести «обратные конвейеры» под землю, а на освободившихся площадях разместить формовочные и заливочные конвейеры.
Идея понравилась. Металлурги и строители взялись за разработку этого проекта.
Лихачев проект одобрил и созвал широкое заводское совещание совместно с работниками треста «Строитель», которые и должны были воплотить этот проект в жизнь.
Прокофьев потребовал для всей этой перестройки одиннадцать месяцев «ввиду особо трудных условий работы».
Лихачев возмутился.
— Год… Целый год… Да вы что, товарищи, свихнулись?! Больше месяца мы вам не дадим. Й заделы мы сможем обеспечить только на тридцать дней, а дальше придется останавливать конвейер. Нет. Мы на это не пойдем!
— Мы подсчитали… Нужно одиннадцать месяцев, — сухо возразил Прокофьев. Худощавое, тонкое, иконописное лицо его вспыхнуло.
— Как же вы считали? Это кто же так считал? Бандиты с большой дороги? — воскликнул Лихачев.
— Инженеры считали!.. Они в Америке были.
— Были… Были… Не все, кто был в Америке, там чему-нибудь научились! Подумаешь!.. Одних каталогов привезли сорок пудов.
— Мы руководствуемся не каталогами, а наукой, — сердито сказал Прокофьев.
— С такой наукой мы бы до сих пор в лаптях ходили, — сказал Лихачев. — Вот я тоже был в Милане. Там есть собор, который двести лет строили. Поинтересовался я этими темпами, мне и говорят, что они тоже руководствовались тогдашней наукой.
Все дружно засмеялись.;
Засмеялся и Василий Иванович Крестьянинов, секретарь парткома.
Василий Иванович в прошлом сам рабочий-строитель. На завод он пришел в годы первой реконструкции, здесь вступил в партию, много читал, учился, и Большая реконструкция имела для него свои законы, свою собственную логику.
— Мы строители! — говорил он.
И в том, как он это говорил, слышны были особенные, увлекательные, волнующие интонации, будто им, строителям, предстояло здесь, на Симоновне, строить прекрасные дворцы из хрустального стекла.
Крестьянинов ценил и любил Прокофьева, возглавлявшего трест «Строитель», и пытался уговорить его. Но это не удалось.
— За меньший срок не возьмемся, и все, — упорствовал Прокофьев.
— Ну что же… Тогда сами справимся, — вскипел Лихачев и тут же поручил выполнение всех работ по проекту строительному цеху завода.
Начальник строительного цеха Григорий Захарович Шмаглит, которого Лихачев знал с того дня, когда этот, тогда совсем молодой двадцатитрехлетний, инженер-строитель впервые, прямо «со школьной скамьи», пришел на стройку учебного комбината, вошел в кабинет директора н сказал твердо:
— Мы справимся за месяц, Иван Алексеевич.
Через три дня заводские строители со Шмаглитом во главе явились к Лихачеву со всеми своими расчетами и графиком работ. Лихачев вызвал главного инженера Волкова, Владимирова, Кромберга. Три часа продолжалось обсуждение «с пристрастием». В заключение появился приказ о начале реконструкции цеха ковкого чугуна.
Согласно этому приказу рабочие должны были уйти в месячный отпуск, оставив 30-дневный запас деталей.
Несколько дней спустя в 7 часов утра строители пришли в цех и заполнили его грохотом отбойных молотков.
К вечеру уже наметились очертания котлована. Бежали транспортеры, унося землю. Электрики убирали кабели. Трубопроводчики снимали коммуникации. Конвейеры и механизмы демонтировались. Казалось, все идет как надо.
И все же через две недели случилось то, чего никто не мог предвидеть. Прошли сильные дожди, поднялся уровень подземных вод. Затопило тоннели, и насосы не успевали откачивать воду.
Лихачев был встревожен. Он пришел в цех к Шмаглиту, который не спал уже две ночи, по не жаловался, что было ему свойственно.
— Ну как дела, Цыган? — спросил Лихачев Шмаглита.
Шмаглит начал докладывать обо всем, что произошло, что насосы быстро выходят из строя: «съедает манжеты»; сказал, что очень хорошо бы получить несколько штук метростроевских насосов… «которые песка не боятся».
Лихачев быстро дозвонился до начальника Метростроя и столь же быстро получил его согласие.
— Посылай машины за насосами, — сказал Лихачев и тут же спросил: — Гриша, а ты домой ездил?
— Нет, еще не уезжал.
— Немедленно поезжай.
— Сейчас нельзя! Да вы не беспокойтесь, Иван Алексеевич! Все будет в порядке…
Лихачев только вздохнул. Он уже хорошо знал одну удивительную стойкую черту молодежи — быстроту, риск, самоуверенность.
На заводе было принято сохранять жизнерадостность, не сдаваться, не говорить «не смогу».
Шмаглит вначале, когда обвыкал в коллективе, пробовал спорить, утверждал: «Я не смогу».
Однако вокруг этого «я не смогу» сразу возникал такой набат, что он довольно быстро отвык от этого, и стал говорить в сложных случаях: «Я подумаю». Однажды молодой бригадир сказал Шмаглиту, что срок, данный ему на выполнение задания, слишком мал и он не сможет справиться.
Григорий Захарович тут же снял этого неплохого работника и поставил бригадиром другого.
Случай этот разбирался в партийной организации, и Шмаглит сказал: «Я считал, что его развитие не соответствует социалистическому способу производства». Хотя бригадира, конечно, восстановили на работе, по эти слова, вырвавшиеся совершенно невзначай, были глубоко знаменательны.
Создавались новые производительные силы, и возникали новые производственные отношения менаду людьми — хозяевами завода.
Если внимательно наблюдать, то можно было заметить, что слова «нет» не существовало в обиходе. Ведь человеку не дадут задания, не подумав, сумеет ли он его выполнить.
Лихачев спросил Шмаглита:
— Справишься?.. Он ответил:
— Конечно!
— Подумай хорошенько. Через два часа скажешь?. Если не найдешь решения, придется принимать чрезвычайные меры. Может быть, продлим вам срок!..
— Хорошо, Иван Алексеевич, — сказал Шмаглит. — Мы позвоним вам через два часа.
За эти два часа в цехах завода и бригадах были созваны комсомольские и партийные совещания, совещания стахановцев — строителей, монтажников, арматурщиков. На одно из них были приглашены представители Метро-строя. С их помощью и удалось принять решение. Был предложен новый способ гидроизоляции с последующей «подвеской» здания.
Ровно через два часа Григорий Захарович звонил Лихачеву.
— Иван Алексеевич, мы приняли решение. Все будет сделано… в две недели.
А через десять дней конвейеры, сушильные печи, формовочные машины, вибраторы стояли по местам. Новая литейная ковкого чугуна начала работать.