Лилия и шиповник

Глава тридцатая

Столица Марокко, город Рабат...

Только сейчас мальчишкам открылось в полной мере все великолепие Востока. Дома высотой в два-три этажа, с балконами и верандами, увитые плющом, утопающие в роскоши. Словно бедность осталась за городскими воротами. Даже улочки были вымощены плотно подогнанными каменными плитами.

Отряд продвигался по городу не спеша, чтобы ненароком не налететь на кого-то из многочисленной знати. Шикарные паланкины с занавесями то и дело норовили встать поперек дороги, словно каждый из них — центр Вселенной.

Сотник злился и, будь на то его воля, слуги этих вельмож, переносившие паланкин, получили бы за дерзкую невнимательность по десятку плетей. Но приходилось терпеливо дожидаться, ведь неизвестно, кто скрывается внутри.

Пришлось проехать чуть ли не весь город, пока добрались до дворца султана. Массивные внутренние ворота распахнулись, пропуская всадников.

Широкая дорожка, посыпанная красным песком, вела вглубь великолепного сада, сквозь стройные ряды кипарисов и фруктовых деревьев.

Сотник оставил своих людей у самого входа, а сам повел пленников вперед, давая по пути наставления:

— Наш всемилостивейший не любит, когда ему перечат, так что уж лучше промолчать, чем спорить. Расскажете ему все без утайки, а уж он решит, что с вами делать.

Купол дворца, покрытый глазурью, сиял на солнце, слепил взор. Стены с бойницами и колоннами украшал искусный орнамент, исполненный в виде арабской вязи.

Даже сотник слегка заробел, переступив порог. Подошел статный вельможа, жестом призвал за собой.

Мальчишки шагали вслед за ними, разглядывая стены — такого великолепия они не видали еще. Даже Лувр и Версаль показались Генриху бедняцкими хижинами по сравнению с дворцовыми галереями. Золото, сплошь только золото... Стены, потолок, все в позолоченных орнаментах. А на полу мягкие ковры, бесчисленное множество... Шаг становится бесшумным, невесомым, словно идешь по облаку.

Здесь царило безмолвие и спокойствие, сонное, тягучее...

Раскрылись створки огромных дверей, высотой в три человеческих роста. Вельможа склонился в поясе и произнес:

— Входите, уважаемый Мухаммед Абд аль-Хафид...

Сотник подтолкнул мальчишек перед собой.

Громадный, пустынный зал раскинулся перед ними. На таком поле могли бы с легкостью затеряться два-три гвардейских полка.

И каким странным показалось громогласное эхо, прозвучавшее немедленно:

— Подойдите ближе! Всемилостивейший султан ожидает вас!

Сотник заторопился. Его шаг ускорился, почти превратившись в бег.

Султан Марокко, Абд Ахмед аль-Мансур, восседал на роскошном диване, обшитом алой парчой и золоченой тесьмой. Он был примерно одного возраста с отцом Генриха, слегка рыхловат и полноват. Весь его облик говорил о властном и противоречивом характере.

По обеим сторонам почтительно стояли советники и военачальники, во главе с великим визирем Хасаном ад-Дином Фархади.

Сотник бросился ниц к ногам султана, попутно толкнув в спины Жан-Мишеля и Генриха. Ну а Мбаса и сам понял, что надо сделать.

Впрочем, Генрих вовсе не собирался валяться в пыли, он немедленно выпрямился, скрестив на груди руки. Послышался всеобщий вздох — возмущение вельмож не знало предела. И султан, конечно, не смолчал:

— Поднимись, Мухаммед. Кого ты привел ко мне? Этот мальчишка весьма невежлив. Ты что, не мог продать его по дороге? К чему тащить в мой дворец всякий хлам?

— Прошу простить меня, о великий султан! Я дерзнул подумать, что он будет тебе интересен. Ведь этот мальчик наверняка сын кого-то из европейской знати. Изволь лишь обратить внимание на его тонкие кисти, на его нежную кожу. Это не простой бездельник из нищих, о нет! Расспроси его, о великий! Тебе он не посмеет солгать.

Султан тяжело задышал. Жара донимала даже во дворце, хоть невольники за его спиной и работали вовсю опахалами из павлиньих перьев.

— Прежде ответь мне ты, Мухаммед, как исполнено мое повеление? Все ли должники оплатили свой долг?

— Да, повелитель. Были недовольные, но все они не решились протестовать в открытую. Лишь в одной деревушке, название которой слишком незначительно для твоих ушей, о повелитель, не нашли денег. Вот там я и взял в счет долга этих мальчишек. Они показались мне весьма занятными.

— Превосходно. Позже передашь деньги казначею. Эй, вы, поднимитесь!

Сотник пихнул Жан-Мишеля сапогом и тот резво вскочил. Мбаса не стал дожидаться пинка, поднялся сам. Негритенок опустил глаза, словно понимая, кто он сам, и кто перед ним.

Султан взглянул на этих двоих лишь мельком, а вот Генрих его весьма заинтересовал.

— Назови свое имя! Откуда ты родом, из какой страны? — не дождавшись ответа, султан раздраженно спросил: — Мухаммед, почему он молчит?

— О повелитель, этот мальчишка не понимает наш язык.

— Как же ты с ним общался? Наверное, тумаками и затрещинами? Позвать толмача!

По этому приказу из толпы разряженных советников и вельмож выбежал низенький человечек со сморщенным лицом. Он засеменил к дивану и склонился в низком поклоне перед султаном.

— Спроси, на каком языке он говорит?

Переводчик принялся спрашивать на более всего известных языках и Генрих откликнулся на французскую фразу:

— Я родом из Франции, великий султан. Мое имя — Генрих де... — принц замялся, придумывая на ходу. И чтобы не запутаться в собственной лжи, взял имя погибшего в бою опекуна, — Генрих д’Ориньяк. Мой отец — граф д’Ориньяк. Несколько дней назад мы попали в жестокий шторм, меня вынесло за борт и так я оказался здесь, в вашей стране. Я прошу помочь мне добраться до берегов Франции и мой отец не поскупится, оплачивая мое спасение.

Султан внимательно выслушал переводчика и рассмеялся:

— Ты считаешь, что мне нужны ваши жалкие гроши? Я не так беден, как тебе могло показаться! Я могу сделать сотню таких мальчишек, как ты, из золота и раздарить статуи нищим на рынке! Но оставим это... Итак, ты граф?

— Да, великий султан.

— Это ничего не значит. Ты жив до сих пор лишь потому, что мне пришлась по душе твоя дерзость. Иначе я приказал бы сварить тебя в масле. А еще можно содрать кожу, это тоже весьма занимательно.

У принца слегка задрожали губы, но он взял себя в руки и не отвел глаз.

— У меня на конюшне убирают навоз два испанских гранда, на скотном дворе работает польский князь, а за столом прислуживает мальтийский рыцарь. Они все захвачены мною в сражении и превращены в рабов. Неверный может быть либо рабом, либо... мертвым. Ты что предпочитаешь, мальчик?

Султан перешел на ласковый, елейный тон, но Генрих продолжал надеяться:

— И все же я очень, очень прошу — отправьте меня во Францию. Поверьте, мой отец не пожалеет никаких средств!

— Ты опять про деньги... Надоело! Помолчи немного, я займусь остальными. Эй, Абдалла! Подойди-ка.

К дивану плавно подплыл огромный толстый вельможа с сильно набеленным лицом. Это был Верховный евнух, Абдалла аль Феруджи. Свирепый, хитрый, умный... По сути, он легко мог уничтожить любого, кто встал бы на пути его планов.

— Абдалла, как тебе нравится этот чернокожий? Из него получится великолепный евнух, не так ли? Вот и забирай, в моем гареме он будет весьма кстати.

Абдалла широко ухмыльнулся и схватил Мбасу под локоть. Мальчишка дернулся, но хватка была железной. Генрих не понимал, что происходит, но почуял, что негритенку грозит нечто страшное.

— Куда вы его тащите?! — вскинулся принц и метнулся к другу. Обхватил его за талию и попытался освободить из лап Верховного евнуха. — Отпустите немедленно! Я не позволю!

Султан раскатисто засмеялся, хлопая себя по коленям.

— Тащи, тащи его! Не поддавайся!

Несчастного Мбасу едва не растерзали надвое, но вокруг лишь заливались смехом.

Наконец султан позволил переводчику объяснить, куда вели Мбасу. Генрих мигом понял, какая участь ожидает негритенка. Но сам Мбаса не ведал значение слова «евнух»

— Успокойся, успокойся, граф! Это будет совсем просто — отрежут лишнее, смажут маслом да закопают по пояс в горячий песок пустыни. Через несколько дней все заживет. От этого умирают всего два-три мальчишки из сотни, сущая мелочь! — веселился султан.

И тогда Генрих прибегнул к последнему доводу. Он отпустил Мбасу, вернулся на свое место и проговорил сквозь душившие его слезы:

— Я не граф, великий султан... Я сын короля Франции, принц Генрих...